Текст книги "Сын соперника"

– Стратег?.. – вновь окликнула Эриот Флитвуд. Она спокойно дожидалась ответа, уходить без которого явно не собиралась.

– Это очень деликатный вопрос, – медленно проговорила Гэлис.

– Верно, – согласилась Эриот. – Именно поэтому вы и должны пройти со мной.

* * *

Кадберн знал, что вел себя как полный дурак. Убитый горем, измученный, истощенный, сбитый с толку – но все же дурак.

Он был настолько ошеломлен ужасной смертью Мэддина в результате воздействия Сефида, что невольно предположил, что источником магической силы является Намойя Кевлерен. Другая возможность никогда не приходила ему на ум, несмотря на то, что Акскевлерен собственными глазами видел, как принц и его Избранная садились в лодку. Для чего теперь ему жить? Он не знал, против кого направить свой гнев. Может быть, в битве участвовал еще один ривальдийский Кевлерен? Но эту мысль Кадберн отбросил практически сразу. Столь бледное и черноволосое создание неминуемо будет выделяться среди золотокожих киданцев, как луна на беззвездном небе. И если он оказался среди нападавших, то почему уничтожил только Мэддина и Китайру Альбин?

Ни в Ривальде, ни в Хамилае не было Кевлеренов, способных применить дар на столь большом расстоянии. Юнара использовала всю свою силу для того, чтобы лишить жизни Алвей Селфорд и ее ребенка, когда корабль находился в нескольких днях пути от Омеральта.

Кадберну хотелось кричать – ему не на кого было направить свою ненависть. Это заставляло его чувствовать себя бесполезным и, несмотря на бушевавший в душе огонь ярости, вялым. Он всегда знал, что нужно делать, потому что ему приказывал Мэддин или же Избранный сам предпринимал все необходимое для обеспечения полной безопасности господина. Он так долго был Акскевлереном, что не помнил себя до службы, не ведал, есть ли у него семья и где она сейчас.

Теперь Кадберн – словно птица без крыльев, словно дух без тела. Сейчас, когда объект его мести оказался миражем, он был Акскевлереном, живущим без цели и предназначения.

В глубине души Избранный понимал, что нужно отыскать причину жить дальше, отрешившись от прошлого. Необходимо выжить, чтобы понять, что же на самом деле произошло с Мэддином. Для этого Кадберн готов был перевернуть весь мир, а после спокойно лечь и ждать прихода смерти, несущей долгожданное успокоение.

Но прежде нужно решить много важных дел, требующих его способностей и талантов.

* * *

Эриот проводила белокурую женщину-стратега к крепостной стене на южной стороне Кархея, возведение которой колонисты и инженеры закончили всего несколько дней назад.

Стена была достаточно крепкой, хоть и грубой. Со временем ее перестроят по всем правилам: ровная кладка, проходы внутри, перекрытия между блоками на башнях. А пока она выдержит любое нападение. Ворота оказались в лучшем состоянии: их подпорки были глубоко вкопаны в землю, деревянные створки обшиты железом.

Несколько переселенцев собрались у ворот и что-то живо обсуждали между собой.

– Что происходит? – спросила Гэлис.

Вместо ответа Эриот легонько отодвинула в сторону собравшихся и показала на странное изображение, появившееся на воротах ночью.

Три черточки.

Гэлис подошла и внимательно изучила знак. Затем повернулась к Эриот и пожала плечами.

– Что это означает?

– Я надеялась, вы мне объясните.

– Кто сделал такое?

– Я думала, что и на это вы мне ответите.

– Вы не стали бы мне это показывать, если бы не сочли важным, – сказала Гэлис. – Почему бы вам не рассказать мне все, что вы знаете?

Эриот поискала кого-то взглядом.

– Белвит, иди сюда, – позвала она.

Пожилой мужчина осторожно вышел вперед. У него были тонкие седые волосы и длинный нос. Он беззубо улыбнулся женщинам.

– Госпожа Флитвуд… – начал он, прилагая, похоже, все усилия, чтобы собраться с мыслями.

– Пожалуйста, расскажи стратегу Валера, что ты видел сегодня на Херрисе.

Белвит выпрямился.

