Электронная библиотека » Саймон Моррисон » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 5 июня 2015, 16:30


Автор книги: Саймон Моррисон


Жанр: Музыка и балет, Искусство


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Судя по последним репетициям, «Шут» должен был пройти без больших сложностей. Хотя ошеломляющая, неистовая музыка «Шута» не достигла скандального успеха балета Стравинского «Весна священная», премьера которого состоялась в 1913 году, балет Сергея произвел достаточное впечатление, чтобы богатая консервативная публика укрепилась в своем мнение относительно Прокофьева как истинного модерниста. Дягилев был доволен: Прокофьев оправдал ожидания.

Неловко кланяясь, композитор наслаждался сдержанными аплодисментами. После окончания спектакля успех отправились праздновать на Монмартр. По русскому обычаю один за другим следовали тосты, и Сергей позволил себе выпивать наравне с другими. За столом, уставленным тарелками с едой, под японскими бумажными украшениями в форме животных сидели «волнующе декольтированные кокотки»[112]112
  Прокофьев. Дневники 1915–1923.


[Закрыть]
. Лина гордо сидела рядом; мать Сергея не пошла с ними. Хотя Сергею всегда было трудно расслабиться, в этот раз он упивался триумфом. Однако Лина выпила слишком много, и Сергею пришлось везти ее в отель.

На следующий день он опять окунулся в работу, и ошибки оркестра причиняли Сергею не меньше страданий, чем похмелье. После двух представлений в Париже балет отправился в Лондон с другим дирижером. Сергей был так измучен, что отказался ради репетиций пересекать Ла-Манш с дягилевскими танцорами и музыкантами. Вместо этого он вместе с матерью поехал на поезде в Сен-Бревен-ле-Пен, стремясь поскорее очутиться в спокойной рабочей обстановке.

Это было 26 мая. А на следующий день приехала Лина. Она осталась в Париже, чтобы встретиться с новым педагогом, выдающейся французской певицей-сопрано Эммой Кальве. Приближалась к концу блестящая карьера певицы, наибольший успех которой принесла партия Кармен в опере Жоржа Бизе. В последний раз Кальве выступала в Парижской опере в 1919 году. Прощальное турне по Британским островам и Соединенным Штатам было еще впереди. Кальве бывала раздражительной, но любила брать под крыло молодых певцов и в межсезонье давала им уроки.

В середине лета Кальве согласилась заниматься с Линой в собственной резиденции на юге Франции. Мисс Спенсер и миссис Гарвин были в восторге от выпавшей Лине возможности добиться успеха и обещали приехать, чтобы повидаться с ней. Но для Лины этот уникальный шанс означал очередную разлуку с Сергеем, который делал вид, что недоволен, но на самом деле поддерживал ее затею. В дневнике Сергей подчеркивал, что был бы рад, если бы Лина сдала карьеру и была независима. Но у нее самой поубавилось амбиций после фиаско в кабаре Балиева, к тому же Лину пугала конкуренция. Она рыдала, упаковывая вещи, а мать Сергея дулась. Он же уверял обеих, что время пролетит незаметно. Лина планировала уехать на три недели, но задержалась на шесть.

Она поехала вместе с Кальве, ее аккомпаниатором и еще одной ученицей в средневековый город Мийо, расположенный в регионе Южные Пиренеи. Поездка обычно занимала шестнадцать часов, но шедший перед ними поезд сошел с рельсов, так что в результате они добирались до места два дня. Замок, который Кальве купила в разгар известности в 1894 году, располагался на горном плато, в 12 километрах от города, на высоте двух тысяч футов над уровнем моря. Это был типичный средневековый замок: смотровые башни, крепостной вал, сооруженный в 1050 году, сады, пастбища… и холодные сквозняки, которых Кальве, в отличие от учеников, просто не замечала. Она до такой степени любила это место, что назвала три горы, окружавшие плато, в честь опер, которые принесли ей наибольшую известность и дали возможность приобрести замок: Кармен (опера Жоржа Бизе «Кармен), Честь (опера Пьетро Масканьи «Сельская честь») и Наваррка (опера Жюля Массне «Наваррка»).

