Текст книги "Безмолвный Крик"

Глава шестая
А вот и Джонни

– Откуда столько репортёров?

– Это самый тупой вопрос, милочка, – сказал Энтони. – Мы сейчас в центре внимания. В нашем городе люди мрут как мухи! Спроси чего получше.

– Хорошо, спрашиваю, – невозмутимо сказала Дафна. – Когда ты наконец заткнёшься?

Последние дни были не из лёгких. Первое – от горожан было уже не отмахнуться историями про полицейское расследование, несчастный случай и убийство по неосторожности, или что там они имели в виду, когда отрицали, что в городе кто-то гасит людей? После того как Карла Мейхема нашли в собственном доме мёртвым, всем стало не до шуток. Хотя будто бы раньше кто-то собирался шутить. Он сидел в кресле с перерезанным горлом. Предварительно, его убили осколком разбитой бутылки. Дружка его, Майка Гудмана, нашли с этим самым осколком в руке рядышком, и он был чертовски пьян, так что пока его держали в участке как главного подозреваемого. Только теперь не все в это верили. Единожды случившееся – совпадение, дважды произошедшее – закономерность.

Пока полиция «не делала объявлений» и «хранила молчание, не разглашая данные прессе», я знала человека, который это сделал.

И понимала, что мне предстоит узнать его ещё ближе.

Никто не запускал нас в школу. Ребята столпились во дворе. Холод кусал за щёки и лип седым туманом к замёрзшим пальцам; промозглое утро выдалось таким, что хотелось спрятаться по самый нос под тёплое одеяло и провести утро в благостной дремоте. Не то что сейчас – стоять в толпе и выдыхать пар изо рта безо всякой надежды на то, чтобы согреться. Любопытных учеников отгоняли от входных дверей, возле которых давал интервью директор школы, Джеймс Деверо.

Я чертыхнулась и запахнула воротник куртки. Дафна рядом тоже сунула руки в карманы и нахохлилась, точно птица. Тони торчал в телефоне. Это было очень плохое, холодное и суетное утро.

Полицейские машины стояли вдоль газонов, блокируя несколько микроавтобусов с логотипами телеканалов. На лужайке было не протолкнуться. Учителя ходили одновременно растерянными и сердитыми, некоторые ученики дурачились и норовили попасть в объективы телекамер, пока операторы их настраивали. Да, в новостных сводках штата Мэн мы точно засветимся.

– Сумасшествие, – фыркнула Дафна и поправила сумку на плече. – Они только устраивают столпотворение и ненужный шум. И зачем?! Следствию это точно не поможет. Так только спугнут убийцу.

– Вчера вечером убили Винса Тейлора, – сказал Энтони. – Мамаша нашла его дома выпотрошенным, как рыбу. Валялся в своей комнате. А Лори Чейз, говорят, свихнулась, потому что болтала с ним по скайпу и видела, как его убивают в прямом эфире. Она теперь в психушке откисает. Не может ни слова связать. Так что не похоже, чтобы этот ублюдок кого-то боялся, тем более – огласки.

– Считаешь, это не повод для шума? Сколько там уже человек он прикончил?

– Убийце это вполне на руку, – не сдавалась Дафна.

– Да с чего? – хмыкнул Тони. – Он, наоборот, должен затаиться, потому что действовать при такой огласке гораздо труднее, чем если бы всё замалчивали.

– А копы и замалчивают. Они говорят, Винсента убили в пьяной драке отчим с дружком. Отчиму тоже досталось. А друга нашли в комнате чертовски пьяным и с ножом.

И так они спорили с утра, каждый настаивая на своём.

Столько смертей. Столько крови на руках. Почему он напал именно на этих людей? Есть ли в цепочке его убийств определённая логика? Наверняка, только я её пока не вижу. Полагаю, как и полиция. Только ему, как и им, выгодно спихивать вину на других – и если я понимаю, зачем это делает убийца, то никак не могу взять в толк, для чего это копам?

Частенько маньяки придерживаются определённого взгляда на то, какой должна быть их жертва. У них есть свой определённый тип. Взять хотя бы Теда Банди: ему перед смертной казнью на дознании называли определённое количество жертв, подсовывали бумаги со списком из тридцати четырёх имён и спрашивали, насколько этот список соответствует действительности. «Добавьте к этим цифрам ещё одну впереди» – заявил им тогда Банди с улыбкой. Намекнув, что количество жертв исчислялось сотнями, всё равно отказался показывать, где лежат тела, – не потому, что боялся справедливого суда. Просто испытывал ревность к тому, что останки увидит кто-то кроме него.