– Ну, дело было так. Я искал бревна для конюшен полковника – ну, полковника Линседда, вы понимаете… я же плотник, вы понимаете. Я шел по центру острова, я искал место, где можно найти подходящие бревна, конюшни ведь будут такими большими, вы понимаете…

– И на острове ты увидел?.. – сказала Эриот, не проявляя никаких признаков нетерпения.

– Ну, вот это, – произнес Белвит, кивнув на знак. – Они там повсюду. На дереве и камне. Все одинаковые. Полоски. Средняя – побольше. Все свежие. – Он покачал головой. – Грубая работа, но это, я так думаю, вы понимаете.

– Спасибо, Белвит, – поблагодарила Эриот. Старик шагнул назад в толпу колонистов. Гэлис беспомощно посмотрела на девушку.

– Чуточку терпения, Эриот Флитвуд. Что все это значит?

– Три черты, – ответила девушка. – Три острова. Но значение придается только средней черте.

Стратег удивленно рассмеялась, но выражение лица Эриот заставило ее смолкнуть.

– Вы – герой для обеих сторон, – пояснила девушка. – Вас на Херрисе знают так же, как и здесь. Вы хороший солдат, друг и покойного Кевлерена, и командующего, и заморского принца.

– Заморского принца?..

– Поломы. Пока вам никто из них не будет досаждать. Но мы, переселенцы, ездим на Херрис и обратно, наблюдаем за киданцами и кое-что замечаем. Мы видим, как они отдаляются от нас. Они не любят нас, стратег. Они не хотят, чтобы мы здесь оставались. – Девушка указала на отметины на двери. – Я готова поспорить, что это именно их знак.

Казалось, Гэлис приняла новость скептически, но Эриот видела, что ее слова глубоко запали в душу стратега.

– Так я спрошу еще раз, – сказала девушка. – Кто здесь главный? К кому нам обратиться по этому поводу?..

* * *

Гош подумал, что закаты в этой части света неописуемо прекрасны.

Отсюда, с западной оконечности острова Кархей, Киданский залив сверкал словно золотое блюдо. Раздувшийся солнечный диск все еще нависал над горизонтом: его лучи пытались противостоять наползавшей с востока темноте ночи. Дома, в Омеральте, или на ферме недалеко от южного города Боутелл, где прошло детство Линседда, закат был похож на волшебство. Летом солнце вставало подобно неведомой жар-птице и, рано опускаясь за Вардарские горы, посылало пурпурные тени на поля и каналы…

Гош ощутил тоску по дому, но тут же понял, что тоскует по молодости. Ему нравилось чувствовать ответственность только за себя, своих боевых товарищей и своего принца.

Мэддину пришлись бы по душе здешние закаты, подумал Линседд.

Услышав позади шаги, он обернулся. Это оказались Гэлис и, к его величайшему удивлению, Кадберн.

Избранный немигающими глазами смотрел на запад. Шрамы на его лице походили на глубокие морщины.

Все трое молча наблюдали за тем, как солнце окончательно опустилось в море, затем повернулись и зашагали к поселению.

– Мы не можем рассчитывать на то, что Полома сдержит советника Неври и его сторонников, – сказала Гэлис. – Необходимо что-то предпринять, чтобы помочь ему. Иначе мы потеряем все.

– Еще до нападения Кевлерена?

– Если он вообще нападет, – заметил Кадберн.

Гоша поразило подобное высказывание. Когда Избранный выступал перед Ассамблеей, то уверенности в том, что войны с Сайенной не миновать, в его словах было больше.

– Неври будет выжидать, пока мы стоим на защите Кидана, – сказала Гэлис. – Но он уже начал кампанию против нас. Это хитро…

– Подло, – перебил Кадберн.

– Но очень умно. Он рассчитывает получить поддержку и одновременно вызвать вражду среди поселенцев.

– Кажется, я что-то пропустил, – заметил Гош, чувствуя, что не понимает сути разговора. – Собственно, я понятия не имею, о чем речь…

– Мы лишь кое-что обсудили по дороге сюда, – пояснила Гэлис. – А это я обнаружила только днем, и то лишь благодаря странной маленькой девушке, претендующей на звание представителя всех переселенцев.

– Эриот Флитвуд, – понимающе кивнул Гош. – Она может… Что вы с Кадберном решили предпринять?

– Пока ничего, – промолвил Акскевлерен.