Если бы Лина приехала в Мийо спустя много лет, она могла бы остановиться в очаровательном комфортабельном отеле, названном в честь ее педагога по вокалу, местной героини. Но теперь она чувствовала себя подобно девице, заточенной в замке на высокой неприступной скале и ждущей рыцаря-спасителя. Единственным источником связи с внешним миром были письма. Первую ночь она провела в мрачной комнате, в которой когда-то ночевал Генрих IV. Утром Лина перебралась в более светлое помещение с туалетной комнатой, расположенное в круглой башне с балконом. Вокруг завывал ветер, где-то внизу шумела вода.

Гостьям обеспечили все удобства, но строгий распорядок дня – подъем в восемь утра, общие трапезы, занятия и отход ко сну в 22:00 – заставлял Лину чувствовать себя, как в тюрьме. Аккомпаниатор, робкая французская девушка, оказалась недалекой и скучной собеседницей, а ученицу, приехавшую вместе с ней, Лина всячески задевала, подвергая уничижительной критике. Ее звали Фрида Манасевич, но Лина, демонстрируя свои наименее привлекательные черты, называла ее не иначе как «заискивающей маленькой еврейкой». Она жаловалась Сергею, что Фрида «вечно крутится вокруг мадам Кальве» и «ведет себя, как полная идиотка, чтобы понравиться ей. Жаль, что у этой особы вдобавок колоратурное сопрано». Кальве смягчила немотивированный гнев Лины, заверив ее, что она plus avancee (более продвинутая), чем Фрида[113]113
  РГАЛИ. Ф. 1929 [15 июня 1921 года].


[Закрыть]
.

Уроки длились всего по пятнадцать минут и проводились раз или два в день в изящной музыкальной комнате с превосходной акустикой. Часто Лина и Фрида занимались вместе. Кальве заполнила комнату памятными подарками и сувенирами и не отказывала себе в удовольствии делиться с Линой забавными историями о своих встречах с королями и королевами. Некоторые уроки, в зависимости от того, в каком настроении пребывала на тот момент Кальве, были утомительными, но непродуктивными; другие, наоборот, продуктивными и неутомительными, а были одновременно продуктивные и утомительные. В самом начале Лина совершила faux pas (промах), признавшись, что училась у другого педагога. Кальве и Литвин вместе выступали на сцене и смертельно рассорились. Так что не было ничего удивительного в том, что Кальве раскритиковала технику Лины, начиная с того, что у нее неправильно поставлено дыхание. В противовес мнению Литвин Кальве заявила, что у Лины не драматическое сопрано, а «чистая колоратура»[114]114
  Там же.


[Закрыть]
.

Лина спокойно отнеслась к этой новости и даже почувствовала себя отомщенной, придя к выводу, что ее недовольство Литвин было оправданным. Однако вскоре Лина точно так же разочаровалась в Кальве. Ее уроки были сумбурными, она любила старомодную музыку и, как все знаменитости, была тщеславна и самолюбива. Лина устала слушать рассказы об ошеломительном взлете к славе и привлекательных поклонниках, включая мужа Кальве, итальянского певца-баритона. Аккомпаниатор посоветовала Лине не ждать многого от Кальве, уверенно объяснив, что «она чудесный человек, но вы тратите время впустую»[115]115
  Там же.


[Закрыть]
.

«Спасибо, что обнадежили», – язвительно ответила Лина, чувствуя себя обманутой. Настроение Лины в оставшееся время, проведенное в замке, колебалось от пессимистического до оптимистического. В замке появились новые певицы, и в их числе меццо-сопрано, которая родилась в Австралии, училась в Англии и у которой вскоре должен был состояться дебют на сцене Оперы Монте-Карло. «Я всем обязана мадам Кальве, – сообщила вновь прибывшая Маргарита Гард, с восторгом вспоминая свои успешные выступления в Лондоне и Париже, где она пела под фамилией Векла (Vecla), анаграмма Кальве (Calve). – Уверяю тебя, если останешься с ней, она сделает из тебя человека и устроит ангажементы, потому что у нее обширные связи»[116]116
  РГАЛИ. Ф. 1929 [20 июня 1921 года].


