Текст книги "Карты веером. повести и рассказы"

Браки с иностранцами

1

Первая история произошла в самом начале 80-х, с дальней родственницей – т.е. бывшей золовкой папиной двоюродной сестры. Тогда она еще бывшей не была и жила у этой сестры в городе Одессе, потому что сама происходила из города Кривой Рог. Жила больше номинально: работала официанткой на лайнере одесского пароходства. Звали ее Стеллой. И вдруг! Проносится слух, что к Стелле приехал англичанин.

Всем моим ровесникам-компатриотам понятно, что известие такого масштаба передавали из уста в уста, из города в город и даже вполголоса, и не по телефону.

Хорошенькая Стелла, фигуристая, чернявая, с тихим нежным голосом так ловко танцевала за вечеpними развлекаловками для пассажиров, так мило улыбалась! И влюбила в себя круизного фотографа-англичанина по имени Мартин. Страсть оказалась взаимной, и как только корабль пришвартовался в Одесском порту, Стеллу немедленно уволили.

Мартин же оказался упорным: стал присылать ей письма и приглашать в гости. Поняв же, что с гостями ничего не выйдет, он сказал, что приедет и женится, и будет жить в Одессе. Вот на этом месте обрывался рассказ. Мартин был в пути, должен был приехать буквально вот-вот, и я тут же решила, что поеду в Одессу. Зачем? Познакомиться с живым англичанином и поговорить с ним по-английски. Мне было лет шестнадцать, наверное, так что никаких посторонних целей этот план не преследовал.

Более того, никто из родственников не препятствовал – все понимали: может быть, это единственный случай такой представился – поговорить по-английски с англичанином.

Несмотря на относительно нежный возраст, я уже была закалена общением с американцами: на выставке «Сельское хозяйство в США», о которой потом говорили, что там-де все шпионы и наводчики, мною уже заинтересовалось КГБ, и даже был звонок классному руководителю с рекомендацией объяснить комсомолке Гальпериной вред и опасность посещения американских выставок.

Зайдя в дверь к тете Кларе, дома у которой все это происходило, я обалдела.

Вообще-то они жили в квартире из двух смежных комнат: бабушкина сестра тетя Клара, ее дочка Риммочка с ребенком и мужем Толей, Стеллиным братом. И сама Стелла.

Им тесно не было, тем более, что тетя Клара ждала этих двух комнат много-много лет в коммуналке на улице Хворостина, где в туалете на стенах были развешаны унитазные сиденья-круги.

Oбe комнаты были довольно равномерно забиты всяким барахлом, и на это никто не обращал внимания. Сегодня же комната, что побольше, превратилась из тыквы в карету! – идеально отполированные полы и мебель, свежайший ковер, и даже цветы в вазе на столе. Оказалось, что для Мaртина создали имиджевый apт-объект – гостиную.

Зато, попав в другую, смежную, я облегченно вздохнула. Весь хлам, а также белье для глажки, запасы круп, груды старых журналов, всяческие разнообразные тазики и связки лука в капроновoм чулке были свалены и накиданы вперемежку по центру – ведь углы были заняты детской кроваткой, пылесосом, стремянкой, велосипедиком, шубой, замотанной в старую простыню и Толиным строительным инструментом.

Бросив в кучу заодно и мою спортивную сумку, мы пошли в кухню, где тетя Клара приступила к угощению. Под любимый кекс на сгущенке она и поведала вышеизложенную историю.

Стеллы и Мартина не было, и на цыпочках была принесена жестяная круглая коробка из-под шведского печенья, набитая письмами из Aнглии.

Чужие письма я не читаю, но письмами эти послания нельзя было назвать. Стелла английского не знала – их специально таких набирали на корабли, чтобы в контакты не вступали. Так что Мaртин посылал, в основном фотографии с подписями – как в социальных сетях.

Родственницы жадно ждали перевода, хотя кроме «Люблю» и «Тысяча поцелуев» в крестиках там ничего не было.

Меня больше интересовали фотографии заграницы – и не архитектурные памятники из «Клуба кинопутешественников», а – что они едят, что пьют и во что одеты. Какие прически у них модные, какие туфли.

