Текст книги "Пристанище ведьм"

Я огляделась, хоть и понимала, насколько это бессмысленно. Таинственный автор записки либо не явился, либо уже ушел, так и не дав мне новых ответов на мои вопросы. Наверное, это все же была шутка – ложная надежда, игра с моим воображением и горем. Я тяжело вздохнула.

– Пойдем.

Максин бодро шагала по тропинке в академию. Казалось, ей все давалось легко и просто. Мне было приятно идти держась за руки с девчонками. С ними было не так страшно даже в темноте.

Я уже подобрала сорочку, готовая карабкаться на стену, когда Максин рассмеялась и достала из кармана ключ от всех замков.

– Рабочая привилегия, – невозмутимо объяснила она и отперла ворота.

Мы прокрались по лужайке к входу, открыли двойные двери и скользнули в просторный вестибюль. Вообще немного странно, что их не запирали на ночь. Я чувствовала в этом подвох.

На пролете второго этажа Максин кивнула нам, приглашая идти за ней. Мы с Леной послушались и двинулись за подругой к ее комнате. Она училась в «Колдостане», как и мы, но особое положение искательницы позволяло ей жить одной, без соседок. В спальне Максин стояла всего одна постель с бирюзовым балдахином и покрывалом, вся забросанная одеждой. Туалетный столик ломился от разных блестяшек и бархатных лент. Максин заметила, что я их разглядываю, и сказала:

– Бери любую, если хочешь. Мать постоянно их присылает, как бы я ни объясняла, что мне они не нужны.

Я ничего не взяла, но задумалась над тем, чтобы положить какую-нибудь брошь в конверт и отправить маме.

Тяжелая книга шлепнулась на кровать, подняв облако пыли и перьев.

– Чувствуете это… жужжание? – спросила Максин.

Мы с Леной переглянулись и покачали головой. По спине у меня пробежали мурашки, словно лапки пауков.

– Жужжание? – повторила Лена, сдвинув темные брови.

– Она словно живая, – прошептала Максин.

Меня замутило.

– Это как-то неправильно.

– Не может такого быть, – отрезала Лена.

– А вдруг автор записок хотел, чтобы я нашла эту книгу? – спросила я.

Сама не знаю почему, но меня тревожила такая перспектива.

– Вряд ли. Похоже, ее зарыли много лет назад, – сказала Максин.

– Я не верю в случайности, – твердо произнесла Лена, не сводя глаз с книги, словно боясь, что та на нас набросится.

– Ну, почему бы не проверить, что там пишут? – предложила Максин, хотя ее голос звучал не так уверенно, как обычно.

Она провела пальцами по выцветшим золотым буквам на черной обложке – «Элементальная магия» – и открыла книгу. Ее ловкие пальцы стремительно переворачивали страницы, исписанные от руки схемами, словами и символами.

Книга совсем не походила на те, что нам выдавали в классе миссис Робертс. Она выглядела настолько древней и пугающей, будто сама возникла в земле, сама себя создала.

Максин листала быстро, но все же стараясь не порвать хрупкие страницы. От странных фигур и пометок у меня гудела голова. Спутанные слова, сердитый и смелый почерк резали глаза. Вдруг от одного из рисунков екнуло сердце.

– Подожди! – крикнула я, выхватила у Максин книгу, перелистнула назад и раскрыла так широко, что корешок едва не треснул.

Чернила сильно выцвели, и создавалось впечатление, будто слова нашептывали из прошлого. Большинство из них были написаны на незнакомом мне языке. По центру красовался кельтский крест, окруженный разными предметами: гробом, зеркалом, надгробием, зубом и гребнем.

Меня привлек заголовок вверху страницы. Выведенный особенно аккуратно и намного более четко, чем все остальные надписи в книге, он гласил: «Воскрешение». Судя по цвету чернил, этот раздел написали позже других.

Еще четыре предмета на рисунке были исправно подписаны: зеркало для гадания, пузырек кладбищенской пыли, расческа с пометкой «вещь покойного» и кинжал «Фрагарах».

– Что это? – прошептала я.

