Текст книги "Лина и Сергей Прокофьевы. История любви"

У каждого из них, хотя об этом не говорилось, были отношения на стороне. Лина постепенно занимала центральное место в личной жизни Сергея, да и в его профессиональной карьере. Для Сергея две эти стороны жизни были неразделимы.

* * *

Лину и Сергея свел Сталь. Он приглашал Лину на Стейтен-Айленд каждые выходные в конце 1919 года, сетуя, что Сергею не хватает друзей-ровесников. Их объединила музыка. Лина делала успехи в пении, и Сталь намеревался уговорить ее спеть – впрочем, Янакопулос и Сергей только высмеяли бы девушку. Мать Лины была против того, чтобы дочь встречалась с Прокофьевым, подозревая молодого человека в неблаговидных намерениях. Сталь с Янакопулос жили на Prince’s Bay на южном берегу острова, рядом с Great Kills. В то время южный берег славился чистыми пляжами, превосходной развлекательной программой и знаменитыми пресноводными каналами, давшими название району – «килл» в переводе с голландского означает «канал».

Сергей, Лина и еще несколько гостей Сталя решили покататься на лодках в парке Wolfes Pond (Волчий пруд). Сергей врезался на своей лодке в лодку Лины, и та едва не перевернулась. Сергею были свойственны мальчишеские, инфантильные способы ухаживания. Похожую выходку он проделал на железнодорожной станции. При виде приближающего поезда подтолкнул Лину к краю платформы, тут же оттащил обратно и сказал: «Видишь, я спас твою жизнь!»[68]68
  ЛПФ.


[Закрыть]

«Новая поклонница»[69]69
  Прокофьев. Дневники 1915–1923.


[Закрыть], как Сергей самоуверенно назвал Лину, показалась ему слишком заурядной, но Сталь заверил друга, что тот ошибается, и в подтверждение своих слов попросил Лину спеть одну из арий, которые она разучивала со своей матерью. Лина исполнила романс Антона Рубинштейна «Ночь». Как только она закончила первую строфу, не успев произвести впечатление на слушателей своим верхним до, Сергей прервал ее, заявив, что она испортила романс. Он предложил свой вариант исполнения и под собственный аккомпанемент запел тонким голосом, но не смог убедить Лину, что прав он, а не она. Ни один из них не признал правоты другого и не желал признаваться, что оба варианта имеют право на жизнь. Момент был безнадежно испорчен. Лина сочла Сергея грубым и сказала ему об этом. Он согласился, заявив, что не считает дерзость отрицательной чертой характера.

Сталь опять пригласил их к себе, но Лина отказалась. Она восхищалась Сергеем издалека, но он не нравился ей, когда был рядом. Но со временем она все-таки передумала, а Сергей стал вести себя лучше. Во время последующих визитов к Сталю был безупречно вежлив и, гуляя с Линой по лесу, развлекал разговорами на русском. Лина внимательно слушала его рассказы об учебе в Петербурге, о долгой и опасной поездке из России через Японию и Гавайи в Калифорнию. Он с отчаянием в голосе говорил о матери, выражая надежду, что ей удастся выехать из России или хотя бы покинуть зоны боевых действий между красными и белыми. Леденящие кровь подробности испытаний, выпавших на долю Марии Прокофьевой, Лина узнала гораздо позже.

В тот ноябрьский день Сергей и Лина вместе убирали сад, располагавшийся за большим домом Сталя: опавшие листья сгребали в кучу, а потом разожгли костер. У кого-то была камера. На одной из фотографий запечатлен композитор в темной одежде. Разыгрывая сцену из вагнеровской «Валькирии», Сергей застыл на фоне дымящегося костра, опустив левую руку на голову Лины. Грабли в правой руке заменяли копье, а смеющаяся Лина исполняла роль спасенной воительницы. Но даже без фотографии Лина помнила этот ноябрьский день, и сцена во всех подробностях вставала перед ее мысленным взором. В романтических письмах Лина спрашивала Сергея на ломаном русском: «Видишь ли ты иногда этот cinema (фильм)?»[70]70
  РГАЛИ. Ф. 1929 [29 декабря 1920 года].