– Но есть кое-какие идеи, – добавила Гэлис.

Глава 8

Казалось, Чиерма уже несколько часов разглядывает бумагу, лежащую перед ним на столе. Это был список воинских частей, которые губернатор мог использовать для обороны границы. Дело грозило затянуться, так как граница велика, а список слишком короток.

Кое-что являлось очевидным: например, было понятно, что гарнизон в Геймвальде, самом большом городе на севере Ривальда, по сути, второй столице республики, просто необходим.

Далее: нужен эскадрон кавалерии на полпути между Геймвальдом и Каттлом, самым южным городом империи. Еще – кавалерийский эскадрон для постоянного дозора на пустынных западных территориях… После всех этих подсчетов на оборону оставшихся четырехсот миль границы приходилось только две тысячи солдат.

Проблема не имела очевидного решения. Чиерма лишь отчаянно надеялся на то, что хоть какая-то мысль посетит его, если он будет продолжать сверлить глазами буквы и цифры на бумаге. Да, нужно подумать над этим вопросом на досуге.

На досуге? А есть ли у него досуг?.. Кроме того, когда находится свободная минутка, то все его мысли возвращаются к покойной госпоже, леди Энглей Кевлерен, причиняя неимоверную боль истерзанной душе.

Губернатор убрал бумаги в верхний ящик письменного стола – того самого, которым пользовался в бытность свою верным Избранным, – и запер его. Личный секретарь, заметив это, подала новые документы, но Чиерма поднял руку.

– Позже, Феруна, – произнес он.

– Время для прогулки, господин? – поинтересовалась женщина, приветливо добавив: – Давно вы уже не гуляли. Я беспокоюсь за вас.

Чиерма изобразил нечто вроде улыбки.

– О груде бумаг на вашем столе мы поговорим, когда я вернусь.

На выходе из резиденции его приветствовала охрана. Чиерма легким шагом направился в сторону маленького парка. На улице стоял необычно солнечный весенний день. Как правило, в это время года свирепствовали бури. Если прибавить к этому холодные зимы, то Геймвальд явно не претендовал на место для приятного семейного отдыха. Однако время от времени в город прибывали все ривальдийские Кевлерены со своими домочадцами и свитой. Случалось это потому, что именно из этих мест и брал свое начало великий род. Именно из Геймвальда бунтарь Эмбер двинулся на север и основал новую династию, в итоге создавшую Хамилайскую империю.

Да будет проклята его память во веки веков…

Больше сюда никто не приезжал, так как к югу от гор не осталось ни одного Кевлерена. Чиерма задумался было над этим, но быстро возвратился к реальности. Неужели он искренне скучает по минувшим временам? Губернатор восстал против Кевлеренов из-за их жестокости и высокомерия, из-за того, что они крали в семьях целые поколения детей для собственных ненасытных потребностей в жертвоприношениях. Именно поэтому он пошел против единственного человека, которого искренне и глубоко любил.

Оказавшись у могилы Энглей, Чиерма присел на корточки и очистил камень от сорняков и кусочков упавшей коры.

Губернатор вспомнил крики, которые доносились из личных покоев госпожи. Он помчался туда, вмиг снова превратившись в верного Избранного, готового пожертвовать всем, даже жизнью, лишь бы защитить ее. Дверь оказалась запертой. Скамьей, принесенной с кухни, Чиерма с помощью слуги пытался выбить ее.

Душераздирающие крики леди Энглей заставляли Акскевлерена колотить по двери с утроенной силой, пока створки не распахнулись перед ним. Но было уже поздно. Чиерма мог лишь с ужасом наблюдать за тем, как посреди спальни пылал огромный факел, в который превратилась его госпожа.

Когда последние отблески огня погасли, от леди не осталось ничего, кроме огромного черного пятна на деревянном полу… и еще треугольной подвески от фамильного медальона Кевлеренов. Казалось удивительным, что украшение, как и почти все вещи в комнате, за исключением некоторых бумаг, совсем не пострадало от огня.