– Кажется, заклинание, – ответила Максин.

– Оно воскрешает мертвых?

– Такое невозможно, – возразила Лена, сочувственно положив руку мне на плечо.

Слева более темными чернилами змеились сбивчивые строки, настолько небрежные, что я разобрала лишь некоторые из них:

«Не подействует, если с момента упокоения прошло слишком много времени.

Лучше проводить при убывающей луне.

Кладбищенская пыль должна быть не более чем пятидневной.

РИСКОВАННО.

Предпочтительно не использовать в одиночку».

Другие записи, на неизвестном языке, мне было вовсе не прочитать. Я поспешно пролистала книгу до конца. В основном к заклинаниям прилагались краткие инструкции на английском, но все свободные места на страницах были испещрены пометками на этом загадочном языке.

Мои границы реальности вновь расширились, как в тот день, когда я впервые прибыла в «Колдостан». Словно разум пытался вместить в себя новые понятия, которые раньше представлялись невозможными.

Максин хмыкнула.

– Не похоже, чтобы автора заметок остановила «рискованность» заклинания.

– Интересно, сработало оно или нет? – пробормотала я, обращаясь скорее к себе, чем к подругам.

Во мне разгорелась искра надежды, подогреваемая существованием этого заклинания, способного вернуть Уильяма к жизни.

– Нет конечно. Мертвых нельзя оживить, – возразила Лена, но я едва ее слышала за гулом в ушах.

– Сомневаюсь, что это заклинание в самом деле их воскрешает, – неуверенно произнесла Максин.

Очевидно, она понимала не больше нашего.

– Смотрите. По-моему, оно позволяет обратиться к душе умершего по ту сторону.

Максин показала на изображение в левом нижнем углу. Волшебник в мантии сидел перед зеркалом, но в нем отражался кто-то другой.

– По ту сторону чего? – спросила Лена, расширив глаза одновременно от ужаса и недоверия к этой нелепой, по ее мнению, идее.

– Может, мертвые тебе расскажут, если заклинание сработает, – ответила Максин, играя бровями.

Меня захватил ураган чувств. Радости, страха, тревоги. Пожар надежды. Дыхание участилось словно само по себе. Возможно, мой брат не полностью потерян. Он еще существует где-то в иной параллели, и я могу достучаться до него с помощью магии.

– Надо попробовать, – выпалила я не задумываясь.

– Нельзя разговаривать с мертвыми! – воскликнула Лена. – Поверить не могу, что вы всерьез это рассматриваете.

– Я ничего не рассматриваю, – возразила Максин.

– Может быть, в отличие от бедной Фрэнсис, – согласилась Лена и села на кровать подле меня. – Серьезно, не надо. Забудь об этом. Не делай того, что, судя по всему, уже задумала.

– Я…

Мне нечего было ответить. Само собой, я хотела опробовать это заклинание.

Вдруг в дверь постучали.

– Черт подери, – выругалась Максин.

Мы в панике переглянулись.

Лена метнулась к шкафу для одежды, а я спряталась под кровать. Максин быстро захлопнула книгу и сунула под подушку. Лена передала ей халат из шкафа, и Максин поспешно набросила его поверх пальто.

Тук. Тук. Громко и нетерпеливо. Максин задула одну из двух ламп, взяла вторую в руку и приоткрыла дверь.

– Тебе давно пора спать, – произнес строгий голос.

По нему я легко догадалась, что это Хелен.

– Я читала, – ответила Максин.

Не будь мне так страшно, я бы рассмеялась. По сути-то она говорила правду!

– Мне послышались голоса, – объяснила Хелен спокойным, властным тоном. – Видишь ли, сейчас я совершаю обход.

Максин вздохнула.

– Что ж, они шли не отсюда. Можете зайти проверить.

Я затаила дыхание, чтобы Хелен меня не услышала. После недолгой паузы она произнесла:

– Нет-нет, в этом нет необходимости. Но ты ложись спать, хорошо? Уже очень поздно.

– Да, мэм, – ответила Максин и затворила дверь со щелчком.

Мы все одновременно вздохнули с облечением.