[Закрыть]

Вернувшись на Манхэттен, Лина подробно рассказала матери о том, как провела день. Ольга, всегда с подозрением относившаяся к ухажерам дочери, решила, что у нее нет иного выхода, кроме как самой оценить Сергея, и пригласила его на обед. Сергей вел себя безупречно; он делал комплименты Ольге, с удовольствием слушал ее рассказы о России и делился своими историями. Он окончательно покорил ее, когда поделился тревогами о судьбе матери. Приглашения на обед следовали одно за другим, и Лина заставляла Сергея принимать их, чтобы соблюсти приличия. Отец Лины высказал свое мнение намного позже, после того как услышал музыку Прокофьева. «Девочка моя, – сказал Хуан дочери в конце жизни, – понимаешь ли ты, что вышла замуж за гения?» Однако перед свадьбой он попросил ее напомнить человеку, который просит ее руки, что она «воспитана, как и подобает молодой девушке»[71]71
  ЛПФ.


[Закрыть].

Ольга позволила дочери встречаться с Сергеем, но только у них дома и в ее присутствии. Лина нарушала запрет матери; иногда они с Сергеем ходили на прогулки, в ресторан или в театр. Когда у Сергея было свободное время, а Лина не могла с ним встретиться, он играл в бридж или в шахматы в Манхэттенском шахматном клубе на пересечении Бродвея и 71-й улицы. Кроме того, оба любили ходить в кино, предпочитая картины о любви, в которых непременно присутствовал конфликт между высшими и низшими классами. Перед сеансом показывали один или два комедийных скетча и выступал оркестр, в программе которого были классические произведения, такие как «Венгерская фантазия» и увертюра к опере «Вильгельм Телль». Лина не опасалась появляться с Сергеем в публичных местах, но в его гостиничные апартаменты идти боялась. Отель Calumet находился на Западной 57-й улице между 8-й и 9-й авеню – не самый престижный адрес. Район пользовался популярностью у художников, несмотря на то, что это место облюбовали куртизанки – а может, как раз по данной причине. Лина часто посмеивалась над обшарпанной обстановкой номера, но плата за него составляла всего 15 долларов в неделю вместе с сервисом – дешевле в Нью-Йорке было не найти. Комнаты были достаточно светлыми; в одной из них стояло взятое напрокат пианино.

Лина боялась приходить к Сергею одна. Он был не из тех, кто довольствовался романтическими встречами; у него не хватало терпения на обычные ухаживания. Сначала Лина приходила только тогда, когда у него были гости. Когда он, наконец, уговорил ее прийти одну, Лина купила вуаль, чтобы закрыть лицо. Но единственное, чего она добилась, – позабавила продавца. Как только дверь закрылась, и они с Сергеем остались одни, Лина разволновалась, стала отбиваться и говорить о девичьей чести. «Ты понимаешь, что делаешь?» – «Все так делают… ну, большинство». – «Но молодые девушки не должны этого делать» – «Они только говорят, что не должны»[72]72
  РГАЛИ. Ф. 1929 [4 декабря 1919 года].


[Закрыть]. Переговоры прервались, когда Лина обнаружила, что прижата к столу, – к тому моменту ей уже не хотелось спорить.

Однако мать воспитала Лину в строгих правилах, о чем она не стеснялась лишний раз напомнить. Однажды вечером, выйдя после сеанса из кино, Сергей довел Лину только до входа в метро на Таймс-сквер, поскольку хотел поскорее вернуться в отель Calumet, чтобы закончить какую-то работу. Лина, вместо того чтобы попрощаться и сесть в поезд, взбежала вверх по лестнице, догнала Сергея и устроила ему настоящую взбучку за то, что обращается с ней, будто с уличной девкой: «Ты знаешь, сколько сейчас времени? Маме станет плохо, если она узнает, что ты не проводил меня! У меня не хватает воображения, чтобы представить, с какими женщинами ты общался!»[73]73
  ЛПФ.


[Закрыть] Пристыженный Сергей попросил прощения и, вызвав такси, довез Лину до дома.