Чиерма крепко зажмурился. Нет, не от воспоминаний, они навсегда врезались в память… Надо было просто сдержать навернувшиеся слезы. Как глупо. Он – зрелый мужчина, губернатор, важный и влиятельный человек, возможно, последний Избранный, оставшийся в живых во всем Ривальде, стоял здесь и рыдал у могилы женщины, уничтоженной Сефидом, женщины, никогда не любившей его так, как он того заслуживал…

Стало легче. Чиерма быстро поднялся, внутренне проклиная себя за подобное поведение. Конечно, Энглей любила его по-своему. Все Кевлерены любят своих Избранных – как умных собак, заслуживающих пищи, крова, симпатии и немного любви…

Довольно.

Он направился обратно в свой кабинет. Необходимо разобраться с неотложными делами, затем опять просмотреть расстановку сил на границе. Решение найдется.

* * *

Крофт Харкер покинул заседание, в то время как другие члены Комитета безопасности продолжали обсуждать лаконичное донесение Чиермы, привезенное в Беферен Веланом Лаймоком.

Харкер позволил себе слегка улыбнуться. Да, очень расстроенным Веланом Лаймоком. Хотя президент всегда недолюбливал Избранных и чувствовал себя крайне неуютно, деля с ними власть в Комитете безопасности после переворота, но он признавал, что Лаймок нравился ему еще меньше.

К сожалению, чтобы компенсировать потерю места губернатора Геймвальда, Велану выделили место в комитете. Это воспоминание стерло с лица Харкера тонкую улыбку. Пока это положение не давало молодому Лаймоку возможности голосовать, но со временем его сторонники усилятся, и тогда у наглого выскочки появится достаточно возможностей для смещения Крофта с поста президента.

Харкер напомнил себе, что Лаймок поступил разумно. Он не пытался оспорить предположение Чиермы об угрозе со стороны Хамилая. Другие довольно горячо выступали по данному вопросу, предлагая даже сместить Чиерму с поста губернатора. По их мнению, отставка паникера и вечного раздражителя империи приведет к улучшению отношений между Ривальдом и Хамилаем. К тому же это откроет дорогу к губернаторскому креслу людям вроде Лаймока. Сам же Велан от любых комментариев отказался. Умен, подумал Харкер, следовательно, очень опасен.

Президент прошел в кабинет и прикрыл за собой дверь. Присев на краешек стола, он вытащил из внутреннего кармана камзола личное письмо от Чиермы. Оно было в запечатанном конверте, привезенном Лаймоком вместе с докладом.

Президенту Крофту Харкеру.

Несомненно, Велан Лаймок, выступая в Комитете безопасности, выскажет свою точку зрения на мой доклад. Он очень проницательный молодой человек с пытливым умом и, я подозреваю, с амбициями, достойными любого из Кевлеренов. Пишу для того, чтобы еще раз изложить свою позицию. Хамилайцы захватят Ривальд. Я не знаю когда и не знаю, что с этим может поделать Комитет безопасности. Противостоять – это естественно, но я опасаюсь за исход. Без собственных Кевлеренов, способных защитить нас, мы словно дети, брошенные зимой в лесу на съедение волкам.

Если вам удастся убедить комитет послать мне больше войск, особенно кавалерии, то обещаю, что смогу приостановить наступление противника в горах, но лишь на некоторое время. Не обольщайтесь: в конце концов Хамилай возьмет верх.

Кстати, Лаймок претендует на мое губернаторство в провинции со всеми его проблемами. Ну что ж, добро пожаловать. Я действительно рассматривал возможность предложить ему свой пост напрямую, но гордость не позволила.

С наилучшими пожеланиями, губернатор Чиерма Акскевлерен.

Харкеру не терпелось принять прошение Чиермы об отставке: это уберет Лаймока из комитета и изменит баланс сил в пользу нынешнего президента. Ненадолго, конечно. Никто не может удержаться у власти столь длительное время, особенно в такой критический момент. Люди будут искать виноватого, и все их негодование естественным образом обрушится на голову президента. Для спасения собственных голов члены комитета наверняка подпишут указ о его отставке.

Нет, Чиерма нужнее в роли губернатора Геймвальда.

Харкер сложил письмо и убрал его обратно в карман. Прежде чем возвратиться в зал заседаний и объявить, что у Ривальда есть еще один шанс на спасение, он решил собраться с мыслями.

Еще ведь остался один из Кевлеренов. И миссию по привлечению его на сторону республики следует поручить самому молодому члену Комитета безопасности. А кто справится с этим лучше, чем новичок?..