Шаги Хелен стихли вдали, и я выползла из-под кровати, а Лена опасливо выглянула из шкафа.

Пожалуй, на сегодня приключений мне хватило.

– Возвращайтесь к себе, – посоветовала Максин. – Думаю, сейчас проскользнете незамеченными. Она обойдет восточное крыло второго этажа, а потом вернется к лестнице. Так что давайте быстрее. Потом все обсудим, обещаю.

Меня необъяснимо тянуло к загадочной, волшебной, пугающей книге, которая словно хотела, чтобы ее нашли. Может, судьба – это не выдумки? Может, все предначертано для нас Вселенной? Мы же учимся в академии для ведьм. Знаем, что невозможное возможно.

– Отдай книгу мне, – попросила я, отчаянно желая впитать в себя каждое слово с выцветших страниц.

Максин хлопнула меня по руке.

– Нет, ты ведь живешь не одна. Вдруг ее найдут?

Как ни обидно это признавать, она была права.

– Скоро соберемся снова. Честное слово, – добавила Максин.

Лена сощурилась. Я подозревала, о чем она думала. Почему Максин решает за нас, что нам делать и как поступать? Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и Лена развернулась к двери. Я последовала за ней по лестнице наверх.

У входа в нашу комнату я остановилась. В коридоре было тихо и пусто.

– Ты сегодня пошла за мной.

Лена пожала плечами.

– Думала – мало ли, что-то плохое случилось.

– Спасибо, – сказала я.

– Ерунда.

– Нет, для меня – не ерунда.

Я ворочалась всю ночь, одержимая видением брата в зеркальном отражении.

Больше всего меня тревожила одна строчка из книги: «Не подействует, если с момента упокоения прошло слишком много времени». Уильям умер сто двадцать шесть дней назад. Это считается за «слишком много» или еще нет? Где проходит граница? В любом случае время терять нельзя, если я и впрямь хочу применить заклинание воскрешения.

Возможно, я все же ненадолго задремала, но на рассвете перекатилась на другой бок и едва не ахнула.

Теперь мне точно стало не до сна.

Прямо у моей головы на подушке лежал аккуратно сложенный листочек бумаги. Я развернула его дрожащими пальцами.

Занавески мерцали в слабом фиолетовом свете – предвестнике восхода.

«Сегодня мы разминулись. Он заслуживает отмщения».

Глава 9

У меня ушла вся сила воли на то, чтобы не закричать.

Я сунула записку под матрас, стараясь не думать о том, как таинственный силуэт того, кто ее оставил, нависает над моей кроватью, пока в комнате все дремлет.

Вскоре из окон полился сладко-розовый свет утра, и мои соседки начали подниматься. Для меня весь мир словно изменился, отвечая минорному биению сердца.

Я протерла глаза. Лена предложила меня подождать, чтобы вместе пойти на завтрак.

– Нет, спасибо. Скоро спущусь.

Комната опустела, и я написала на обороте вчерашней записки: «Я не намерена играть в игры. Лучше скажи что-нибудь существенное».

Мне оставалось лишь надеяться, что ночной гость вернется подложить очередное послание и увидит мое. Хотя, возможно, я поступала еще более глупо, чем накануне.

Бессонная ночь давала о себе знать. От изнеможения кружилась голова. Я нехотя переоделась в школьную форму, но пуговицу на груди, скреплявшую накидку в форме креста, застегнула только с третьего раза. Заплела небрежную косу, перебросила ее через плечо и обвязала черной бархатной лентой. Мой вполне себе ведьминский образ дополняли фиолетовые круги под глазами.

Пожалуй, если поспешить, еще можно урвать печенье в столовой перед занятием по практическому применению.

У самой лестницы я остановилась смахнуть волос, выбившийся из косы и упавший на глаза, и вдруг обратила внимание на фотографию на стене. Маленькую, в цветах сепии, но довольно хорошо сохранившуюся благодаря слабому освещению в коридоре.

Я застыла на месте.

Нервно сглотнула.

Поморгала.

Я пыталась осознать, что вижу. В компании веселых девчонок, запечатленных на фотографии, одним уголком губ улыбалась… Я сама.