[Закрыть]
.

После этих слов настроение у Лины улучшилось. Еще больше она приободрилась, когда Кальве похвалила ее после концерта в городе Родез, расположенном примерно в четырех часах езды от Мийо. Концерт был частью торжеств, организованных местной администрацией в честь Кальве, и Лина пела в хоре. Она была одной из 150 исполнителей, но ее соло было гвоздем программы.

Однако радость отравляли сложные отношения с Сергеем, по-прежнему курсирующим между Сен-Бревен-ле-Пеном и Парижем. Их совместное будущее волновало Лину больше, чем певческая карьера. Сергей, очевидно, не желал брать на себя обязательства и ничего не имел против необременительных отношений – вернее, их физической составляющей. Для Сергея музыка всегда была на первом месте, а все остальное отходило на задний план. В данный момент он был полностью поглощен работой над оперой «Огненный ангел», циклом песен на стихи Бальмонта и Третьим концертом для фортепиано с оркестром. Сергея вполне устраивала компания поэта-любителя и философа Бориса Башкирова, друга детства, недавно покинувшего Россию. Сергей пригласил его на лето в Сен-Бревен-ле-Пен, где Башкиров проводил дни за игрой в шахматы, купанием и беседами с матерью Сергея.

Сергей рассказывал Лине, чем занимался в течение июня, и, утешаясь тем, что он хотя бы пишет, она все же расстраивалась из-за краткости посланий. Очевидно, Сергею было хорошо без нее. «Твое письмо от 17-го, возможно, самое подробное из всех написанных мне писем, – написала Лина в письме от 21 июня. – Ты так скрупулезно описываешь свою жизнь, и понятно, что у тебя все идет столь гладко, что я боюсь внести беспорядок, и, кроме того, ты будешь недоволен, когда я стану выражать недовольство, что ты не уделяешь мне внимания, и т. д.»[117]117
  РГАЛИ. Ф. 1929 [21 июня 1921 года].


[Закрыть]

Однако Лина старалась бодриться. «Если бы ты только знал, как здесь хорошо. Когда вечерами я сижу на террасе, любуясь прекрасным видом, я жалею, что нет рядом тебя, тогда все было бы намного прекрасней. Тебе бы понравилось здесь. Если бы у нас мог быть такой замок, только твой и мой!» И тут же, противореча себе, восклицает: «Увы, тебе было бы здесь скучно!»[118]118
  Там же.


[Закрыть]

Лина пыталась сосредоточиться на занятиях, но лишь потому, что главные фигуры в ее жизни – сначала не добившаяся собственных успехов мать, затем Сергей – считали, что карьеру сделать необходимо. К тому же Лина была гордой и умоляла Сергея не рассказывать о ее проблемах с Янакопулос и Сталем. Лина пыталась найти собственный путь и смысл жизни, поскольку о создании семьи пока даже речи не шло. «Мне не остается ничего другого, поскольку ты не считаешь меня достойной этого, – с горечью говорила она Сергею. Недостойна супружества, подразумевала она. – О, ты не представляешь, какие я испытываю нравственные страдания, когда думаю об этом!»[119]119
  Там же.


[Закрыть]

Душевные излияния оставляли Сергея равнодушным, по крайней мере в то лето; он считал ее недовольство проявлением капризного характера. Возможно, думал он, следующее письмо она будет писать в лучшем расположении духа. Может, просто соскучилась. Вероятно, проблема разрешится сама собой, несмотря на угрозы разорвать отношения. Лина подумывала о том, чтобы вернуться к матери в Нью-Йорк, но у нее не было денег на поездку. Кальве и певицы, появившиеся в замке в течение июня – июля, пытались убедить ее продолжать уроки, даже если она не может оплачивать их. Лине предлагали рассчитаться с учительницей осенью. Но Лина находилась в подавленном состоянии, и Кальве видела, что она теряет интерес к занятиям. Маргарита, с которой Лина успела подружиться, тоже решила уехать в Париж.