* * *

Для Намойи, существовавшего в слепом мире, прошлое было столь же реально, как и настоящее.

Он еще раз прожил жизнь со своей первой Избранной, Тендж, с того самого момента, как они встретились в возрасте семи лет и до ее смерти от его собственных рук. Принц знал, что делает это отчасти из жалости к самому себе, а еще из-за желания понять, почему он так сильно любил Тендж – и не мог чувствовать того же к Квенион.

После гибели Тендж Намойя обратил внимание на ту из числа Акскевлеренов, кто сильнее всех отреагировал на смерть девушки и кто разделял его скорбь. Именно поэтому принц выбрал ее, чувствуя, что их переживания близки – как бывало с прежней Избранной. Он считал, что этого будет вполне достаточно для любви, однако ошибся. Вина, которую Намойя чувствовал за собой после смерти Тендж, усиливалась его невниманием по отношению к Квенион. Это еще больше бесило Кевлерена. Принц не только не мог полюбить Квенион, но и терял остатки любви к самому себе.

Каждый день Намойя принимал решение изменить свое поведение – для их общего блага. Но иногда чувство неудовлетворенности портило весь настрой, заставляя его нервничать. И даже в такие моменты Квенион была с ним терпелива, заботлива и ласкова, иногда лишь ухудшая ситуацию, а иногда – помогая укрепить веру в собственные силы и возможность полюбить вновь. Если бы это было не так, то зачем Избранной вести себя подобным образом?.. Безусловно, она видела в нем тот потенциал, в котором сам принц постоянно сомневался.

Намойя знал, что такое признание – маленький шажок, но из шажков складывается длинная дорога. Именно благодаря подобным мыслям изменялось его отношение к Квенион, постепенно перерастая в нечто похожее на любовь – или хотя бы сильную привязанность.

Принц был уверен, что это приведет только к хорошему.

Послышались шаги Квенион. Намойя знал их звук лучше, чем стук собственного сердца. Он начал считать. Пять. Десять. Пятнадцать. Теперь дверь.

Кевлерен слышал, как Избранная, изловчившись, локтем открыла дверь, а затем закрыла ее. В руках у нее поднос… Принц разобрал – кувшин из необожженной глины постукивает о стеклянную тарелку. Значит, сегодня пиво вместо вина.

– Ваше высочество, простите, я задержалась…

– Что на этот раз? – спросил Намойя. Он откашлялся и заставил себя произнести более спокойно: – Тебе известно, что я теряю чувство времени.

– Это оттого, что дни становятся длиннее.

– Что ты принесла?

– Пиво…

– Это я знаю, – грубо оборвал принц.

– И нарезанный хлеб с сыром и мясом. Вы вчера вечером просили об этом.

Намойя скрипнул зубами. Он мог вспомнить мелкие детали своей жизни двадцатилетней давности, но забывал все, сказанное вчера.

– Дай мне хлеб.

Принц почувствовал, как Избранная вложила ему в ладонь кусочек еще теплого хлеба. Он жадно откусил.

– К вам возвращается аппетит, – заметила девушка. – Это хороший знак. Значит, вам стало лучше…

Раньше Намойя не осознавал этого, однако сейчас понял, что так оно и есть. Он был действительно голоден, словно не ел несколько недель.

Жадно сжевав кусок хлеба, принц попросил еще, затем потребовал сыр и мясо.

Когда трапеза закончилась, Квенион помогла Намойе налить пива. Ее руки накрыли его ладони. Какие же они теплые!..

– Спасибо, – сказал принц, допивая пиво. – Я чувствую, что почти…

Он замолчал, не вполне уверенный в том, как именно себя чувствует. Пожалуй, «спокойно» – подходящее слово. Первый раз за долгое время Намойя ощутил покой.

– Кажется, я начинаю поправляться, – произнес он. Лица Квенион принц, конечно, не видел, но готов был поклясться, что в данный момент она пристально наблюдает за ним.

– Спасибо, – еще раз произнес Намойя, на этот раз более искренне.

* * *

С Чиермой произошел весьма странный случай.

Возвращаясь в Геймвальд после инспектирования казарм у границы с Хамилаем, он увидел, как железные ворота запылали легким, почти невидимым голубым пламенем. Он зажмурился, но сияние не исчезло.

– Ты это видела?.. – спросил губернатор у Феруны. Женщина посмотрела на ворота и пожала плечами.