Однако это было невозможно, потому что снимок сделали лет тридцать назад, не меньше.

Восемь учениц «Колдостана» в черных приталенных платьях и точно таких же накидках, какие носили мы сейчас, смотрели прямо в камеру. Волосы у них были завиты и красиво уложены. «Я» стояла по центру. Те же темные волосы, ровные прямые брови, крупный нос, пухлые губы. Правда, у меня не бывало такого выражения лица. Наверное, я даже не сумела бы его изобразить. Оно словно скрывало в себе кошмарный, но в то же время прекрасный секрет. Так способны выглядеть лишь девушки, твердо уверенные в себе.

Медная табличка под фотографией гласила: «Академия Колдостан, 1882 год».

Я отшатнулась. Сердце стучало, будто маленький барабан. Мама! На снимке моя мама. В 1882 году ей было восемнадцать. Всего на год больше, чем мне сейчас. Помню, мама с грустью упоминала, что я выглядела в точности как она в молодости, но фотографий никогда не показывала.

Я сбежала вниз по лестнице так быстро, как только могла. Накидка развевалась за спиной подобно крыльям летучей мыши, а косичка расплеталась на ходу.

Я ворвалась в кабинет миссис Выкоцки, тяжело дыша. Она сидела в своем вольтеровском кресле, держа спину так прямо, будто в нее вставили доску, и листала книгу в кожаной обложке. И произнесла, даже не поднимая головы:

– Полагаю, вы нашли свою мать?

Я оперлась ладонями о колени и судорожно втянула ртом воздух. Очевидно, миссис Выкоцки ждала этого момента. Я почувствовала себя обманутой.

– Она здесь училась? – прохрипела я, пытаясь отдышаться после бега по лестнице.

– Да, – ответила миссис Выкоцки, наконец удостоив меня взглядом. – Наверное, вам лучше присесть.

Она указала мне на то же низкое кресло, в котором я сидела в прошлый раз.

Утопая в потертом бархате, я плотнее закуталась в накидку, словно ища в ней защиты. Я боялась услышать о матери то, чего мне, быть может, и не хотелось. У меня першило в горле и жгло глаза от мысли о том, что я знала ее совсем другой – не той, кем она была на самом деле. Готова ли я нести бремя ее секретов?

Миссис Выкоцки захлопнула книгу и принялась рассказывать историю, которой явно давно жаждала поделиться:

– Ваша мать попала к нам в 1878 году, после смерти своей младшей сестры.

Я и не знала, что у мамы была сестра. Сердце болезненно сжалось. По меньшей мере два поколения девушек из семьи Хеллоуэл потеряли своих близких. Теперь я лучше понимала, что означал печальный взгляд матери и почему она ушла в себя после смерти Уильяма. На ее долю выпало слишком много страданий.

– Кажется, ее сестра погибла от холеры, – продолжала миссис Выкоцки, – хотя в последнее время память сильно меня подводит. Семья вашей матери не на шутку встревожилась, когда внезапно обнаружила, что в доме треснули все стекла. Та вспышка магии дорого им обошлась. А вскоре к ним на порог заявились мы.

– Моя мама была ведьмой, – медленно проговорила я.

– Полагаю, все еще ею и является, – поправила меня миссис Выкоцки. – Магия не угасает с возрастом, однако без должной практики ведьма рискует потерять над ней контроль. Впрочем, я не могу знать состояния вашей матери. Мы не видели ее уже много лет, – добавила директриса, небрежно махнув рукой.

– Много лет? Почему? – воскликнула я.

Слезы подкатывали к глазам. Возможно, потому, что передо мной вновь разрывалась ткань реальности. Или потому, что все мои мысли о матери отравляло глубокое чувство стыда. Стыда за то, как я сердилась на нее за слабое здоровье и недостаток заботы.

– О, это был настоящий скандал, – доверительно сообщила миссис Выкоцки.

Внутри у меня все перевернулось. Сплетничать о собственной матери совершенно не хотелось.