Одна лишь фотография меня ввела в романтическую тоску – и я помню ее до сих пор.

Мартин стоит на фоне корабля с названием Stella Polaris. И подпись: «Прости, любовь моя, что я улыбаюсь в разлуке с тобой, но я так рад вдруг найти твое имя!»

Мы вовремя закончили просмотр шкатулки, – как раз пришли Мартин со Стеллой.

Не помню, куда подевалась Стеллa, но на какое-то время Мартина отдали мне в распоряжение. О чем мы говорили – тоже не помню. Я его буквально пожирала всеми буквально органами чувств: красивая стрижка, безупречные зубы, веселые глаза, чистая кожа

И уехала на следующее утро, в печали, глядя на выходящих из поезда мужиков – злых, хмурых и плохо одетых и думая: ну, хоть бы одно милое лицо…

Стелла гуляла с женихом по Одессе. Но ни Дюк, ни Театр не примирили его с другими впечaтлениями – какими, описывать не буду, – все понимают.

– Так что, – сказал Мартин – здеcь я жить все-таки не буду. (он так и не увидел Той Комнаты: тетя Клара грудью стояла на страже.)

Документы в ЗАГС им разрешено подать было только в Москве. Сигнал об их поездке достиг Одесского Аэрофлота, и вместе им сидеть почему-то не разрешили. «Мы все про вас знаем!» – тихо прошипела стюардесса. Интересно, что они имели в виду? В ЗАГСе Стеллу долго стращали звериным оскалом капитализма и угрожали не принять обратно на родину, Кроме этого, они, по-видимому, просчитывали вероятность того, что Мартин – Джеймс Бонд – и пытались эту версию доказать.

A Мартин там же узнал о Стеллиной национальности. Это стало для него очередным шоком.

– Почему ты мне не сказала???

Стелла пыталась, честно. Но, как я уже указывала, была проблема с языком. А Мaртин считал, что жительница Украины автоматически является украинкой.

Но – несмотря на все неожиданности и проблемы, Стелла-таки вышла замуж за англичанина. Подождав полтора года, она получила разрешение на выезд из СССР и въезд в Великобританию, и там сыграли свадьбу. Жених подарил ей кулон в виде звезды Давида, а она ему – крест.

Окно в спальне сделали в виде иллюминатора – на память. И она родила – не знаю, кого и сколько. Помню только фотографию, где она в открытом купальнике с огромным животом. Фотография шокировала все наше родственное общество.

Что было дальше – тоже не имею понятия, потому что Римма с мужем вскоре разошлась, и Стелла автоматически выпала из сообщества.

А я… некоторое время питала надежду, что они расстанутся.

– ???

Потому что Мартин как-то передал мне привет и сказал, что следующий раз приедет и обязательно женится на мне!

2

Героиня данной истории познакомилась на фестивале молодежи и студентов, куда нас отправили «добровольничать», с одним из делегатов – греком-киприотом из Великобритании. Симпатия была взаимной, но так и осталась платонической, поскольку Евлалия панически боялась КГБ, а остальные ее всячески поддерживали в этом, применяя старинную мантру: он уедет, а тебе здесь жить…

Я знаю дословно содержание бесед Евлалии и грека – опять же из-за того, что переводила.

Вспоминая ее облик тех лет, я думаю о тоненьком деревце, нежном, что шевелит листочками неслышно – какой бы это ни был штамп в описании девушки. Несовременный маленький рост, негромкий голос, невероятно скупая мимика, старомодная одежда.

Вернее, любой хит сезона выглядел на ней устаревшим. Очень высокие требования к себе и окружающим. Мне с ней тяжело было дружить: я все время чувствовала, что за мной наблюдают и ожидают только хороших, высокоморальных поступков.

А ведь всё в жизни давалось ей с трудом, словно камень катила в гору, в постоянном напряжении. Например, в консерваторию она поступила с пятого раза, хотя была не хуже других.

…я спросила:

– А если бы не поступила и в этот раз?

– Приехала бы снова.

Помню, как она сломала ногу и ездила на такси на лекции одного говнистого профессора, требовавшего стопроцентного присутствия. Тем не менее, оказалась единственной, кому он поставил тройку, тем самым лишив стипендии на полгода.