В голове помутилось. Крик – такой же псих? Псих, который стал одержим мной?

Я медленно скользила взглядом от одного человека к другому. В голове бились тяжёлые мысли. Я ощущала странную причастность ко всему, что происходило в Скарборо. Мне было неспокойно. Поёжившись, я подумала: может, предложить маме уехать отсюда?

В толпе я нашла взглядом Дэрила. Он стоял возле бюста городского мецената, Эдриана Мэнсона, одетый в свою полицейскую форму. Активно жестикулируя, он разговаривал со школьным уборщиком, а тот кивал в ответ, опираясь на уличную метлу.

Дэрил! Меня осенило. Вот он-то мне и нужен. Нужно спросить, как движется расследование. Вряд ли он скажет что-то новое, но попытать удачи стоит.

– Ребята. – Я коснулась плеча Тони. – Я отойду на минуту, о’кей? Не ждите меня. Встретимся на занятиях.

– Только не опаздывай, помни про грымзу Броуди, – сказал он и снова повернулся к Дафне. – Не сравнивай школьных стрелков и серийника…

Пробиться через такую толпу – очень неблагодарное занятие. Школьники топтались на месте или лезли куда ни попадя. Полиция их активно разгоняла, они не менее активно мешали или слонялись по лужайке. На лицах некоторых я видела кривые улыбки: странная реакция на смерти одноклассников, но что с них взять? Многие – дураки дураками: пытаются заглянуть в объективы, обсуждают убийства и сколачиваются в шумные воробьиные стайки. Кругом слышны голоса и смех.

До Дэрила оставалось шагов десять, как ко мне подошёл Стив.

– Привет, – он хмуро поглядел вбок, – ну и денёк, верно? Сумасшедший дом на выезде.

На нём была синяя куртка футбольной команды старшей школы Скарборо: эмблема – рычащая красная пума – таращила с его широкого плеча янтарно-жёлтые глаза. Стив был на целую голову меня выше и значительно крупнее, так что пришлось поднять подбородок, разговаривая с ним.

Крик тоже высок и крепко сложён. Я задумчиво окинула Стива взглядом. Убийцу можно легко принять за спортсмена: да хотя бы за того же игрока в американский футбол. От этой мысли холодный пот пробрал до загривка. У них похожая комплекция. Так что, теперь мне пугаться всех рослых парней?

– Лесли? – мягко позвал Стив. – Ты как, в порядке? Слышал, ты была на вечеринке у Карла.

– О да. – Я скривила рот. – Лучше бы не ездила. Отстой. И хозяин в конце провожать не вышел.

Стив с упрёком вздохнул. Что поделать, когда я нервничаю, то шучу, и иногда – не в тему и не к месту.

– Прости. Ты дружил с Карлом?

– Он был нормальным парнем. – Стив задумался. – Знаешь, жалко, что мы там не встретились.

– Где?

– Ну, на его вечеринке. Я там тоже был. Если бы видел тебя, обязательно бы подошёл.

– О, ясно.

Тогда, быть может, тебя уже не было бы в живых. Стив заметно смутился, провёл рукой по волосам. За его спиной женщина-репортёр безуспешно пыталась выгнать из кадра кривляющегося старшеклассника: тогда рослый полицейский прихватил его за шкирку и силой отвёл в сторону.

– Мы с ним с детства дружили, – растерянно прибавил Стив. – Пару дней назад обсуждали выходные. Хотели съездить к побережью. Знаешь, какие там волны? – Он вздохнул. – А теперь всё к дьяволу. Ты понимаешь, что здесь происходит?

– Всегда кто-то кого-то убивает. – Я мельком взглянула ему за плечо, надеясь, что Дэрил никуда не уйдёт. – Такое постоянно случается в Чикаго. Но, верно, не здесь.

– На самом деле, у нас было много всякого дерьма в Скарборо, – поморщился Стив. – Но не такого, как сейчас. Ты вообще веришь в то, что говорят копы? – Он понизил голос.

Я торопливо покачала головой:

– Понятия не имею. Послушай, мне нужно идти. Извинишь меня?