В первые недели ухаживания Лина испытывала двойственные чувства. Оставаясь с Сергеем наедине, она ощущала неловкость, но приходила к нему все чаще и чаще. Из-за этого приходилось врать матери. Сергей же пытался сдерживать низменные инстинкты и осваивал искусство романтических ухаживаний. В его дневнике есть запись о первом мимолетном поцелуе (2 ноября) и нескольких часах, проведенных наедине в доме у Сталя (9 ноября). Сергея грела мысль, что эта восхитительная женщина именно та, которую он долго искал. Но когда подавляемые мысли брали верх, Сергей рассматривал Лину всего лишь как очередное завоевание и отслеживал, словно сторонний наблюдатель, как постепенно слабеет ее сопротивление.

Он продолжал поддразнивать ее. Когда Лина отказалась провести с ним вечер, он язвительно заметил, что найдет ту, которая не откажется от приглашения. На следующий день Лина позвонила и спросила, с кем он провел вечер; Сергей отказался отвечать на этот вопрос. Стараясь наладить отношения, она сказала, что зайдет к нему днем, но позже позвонила и отменила визит, а потом перезвонила еще раз, чтобы извиниться. В начале декабря он уже понял, что Лина его обожает. 9 декабря он написал в дневнике: «Давно уже никто не любил меня так, как, похоже, любит эта милая девочка»[74]74
  Прокофьев. Дневники 1915–1923.


[Закрыть]. Наивная, влюбленная Лина терпела безобидные поддразнивания, потворствовала его капризам и готова была поддержать всегда и во всем. Ей хотелось быть больше чем восхитительной спутницей, очаровательной болтушкой; но Лина пока сама не знала, какую роль сможет играть в его будущем. А будущего без Сергея Лина не мыслила, поскольку была влюблена и в художника, и в его искусство. Лине нравилось, как самоотверженно Сергей отдавал себя искусству, презирая будничную рутину, ведь такими же качествами обладали ее родители. Конечно, подобная жизнь нелегка, но Лина и не стремилась к покою.

Сергей был слишком поглощен собой, чтобы считаться с чувствами Лины, но признавал, что она красивая и заразительно смеется. Возможно, она думала, что сможет стать той единственной, которая пробьется сквозь броню из циничной рассудочности и очарует его. А может, Лина понимала, что вся его любовь отдана искусству, но в таком случае она готова была стать музой гения.

Их отношения окрепли, когда он закончил работу над оперой «Любовь к трем апельсинам». Они вместе провели Рождество, любовались Нью-Йорком со смотровой площадки Вулворт-Билдинг[75]75
  Вулворт-билдинг – один из самых знаменитых небоскребов Нью-Йорка, построенный в 1910–1913 годах как штаб-квартира розничной сети F. W. Woolworth Company. Через 100 лет после постройки по-прежнему входит в список 50 высочайших небоскребов США. На 58-м этаже находится площадка для обозрения. В 1972 году этот небоскреб был объявлен национальной исторической достопримечательностью. (Примеч. ред.)


[Закрыть]. Лина была в нарядном сером пальто, подаренном родителями, Сергей оделся просто и буднично. Подарками они, похоже, не обменивались. На следующий день Сергей, которому требовалось уладить кое-какие дела в Чикаго, отправился туда на поезде. Лина придумала какую-то невнятную отговорку и не пошла на работу, чтобы перед отъездом позавтракать с ним в отеле «Пенсильвания». Сергей уехал на Broadway Limited (поезде, курсировавшем между Нью-Йорком и Чикаго), убежденный в привлекательности и преданности Лины, но озабоченный предстоящими переговорами с руководством Чикагской оперы. Переговоры тянулись до весны 1921 года, и, наконец, в конце 1921 года состоялась премьера оперы «Любовь к трем апельсинам».

Сергей жаловался на неприятности Лине и играл для нее отрывки из произведения. Сергей объяснял, что его опера комическая, и задача ее – сатирически высмеивать жанровые клише и ожидания публики. Сюжет оперы связан со страдающим ипохондрией Принцем, болезнь которого вызвана пристрастием к трагедиям Расина. Излечить принца может только смех. Излечиться ему, сама того не желая, помогает незадачливая ведьма Фата Моргана, проклявшая принца «любовью к трем апельсинам». В каждом из апельсинов спрятана прекрасная принцесса, одной из которых предстоит стать невестой Принца, хотя и не без козней со стороны Фата Морганы.