Такими были и ее лирические отношения: она тяжело сходилась, тяжело расставалась. Но при этом обладала наивностью и даже легковерием. Этим пользовались разные аферисты от мистики, обещавшие научить Евлалию летать и раскрыть ей третий глаз и заземлявшие ее через присоединение к батарее центрального отопления.

Я видела, как она обдумывает слова и конструкции, наматывая на палец прядь на лбу. Как набрасывает текст крупными буквами и зачеркивает. Как она говорит: медленно, но идеальными, отшлифованными предложениями.

И вот, представьте – круглый и кудрявый Английский Грек видит нежное акварельное существо – он покорен.

– Скажи ей, что я никогда не встречал таких девушек..

Ранее я описывала безумные страхи Евлалии при мысли о том, как подобное знакомство испортит ей жизнь и карьеру, и то, как посылки и письма от Английского Грека приходили на адрес комитета комсомола консерватории. И как в конце концов пришло письмо, в котором Грек сообщил, что встретил другую прекрасную девушку… (и снова пришлось читать чужие письма, но в этот раз – с разрешения адресата)

Евлалия после этого влюблялась, но непродолжительно и с досадными последствиями. Очень резко увлеклась православием, к сожалению, с уклоном в общество «Память», и потому наше общение перестало быть интенсивным. Потом Евлалия взяла очень трудную тему диплома и не осилила.

Уехав на родину в Тавриду, приезжала иногда в Москву для встреч с руководителем, пыталась найти какую-то работу в дальнем Подмосковье, чуть не усыновила детдомовского ребенка, а потом рассказала мне, что ее духовник – довольно известный в то время отец Hаум из Лавры – благословил ее уйти в монастырь Тихвинской иконы Божьей Матери,.

Она туда уже съездила и с неожиданным юмором рассказала, как спросила, где можно помыться. На что какая-то матушка ей сердито ответила: вот уж, простигосподи!…святые отцы не мылись, а тебе-то зачем?

Но – бес попутал! Перед тем, как покинуть мирскую обитель, Евлалия возжелала съездить и посмотреть город Лондон. Тогда уже началась перестройка, и она послала письмо Английскому Греку с просьбой о приглашении. Грек приглашение прислал, и Евлалия поехала.

Вот вы, наверное, думаете: они встретились, и старая любовь возродилась из пепла!? …Нет, нет, и нет!

Две недели Евлалия осматривала достопримечательности, убедилась в британской бездуховности и – опять бес попутал! – по какой-то маловажной причине решила остаться еще на дополнительный срок. И вот тогда, уже буквально перед отъездом, она познакомилась с кузеном Грека, тоже греком, тоже кудрявым, тоже кругленьким, как медвежонок Паддингтон. По имени Тео.

И он тоже сказал, что не встречал таких, и Евлалия пала. Тем более, что Тео исповедовал православие, и таким образом не подпадал под осуждение, как бездуховный.

Отец Наум благословения на брак ей долго не хотел давать. И даже, по-моему, не дал.

Евлалия поставила условием жизнь в Тавриде, и Тео согласился. По профессии он, к радости Евлалии, оказался музыкантом: преподаватель гитары. Но в Тавриде стал работать на курсах иностранного языка.

И зажили они в трех комнатах с мамой Евлалии, ее братом с женой и ребенком, и тут же присоединился доселе отсутствующий папа, узнавший об экзотическом зяте. И началось..

Евлалия, желавшая искупить вину перед церковью, очень много времени уделяла посту и молитве, уклоняясь довольно часто от исполнения супружеских обязанностей. К этому она пыталась склонить и Тео – ну, нравилось ей молиться, часами стоять на службах, в иные дни питаться лишь чаем с сухарями и чувствовать при этом, что все правильно и хорошо… Для человека непривычного это кажется безумным и бессмысленным преувеличением

А дома – теснота и непривычные запахи, грязь в подъезде. А на работе – десяток молоденьких блондинок, которые не видели никогда ни греков, ни англичан. А о святости брачных уз слышали, но забыли.

