Текст книги "Нигиль"

12

Разговор с господином Куренкохом дал немного. Во всяком случае, из его жалостливых слов нельзя было узнать ничего о «Детях Нижнего города».

– Вы случайно не слышали о Гойере Мойере? – спросил Нолль. – Его еще называют Никем. Может быть, до вас доходили какие-то слухи?

Господин Куренкох, усердно разбиравшийся с купленным Ноллем самогоном, изобразил удивление. Чтобы он вдруг не сбежал, Нолль решил сменить тему. И вскоре он уже выслушивал исповедь Куренкоха о нелегкой жизни в Нижнем городе. По крайней мере, в одном вопросе он был большой специалист.

– Бывает, что словишь дюжину крыс, – вспоминал тот в приступе неожиданной ностальгии, – сваришь их в котелке – вот и обед уже есть на несколько дней! А тут что? За все платить надобно.

Нолль кивал, наполняя его стакан.

– А в день перед полнолунием приходят жрецы, отдаешь им мешок крысиных хвостов, так они тебе – одежду какую, спиртное… Добрые люди – у них, если правильно попросить, всякое достать можно.

– Так у церковников тут, выходит, особые права, раз они вниз спускаются? А как же крысы?

– Да какое! – проговорился господин Куренкох. – Крысы тут ни при чем! Ворота закрыли давным-давно, потому что жизнь пошла беспокойная. На улицах волнения, а бывало, что и постреливали. Тоже, кстати, жрецы замешаны. Хочешь – оружие принесут за хвосты. Ну, я сам не знаю, но слышал.

«Вот оно что, – подумал Нолль. – Любопытно».

– А с чего вдруг нижние стали просить у жрецов оружие?

Господин Куренкох пожал плечами. Взгляд у него уже был стеклянный.

– Это я точно не знаю. Но недовольство росло в последние годы. В этот Нигиль-то первой очередью наших, нижних, и забирают.

Когда все было выпито, господин Куренкох вдруг схватил номер «Молчского вестника», лежавшего на столе, и взмолился:

– Прочтите вот то, про меня! Прошу, господин.

– Вы что, сами еще не читали?

– Я правда умею! – смутился мужчина. – Только иногда на меня что-то находит, и вдруг начинаю читать по складам. Дочту одну строчку – и забываю, что там было в начале. Прошу!

И Нолль дважды прочитал ту цитату, что была приписана Куренкоху: «Бой с врагами нашего города ведется не только на Нигильских полях, но и в каждом доме, на каждой улице! Мы ветераны невидимого фронта».

Тот с восхищением слушал, а потом какое-то время молчал.

– Это я так красиво сказал? – спросил он наконец и улыбнулся от гордости.

Прощаясь, Нолль сунул ему три сотни генн. Господин Куренкох еще помялся, повздыхал – и вдруг решился:

– Благодарю! Только ведь это все на супругу уйдет. Она платье хотела, знаете, такое, как там, наверху. Хоть раз в жизни можно себе позволить…

Тут Нолль его перебил. Он успел устать от этих намеков.

– Берите, вот двести – лично для вас. – Иной добавил еще две банкноты. – Спрячьте только получше… от вашей супруги.

Куренкох просиял. Когда перед ним захлопнулась дверь, он еще долго причитал за порогом, не решаясь уйти:

– Добрый Бог из Монолита, упаси достойного господина от всякой гадости: от переднего края, от молчской беды, от нужды и от хвори! Пусть вши его кусают не больно, а нога его никогда не ступит на дно нищенской ямы…

13

Ранним вечером Нолль, надев дешевое, купленное в переулке пальто, вышел на улицу. Во внутреннем кармане был спрятан заряженный револьвер. Итак. «Приходите на собрания в красный дом в Сыром переулке, что рядом с кладбищем в тени Монолита. Каждый четверг, в восемь часов».

«Красный дом» в тени Монолита, где собирались молчские революционеры, удалось отыскать не сразу. Хотя бы потому, что дом в действительности не был красным. Поплутав вокруг кладбищенской ограды, Нолль вдруг заметил на углу молодого человека. Тот, будто бы выплыв из сумрака, чиркнул спичкой и прикурил трубку. Как видно, он подавал Ноллю знак. Дощатая стена, у которой он стоял, была не крашеной, только поросшей с одного угла красной плесенью. «Довольно хитро», – отметил Нолль.