– О, конечно.

– Встретимся потом, ладно?

Это вряд ли. Мы с ним вращаемся в разных компаниях, и не то чтобы его друзья лучше моих, но нам просто не о чем говорить друг с другом.

– Без проблем.

Я прошла мимо и не обернулась, хотя чувствовала: он смотрел мне в спину. По счастью, Дэрил был на своём месте и всё ещё говорил с уборщиком. Я разобрала пару фраз:

– …прибраться сегодня, как вчера. Старик Пибоди до сих пор на больничном, так что я оформлю лист вызова: как полагается, протабелируем тебя.

– Спасибо. Д… деньги сейчас лишними н-не будут. Да и в участке как-то спокойнее работать, п-пока вся эта история не прекратится. – Уборщик сильно заикался и смущённо переминался с ноги на ногу.

Я остановилась чуть поодаль и уставилась в экран смартфона, стараясь делать вид, что не подслушиваю.

– О’кей. Тогда ждём к пяти. В обезьяннике надо здорово помыть: поместили туда одного парня, он не из чистюль.

– Хорошо.

Мужчины пожали друг другу руки и разошлись: тогда-то офицер Валорски меня и заметил.

– А, Лесли. – Он устало потёр переносицу и медленно направился ко мне. – Боже, ну и утречко, да? Как ты спишь после того случая, ничего?

– Кошмары. Что днём, что ночью. А ты как?

– Спать было некогда, – невесело усмехнулся он.

Я покосилась на мятый воротничок форменной рубашки и взлохмаченные чёрные волосы.

– Дэрил, я хотела спросить.

Он вопросительно вскинул брови. И как начать такой разговор? «Начни с начала», как было в книжке про Алису. Я сейчас и сама словно в страну чудес попала. Жутких и необъяснимых.

– Есть ли какие-то новости о расследовании?

– Лесли… – Он положил руку мне на плечо и сжал пальцы. А потом и челюсти тоже сжал. Из дружелюбного его лицо обрело недоброе выражение. – Дело ведётся, из Огасты вызвали следователя. По предварительным показаниям двух свидетелей мы составили примерный фоторобот подозреваемого, и, чёрт возьми, под это описание много кто подходит – даже я сам, потому что во мне явно больше пяти футов и я тренируюсь каждые три дня в зале. А ещё у нас маловато свидетелей. И мы полагаем, что эти убийства совершил далеко не один человек, понимаешь?

– Да.

Он показался мне нервным и раздражённым. Я постаралась списать это на усталость.

– Слишком много работы, прости. И я не спал двое или трое суток, не помню толком. Но сегодня вам наверняка объявят о решении властей ограничить передвижение по городу после двадцати одного часа без сопровождения взрослых.

– Какой смысл устраивать комендантский час, если убийца вламывается к людям в дома? – резонно возразила я.

– Мы не говорим, что это был один конкретный человек…

Вдруг его прервал громкий вскрик.

Мы повернули головы и замерли: метрах в двадцати стайка девчонок кинулась врассыпную от парня, натянувшего рваный балахон и белую маску, один в один ту, что у себя на вечеринке раздавал Карл. Он метнулся к ребятам из зарослей боярышника, растущего возле школы, решив напугать, но сделал это очевидно зря и явно не ожидал увидеть столько полиции. Двое полицейских мигом скрутили недотёпу и увели прочь, сорвав с него маску, – хотя он вырывался и возмущённо кричал:

– Это всего лишь шутка! Правда, я пошутил! Честно!

Все вокруг заметно притихли.

– За такие шутки будут спрашивать строго, – заметил вслух Дэрил и пробормотал. – Дети. Детки. Детишки, чёрт бы вас побрал…

* * *

Мисс Бишоп, учительница физкультуры, зашла в женскую раздевалку без стука. Был уже четвёртый час: день выдался непростым, даже если бы под ногами не крутились полицейские и репортёры.

Подтянутая и смуглая, лет тридцати пяти, она выглядела куда моложе и вполне могла бы сойти за старшеклассницу или студентку, если бы не строгое выражение лица. Мускулистые ноги были обтянуты белыми шортами, на груди лежал серебряный свисток – приз за второе место в троеборье, завоёванный, ещё когда она сама училась в школе.