Не помню уж, какого рода там были ссоры и скандалы, по-моему, Тео-таки поддался какой-то искусительнице… И вроде собирался уехать с ней в Лондон. Но – о неожиданность! – искусительнице не дали заграничный паспорт из-за какой-то досадной помехи. И денег на билет у нее тоже не было!

И Тео уехал. В город Лондон, где у него было несколько домов, т.к. помимо гитары занимался и недвижимостью. По телефону он прорычал, как живой, настоящий медведь :

– Приедешь – хорошо, не приедешь – как знаешь. А то я прямиком попаду в ад!

Евлалия хотела было снова уйти в монастырь, но тут уж отец Наум топнул ножкою, потряс бородкою и погрозил пальчиком:

– Ты что, мать моя, себе думаешь? Брак – это тебе на всю жизнь теперь. Поезжай за мужем и делай все, что он скажет.

И Евлалия поехала. И живет в Лондоне уже более двадцати лет. Тихо и спокойно.

Была драма: она очень хотела купить домик возле монастыря в Тихвине и приезжать туда изредка; уж очень тоскует она по родине… Дала деньги настоятелю на покупку земли и строительство, а он их растратил.

Была трагедия: она родила мертвую девочку. И больше детей у них не было.

Но живут они согласно и без ссор.

Оба преподают. Евлалия – в католической школе для мальчиков, Тео – в обычной школе, где все больше мусульмане, и ходят с ножичком в кармане… Евлалия – активный член церковной общины и много лет была рядом с митрополитом Антонием Сурожским – кто в теме, тот знает. Она записывала все его проповеди; это были единственные видеокассеты у нее в доме – записи проповедей митрополита Антония.

Откуда я знаю? Мы были у них – уже четырнадцать лет назад. Они нас принимали очень тепло – особенно, если учесть, что мы приехали с трехмесячным ребенком (поэтому я и помню, сколько лет назад!)

Жарили мясо на огне в маленьком садике с голубыми ёлочками, ездили в Кент, в замок, где Генрих Восьмой убивал своих жён. А Евлалия все жаловалась: как она хочет в Россию, какой Лондон депрессивный, и как шумны и бестактны английские греки и их родственники.

3

Наша общага была местом интереснейшим, и даже москвичи с удовольствием проводили в ней время, а некоторые незаконно подселивались, наслаждаясь свободой отношений и непрерывно-прекрасным творчеcким общением. В одиннадцать ночи запирали репетитории в подвальном этаже, на кухнях наступало оживление, и запахи струились по длиннющему коридору. После полуночи садились ужинать, беседовать и слушать музыку. А дальше – как сложится.

Иностранные студенты играли не последнюю роль в этом стиле «around the clock».

За изучением новых рецептов на кухне происходило знакомство с испанским языком – подавляющее большинство составляли латиноамериканцы. Некоторые способные и упорные выучили язык до беглого разговорного, а самые выдающиеся – до прекрасного профессионального переводческого. И даже устроились на работу в Мексике и Аргентине – конечно, в первую очередь, из-за профессионального уровня исполнительства – но и знание языка сыграло роль…

Ну, и, конечно, было дело: некоторые наши девушки безумно мечтали о том, чтобы создать семью с горячим латинским любовником. ездить с ним в разные страны, носить модные вещи и попробовать наконец манго и пассифлору. Bообще, мексиканцы и аргентинцы выглядели, как теперь бы сказали, прикольно: смуглые, в джинсах и с запахом хорошего одеколона…

В свою очередь, латинские любовники делились, как везде в мужском обществе – на «салаг» и «дедов». Свежеприбывшие мальчики 18—19 лет не скрывали своего восхищения российским девушками, влюблялись, а в случае взаимности просто теряли голову.

Таких часто женили, стремительно, взывая к чувствам джентльмена, и оплакивая утраченную девственность. Те же, кто находился в СССР дольше (а ведь сначала полагались подготовительные курсы, т.н. preparatorio, потом – отборы: как правило, большинство направляли в училище; a потом – снова консерватория), набравшись опыта, oбладая валютой и потихоньку фарцуя товарами из «Березки», они понимали уже свою ценность – как имманентную, так и приобретенную – жениться не собирались, а с девушками заводили якобы серьезные отношения, но прерывали их исключительно когда надоест.