– Вы кого-нибудь ищете? – поинтересовался молодой человек.

– Нет, – сказал Нолль и, подумав, добавил: – Никого.

Тот быстро кивнул.

– Идемте.

Двухэтажный дом под номером шесть в Сыром переулке снаружи казался заброшенным, лишь в окнах верхнего этажа – со стороны задворка – мерцал огонек. Вслед за молодым человеком Нолль вошел внутрь с заднего входа. Расстегнув пару пуговиц на пальто, сунул руку в карман и нащупал рукоять револьвера. В зале на первом этаже было темно, но в углу, у заколоченных окон, угадывался изломанный силуэт печатного станка. Пахло краской.

Провожатый направился по скрипящим дощатым ступеням наверх – к полосе света, выползающей из приоткрытой двери. Нолль не отставал. Оттуда уже доносился чей-то оживленный, но шепчущий спор.

– Нет уж, простите, я сегодня пришел попрощаться. Гайда и Винне забрали вчера посреди бела дня!

– Ты сам, что ли, видел?

– Нет, встретился в магазине с матерью Гайда. Влепила мне пощечину… Ну, она думает, это я его к вам привел.

– И что там с Гайдом?

– Как что? Их обоих теперь отправят в Нигиль. А вы как думали?

– Брешешь, Герро. Брешешь!

– С чего ему врать? Я вот слышала, в этот раз отправили одного из Среднего города. Так что все может быть.

– Да ладно! Кого? Из наших?

– Вроде нет…

– Тсс! Заткнитесь! Еще кто-то идет!

Провожавший Нолля молодой человек открыл дверь, заглянул внутрь, быстро кивнул и, пропустив Нолля внутрь, опять пошел вниз. Присутствующие – пять молодых людей и две девушки – тут же смолкли и косо уставились на вошедшего Иноя. Половине из них на вид не было и двадцати.

Зал был совсем небольшой. Окна неплотно задернуты занавеской; на стене в глубине помещения, за конторкой, висели плакаты с кричащими лозунгами. Повсюду, на полу и вокруг конторки, были свалены книги, знакомые прокламации и еще какие-то бумаги, написанные от руки. Нолль убрал пальцы с рукояти револьвера.

– А вы… – проронил кудрявый парень, стоявший у дальней стены.

– Я пришел по листовке, – ответил Иной коротко.

Опять переглянулись.

– Если никто нам не нужен, то кто же нам нужен? – тихо спросила девушка в мужском костюме, сидевшая на полу.

– Никто, – отозвался Нолль.

Молодые люди немного расслабились. Только невысокий плечистый парень с бородкой шепнул:

– Может, он из полиции. Или из тех… серых.

Нолль сделал вид, что не слышал. Он еще стоял у двери и с деланым безразличием оглядывал собравшихся. Все были у него на виду.

– Брось, Герро! – сказал кудрявый парень и выдавил нервный смешок. – Нельзя быть таким подозрительным!

Он подошел к Ноллю и всучил ему бумагу, написанную старательным убористым почерком.

– Собрание скоро начнется. Пока почитайте. Это памятка для членов кружка.

Когда Монолит задрожал, все замолчали, выжидательно посматривая на Нолля. Памятка была написана с ошибками. К тому моменту, как Иной пробежал глазами все девять пунктов, касающихся проведения собрания, стальной грохот вдалеке стих.

– Ну как? – вдруг спросил кудрявый парень.

– Что «ну как»? – отозвался Нолль.

Должно быть, выражение его лица говорило само за себя. Девушка в мужском костюме вдруг скривилась от смеха.

– Отстань от него, Гирт! Посмотри, он не хочет тебя обижать.

– Заткнись, Анне! – разозлился кудрявый парень и отошел в дальний угол.

– Ту листовку тоже вы написали? – спросил Нолль, посмотрев ему вслед. Хотя уже знал, что это не так.

– Нет, конечно же нет! – быстро сказала вторая девушка – с длинной косой. – Это все Сив. Сив все устроил.

– Где же, кстати, наш Святоша? – буркнул Гирт. – Что-то его вторую неделю не видно.