– Девочки, внимание! Заберите листы с результатами забега, – объявила она и приколола кнопкой стопку разноцветных бумажек на доску объявлений. Школьницы почти не слышали мисс Бишоп, и она неодобрительно покачала головой, а потом вышла. Им уже не до оценок, лишь бы поскорее убраться отсюда.

Пшиканье дезодорантов, смех и шуточки, скрип кроссовок по полу и громкие хлопки железных дверок железных же шкафчиков. Девчонки переодевались после душа: во влажном воздухе повис пар. Тут и там мелькали белые и разноцветные трусики и лифчики. Школьницы натягивали одежду и обувь, сушили волосы школьными старыми фенами, но не торопились покидать раздевалку: вовсю крутились возле зеркал, расчёсывались и болтали, а выходили только стайками.

Над Джесси Пайнс как всегда смеялись: сегодня она споткнулась о собственные шнурки и неуклюже повалилась на футбольное поле с дорожки для бега. Теперь же пыталась замыть следы травы с далеко не белой и совсем не свежей футболки. Под мышками желтели пятна от едкого девичьего пота. Лицо, напротив, было алым, как морской бакен.

– Она подумала, что впишется в команду футболистов, – насмешливо сказала Челси Чейз.

– Она подумала, что поле – это пастбище, – добавила Морин Строуд из группы чирлидеров. – Коровье пастбище.

– Точно, точно!

Джесс и такие же неудачники, как Джесс, выводили её из себя.

Нельзя быть такой тупой. Такой неуклюжей. Такой тихой нюней и размазнёй, верно? А если ты такая – терпи или меняйся.

На Морин с неодобрением посмотрела новенькая, Лесли Клайд. У неё была смуглая, изящного костяного оттенка кожа и волосы цвета горького шоколада. Она здорово бегала, хорошо играла в мяч. К ней было не прикопаться. Морин заметила этот взгляд, когда Лесли выворачивала рубашку с изнанки, и молча отвернулась. Она, на первый взгляд, была такая же, как Морин, и Прюденс, и Хлоя, и много кто ещё из старшеклассниц. Нормальная. И Морин обошла её своим вниманием. Она уже выбрала добычу.

В Джесси полетела трубочка от пакетика с соком.

Джесс опустила голову ниже и насупилась, продолжая тереть, тереть, тереть свою футболку. Прыщавая спина – вся в красной мелкой сыпи – собиралась двумя складками над лифчиком. Она была не полной, но рыхлой и белой, как сахар, мука или сдоба.

– Эй, Джесс! – бросила Кэти Хигглз. Она уже оделась и собирала волосы в высокий хвост. – Из-за тебя я продула забег, слышишь?

– Угу.

– Не «угу», а какого дьявола ты крутилась у меня под ногами?

– Она не крутилась, – возразила Челси. – Просто встала поперёк дороги. Да её было не обойти!

Джесси ничего не сказала, потому что дельного на этот счёт сказать было нечего. Она впрямь плелась вдоль поля и мешала всем бегуньям.

– Сегодня ты себя превзошла.

– Чего ты там возишься?

– Боже, она всегда такая тугая?

– Земля вызывает Джесси! Очнись, корова! Му-у-у!

Джесси молчала, потому что она чувствовала, что в чём-то они были правы. И низко уткнулась в свою футболку, сковыривая с неё остатки грязи.

– Это отвратительно, – тихо поделилась Лесли с Дафной. – За что её задирают?

Дафна тяжело вздохнула, натянула узкие джинсы и, вжикнув молнией, задумалась, в какой момент девчонки из школы и даже она сама травили Джесси Пайнс.

Лесли здесь совсем недавно: она классная, но чужая, и ей не понять таких вещей. Во-первых, потому, что красивым спортивным девчонкам без проблем с мальчишками и популярностью никогда не понять тех, кто находится в третьем эшелоне. И во‑вторых, у неё нет нужных воспоминаний и историй, которые связывали класс… и в то же время разделяли его на группы: группы крутых, ботаников, спортсменов, неудачников, отличниц. А в конечном счёте тех, с кем общались, и тех, над кем смеялись.