– Она была выдающейся ученицей. Одной из самых талантливых ведьм, что мы встречали. Могла бы войти в преподавательский состав, как того и хотела. Если бы не познакомилась с неким молодым человеком и не сбежала под покровом ночи. Больше мы ее не видели.

Директриса говорила будничным тоном, но я подозревала, что мамин побег сильно ее задел. Было видно, что она ждала от меня расспросов, но эту часть истории я уже знала.

Я была еще младенцем, когда папа бросил нас навсегда. Он много лет то возникал в нашей жизни, то снова пропадал. Ушел после рождения Уильяма, вернулся год спустя, и тогда мама забеременела мной. А месяцев через девять-десять папа сказал, что пойдет искать работу на омароловном судне. И больше не возвращался. Мы с Уильямом совсем его не помнили, но мама говорила о нем с таким обожанием, словно по-прежнему любила, несмотря ни на что. По ее словам, он был высоким и красивым и они познакомились на балу в пансионе далеко отсюда. Бабушка не хотела, чтобы ее дочь бросила школу ради замужества. Поэтому мама сбежала. Из-за папы мы жили в бедности, но она все равно увлеченно рассказывала, как они гуляли по пляжу в Куинсе, какие чудесные он писал ей письма, полные сонетов и признаний в любви, и как через переписку они запланировали побег. Видимо, только это мой папа и умел. А в следующий раз сбежал уже без нее.

Я вспоминала о том, как плохо мама спала, как тяжело ей было удержаться на работе, какой хрупкой казалась ее связь с реальностью. Все это складывалось в новую картину на основе одного простого факта: она была ведьмой.

Миссис Выкоцки поерзала в кресле.

– Ваша мать не успела завершить обучение, и такое иногда случается, хотя мы всеми силами стараемся этого избегать. Ведь обычно исход довольно… неприятный.

– Неприятный? – переспросила я.

– Что ж, не будем о тех несчастных, кто лишился жизни. Тем, кто сошел с ума, еще, можно сказать, повезло.

Директриса жестикулировала так, словно говорила о чем-то забавном.

– Ваша мать замкнулась в себе, не так ли?

Слезы обожгли мне глаза. Я не нашла в себе сил произнести ни слова и просто кивнула.

– Такое бывает. Магии надо за что-то ухватиться. Она начинает пожирать ведьму изнутри, если та держит ее в себе. Очень жаль, – холодно добавила миссис Выкоцки. – Стоит помнить о том, что сами по себе ведьмы долго не выживают в этом жестоком мире. Либо их настигает зло, либо собственное сознание.

– Почему вы им не помогаете? – сердито спросила я, сжимая подлокотники.

– Рано или поздно каждый из нас постигает один важный жизненный урок: нельзя помочь тому, кто этого не желает. Можно лишь попытаться минимизировать урон для окружающих.

– С чего вы взяли, что мама не хотела вашей помощи? – процедила я сквозь зубы. – Вы ее спрашивали?

Все это время я думала, что маме пришлось меня покинуть из-за болезни и слабого рассудка, но если во всем виновата магия, разве академия не могла этого предотвратить?

Могла. Должна была. Однако предпочла бездействие. Миссис Выкоцки предпочла бездействие.

– Я хорошо знала вашу мать. Она очень упряма.

– Тогда ей было всего восемнадцать! Вы понятия не имеете, какой она стала!

Миссис Выкоцки никак не отреагировала на мой повышенный тон.

– Людям не свойственно меняться, – спокойно произнесла она и поджала губы.

– И поэтому вы даже не пытались ей помочь, – подытожила я.

Дыхание выходило тяжелыми рывками. Горло сдавило, словно в него опять вцепился мистер Хьюс. Во мне нарастала ярость.

– Разве она не заслуживала вашей поддержки?

Злость начала выливаться за пределы моей сущности, обжигая мышцы болью. Хрупкие склянки на полках внезапно треснули и разлетелись на мелкие осколки. Темную комнату наполнила смесь запахов отбеливателя и мяты.