– Ты и сам знаешь, что Сиву приходится торчать в церкви, чтобы не вызывать подозрений. В это полнолуние он опять пойдет с братьями в Нижний город и получит новые указания от Никого.

«Вот оно, – подумал Нолль. – Наконец-то какой-то след».

– Так этот Сив… он вроде церковник? – спросил он, когда все замолчали.

– Разумеется нет, – сказала девушка с длинной косой и вдруг вздохнула. – Его полное имя – Сиввин герр-Нодрак.

– Ага, – вставил Гирт, – только теперь уже просто Сив. «Тот, кто завтра проторчит весь день у церкви, собирая дары для бедняков»!

Он криво усмехнулся и посмотрел на девушку с длинной косой, но та лишь пожала плечами.

– Я слышала, он с кем-то стрелялся, ну, на дуэли, – вставила девушка в мужском костюме и вдруг покраснела. – За это отец отлучил его от семьи и сослал в церковь.

– Ага, наверно, папаше Сив надоел, – прыснул парень с козлиной бородкой. – Представьте нашего Сива на балу в Верхнем городе! Вот потеха…

Но никто не засмеялся. Обе девушки расплылись в мечтательной полуулыбке.

– Сив мне как-то сказал, что он не хотел никого убивать. Его мечта – быть поэтом.

– Брешет! – вспылил Гирт. – Мина, он тебе так сказал, чтоб в аллее пообжиматься!

На этот раз девушка с длинной косой ответила кудрявому парню хмурым взглядом.

– Ты просто завидуешь.

– Вот еще!

– Да. Потому что Сив ходит в Нижний город. – В ее взгляде сверкнуло презрение. – И еще потому, что Сив получает приказы напрямую от Никого. – И добавила: – Сив – а не ты.

Кудрявый парень уже покраснел от злобы.

– Мина, – заметила девушка в мужском костюме, – сейчас не время. Пора бы начать собрание.

– Нет, давайте уж это обсудим. Гирт, ты постоянно плохо отзываешься о Сиве у него за спиной.

– Если бы у меня были деньги его папаши, я бы не тратил столько времени на пустой треп!

– Давайте-ка все успокоимся!

Теперь заговорили все разом. Спор пошел на повышенных тонах. Никто уже не смотрел на Нолля, когда он подошел к окну и отдернул ветхую шторку. С улицы послышалось тарахтение моторного фургона.

– Довольно! – сказал Иной резко. – Слышите?

Все замолчали, прислушиваясь. Тут же испуганно поднялись.

– Я ухожу. И вам советую сделать так же.

– Так, давайте по одному, – прошипел Гирт. – Герро, туши свет. Мина, иди первой – укрой станок.

– Я знал, что так все и будет, – бормотал плечистый парень с козлиной бородкой, собирая листовки с пола. – Если выберусь, то я с вами больше…

– Тсс… Брось их, живей!

Нолль вышел на улицу первым. Подождал, прислонившись к покрытой плесенью стене дома. Сверху пока никто не спускался. Вскоре по улице мимо него пронесся полицейский фургон. Нолль не стал дожидаться его возвращения: свернул за угол и, уходя дворами, снова услышал за спиной рев двигателя. Потом – топот ног, гул клаксона, полицейские свистки. И наконец звук разбившегося стекла. Должно быть, фургон все-таки развернулся. Или к Красному дому успел подъехать другой.

Так или иначе, было уже невозможно узнать, удалось ли кому-то уйти. Подходя к гостинице, Иной думал: «Итак, некий Сиввин герр-Нодрак, прозванный также Святошей, содержит подпольную типографию и определенно связан с моей целью. Стоит мне его навестить».

14

На следующий день после завтрака Нолль сразу направился на церковную площадь. Еще издали, едва только выйдя из тени Монолита, он услышал завывание мужского хора. У ворот перед церковным садом собралось с полсотни людей. Многие держали в руках корзины с едой и свертки с одеждой.

Нолль присоединился к толпе. Две женщины, стоявшие перед ним, улыбнулись. На этот раз на Иное было дорогое пальто.

– Вот ведь! К прошлому полнолунию я отдала почти все, что муж не носит, – заговорила первая женщина, будто за что-то оправдываясь перед второй. – Даже галстуки! Все-все отдала тем, кто внизу.