Джесси прославилась ещё в пятом классе, когда написала любовное письмо Джонни Палмеру, а он сказал, что от неё воняет пόтом. Что сказать, Джонни был дурак, но пόтом от Джесс и впрямь здорово разило, особенно после быстрого бега на занятиях физкультурой. Ещё она жила с дедушкой в старом одноэтажном доме, там водились крысы, и она одевалась в какой-то отстой, словно вещи брала у матери или бабушки. Джесси была из небогатой семьи. Дворик у неё был огорожен сетчатым забором, в конуре у крыльца спал старый дворовый пёс Доджер, а ещё она снимала закаты, рассветы и прочую романтичную лабуду на свой старенький отцовский Кэнон. Дедуля или говорил ей иногда, какая она славная девочка, или спал.

Джесс про себя всё понимала.

Такие, как она, существовали, чтоб их клевать. А когда клюёшь неудачника, поневоле сам себя неудачником не считаешь. Закон жизни? Почему бы и нет.

– За что задирают? – медленно повторила Дафна и пожала плечами. – Да просто так.

Джесс быстро собрала вещи в сумку. Она не стала принимать душ и неуклюже вышла из раздевалки. Стоять голой перед этими девушками под душевой лейкой, чтоб на неё пялились, не хотела. Опять они будут смеяться: эта потная, смешная, очкастая Джесс-лишний-вес. Она скривила губы от обиды, но быстро с ней справилась. Она ничего с собой поделать не могла и уже ко всему привыкла. Ну почти.

Невозможно стать за день, неделю, месяц или год другим человеком, как это показывают в любимых фильмах Джесси. Это только там из замарашек делают принцесс и сразу к ним все относятся как к принцессам. Так это не работает. Джесси ли об этом не знать. В прошлом году она накопила денег и на рождественский бал купила красивое платье. Упаковала в него своё бесформенное подростковое тело, как в колбасную обёртку. Сходила в парикмахерскую, куда ходят все крутые девчонки вроде той же Морин. Ей навили кудрей. Сделали маникюр. Она думала, что придёт на бал королевой, но девчонки подняли её на смех, затащили в туалет и смыли косметику под раковиной. Джесси простояла три часа у чашки с пуншем, надеясь, что её позовут танцевать. В красивом платье у неё очень потели спина и подмышки. Лицо после холодной воды стало пунцовым.

Джесси вышла в пустой школьный коридор. Почти все ученики разошлись по домам: те, кто остался, были либо в библиотеке, либо на дополнительных занятиях. В школе стояла поразительная тишина.

Джесси шла вдоль стены, сутуля плечи. Она не любила школу, но и домой не торопилась. Всё было ей чуждо, нигде она не чувствовала себя на своём месте. Она любила ходить по одной и той же дороге от школы до дома и за те два часа, что петляла по улицам в обход, проживала в фантазиях совсем другую жизнь. Жизнь увлекательную, интересную и стоящую. Джесси там была совсем другой. Её и звали по-особенному – Джессикой. Там, в мечтах, у неё были друзья и приключения. Самые разные.

Она плелась мимо мужской раздевалки, погрузившись в мысли. И остановилась, потому что из них её грубо вырвали, ну почти за шкирку. Она услышала, и очень ясно, что в раздевалке, за полуприкрытой дверью, была драка.

Здравый смысл подсказывал двигать прямо до дома, в свою страну грёз. Врубить музыку на полную громкость. Отгородиться от глухих ударов и чьих-то тихих стонов. Но вместо этого Джесси убрала рукой назад жидкие русые волосы, слипшиеся на потном лбу, и вслушалась ещё.

– Грёбаный ублюдок. Ты здесь никто. Какого чёрта лезешь не в своё дело?

За дверью кто-то кого-то колотил.

– Тебе нужны проблемы, а? Нужны проблемы, ублюдок?! У тебя будут проблемы!

– Тихо!

И наступила тишина. Джесси подошла ближе к двери и прислонилась к ней ухом, чтобы расслышать голос. Он показался ей знакомым.

– Ты серьёзно думаешь, что я буду терпеть в этом городе такую гниду, как ты?

Джесс вздрогнула и закусила сухую, с корочкой кожи, губу. О, она узнала того, кто говорил: это Джонни Палмер. Во рту стало до противного кисло. Она вздрогнула и затаилась, почти вжимаясь в откос плечом.

– Это твоя работа – прибирать за нами дерьмо.

– Греби и не замарайся.

– И не вякай.