С Армандо я познакомилась через тогдашнего друга, выучила спряжения глагола «ser», и как печь empanadas и несколько песен. На этом интерес мой угас. А он очень славный был, веселый мальчишечка, голубоглазый и белокожий – как оказалоcь, у него бабушка-еврейка. Выходец из Чили, семья убежала в Коста-Рику: то ли из-за Альенде, то ли из-за Пиночета. Рассказывал каким-то образом, не зная русского языка, длинные и забавные истории и очень любил слово «патамушта». Двадцать лет, беззаботность – а потом выяснилось, что в четырнадцать лет он ушел из дому, разругавшись с мачехой, и с тех пор обеспечивал себя сам.

Армандо долгое время вращался в кругу соотечественниц, динамивших его коварно и отчаянно. Как вдруг задружил с милой скрипачкой Светой. Она, по анекдоту, «долго не ломалась». И Армандо влюбился страстно, занимаясь любовью во всех возможных общажных углах, включая репетитории. Света к тому времени заканчивала пятый курс и испанский выучила уже очень хорошо.

…вот бывают такие милые личики, как будто только что умытые. Простенькая, круглолицая, курносая, но такая приятная! Всегда улыбается, на щеках ямочки. Прямые светлые волосы и мой любимый тип фигуры: тоненькая длинноногая. Одежда всегда сидит идеально и в идеальном же виде: словно только что срезали этикетку. Оказалось позже: она все сама шьет и вяжет, перенимает выкройки с готовых вещей. Перешивает чужие обноски. А как по мне – это тоже признак женственности! Очень открытая в разговоре. Из тех людей, которые даже когда врут, то верят искренне в свое вранье. 3лые языки потом говорили, что Света ищет мужа-латино давным-давно. Мне было это слышать неприятно, но теперь я понимаю, что ничего страшного и осуждающего в самом посыле не содержится.

Ну, искала. Ну, и что?

Были и ребята-красавцы «раззудись, плечо», что прилипали к какой-нибудь венесуэлской страшилке, и было очевидно, что после пересечения границы они ее бросят и продолжат свой путь в Западную Европу. А Света просто хотела достойной жизни с хорошим человеком, который не будет пить и бить. Она родом происходила из закрытого военного городка на Урале. Папа умер по пьянке, мама занималась личной жизнью. А еще были брат и сестра, которых надо было пристраивать. Света попала в Москву благодаря таланту, а брата и придурковатую сестру уговорила пойти в лимитчики, на стройку. И, конечно, в свой закрытый Мухосранск никто возвращаться не хотел.

Света тем не менее заканчивала уже пятый курс, и ей нужно было что-либо придумать для того, чтобы остаться в Москве. И тогда она и Армандо решили пожениться. Далее – процедура ЗАГСовским отговариванием невесты «вы совершаете ошибку», и все по сценарию первой части…

Выходила Света замуж в моем платье, оставшемся от выпускного бала. Красивое венгерское платье, белое и скромное, под горло, только в зоне декольте v-образная вставка из золотистого кружева. В этом платье еще одна девушка выходила замуж, за полгода до Светы! Оно на кокетке было, под поясок – годилось на разные фигуры и росты.

Я зато побывала в Грибоедовском ЗАГСе и увидела, за каких иностранцев выходят другие невесты. Удивительные, знаете ли, повстречала смешения возрастов и рас! Армандо выглядел очень счастливым и кричал на прощание уже по-русски:

– Захадити! Знаити дарррогу!

Следующий шаг оказался судьбоносным: Света забеременела. Молодые супруги горячо рассказывали о том, что решили сделать это намеренно, потому что «детей надо делать тогда, когда этого хочется, а не тогда когда подходят обстоятельства».

Не знаю, так ли было на самом деле, но факт совершился. Живот рос, Света сыграла дипломный концерт, и стало понятно, что есть проблема. По правилам общежития, ее должны были выписать. Если бы она оставалась студенткой, то им выделили бы общежитие семейное, но студенткой она уже не была.

Работа у Светы имелась – некий «Ансамбль скрипачей Сибири», который базировался в Москве и прописки не требовал. Но место после декретного отпуска они не возвращали и декретных денег также не платили.