– Ой брось, Кирхе, все и так знают, что больше тебя в Нижний город не снес никто! – закивала вторая, стоявшая рядом с плотно набитым тюком. – О себе бы подумала!

Первая чуть скривилась, покрутила в руках связку сушеных грибов.

– А сама-то? – Она оглядела свою спутницу. – Как ты столько вообще дотащила?

Вторая принужденно рассмеялась и махнула рукой.

– Разве же это много? Так, собрала только то, чего совсем не жалко. С утра что-то на глаза попалось. Не выбрасывать же.

– То-то я думаю, чего ты такая уставшая в этот раз. С утра – и уже замоталась! Себя нужно беречь.

Они криво улыбнулись друг другу. Потом вторая вздохнула:

– Моего ведь теперь переводят на второй этаж, сидеть будет рядом с начальством. – Она посмотрела на первую, а убедившись, что та закусила губу, продолжила: – Я не для того, конечно, одежду сдаю, чтобы муж по службе продвинулся. Но если на то будет воля Бога из Монолита, то уж он свой шанс не упустит.

Первая, совладав с собой, прошептала:

– С таким-то пожертвованием все у вас сложится замечательно.

– Вот и я так же думаю.

– Но главное ведь не Бога из Монолита задобрить. Ты ведь не потому столько жертвуешь, что гнева боишься?

– Нет, разумеется, не поэтому! – забормотала вторая. – Как можно!

– Вот и я не поэтому, – поспешила добавить первая.

Замолчали.

Вдруг толпа впереди расступилась. Хор стих. Ворота в церковный сад начали открываться, и тогда первая женщина вскрикнула:

– Вот он идет! Отец-настоятель дай-Есчё!

Она обернулась и с улыбкой взглянула на Нолля. Может быть, ей хотелось поделиться с ним своей радостью. Но Нолль не улыбнулся в ответ. Он уже смотрел вперед, вместе со всеми.

Отец-настоятель, в темной мантии, с пурпурным клобуком[1]1
  Клобук – часть монашеского одеяния, укрывающая голову наподобие шапки с капюшоном. Символизирует собой терновый венок. – Здесь и далее прим. ред.


[Закрыть], из-под которого на лицо спадала черная вуаль, остановился перед воротами. Позади него встали еще трое служителей.

Толпа замерла. Верховный жрец покрутил трясущейся головой из стороны в сторону – должно быть, обводя взглядом собравшихся. Наконец поднял в воздух морщинистый палец и заговорил.

– Братья и сестры! – Из-под пурпурной вуали послышался слабый беспокойный голос. – Обратите же взгляды на запад, к Его темнице и обиталищу, и смиренно покайтесь. Слушайте то, что я говорю вам, ибо моими устами говорит Он – Бог из Монолита! Не я вызвался быть Его воплощением, но сам Он избрал меня нести эту тяжкую ношу. Вспомните, братья и сестры, о тумане, тьме и молчской беде, что ниспосланы нам за все прегрешения, вольные и невольные. Вспомните же! Обратите взгляды к западу! И смиренно покайтесь! Так говорю вам я, уста и десница Бога из Монолита!

Все послушно повернули голову и уставились в небо – куда им было указано. Вдали, из тумана, все так же – и пока молчаливо – выступали неясные очертания стальной громады. Только Нолль все продолжал смотреть на ворота, изучая трех служителей, что стояли у Верховного жреца за спиной.

Первый из них был высоким, второй – низковатым и полным, а третий – совсем ребенком. «Похоже, того возраста, что и тот мальчик, вязавший венки, – подумал Нолль. – Может быть, он и есть». У всех троих лица были скрыты красными вуалями.

Монолит прогремел, и где-то чуть позади над переулками пронеслись с десяток крыс с горящими хвостами.

– Быстро на этот раз! – радостно прошептала первая женщина, когда раскаты умолкли.

Вторая быстро кивнула.

– Да. Тогда-то чуть не до обеда ждали. Ну, готовься, сейчас пойдут собирать.

– Бог из Монолита одобрил жертву его преданных слуг! – возвестил отец-настоятель и указал на трех служителей – те как раз выступили вперед. – Отдайте же ваши дары этим трем братьям! Завтра, в день перед полнолунием, они спустятся в Нижний город и вверят ваши дары нуждающимся. Так ваши просьбы будут услышаны, а грехи прощены!