Парни рассмеялись. Но сквозь их смех появился кто-то четвёртый. Джесс узнала и этот низкий заикающийся голос.

– Я буду в‑вякать. П-потому что н-надо же из вас д-делать людей хоть кому-то, раз родителям вы на… – тяжёлый вздох, точно слова он выдавливал с трудом, – на хрен не сдались.

И снова удар. В кого-то глухо впечатался кулак. Потом ещё раз. Снова и снова. Джесс услышала стон.

Она закусила губу и робко шагнула назад. Бежать за охраной или уйти? Не сделать ничего или позвать помощь? Джесси впервые видела, чтобы ученики, сколотившись стайкой, избивали школьного сотрудника. Это было настолько странно, страшно и неправильно, что она поёжилась и сжала плечи. Но первой мыслью было всё равно другое. А что будет с Джонни?

Его накажут? Исключат? А если он узнает, что это Джесси настучала руководству, что тогда? Нет, правильный вопрос – насколько невыносимой он сделает её жизнь?

У неё вспотели ладони: она вонзила в них коротко обрезанные ногти, пока не стало больно, и плотно сжала руки в кулаки, слушая, как за прикрытой дверью несколько человек старательно отделывают одного.

– Нищеброд!

– Сука…

– Ублюдок долбаный.

– Сам напросился!

– Дерись!

– Я не буду, – устало ответил человек. – Это б-бесполезно. В вас не в‑вколотишь ни г-грамма ума.

– Тогда заткнись. И жри дерьмо!

– Жри сам, П-палмер.

После особенно громкого удара что-то грохнуло: тогда Джесси расхрабрилась, хотя угри на лице от этого раскраснелись сильнее обычного. Она подошла ближе и всмотрелась в узкую полоску двери.

Всё, чего она боялась, оказалось правдой.

Один из парней, Чед Лоуренс (каштановые волосы и злые зелёные глаза – Джесси помнила его по классу литературы), держал за шиворот школьного уборщика. Капюшон с него уже сорвали. Другой рукой Чед обхватил его поперёк груди так, что не вырвешься, даже если очень захочешь.

Джесси взглянула на мистера Крейна и побледнела ещё больше от вида крови; лицо у него было разбито: над бровью багровела ссадина, на смуглой скуле вот-вот расцветёт лилово-фиолетовый синяк, верхняя губа тоже была раскровлена.

Он смотрел на парней затравленным, быстрым, беспокойным взглядом. Как всякий человек, предчувствовавший, что его вот-вот поколотят, напрягся всем телом – и вовремя.

Джонни Палмер громко сказал:

– Тебе здесь не рады, маскот.

И мощно ударил Крейна коленом в живот. Высокий и плечистый, пусть и не такой здоровый, как друзья, а куда более худощавый, он тем не менее долго ходил на джиу-джитсу и играл в американский футбол за школьную команду. Он точно знал, как и куда бить, особенно если жертва не сопротивлялась. В ответ он услышал лишь сдавленный выдох через стиснутые зубы. Ещё два коротких удара – и Крейн уже не вздыхал, а тихо простонал:

– Хватит.

– Реально, хорош, – сказал кто-то сбоку.

– Может, ты и прав. Это дерьмо большего не стоит.

Джесси не знала, что у зеркал стоял Стив Мейхью. Он смотрел в яркий экран смартфона и делал вид, что всё это его не касается. Джонни ничего не ответил. Он выпрямился и опустил кулаки. А здорово он отделал этого говнюка Крейна! У того с губы протянулась нитка кровавой слюны. Во рту тоже было солоно. Джонни опустил руки, подумав сперва, что с красного ублюдка вполне хватит, особенно на первый раз. Но Крейн открыл свою вонючую пасть и процедил:

– Главное д-дерьмо стоит прямо передо мной. Маменькины сыночки. – Он сощурился. – Смешно. Трое на того, кто не может вам ответить.

Он не договорил. Если прежде Чед держал его, чтобы Джонни было удобно бить, то теперь со всей силы швырнул Крейна лицом и грудью на старые железные шкафчики. Тот едва притормозил падение, ухватившись за острый металлический край дверцы рукой – но не удержался и ударился головой и плечом. Из рассечённого о решётку вентиляции лба потекла тоненькая струйка крови. Он согнулся пополам и схватился за лицо. Ребята расхохотались, но ему было не до смеха. Придётся накладывать на рану швы.