В своих воспоминаниях Лина не высказывает мнения об опере, только отмечает, что после знакомства с ней Сергей переименовал одного из персонажей. Принцесса Николетта стала Линеттой. По мнению Лины, это был красивый жест, но Ольга не поверила в его искренность. «Он сделал это только для того, чтобы произвести впечатление. Подожди, пусть сначала опубликуют, а тогда посмотрим, что он имел в виду», – заметила она[76]76
  ЛПФ.


[Закрыть].

Принцесса так и осталась Линеттой, а вот его намерения оставались неопределенными. В середине февраля Сергей и Лина договорились вместе провести лето в Париже: Сергей будет писать музыку для Ballets Russes (Русский балет Дягилева), а Лина будет брать уроки пения. Но тут из Лондона в Нью-Йорк вернулась Стелла Адлер, и на Сергея словно нашло затмение. Дремлющая страсть пробудилась вновь. Стелла только усугубляла положение, уговаривая Сергея давать ей уроки игры на фортепиано, что крайне раздражало Лину. Кроме того, появилась Дагмара Годовская, правда, на экране – вышел фильм с ее участием The Peddler of Lies, где Дагмара по сути сыграла себя.

Сергей посмотрел фильм 27 февраля, сразу после концерта в Нью-Йоркской филармонии – исполнялся Фортепианный концерт Листа, солистом был Прокофьев. Лина пошла с ним на концерт. Они сидели в ложе, предоставленной родителями Гертруды, покровителями искусств Генри и Зельдой Либман. Мать Лины опять выразила недовольство, и снова Лина не послушалась ее. Она приняла приглашение, а после концерта пришла вместе с Сергеем в артистическое фойе, чтобы поздравить Рахманинова. Несмотря на безукоризненное исполнение – даже Сергей признал это, – Рахманинов выглядел огорченным. Когда ему представили Лину, он заверил ее, что помнит их первую встречу много лет назад. Он кивком выразил одобрение Сергею – редкому музыканту случалось удостоиться его похвалы. С пианистом были его жена и дочери. Младшая дочь Рахманинова что-то шепнула отцу, и он задал Лине вопрос, которого так боялась ее мать: «Скажите, вы поженились?»[77]77
  ЛПФ.


[Закрыть] Лина покраснела, а Сергей промолчал.

Сергей всегда отодвигал личные дела на второй план, отдавая предпочтение творчеству. Стремясь избежать необходимости выбирать между Стеллой и Линой, Сергей с головой ушел в работу. Он пил чашку за чашкой горячий шоколад и мучился головными болями от непомерного напряжения. Он записывал мелодии, приходившие к нему во сне и рождавшиеся в воображении. Ноты выплескивались на страницы из рояля, из которого, как утверждали разгневанные соседи, он извергал адский шум. Иногда музыка рождалась слишком быстро, особенно как в случае с оперой «Любовь к трем апельсинам». Он представлял ее заранее и сам не мог понять, откуда льются звуки. Музыка жила собственной жизнью.

Весной 1920 года Сергей продолжал работать на износ. Он задумал новую оперу «Огненный ангел», толком не отдохнув после работы над оперой «Любовь к трем апельсинам». Кроме того, он принял предложение дать несколько концертов и, в соответствии с договором с Aeolian Company, записал несколько фортепианных пьес. Он реже виделся с Линой, продолжая бессмысленные отношения со Стеллой; разрываясь между двумя женщинами, он скорее терял терпение, чем испытывал угрызения совести. В дневниковой записи от 13 марта чувствуется, как он устал от этих отношений: «Я кручусь между Стеллой и Линеттой, как Земля между Луной и Солнцем»[78]78
  Прокофьев. Дневники 1915–1923.


[Закрыть].

В апреле он поставил себя в сложное положение: отправил розы обеим женщинами, а курьер перепутал адреса, и Лина получила розы, предназначавшиеся Стелле, а Стелла, соответственно, розы, которые должна была получить Лина. Он не особенно старался уладить этот вопрос, надеясь, что все решится само собой, а может, что одна из них разочаруется в нем. Не произошло ни того ни другого, и наконец он решил взять под контроль свои чувства к Стелле. Оценив странные отношения с актрисой, Сергей пришел к выводу, что шансов на успех у него не больше, чем у героя новой оперы, глупого рыцаря, который ищет счастья с героиней, девушкой, одержимой дьяволом.