После мучительных раздумий относительно того, как Сергей и друзья отреагируют на ее решение, Лина покинула замок. Уроки можно было возобновить в конце октября в Париже, но к тому времени уже Кальве потеряла к Лине интерес. В конце года во время гастролей в Нью-Йорке у Кальве будет разговор с матерью Лины. У Лины красивый голос, который подходит для оперы, заверила Кальве Ольгу, но j’ai peur qu’elle n’a pas assez de patience et de vouloir d’arriver («боюсь, ей не хватает терпения и желания»)[120]120
  РГАЛИ. Ф. 1929 [7 января 1922 года].


[Закрыть]
. Лина не написала, как Ольга отреагировала на слова Кальве, но, скорее всего, была недовольна. Зато появилась надежда, что Лина скоро вернется домой.


Оставшаяся часть года была безрадостной. После нескольких дней отдыха, по совету Маргариты проведенных в Фонтенбло, Лина вернулась в Париж и сняла недорогую однокомнатную квартиру в доме 119-бис на улице Нотр-Дам-де-Шан в 6-м округе. Камин трудно растапливался и почти не давал тепла; из-за сквозняков и сырости Лина никак не могла вылечиться от простуды. Мать Сергея, тоже перебравшаяся в Париж, подсчитала, что Лина двадцать пять раз обращалась к врачу. Несмотря на «проклятые холода», Лина, за неимением лучших вариантов, продолжала брать уроки у Кальве. Той осенью Лина часто плакала, досадуя и на здоровье, и на педагога[121]121
  Там же [20 ноября 1921 года].


[Закрыть]
. Открытки и письма с пожеланиями скорейшего выздоровления, приходившие из более теплых мест, только раздражали. 5 декабря Кальве уехала в Нью-Йорк, чтобы снова выступить в звездной роли Кармен, и на этом занятия закончились. Кальве оставила Лине свою фотографию с автографом, приписав, что голос Лины прекрасен, а вот прилежание оставляет желать лучшего. «Старая ведьма», – проворчала Лина[122]122
  РГАЛИ. Ф. 1929 [8 декабря 1921 года].


[Закрыть]
.

Между тем Маргарита и другие опытные певицы внушили ей мысль поступить учиться в Миланскую консерваторию. Учебный план был консервативен, но образовательное учреждение пользовалось хорошей репутацией; студентам предлагались частные уроки, мастер-классы и даже возможность выступить на оперной сцене. Три месяца прошли в трудных раздумьях, прежде чем Лина приняла решение поступать – у нее все равно не было других вариантов. Кроме того, родителям будет приятно узнать, что она учится в Милане, поскольку это навеет воспоминания о времени, которое они провели в этом городе. И вероятно, Лине удастся приобрести некоторый профессиональный опыт, которого ей так не хватало. Работа в кабаре была не в счет.

Это значило, что снова придется уехать от Сергея и жить на скромные средства – впрочем, к этому Лина уже привыкла. Почти весь год, включая время обучения в замке Кальве, Лина жила на средства Сергея. Он переводил деньги и ей, и матери. Лина никогда не просила финансовой поддержки – ее окружали заботливые друзья, всегда готовые помочь, – например, Либманы. В принципе Лине были не нужны деньги Сергея, но она принимала их, радуясь хоть какому-то знаку внимания, хотя на самом деле мечтала совсем о другом.