И тогда случилось то, чего Джесси так боялась. Взволновавшись, она слишком налегла на дверь ладонями. Та поддалась, и Джесси самым дурацким образом ввалилась в раздевалку прямо на пол.

Крейн медленно убрал руку от лица и искоса посмотрел на неё узкими индейскими глазами.

– О-хо-хо, смотрите, кто сюда пожаловал! – рассмеялся Чед.

– Мать вашу, – выругался Джонни и резко повернулся к Стиву. – Я просил тебя быть на стрёме?!

– Придурок, я просто жду, когда ты выпустишь пар, – холодно ответил тот. – Я в этом не участвую.

Однако обоих заткнул странный недобрый смех. Джесси, вжав голову в плечи, застыла в руке у Чеда: он легко поднял её на ноги и подтащил ближе к Палмеру.

Смеялся Крейн. Он упёрся в колено рукой, пачкая кровью спортивные штаны. Поправил чёрную короткую шапку на голове.

– Уже участвуешь, п-парень, – усмехнулся он, выпрямился и широко вытер рукавом толстовки лицо. – Не д-думай, что останешься чистеньким.

А после с громким стальным грохотом захлопнул шкафчик. На дверце с внутренней стороны был старый выцветший постер с голой моделью из «Плэйбоя», которая осталась висеть, точно картина в «Метрополитен», чёрт знает с каких времён.

– Это так и называется, д-детки: соучастие, – добавил Крейн.

– Завались! – огрызнулся Джонни.

Четвёртый парень, Джек МакГрубер, короткостриженый брюнет с круглым лицом, молча достал перочинный нож из кармана. Лезвие блеснуло в длинных пальцах. И он показал им на Джесси. Напуганную, шмыгнувшую носом, потную, ту самую – неудачницу Джесси. Она по-овечьи жалобно смотрела по сторонам, впав в ступор.

Смуглое лицо Крейна вытянулось, когда он увидел у Джека нож. Он дёрнулся вперёд так, что резиновые подошвы кед громко скрипнули по полу. Чед и Джонни мигом толкнули его назад, и он ударился спиной о шкафчики, но тут же выпрямился. Исподлобья поглядел на учеников, сжав кулаки. Что-то в нём изменилось, но что, ребята пока не знали.

– Пусть уйдёт отсюда, – тихо сказал Крейн.

– Да ну? А то что ты нам сделаешь, Тонто? [10]10
    Тонто – индеец и спутник Одинокого рейнджера в американских вестернах.


[Закрыть] – улыбнулся Палмер.

Крейн мотнул головой.

– Ты не п-понимаешь, во что ввязываешься.

– Заткнись!

Джонни с фирменной улыбкой, от которой пробирало холодом многих ребят в старшей школе, навис над Джесси. Эта улыбка обещала большие проблемы. Русые волосы, почти того же сероватого мышиного оттенка, что у неё самой, упали ему на глаза, и вдруг ей показалось, что они невероятно друг на друга похожи. От этого открытия она остолбенела.

– Ну что, Джесси-гёрл. – Он прищурил зелёные глаза, чмокнул красивыми пухлыми губами, словно собаке.

Она опустила взгляд. По плечам пробежала дрожь. Джесси сама себя кляла, но…

…но Джонни нравился ей, хотя она понимала, что он запросто может поколотить её. Прямо сейчас.

– Что же ты здесь забыла? Шла мимо? Так и иди себе дальше.

Он поднял руку и медленно отвёл прядь от её лица, нарочито заботливо заправив за ухо. Джесс громко сглотнула. Она не смогла бы ответить, даже порази её громом и молниями. Джонни требовательно протянул руку к друзьям, и тотчас Джек, его подельник во многих делишках, Джек, с которым они не раз в детстве топили котят и царапали машины на парковках, да и много чего вообще пережили, уверенно вложил в его ладонь сложенный нож. Игры кончились. И все в раздевалке это сразу поняли.

Тихо чиркнув, из костяной коричневой складной ручки показалось серебристое лезвие. Это был второй нож, и у Крейна краска схлынула с лица. Джонни с улыбкой провёл лезвием по собственной скуле, словно собирался побриться. Он посмотрел поверх головы Джесси в лицо Крейну. Затем крепко стиснул локоть Джесси. Та замерла в его руке и только жалобно моргнула, когда он приложил нож к её шее. Джесси совсем стихла, не стало слышно даже дыхания.