Желудок у меня сжался. Я отчаянно пыталась удержать силу в себе, не позволить ей хлынуть наружу. Руки сами собой сжались в кулаки, и ногти впились в ладони. Я стиснула челюсти и зажмурилась. Попыталась сосредоточиться на дыхании, как нас учила миссис Ли. Вдох. Выдох. Старайся не думать о том, как сильно тебе хочется стереть эту самодовольную ухмылку с лица директрисы. Вдох. Выдох.

А когда открыла глаза, миссис Выкоцки сидела за письменным столом, сцепив руки, и невыразительно на меня смотрела.

На смену ярости начал приходить страх. Магия сломала жизнь моей матери, магия сделала меня убийцей. Я попыталась успокоиться. Пульс постепенно замедлился, и волна силы медленно пошла на убыль, вновь концентрируясь в груди. Мне вспомнились слова Уильяма. «Тише, сестренка». Я выпрямила спину и расслабила челюсти.

– А теперь можно ей помочь?

Голос у меня звучал тихо и слабо, как у ребенка.

Миссис Выкоцки внимательно на меня посмотрела, словно желая убедиться, точно ли мне удалось унять свою магию, а затем заговорила:

– Боюсь, что нет. В психиатрическую лечебницу сложно проникнуть, и если мы будем тратить время на каждую заблудшую ведьму, его не останется на тех, кто обучается в «Колдостане».

Ее тонкие губы расплылись в сочувственной улыбке.

– Понимаю, вам нелегко.

– Да, – ответила я, поскольку не знала, что еще сказать.

Миссис Выкоцки медленно поднялась, словно призрак, разгладила черное бархатное платье и плавно приблизилась к шкафу у дальней стены. Битое стекло хрустело у нее под ногами.

Она снова одарила меня улыбкой, смотревшейся непривычно и нелепо на ее лице.

– Приберемся вместе?

Наверное, с помощью магии мы справились бы намного быстрее, но моя сила сжалась в груди, в темном уголке, полном страха.

Я встала на колени, отбросив все мысли о волшебных матерях и сбегающих отцах, и принялась за работу.

Миссис Выкоцки села на корточки рядом со мной.

– Вы не заставите меня колдовать? – спросила я.

– Подозреваю, сейчас магия лишь все усложнит. Приберемся по старинке.

Больше она ничего не говорила, но терпеливо мне помогала. Мы собрали все сушеные травы и смели осколки в кучу.

Пропитанная резким запахом трав тишина давила на меня, но я не знала, что еще сказать. И в любом случае меня ждал бы лишь пренебрежительный или туманный ответ.

Наконец мы навели чистоту, и миссис Выкоцки снова улыбнулась.

– Знаю, вам тяжело привыкнуть к переменам, но помните, что вы всегда можете ко мне обратиться.

В ее глазах мелькнуло что-то в самом деле человеческое.

– Спасибо, мэм, – ответила я, но не слишком искренне.

Я пропустила практическое применение, поэтому сразу отправилась в восковую пещеру, которую представлял из себя кабинет миссис Ли. У меня совершенно не было сил обмусоливать свои травмы или какую там новую пытку она для нас придумала, но все лучше, чем оставаться наедине со своими мыслями.

Большую часть урока разговаривала Кора, а я молча выковыривала мелкие осколки стекла из ладони.

А перед ужином вырвала листок из тетради и написала: «Я знаю правду. Меня забрали в академию. Пожалуйста, позволь тебе помочь. Навещу тебя так скоро, как только смогу. С горячей любовью, Фрэнсис».

Я адресовала письмо матери и сунула под дверь кабинета миссис Выкоцки, надеясь, что она отправит его за меня.

Вскоре после ужина я вернулась к себе в комнату, отказавшись играть с Максин в «двадцать одно».

– Ты в порядке? – спросила она.

– Просто устала, – ответила я со слабой улыбкой.

А в комнате сразу рухнула на кровать, совершенно вымотанная разговором с директрисой, и погрузилась в сон, будто камень в глубокий пруд.

Я резко очнулась во влажном сиянии рассвета. На моей подушке лежал новый квадратик бумаги – ответ на вчерашнюю записку.: «Я твой союзник. Приходи, когда будешь готова».