Нельзя сказать, что в Европе она была в полном одиночестве. Помимо Маргариты, Лина общалась с Сергеем Марковичем Перским, бывшим секретарем премьер-министра Франции Жоржа Клемансо, а также с Янакопулос, Сталем и богатыми дамами и господами, которые приходили на послеобеденный чай в американское посольство. В ноябре Лина дважды побывала в посольстве, причем во второй раз пришла, несмотря на бронхит, однако это не помешало ей произвести впечатление на собравшихся. Жена советника посольства отвела Лину в сторонку и сказала, что мужчины «хорошо» о ней отзывались, а один в нарушение правил хорошего тона даже сказал, что считает ее «опасно привлекательной»[123]123
  РГАЛИ. Ф. 1929 [28 ноября 1921 года].


[Закрыть]
. В декабре Лина снова пришла в посольство, на этот раз с аккомпаниатором, и исполнила арии из произведений Дебюсси, Римского-Корсакова, Делиба и Гуно.

На бис она исполнила популярную в Америке песню Drink to Me Only with Thine Eyes («Пей меня только глазами»). Лина призналась Сергею, что еще не готова исполнять его произведения на публике, даже притом, что Прокофьев посвятил ей новый цикл песен. Его музыка была сложной, и она требовала намного больше времени на подготовку, чем «Пей меня…»; к тому же требовалось перевести текст с русского на французский язык. Переводчика, способного передать изысканность символистской поэзии Бальмонта, найти было практически невозможно. В последние недели 1921 года ее единственным развлечением был послеобеденный чай в посольстве.

На протяжении осени и зимы Лина наносила визиты Янакопулос и Сталю, но те заботились исключительно о карьере Янакопулос. Несколько недель они не давали о себе знать: эти двое думают только о себе, решила Лина. Наконец в ноябре она получила приглашение на завтрак в их роскошную квартиру, и Сталь, включив все обаяние, дружески болтал и рассказывал забавные истории о работе. Однако когда они встретились в следующий раз, Сталь дал Лине задание. Она должна была написать на конвертах адреса и фамилии всех своих нью-йоркских знакомых, – получилось примерно пятьдесят человек, включая ее родителей. В конверты Сталь вложил программы последних концертов Янакопулос и отправил по почте. То, что знакомые Лины узнали о музыкальных триумфах Янакопулос в Париже от ее мужа и коммерческого директора, лишний раз напомнило Лине, как незначительны ее собственные достижения.

Увы, Лина обманулась в радужных надеждах. Никто не предложил ей помощи – она могла рассчитывать только на собственные силы, но даже сама пренебрегала своими потребностями. Вместо этого Лина занималась карьерой Сергея, взяв на себя обязанности бесплатного ассистента: собирала обзоры и статьи о нем, напечатанные во французских газетах и журналах, делала выписки и отправляла в письмах Сергею. Среди этих рецензий – хвалебных и уничижительных – были отзывы о нескольких исполнениях «Скифской сюиты», во время которых дирижировал Сергей Кусевицкий, русский эмигрант, приехавший в Париж; в 1924 году он получил приглашение занять пост главного дирижера Бостонского симфонического оркестра.

Лина не имела ничего против помощи Сергею, но этого ей было мало. А пока что она была для Сергея просто приятной собеседницей, добровольной помощницей и сиделкой для его матери. Положение Лины выглядело сомнительным даже в глазах матери Сергея, с которой Лина часто ходила на концерты. Лина страдала от одиночества, нравственного и физического. Блестящий круг общения Сергея был далек от нее, и Лине оставалось рисовать в воображении кафе, ночные клубы и салоны, в которых они проводили время, – аромат сигарет и духов, картины на стенах. Лина могла только со стороны наблюдать за братсвом гениальных музыкантов, в которое входил Сергей. Элегантный композитор Морис Равель сидел напротив нее на одном из концертов с участием Кусевицкого, но сразу ушел из театра после исполнения своего произведения (La valse, un poème chorègraphique – Вальс, хореографическая поэма). Лина видела Дягилева, который оказался более тучным и седым, чем описывал Сергей, и артистов «Русского балета» – обедневшую, но державшую фасон группу, с удовольствием попирающую все запреты.