– Да что вы творите, ч-чёрт бы вас побрал! – выкрикнул Крейн.

Он рванул вперёд, но его снова грубо толкнули в грудь. К Чеду медленно подошёл Джек. Они встали стеной между Крейном и Джесси, прекрасно зная, что побьют его прямо сейчас – неважно, будет он нарываться или нет.

Крейн молча выпрямился, отошёл от шкафчиков и оценивающе посмотрел на обоих парней. Они насмешливо глядели на него в ответ. Да что он может, красный скин. Ничего не может. Тем более врезать им. Если он так сделает, с ним будет кончено: они его упекут куда следует.

Они были так в этом уверены, что почти опешили, когда Крейн быстро врезал Джеку в плечо и отступил, уклонившись от ответного неловкого взмаха рукой. Джек удивлённо расширил глаза. Потёр плечо. Чед неуверенно посмотрел на него: он был более трусоват.

МакГрубер и Крейн оценили друг друга долгими взглядами – а затем Джек попытался ударить противника в нос. Тот коротко отбил кулак в сторону, сжал запястье в захват и вывернул Джеку руку. Крейн не отпустил, даже когда тот вскрикнул:

– Больно, сукин сын!

– Н-ничего, мне тоже было н-неприятно, – пробормотал Крейн и заломил руку Джеку за спину.

– Ах ты дьявол!..

Чед поспешил другу на помощь, но получил хорошего пинка ногой в живот и согнулся, обрушивая на индейца поток ругани. Стоило ему это сделать, как Крейн, удерживая Джека за вывернутую руку – и повернув его спиной к себе, – сильно врезал согнувшемуся Чеду коленом в подбородок. Тот болезненно замычал, хватаясь за лицо и сплёвывая в сторону, а потом, покачиваясь, отошёл к шкафчику:

– Ты мне зуб выбил, урод!

Крейн не ответил на это абсолютно ничего, но с явным удовольствием, выпятив нижнюю челюсть вперёд, выворачивал руку Джеку всё сильнее и сильнее. У того глаза налились кровью, от боли он едва дышал. И только когда крикнул: «Сдаюсь, отпусти!», Крейн отшвырнул его от себя. Джек упал на скамейку и согнулся от боли, баюкая побагровевшую руку.

– Ну, д-детки, теперь поговорим п-по-другому, – сказал Крейн всем, но особенно – Джонни Палмеру. – Убери нож, П-палмер. Д-директор узнает, что здесь произошло.

– А что он узнает? – хмыкнул Джонни и прищурился, презрительно глядя на него. – Мы же скажем всё как было, да, Джесси-гёрл? – Лезвие легонько пощекотало её кожу, девушка робко сжалась. – Мы же знаем всю правду, верно?

Крейн сощурился и дёрнул верхней разбитой губой. Затем быстро утёр кровь рукавом толстовки.

– О чём ты?

– Ну, видишь ли. – Джонни улыбнулся. – Мы расскажем, как один необразованный мешок с дерьмом зашёл в нашу раздевалку и начал приставать к Чеду и ко мне. Так ведь? Потому что у него есть причина. Прикинь, какая, Джесси-гёрл? Он грёбаный гомик. Потому что любит следить за парнями в душе. Ты наяриваешь на них, ведь так?

– Д-да ты ублюдок, – с ненавистью сказал Крейн. – Ты больной. По тебе психушка плачет.

– Ага, точно. Да тебя можно легко засадить, стоит пожаловаться куда следует. Как думаешь, проверят мои слова или нет? Теперь даже хочется сделать это нарочно. Скажем, что ты извращенец. Или вор. Что ты воруешь из шкафчиков, нищеброд. Давай мы обыщем тебя.

Джонни больно стиснул плечо Джесс рукой, привлёк её к себе и прижал к груди. Под белой футболкой бешено билось его сердце. Отдавалось ударами через всю Джесси. Он опустил на неё глаза, убрал нож и медленно улыбнулся.

– Джонни, – медленно протянул Стив и отлип от стены. – Слушай. Не переходи черту.

– Ты её с нами перешёл, когда здесь остался, Стю, – поморщился Джонни. – Ты грёбаный трус.