Вот почему приглашение на обед в Богемском клубе получила Лина. Как правило, в клубе устраивались приемы без женщин, но в августе было сделано исключение: на обед в честь пианиста Гарольда Бауэра[79]79
  Бауэр Гарольд – англо-американский пианист. Дебютировал как скрипач в 1883 году и на протяжении отроческих и юношеских лет гастролировал по Великобритании. По окончании курса по классу фортепиано в Париже в течение года гастролировал по России как пианист, затем выступал во Франции, Германии, Испании. В 1912 году был удостоен золотой медали Королевского филармонического общества. С началом Первой мировой войны обосновался в США, в 1917 году получил американское гражданство. В США Бауэр стал известным музыкальным педагогом, преподавал в Манхэттенской школе музыки. (Примеч. ред.)


[Закрыть] членам клуба разрешили пригласить женщин. По мнению Лины, Сергею следовало пригласить ее вместе с матерью, но он допустил ошибку, объяснив, что на вечере в отеле Biltmore члены клуба будут с невестами, женами или сестрами. Ольга, чьи уши резануло слово «невеста», отказалась отпустить дочь на том основании, что у нее нет подходящего наряда.

Сергей умолял Ольгу изменить решение – «Ольга Владиславовна, вы что, не доверяете мне?» – и поклялся привести Лину домой к половине двенадцатого[80]80
  ЛПФ.


[Закрыть]. Но как только за ним закрылась дверь, Ольга изменила решение. «Ты действительно не понимаешь, что тебе нельзя идти с ним на прием?» – набросилась она на дочь. «Мама, мне нужно вечернее платье, и, в конце концов, мы будем там не одни. Там будет много музыкантов», – умоляюще сказала Лина. «Да, но люди решат, что ты его любовница»[81]81
  Там же.


[Закрыть].

Лина настаивала на необходимости приобретения нового платья, рассудив, что даже «легкомысленные» девушки должны выглядеть хорошо – вслух она этого, разумеется, не сказала. Мать и дочь вместе выбрали розово-серебристое платье из ламе[82]82
  Ламе – вид парчовой ткани с тонкими металлическими нитями. Обычно ламе золотого или серебряного цвета; иногда цвета меди. (Примеч. ред.)


[Закрыть]. На обеде Лина чувствовала себя неуверенно, поскольку их с Сергеем посадили рядом с почетным гостем, Гарольдом Бауэром, и президентом клуба, Францем Кнайзелем[83]83
  Кнайзель Франц – американский скрипач и музыкальный педагог немецко-румынского происхождения. Окончил Бухарестскую консерваторию, затем учился в Вене. Начал концертировать в 1882 году. С 1885 по 1905 год был концертмейстером в Бостонском симфоническом оркестре, одновременно выступая с оркестром как солист и исполняя обязанности помощника дирижера. В 1905 году переехал в Нью-Йорк и стал первым главой кафедры скрипки в Институте музыкального искусства. (Примеч. ред.)


[Закрыть]. За обедом обсуждалась музыка Сергея и других знаменитостей, почитаемых богемцами: Малера, Тосканини, Ферруччо Бузони, Пабло Казальса. Пианист Артур Рубинштейн, гастролировавший в то время в Соединенных Штатах, наклонившись к Сергею, шепнул: «Где ты нашел такую красотку?»[84]84
  ЛПФ.


[Закрыть] Лина, вспомнив предупреждение матери, покраснела.

Спустя шестьдесят лет Рубинштейн напомнит Лине о своем промахе и ее реакции на его слова. «Я, вероятно, один из оставшихся в живых людей, кто познакомился с вами еще до вашего замужества»[85]85
  ЛПФ.


[Закрыть].

В тот момент о супружестве не могло быть и речи. Даже летняя поездка в Европу оказалась под вопросом. Их последнее свидание прошло в городе Оранж, штат Нью-Джерси (подходящее место, учитывая название оперы), и 27 апреля 1920 года Сергей отправился в Париж. Он оставил Лине 150 долларов и дюжину роз, назвав это, в шутку, авансом за перевод на английский язык либретто «Любовь к трем апельсинам». Он больше надеялся на постановку оперы в лондонском Ковент-Гарден, чем в Чикагской опере.