– Я брат дай-Ерми´н! – хриплым басом представился низковатый и полный служитель. – Со мной ваши дары будут в целости и сохранности.

– Я брат дай-Сив! – раздался звонкий голос высокого. – Не доверяйте брату Ермину, он в лучшем случае отдаст половину!

Толстый служитель обернулся и что-то прикрикнул, глядя на высокого. В толпе раздалось ворчание, в нем потерялся чей-то одинокий смешок.

«Вот и он, Святоша Сив», – подумал Нолль и, расталкивая людей, стал пробираться к передним рядам.

Верховный жрец морщинистой рукой ухватил высокого служителя под локоть и возвестил:

– Богу из Монолита известно, что в тяжелый век тьмы и тумана нет лучше лекарства от страха, чем искренний смех! Посмеемся же вместе, ведь это не больше чем шутка нашего остроумного брата!

В толпе принужденно рассмеялись. Брат дай-Ермин уже пошел вдоль рядов, собирая подношения. Каждый даритель склонялся к уху полного служителя и что-то шептал. Брат дай-Ермин быстро кивал и шептал что-то в ответ.

Когда отец-настоятель отпустил локоть Сива, тот тоже пошел по рядам. Раздался тонкий голос младшего из служителей:

– Я брат дай-Люкá… Со мной ваши дары будут в целости и сохранности.

Верховный жрец погладил мальчика по спине и посмотрел ему вслед. Голова дай-Есчё тряслась под черной вуалью. Мальчик, неуверенно выйдя на улицу, тоже стал принимать дары.

Нолль уже прошел вперед. Он почти добрался до Сива, когда между ними протиснулась та женщина с тюком. Она гневно взглянула на Иноя и зашептала высокому служителю на ухо – спешным, громким, сбивчивым шепотом:

– Смиренно прошу Бога из Монолита в честь моего подаяния для несчастных внизу: сделай так, чтобы муж мой, Хухор, не упустил случая поговорить с начальником Помойного двора и получить продвижение по службе!

Сив закашлялся. Когда он склонился к женщине, его голос чуть не дрожал от смеха:

– Если на то будет воля Бога из Монолита, то это свершится! – И тут же добавил: – Но я бы на вашем месте не сильно рассчитывал. Ведь Бога-то нет.

Женщина вскрикнула, когда Сив отбирал у нее тюк. Нолль воспользовался этой заминкой и ухватил служителя за руку. Быстро проговорил ему на ухо:

– Собрание в доме в Сыром переулке сорвано полицейской облавой. Не знаю, кому удалось уйти.

Сив на мгновение замер. Потом красная вуаль коснулась щеки Нолля.

– Если вы говорите правду, приходите к полуночи, я открою вам ворота в сад. Расскажете все, что видели.

Нолль быстро кивнул, а высокий служитель, взвалив тюк на плечо, уже двинулся дальше. Люди толкались и наступали друг другу на ноги. Каждый спешил отдать что-нибудь в обмен на покровительство бога, мечущего крыс им на голову.

15

Миска грибов стоила двадцать генн. Отобедав в трактире, Нолль оставил сверху еще на два крысиных хвоста. Теперь, когда он был одет по последней моде, у полового не хватило наглости сомневаться в его достатке. Но на предложение отведать жаркое Нолль снова ответил отказом.

Когда он вышел на оживленную улицу в районе особняков, было около двух часов дня. Как раз на сегодня у него была намечена встреча с Фальтой. Времени до полуночи оставалось прилично, так что Нолль решил выслушать то, что она скажет.

«Если покровитель этой женщины действительно начальник Помойного двора, то он может иметь какое-то отношение к происходящему в Нижнем городе – особенно в связи с подозрительным закрытием округа на карантин, – подумал Нолль. – Отказаться успею всегда, а лишняя информация как будто не помешает».

Вскоре он уже стоял на пороге четырехэтажного особняка в конце улицы и нажимал на кнопку механического колокольчика напротив таблички «Глоум Блёв. Начальник управления Помойного двора». Под владение одного из высших чинов Среднего города были отведены первые два этажа, а верхние занимало другое семейство – вероятно, тоже не последние люди Молча. С обратной стороны дома был еще один вход.