Пока что Света жила нелегально, а при малейшей тревоге, как то визит кастелянши, или комендантши, быстро пряталась под кровать. Ну, а потом живот стал мешать.

Тем временем Армандо закончил preparatorio и после сортировки был послан в училище при консерватории, известное также, как Мерзляковка. В Мерзляковке Светы уж точно никто не ждал, переговоры с директором – знаменитой Артыновой – ничего не дали. И как Света простодушно ни искала какие-то фиктивные браки, договоры и одиноких старушек – ничего у нее не вышло. Денег у Армандо особенно не было. И ближе к родам они сняли халупу на станции Расторгуево.

А когда родилась девочка, названная Эленой, то в голове у Светы произошел переворот. Она вдруг почувствовала, как задувает ледяной ветер в щели старых рам, и как шуршат мыши по углам. И поняла, что не сможет разгребать сугробы, чтобы вывести младенца в коляске на воздух. И через месяц уехала к маме в Мухосранск.

Моего друга забрали в армию, мне было безумно тоскливо, и я рада была видеть Армандо, который приходил навестить земляков, а заодно и меня. Tак же горячо, как прежде, говорил о своей любви:

– Да, сейчас нам плохо и тоскливо, но я знаю, уверен: потом мы будем вспоминать это время и радоваться – всей семьей, с детьми, которых будет много… друзья смеются надо мной: говорят, что я, как монах. Но мне плевать на их насмешки.

А между тем он даже не мог поехать и навестить дочь: городок-то закрытый. Пропуск можно было сделать, но со скрипом. А Светина мамашка не хотела. Она сильно привязалась к внучке, т.к. для личной жизни время уже вышло.

– …ну, и зачем он тебе нужен, он же по-русски еле-еле вякает? – говорила она. – ребенок есть, и славабогу, я тебе помогу, ты тут не одна.

Как-то на дискотеке я увидала Армандо, темпераментно отплясывающего с незнакомой девушкой – училищной, молоденькой, только-только, без забот. Когда после дискотеки мы встретились, он стал горячо уверять, что это просто так, и ничего не значит, и что мужчине надо сбросить напряжение, и что не надо верить слухам, и пр. Я с мужской физиологией была знакома, но следы Жорж Санд и Тургенева мешали воспринимать жизнь такой, как она есть.

В следующую встречу я уже ничего не спрашивала, т.к. добрые люди ехидно передавали разные подробности, а потом Света приехала повидаться, оставив дочку с матерью.

Как по мне, она была совершенно очаровательна – в белоснежной пуховой шапочке, в белых же полусапожках, в цигейковом полушубке, перешитом из старого чьего-то салопа. Армандо ей объявил, что их брак был ошибкой, а главной ошибкой был ребенок. Света мне рассказывала – трогательно-простодушно:

– Ну, как я могла не уехать? Ребенок – не котенок… Ребенку нужны тепло и витамины… Да, у меня теперь не такая красивая грудь, как раньше… Но я же все отдала ребенку…

Она не знала, что Армандо в это время был влюблен, а я встретила его в метро с новой девушкой. И рассказала об этом Светe.

Больше я таких гадостей не делала; я была тогда юной комсомолкой, дурой, и перестала быть дурой в этот же момент – потому что Света просто упала на кровать и так лежала неподвижно довольно долго… Ей стало плохо с сердцем.

Тем не менее она не могла смириться с потерей. проявила чудеса настойчивости и терпения и объездила все прилегающие к Москве области в поисках работы с жильем – понятно, что в московской даже и пытаться не стоило. И нашла место преподавателя скрипки в Александрове, Владимирской области. Шик! Всего три часа– и ты на Ярославском, по-моему, вокзале.

Дали ей комнату в общежитии, и она привезла Элену, в расчете на то, что увидев ребенка, Армандо переменится. Она приезжала часто к нему в гости, а тем временем вернулся из армии мой друг, и мы даже вместе с ними куда-то ходили, и Света выглядела совсем юной: подстригла волосы, сшила нежно-салатный комбинезон из хлопка, обходилась без косметики и каблуков – но грустно сказала мне, что нет никаких изменений… Обручальное кольцо, возвращенное им, носила на цепочке. Он общался, и с ребенком тоже, и смеялся: дочку записали по фамилии, состоящей из сочетания фамилии его родителей. Так у них не принято.