В мае Лина писала Сергею письма, в которых не сдерживала бурных чувств, но ничего не сообщала о приезде во Францию. Она выражала готовность приехать, но в то же время жаловалась на проблемы с приобретением билета. Сергей истолковал это как признак неуверенности или, что еще хуже, охлаждения, хотя Лина выражала надежду на то, что их любовь не угаснет. Все получится, было бы желание, сердито отвечал Сергей, и вдруг появился билет на лайнер Touraine на 10 июня, который спустя десять дней прибыл в Гавр.

Ольга не могла сдержать слез при одной мысли о расставании с дочерью и отпустила Лину в Париж, только удостоверившись, что ее встретят близкие друзья семьи. Зельда и Генри Либман проводили лето в Европе, живя то во Флоренции, то в Париже. Они согласились встретить Лину в Гавре. Затем в начале осени за ней должны были приглядеть Карита Спенсер и Гасси Хиллайер Гарвин. 38-летняя Спенсер была коллегой Чарльза Джонстона. Эта женщина безумно любила театр, была видным специалистом по санскриту и другом В. Б. Йитса. Спенсер принимала участие в Первой мировой войне, и Лина вбила себе в голову, что она была пилотом, одной из первых женщин, севших за штурвал самолета. На самом деле она занималась более прозаическим делом, но тоже сопряженным с риском. Будучи председателем комитета Национальной гражданской федерации, она много ездила по Европе; о своих впечатлениях и переживаниях рассказала в книге под названием War Scenes I Shall Never Forget («Случаи на войне, которые я никогда не забуду»). Позже она была председателем комитета Food for France Fund, а секретарем была очень богатая 43-летняя Гасси Гарвин. Лина до такой степени восхищалась мисс Спенсер и миссис Гарвин, что ее мать даже стала ревновать ее к ним. Они были милыми и добрыми, и Ольга рассудила, что лучших опекунш не найти.

Однако в начале июня, когда вопрос, казалось, был решен, Ольга прибегла к эмоциональному шантажу: как только Лина собралась пойти за билетом, Ольга заболела какой-то таинственной болезнью. Сделали рентген, но он ничего не показал. Сергей предвидел нечто подобное. Это лишний раз убедило его в том, что Лине необходимо убежать от властной матери хотя бы на несколько месяцев.

Лина все-таки отправилась во Францию, одна; во время плавания она познакомилась со многими людьми, и капитан приглашал ее на обед. Либманы, как договаривались, встретили ее, отвезли в особняк Хаусмана на Rue du Bassano, в котором они жили в Париже. Они знакомили ее с достопримечательностями и всячески баловали, а в это время Сергей, волнуясь, ждал от нее известий. Лина была свободна – она больше не должна была сообщать матери, куда идет, и слушать бесконечные разговоры о своем падении и о том, что она, незамужняя девушка, связалась с непостоянным музыкантом. Но Лина не подозревала, что, уехав от собственной матери, возьмет на себя заботу о чужой. В отличие от Ольги, надуманная болезнь которой объяснялась беспокойством за дочь, Мария Прокофьева действительно нуждалась в медицинском лечении и уходе.

Марии, истощенной, с желтоватого цвета кожей, почти ослепшей от катаракты, удалось сбежать из России; ее имущество уместилось в два чемодана и сумку, в которой лежали документы, удостоверяющие личность, и несколько рукописей сына. Из Новороссийска, крупнейшего порта на Черном море, она отплыла в Константинополь вместе с побежденными солдатами белой армии. Затем попала в лагерь беженцев на Принцевых островах, где вместе с остальными ела жидкий суп из ведра и не знала, как избавиться от детей, у которых не было лучшего занятия, чем мучить испуганную старую женщину.

Тем временем Сергей бегал по бюрократическим инстанциям, сначала бельгийским, затем французским, собирая необходимые документы для переезда матери. Большую помощь оказали Сталь и другие знакомые в Париже, включая Игоря Стравинского. Получив визу и билет, Мария провела восемнадцать мучительных дней на переполненном пароходе – столько длилось путешествие из Константинополя в Марсель. Она прибыла, как и ожидал ее сын, 20 июня. Перед сходом на берег пассажиры прошли медицинский осмотр. Сгорбленная, растерянная Мария Прокофьева стояла к Сергею спиной, к тому же на ней были солнцезащитные очки, и в первый момент Сергей не узнал мать. Они встретились после двухлетней разлуки и остаток дня провели в Марселе, обмениваясь рассказами о России и Америке. На следующий день они приехали в Париж, где Сергея ждала телеграмма от Лины.