– Ты что, не замечаешь ничего необычного?

– Прошу прощения, ваша светлость, нет. А что там такое?..

Чиерма оставил ее вопрос без ответа и поинтересовался у молодого лейтенанта, начальника его охраны, не видит ли он чего-то такого на воротах.

Лейтенант долго всматривался сначала в указанную сторону, а затем в лицо губернатора.

– Нет, ваша светлость. Не желаете, чтобы я отправил одного из своих людей на разведку? Если скажете, что предполагается обнаружить…

Чиерма покачал головой.

– Наверное, вы переутомились, – предположила Феруна. – День был длинный…

Губернатору не спалось. Он снова прокручивал в голове странное событие. До этого никогда ничего не мерещилось. Правда, он уже видел подобное свечение, но только в момент действия Сефида…

Вероятно, стоило позволить лейтенанту отправить кого-то на разведку. А вдруг там кто-то из хамилайских Кевлеренов?..

Чиерма раздраженно заерзал. Ну вот, теперь его разум подвержен галлюцинациям… У Кевлеренов нет причин проделывать такой огромный путь до Геймвальда лишь для того, чтобы поиграть с даром.

Должно быть другое объяснение.

Он потер глаза и устроился поудобнее. Другое объяснение просто обязано существовать.

Губернатор крутился и метался по постели. В голову лезли мысли о сотне неотложных дел… самым важным из которых было появление голубого сияния на воротах.

– Будь леди Энглей здесь, она все бы мне объяснила, – прошептал Чиерма себе под нос, чувствуя, как на него накатывает волна одиночества.

* * *

Ночи в Беферене были холодными – несмотря на то что половина весны осталась позади. Незадолго до сумерек туман, пришедший с моря, окутал город. Плащ Харкера покрылся капельками ночной росы. По коже забегали мурашки. Президент поежился, понимая, что причиной тому был не только холод.

Перед ним стояли двое мужчин. Первый – высокий морщинистый моряк с одной рукой и страдальческим выражением лица. Казалось, что он не замечает ни холода, ни тумана. Второй – Велан Лаймок, которому одновременно удавалось выглядеть несчастным, угрюмым и напуганным.

Лаймок взял из рук президента запечатанный пакет и сунул его под свой непромокаемый плащ.

– Не подведите комитет, – сказал Харкер.

– Нет, – пренебрежительно бросил Лаймок и быстро добавил: – Конечно же, нет.

Харкер повернулся к моряку.

– А вы, капитан Ровард, убедитесь, что тысяцкий Лаймок добрался куда надо.

– Я еще ни разу не подвел Ривальд, – хрипло возразил мужчина. – И не намерен этого делать впредь.

Харкер кивнул, чувствуя, что повел себя как полный дурак.

Капитан Ровард не заслуживал подобного обращения. Он – самый лучший и опытный офицер в маленьком военно-морском флоте республики. Если и был человек, способный отправиться в Сайенну и возвратиться обратно в короткий срок, необходимый для спасения Ривальда, то это, без сомнения, он.

– Наши судьбы в ваших руках, – сказал президент. – И я знаю, что они в безопасности.

Ровард кивком ответил на комплимент.

– Если мы хотим успеть до отлива, то нужно идти. Будут ли еще какие-то указания?

Харкер покачал головой, но как только Лаймок и капитан собрались уходить, он схватил тысяцкого за руку и произнес:

– Обещайте Намойе Кевлерену все. Все что угодно. Но привезите его обратно в Ривальд.

* * *

Чиерма проснулся незадолго до рассвета, быстро оделся и вышел из замка. Наконечники копий у подуставшей за ночь охраны горели голубым.

Он направился к могиле Энглей.

Она уже ждала его там.

Вероятно, губернатор должен был испытать нечто похожее на шок или крайнее удивление, но вместо этого Чиерма почувствовал облегчение. Часть его всегда ждала ее возвращения.

– Я все еще зла на тебя, – тихо и почти равнодушно произнесла леди Энглей.

Этот тон всегда приводил его в бешенство.

– Полагаю, на сей раз у вас, ваше высочество, есть на это полное право.

– Ты понимаешь, что это не сон. Это Сефид. Теперь его так много, что происходят вещи, ранее неслыханные.