Слуга не спешил открывать. Но когда перед Ноллем наконец распахнулась одна створа массивных дубовых дверей, его на мгновение ослепило. В сияющем свете возник нос лакея.

– Пришел снимать мерки с госпожи, – пробормотал Нолль, прикрыв глаза.

– Вы пришли раньше, – заметил слуга. – Можете подождать здесь. Скоро к вам выйдут.

Нолль вошел внутрь и почти на ощупь отыскал кресло возле напольных часов, на которое ему указали. Освещение газовой люстры под потолком приемного зала было таким ярким, что Нолль, успевший привыкнуть к извечной молчской полутьме, не сразу смог разглядеть обстановку.

А та определенно служила единственной цели – производить впечатление на входящего. Повсюду была лепнина: на стенах и на потолке. Сперва она даже показалась Иною комьями позолоченной грязи. В ней тонули порталы по обе стороны от приемного зала – и даже парадная лестница, взбегавшая на второй этаж.

Во всяком случае, собственность начальника Помойного двора держалась в исключительной чистоте. Прождав в кресле с десять минут, Нолль успел попривыкнуть к несмолкаемому шороху натираемых поверхностей. Мимо него то и дело пробегали слуги – с красными носами, с ветошью в руках. И даже в кухне, как видно к обеду, начищалось столовое серебро: что-то звонко звенело, слуга чихал.

Только старый лакей, убрав руки за спину и высоко вздернув нос, стоял у дверей. Его дело, верно, было следить, чтоб незнакомый гость ничего не украл. То и дело лакей с подозрением поглядывал на Нолля.

Наконец пробило три, и из приоткрывшейся дверцы в напольных часах высунулась кивающая мордочка золотой механической крысы. Нолль встал с кресла и оправил пальто, когда сверху послышалось цоканье каблуков.

– Так вы пришли, – сказала Фальта, застыв на верхней ступеньке. – Признаюсь, я сомневалась. Всю ночь из-за вас не спала.

Будто бы в доказательство она потянулась и сонно зевнула. Ее рыжие, не собранные в прическу волосы волнами спадали на голые плечи.

– Не вы одна. Похоже, в Молче никто не высыпается по ночам.

Она помолчала, раздумывая.

– А! Вы о Монолите? К нему мы привыкли с детства. Ко всему привыкаешь легко, если делаешь это постепенно. Верно?

На это Нолль не ответил.

– Ну что ж, поднимайтесь. Пока моего господина нет, можем снять мерки у меня в спальне.

Войдя, она сразу заперла за собой дверь и опустилась на пуф у окна. Он, недолго поколебавшись, снял пальто и сел на табурет у туалетного столика, напротив нее. В мягком свете, разливавшемся по будуару, он смог лучше разглядеть черты ее лица. Нос с небольшой горбинкой, чуть раскосые, будто вечно смеющиеся глаза. За приоткрытой дверью, ведущей в соседнюю комнату покоев, виднелась неубранная кровать. Угол перины сполз на пол.

– Пусть лучше думают, что я сплю до обеда, – сказала женщина, проследив его взгляд. – Лишние подозрения мне ни к чему.

– В доме у вас есть враги?

Она пожала плечами.

– Слуги преданы своему господину. Для них я самозванка. Все ждут, когда же я ему надоем и меня выставят. – Она улыбнулась. – Но я не доставлю им удовольствие. Уйду сама. И в этом вы мне поможете.

– Вот как?

– Да. Видели того лакея? Он глаз с меня не спускает. – Фальта чуть нахмурилась и посмотрела в сторону закрытой двери. – Верно, и сейчас подслушивает. Скажите что-нибудь громко, будто вы и в самом деле портной.

– Не расправляйте так плечи! – сказал Нолль. – Платье будет плохо сидеть…

Она едва сдержалась, чтобы не засмеяться. Прикрыла губы рукой. На лестнице послышались тихие удаляющиеся шаги.

– Но слуги – это еще полбеды, – прошептала она, успокоившись. – Видели наших соседей?

– Не имел удовольствия. – Нолль решил сделать ей одолжение и тоже перешел на шепот. – Вы про семью, что живет наверху?