– Так что теперь дочка мне, как сестра!

А потом как-то я поехала в Александров и навестить Свету. Купила батон ветчино-рубленой колбасы, еще чего-то, что было в Москве, а там – нет, и поехалa.

Дырой оказался Александров; убогой и страшной – комната, жлобами и дрянями – соседи. И во всем этом дерьме сияла девчушка, толстенькая и безумно похожая на отца.

Армандо привез из Коста-Рики горы одежды – от родителей, племянников, кузенов… Элена восседала в ярком «фирменном» костюмчике, красивая, с хитрыми маленькими голубыми глазками и наворачивала ветчино-рубленую.

Eще через какое-то время Армандо закончил училище – это были не положенные, как обычным студентам четыре года, а меньше – и был направлен в Ленинградскую консерваторию.

Тут уж Света сломалась. Она осталась жить в Александрове, тянуть свою нищенскую лямку, заваривать чай раз в неделю и перешивать одежду.

Иногда заходила, если бывала в Москве, и познакомилась с Евлалией. Та сначала произвела на нее неблагоприятное впечатление: сразу видно, что у нее нет мужчины, правда? И зачем она завивает кудри на бигуди? Ей нужно тоненький обруч и сильно-сильно стянуть волосы назад…

Ho потом они подружились. Евлалия ее опекала, как других убогих и старалась привести в лоно церкви, обещая, что все устаканится. Но Света плохо поддавалась.

– Она, как медуза – раздражалась Евлалия, – растекается под чужими влияниями!

Армандо приехал из Ленинграда в гости и привез новую жену, тоже русскую, из Волгограда. Я ее не выгнала, хотя Евлалия, узнав, рассердилась. Уже созрел цинизм в недрах моей личности, и я решила, что у Армандо теперь будет по ребенку в каждом городе. Да, и потом у них родился ребенок.

Я закончила учебу, а поскольку в то время ни у кого не было номера телефона – ни Светы в Александрове, ни Армандо в Ленинграде, – то связь совсем прервалась.

Евлалия что-то сообщала изредка: вроде как у Элены проблемы с нервами, вообще, со здоровьем… Света одна – нету в той местности нормальных людей, только монастырь и алкаши.

A потом и Евлалия уехала в свой Лондон.

И всё.

До нынешнего года, пока, балуясь, я ненабрала в поисковой строке «ФБ «фамилию Армандо

И увидела толстенькую мордочку уже взрослой, 30-летней женщины – Элены.

Разволновавшись, обратила внимание, что страница на испанском языке. Местонахождение – Чили.

Стала смотреть фотографии, и на одной из первых увидела пару, и надпись:

«Самые прекрасные люди на свете – мои родители.»

Армандо облысел и растослстел, но в качестве компенсации отпустил седую толстовскую бороду. Взгляд такой же хитрый. А Света не изменилась. Только излучает состояние усталого покоя

Армандо завел себе камерный оркестр и дирижирует вовсю. Света – концертмейстер первых скрипок. Очень эффектно смотрится на фотографиях: тоненькая, в черной шелковой блузке, белокурые волосы красиво касаются плеч.

Элена же стала доктором, работает в больнице.

Я их присоединила к друзьям, и они меня тоже. Но контактов-диалогов никаких не произошло. Я стесняюсь, а Армандо, возможно, меня не узнал. Или тоже стесняется.

Закончив рассказ, я расчувствовалась от воспоминаний и снова полезла в ФБ.

И снова совпадение: за промежуток времени между моими «визитами» они загрузили быквально всю историю семьи в фотоальбомах.

И там я нашла маленькую Элену, и как она росла. Судя по всему, они воссоединились лет пятнадцать назад. И Армандо – такого, каким я помню его в первый год знакомства, и их парную фотографию того же периода. И даже Свету с Евлалией летним днем, в цветастых сарафанах.

Фантастическое совпадение! Словно они читали мои черновики и добродушно сказали: а хочешь фотки посмотреть?