Знакомство Лины с Марией Прокофьевой состоялось в Мант-сюр-Сен, где Сергей арендовал летний домик. Не желая сразу вдаваться в подробности их отношений, Сергей сказал матери, что Лина – одна из его американских подруг, которая приехала в Париж, чтобы взять несколько уроков пения, и, за скромный гонорар, занимается переводом на английский язык его оперы для дирижера Альберта Коутса. Сергею не удалось провести мать, которая сразу поняла, в каких они находятся отношениях, однако предпочла закрыть глаза на нарушение приличий, поскольку нашла Лину приятной и более внимательной к ней, чем ее рассеянный сын. Лина глубоко сочувствовала Марии. После пережитых страданий она выглядела значительно старше своих 65 лет, хотя всегда говорила, что ей 45. Кроме того, Лина надеялась, что мать Сергея поможет ей подобрать ключ к его сердцу. В течение лета, проведенного в Манте, и осенью в Париже Лина демонстрировала преданность Сергею, выполняя поручения Марии, занимаясь с ней английским языком, ухаживая за ней после проведенной в октябре операции по удалению катаракты.

Когда осенью они вернулись в Париж, Сергей каким-то чудом сумел договориться о приемлемой цене за номер для троих в Hotel du Quai Voltaire («Отель на набережной Вольтера»). Сергей больше не мог скрывать правду о своих отношениях с Линой, а мать больше не могла делать вид, что не понимает, в чем дело, – даже если бы Лина настояла на том, что будет жить на другом этаже.

16 октября Сергей, поцеловав на прощание Лину и Марию, отправился в Соединенные Штаты. Он дал серию концертов в Чикаго и был полон решимости увидеть премьеру оперы «Любовь к трем апельсинам» на сцене Чикагской оперы (ему пришлось бы ждать больше года – премьера состоялась 30 декабря 1921 года). Лина, продолжая заботиться о Марии, брала уроки пения у Фелии Литвин, знаменитой певицы-сопрано, родом из Петербурга. Лина нашла учителя благодаря Сергею, который взял с Литвин слово, что она поставит Лине голос, хотя Литвин сомневалась, что ей это удастся, и быстро утратила интерес к занятиям с Линой[86]86
  Прокофьев. Дневники 1915–1923.


[Закрыть]. Между тем три дамы – миссис Либман, мисс Спенсер и миссис Гарвин – продолжали присматривать за Линой.

Лина могла общаться с Сергеем только посредством писем, и она писала намного чаще и намного подробнее, чем он. Сергей рассказывал о своей поездке из Нью-Йорка в Чикаго и на Западное побережье, а она о поездке из Парижа в Милан. Лина называла Сергея ласковым прозвищем «буська». Письма ее представляли причудливую смесь из английского, французского и русского языков. Его ответы были короткими, зачастую он оставлял без внимания ее вопросы, и, поскольку отделывался общими фразами, у нее создавалось впечатление, что она одна из многих, с кем он ведет переписку. Но Лина упорно продолжала писать письма и старалась не замечать его невнимания, поскольку их разделяли «глубокие, соленые мили»[87]87
  РГАЛИ. Ф. 1929 [14 декабря 1920 года].


[Закрыть]. Она выговаривала Сергею, когда он долго не писал, но мелкие ссоры быстро забывались, уступая место словам любви.

Между ними, однако, было различие, которое, как оба понимали, могло пагубно сказаться как на личной жизни, так и на карьере. Лина была похожа на родителей – эксцентричная, импульсивная, рассеянная. Сергей же был сосредоточен на своем творчестве и одержим им. Лина полагала, что, несмотря на несходство характеров, она сможет создать счастливую семью, одновременно став для Сергея незаменимой и сделав себе имя. Однако какой бы она ни стала певицей, это не шло ни в какое сравнение с композиторским и исполнительским талантом Сергея. Но даже если ей не удастся стать известной певицей, рассуждала Лина, то возможность делить с ним его победы позволит ей пережить собственные неудачи. Она будет стараться играть роли на сцене и в его жизни. Первой была роль девушки, терпеливо ждущей любимого.