Лина досадовала, что потратила столько времени и сил на отношения с Сергеем, но скрывала истинные чувства, пока не приняла решение о поездке в Милан. Лина сообщила, что хочет привести свои дела в порядок, поэтому уезжает из Парижа и больше не сможет изучать газеты и журналы в поисках имени Сергея; собранные обзоры и статьи она оставит его матери.

Эти новости она, конечно, сообщила в письме, поскольку Сергей опять был далеко. Он отправился в Соединенные Штаты на репетиции и премьеру оперы «Любовь к трем апельсинам»; Сергею казалось, будто работа над оперой заняла десятки лет, а не два года. Кроме того, в Чикаго должно было состояться первое исполнение Третьего концерта для фортепиано с оркестром. В Нью-Йорке он разыскал свою старую любовь Стеллу Адлер, но избегал встреч с Ниной Кошиц, зная, что скоро увидит ее в Чикаго. Она исполняла ведущую партию в его опере. Последнее, что ему хотелось, – это быть втянутым в очередную драматическую сцену. Впрочем, Сергею нравилось присутствовать на спиритических сеансах Кошиц и общаться с духами. Лина не подозревала, что Сергей продолжает интересоваться Адлер, и порадовалась, узнав, что он всячески избегает Кошиц. Даже в шутку посоветовала нанять «телохранителя», чтобы защититься от приставаний Кошиц[124]124
  РГАЛИ. Ф. 1929 [28 ноября 1921 года].


[Закрыть]
. Во время турне Сергея по Америке Лина продолжала писать ему письма, в которых подтрунивала над ним и выражала беспокойство по поводу его самочувствия. Конечно, она стремилась окончательно разорвать отношения, но была не в силах это сделать.


Сергей прибыл в Чикаго 29 октября, чтобы провести репетиции. Кроме того, он выступил в качестве солиста с оркестрами на Среднем Западе – «1000 долларов за выступления», хвастался его агент. За время турне Сергей научился держаться уверенно при общении с репортерами и перестал им грубить[125]125
  Там же [29 сентября 1921 года].


[Закрыть]
. Композитор давал длинные интервью на самые разные темы, от любви к флирту до ужаса, который испытывает при необходимости прочесть лекцию о своей музыке на английском, и даже о футуристической опере об игре в шахматы, которую он когда-нибудь напишет. (По пути в Америку Сергей стал победителем шахматного турнира.) Все его мысли были заняты предстоящей премьерой оперы «Любовь к трем апельсинам», и, описывая апоплексическую музыку и необычные декорации, Сергей от нервного возбуждения мотал головой из стороны в сторону. В интервью Chicago Evening Post, рассказывая о постановке своей оперы, он подчеркнул, что «никогда еще труппа не показывала ничего подобного»[126]126
  РГАЛИ. Ф. 1929 [31 декабря 1921 года].


[Закрыть]
. Услышав, как ловко он отбивался от вопросов журналистов, Лина пошутила, что, видимо, летом, играя в теннис, Сергей набил руку. В том же письме Лина спрашивала, не беспокоит ли его спина, не болят ли зубы.

Сергей содрогался при мысли о встрече с Кошиц, однако все прошло на удивление спокойно, хотя вскоре между ними, как всегда, начались жаркие споры. Он отдал Кошиц духи и пудру, которые по ее настоятельной просьбе привез из Парижа, выслушал последние новости и вернулся к работе – как и она. Премьера оперы, состоявшаяся 30 декабря в пятницу, имела больший успех, чем ожидали автор и творческая группа. Выход Сергея на сцену сопровождался восторженными выкриками из зала. Сергей наслаждался результатом трехлетней работы. Несмотря на путаницу в конце и некоторую неслаженность хора, на протяжении всей оперы в зале звучал громкий смех. В целом 1921 год закончился удачно. 5 января в Чикаго состоялся второй спектакль, но композитор, вместо того чтобы дирижировать оркестром, сидел в зале. Несмотря на некоторые шероховатости, опера опять была хорошо встречена зрителями.

Однако в рецензиях явственно звучала ирония. Критики не разделяли зрительского восторга по поводу «пророка музыки будущего» и «его русского джаза в большевистском оформлении»[127]127
  Там же.