– Да. Прямо над нами начальник Дорожного управления. – Она улыбнулась. – У них с моим покровителем настоящая вражда. Чуть кто что заметит, так сразу строчит донос на другого в управу… Оба, кстати, удивительно подходят друг другу по части необдуманных трат – и оба входят в Молчский Совет.

Нолль не нашел это таким уж смешным.

– Догадываюсь, что здесь за каждым водятся свои грешки, – заметил он раздраженно.

Она странно на него посмотрела.

– Вы уже видели переулки под западной стеной, в тени Монолита?

– Пожалуй, что нет.

– Значит, плохо смотрели. Но как раз увидите. – Она подошла к трюмо и начала быстро писать пером на листке.

Дописав, вручила ему записку с адресом.

– Вот – это по поводу моего дела.

– Я еще не дал вам согласия… – перебил ее Нолль.

Не слушая его, она уже продолжала:

– Хорошо, что вы в приличной форме. В Молче есть такие дороги, где протиснуться можно только бочком.

– Как это?

– Этот вопрос можете адресовать прямо нашему соседу сверху. С дорогами, особенно на окраинах, у нас такая же беда, как и с помоями. – Она помолчала. Похоже, ей доставляло удовольствие отмечать перемены в лице Иноя.

Теперь он с удивлением ждал объяснений.

– На западе много новых нежилых домов, – сказала Фальта. – В основном сырые деревянные амбары, где выращивают грибы. Иногда владельцы грибных ферм приплачивают Дорожному управлению, чтобы сделать пристройку.

– Кажется, я начинаю понимать… – выдавил Нолль.

Женщина быстро кивнула.

– Иногда дорога превращается в тупик. Пристройки ставятся прямо на ней.

– Но как может тот, кто должен строить дороги, перекрывать их домами?

– Вот ведь загадка. – Она походила по комнате. – Впрочем, не подумайте, что меня это сильно волнует. Каждый, в конце концов, действует в меру собственной жадности.

Ноллю нечего было на это ответить.

– И все же тут еще можно жить, – сказала она, помедлив. – В Нижнем городе вообще нет дорог – есть только помои и крысы. Люди живут в убогих хибарах, а иногда и под открытым небом.

– Вы там бывали?

Она не ответила.

– В любом случае мне нужно попасть в Нижний город.

– Вы очень упрямы. Тогда вот вам совет: если окажетесь там, не забудьте взять сапоги.

– Ты вы не передумали мне помогать?

– Посмотрим, как вы справитесь с моим дельцем. По этому адресу живет один человек. Я вам написала. Его зовут Нагой Прятт. Зовет себя художником, хотя уже три года ничего не писал.

– Должно быть, вы давно с ним знакомы.

– Верно. – Она помолчала. – В былые времена мы с ним были близки.

Нолль обдумал ее слова.

– Как раз поэтому вы не хотите идти к нему сами?

– Вы быстро схватываете. Но и не только. За ним могут вести наблюдение. Впрочем, как и за всеми… Но в моем положении мне не стоит появляться у его дома… К тому же он может воспринять это как намек – и тогда… у нас обоих будут проблемы. Вы меня понимаете?

Нолль понимал. Ее лицо смягчилось.

– Заберите у него одну вещь, если точнее – бумагу. Спрячьте и идите к себе. Где вы живете?

Нолль, помедлив, сказал.

– Я так и думала, что вы живете в гостинице. Я сама приду к вам, когда слуги уснут. В обмен вы получите документ из тайной коллекции Глоума Блёва.

– И какая в нем польза?

– Это карта канализационных тоннелей. В прошлом году мой покровитель получил приличную сумму на постройку канализации… Вы уже видели наш вестибюль, так что должны понимать, что проект так и не был окончен. И все же кое-что было вырыто под землей. У меня есть основания полагать, что тоннели ведут в Нижний город.

Нолль быстро обдумывал ее предложение. Если это не выдумка, то такая информация может быть засекречена. Получить карту было бы огромной удачей. Иной попытался скрыть возбуждение.

– И все же вы не уверены, – сказал он.

– Не торгуйтесь, вам это не к лицу, – ответила она, уже поднимаясь. – Я провожу вас до двери. Я уже вижу, что вы согласны.

Нолль начал спускаться по лестнице, а она осталась у двери спальни. И смотрела ему вслед.