– О чем вы?..

Он вытянул перед собой руки. Кулаки сжались так сильно, что ногти вонзились в ладони. Чиерма ощутил боль. Она права, это не сон. Но мысль не успокоила.

– Иногда мне кажется, что я знаю, в чем дело, но иногда… – Энглей слегка покачала головой.

– Мне жаль, что так случилось, – произнес губернатор. Она наклонила голову и посмотрела на него.

– Да, я знаю. По крайней мере это не ты убил меня.

– Я хотел…

– Но ты любил меня слишком сильно.

– Поэтому и хотел убить. Не хватало храбрости.

Женщина легла на собственную могильную плиту.

– Ты ведь знаешь, что она придет, не так ли?..

Губернатору понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, о чем речь, затем он произнес:

– Императрица…

– Она сама еще не слишком уверена. Пока. Но – да. Ты ничего не сможешь сделать. Я хотела предупредить тебя.

– Я обязан попытаться.

Леди Энглей весело рассмеялась.

– Ты всегда был чересчур верным. Тебя это крайне возмущало, но ты не мог не исполнить свой долг до самого конца, когда присоединился к другим предателям-Избранным. Сейчас ты там же, откуда начал. Но вместо Кевлеренов – армия.

Ее тон опять начал раздражать губернатора.

– Я знаю, почему пережил ту ночь, – произнес Чиерма как можно холоднее.

– Какая ирония судьбы, а? Ты ходишь к моей могиле и жаждешь моей любви, но если бы она была у тебя, ты бы погиб вместе с остальными Избранными, которых другие Кевлерены искренне любили. Ты должен быть благодарен мне.

Он вспомнил, о чем она говорила ранее.

– Почему вы хотите предупредить меня? Почему беспокоитесь о моей судьбе?

– Потому что из всех существ на этой земле, мой одинокий, потерянный Чиерма, ты единственный, кто по мне искренне скучает.

* * *

– Нам нужна армия, – сказал Намойя.

– Армия?.. – переспросила Квенион.

Намойя не ждал ответа. Он был так поглощен своими мыслями, что совершенно позабыл о присутствии девушки. Принц задавался вопросом, а что же она делала по ночам, перед тем как покормить его и унести поднос. Наверное, смотрела на звезды. Он бы хотел когда-нибудь вновь увидеть звезды…

– В конце концов Комитет безопасности пришлет за мной кого-нибудь, чтобы отвезти домой и запереть с остальными родственниками. Они не обращали на меня внимания, пока я удерживал Кидан в своих руках, но теперь, когда узнали, что Хамилай увел его у нас, не оставят меня в покое. Только если я не заставлю их осознать свою значимость и ценность здесь, в Новой Земле. Я стану не более чем марионеткой в руках кучки солдат и предателей Акскевлеренов…

– Под осознанием своей значимости вы имеете в виду попытку захвата Кидана?

– Да. А также всех прилегающих территорий.

Квенион едва не задохнулась от неожиданности.

– А почему нет? Те варвары, которые помогли нам добраться до Сайенны, не представляют никакой угрозы для хорошо оснащенной современной армии. Кроме того, мы привлечем их на свою сторону. У них нет особых причин любить Кидан. Если Майра Сигни смог купить туземцев, сумеем и мы. Возможно, на старом континенте Ривальд не соперник Хамилаю, но здесь он имеет шанс создать новое королевство. Даже новую империю, способную противостоять хамилайцам.

Кровать скрипнула: Квенион присела рядом с принцем.

– С чего начнем?

– Выясни для меня все, что сможешь. Разузнай местоположение племен, которых плутократы нанимали для атаки, и имена их вождей.

– Завтра же займусь этим.

– Хорошо, – сказал он и протянул руку. Квенион взяла ее в свои ладони. – Я знаю, что могу на тебя положиться.

Намойя почувствовал, как девушка наклонилась к нему, а затем прикоснулась губами к его глазам.

Квенион ушла до того, как принц успел что-то сказать или сделать.

Он ощутил нехватку воздуха в груди и странное чувство – будто ему, Кевлерену, была оказана великая честь. Словно ее любовь была драгоценным даром, который он ничем не заслужил.

Намойя был в смятении, но что особенно приводило его в замешательство – в смятении от взрыва чувств по отношению к Избранной.