[Закрыть]
. Репортер Chicago Daily Tribune нашел во всей опере только «две приятные мелодии» и один «очень хороший марш». В остальном же у критика создалось впечатление, будто «мистер Прокофьев зарядил дробовик несколькими тысячами нот разной длительности и выстрелил в глухую стену»[128]128
  Moore E. ’Love for Three Oranges’ Color Marvel, but Enigmatic Noise // Chicago Daily Tribune. 1921. 31 декабря.


[Закрыть]
.

Изобретательные критики сравнивали арии то с «мелодиями шарманщика», то с «яркими леденцами»[129]129
  РГАЛИ. Ф. 1929 [Hecht B. Around the Town // Chicago Daily News. 1921.30 декабря].


[Закрыть]
, но самого лестного комплимента Сергей удостоился за месяц до премьеры, однако хвалили не музыку композитора, а его умение одеваться. Журналист Daily News, придя в восторг от тщательно выглаженных костюмов-троек, назвал Сергея «самым хорошо одетым человеком в Чикаго»[130]130
  Прокофьев. Дневники 1915–1923.


[Закрыть]
.

Сергей ответил на критику снобистским безразличием, отнеся за счет ограниченности Среднего Запада, однако был уязвлен. Он рассчитывал, что в других местах оперу ожидает более восторженный прием, сопоставимый с оглушительным успехом его концертов. Из-за болезни одного из актеров премьера оперы в Нью-Йорке состоялась 14 февраля, а не шестого, как было запланировано. Однако и здесь Сергей подвергся атакам критиков. Шли разговоры о следующих исполнениях оперы в Соединенных Штатах и Европе. О России никто не вспоминал.

Во время репетиций в Чикаго Сергей иногда задумывался над тем, почему бы Лине не исполнить партию своей тезки в опере «Любовь к трем апельсинам»; Лина в Париже фантазировала на ту же тему, хоть и не знала роли. Сергей назвал в ее честь красивую, обольстительную принцессу Линетту, которая появляется в последней картине второго действия. Она и две другие принцессы заключены в замке старой ведьмы Креонты. Принцу и придворному шуту Труффальдино удается освободить Линетту, но она умирает от жажды в пустыне – незадачливые спасатели не заметили, что принцесса изнемогает без воды. Ариозо Линетты угасает вместе с ней. Принц предвидел, что подобное может случиться, поскольку от жажды уже умерла первая принцесса, тоже вышедшая из апельсина. Наконец принц усваивает урок и спасает третью принцессу, Нинетту, облив ее водой. Принц и Нинетта влюбляются и находят счастье – хотя Фата Моргана и пытается помешать влюбленным. Голос позволял Лине исполнить партию Линетты, и она, возможно, справилась бы с этой ролью. Но Сергей сомневался, под силу ли ей такая сложная задача, к тому же у него не хватало влияния, чтобы добиться утверждения неопытной певицы…

* * *

В то время как Сергей наслаждался успехом у публики в Чикаго и Нью-Йорке, Лина в одиночестве проводила праздники в Париже. Даже Маргарита оставила ее, чтобы встретить Новый год с родителями в Лондоне. В письме от 8 декабря Лина вновь пишет, что не может больше притворяться, будто все хорошо – ей не хватает любви и поддержки. Она устала от непонятных отношений. Сергей тоже понимал – пора что-то менять, ведь он старался держать Лину на расстоянии, даже когда она была рядом. Или она должна согласиться на более незаметную роль, или ему придется сократить дистанцию и подпустить Лину в свою жизнь.

Раньше Лина могла рассчитывать на мать, но Ольга была далеко. «Невозможно бороться в одиночку», – жаловалась Лина[131]131
  РГАЛИ. Ф. 1929 [8 декабря 1921 года].


[Закрыть]
. Но именно это она продолжала делать. Наконец, Лина решила положиться на волю судьбы – вернее, Фата Морганы, – собрала вещи и отправилась в Милан.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации