Текст книги "Пророчество орла"

Глава четырнадцатая

– Так он, значит, дал нам два месяца? – уточнил префект Вителлий, выслушав доклад Катона.

– Так точно, командир.

Вителлий прикрыл глаза, размышляя вслух.

– Времени достаточно для того, чтобы послать донесение в Рим, к Нарциссу, и получить от него ответ для Телемаха.

– Прошу прощения, командир, но неужели секретарь императора и впрямь собирается предложить пирату больше, чем его конкуренты?

– Да. Ему просто некуда деваться. Если свитки попадут не в те руки, это может серьезно осложнить жизнь всего Рима. – Вителлий поднял глаза и увидел, что Катон качает головой. – Ты мне не веришь?

– Как я могу, командир? Мне ведь неизвестно, что в этих свитках. Просто мне кажется, это уж как-то чересчур.

– Ну, это как раз тебя не касается. Ты солдат, твое дело – исполнять приказы. Ничего больше от тебя не требуется. Об остальном позаботятся те, кто выше тебя. – Взгляд Вителлия вновь переместился к восковым табличкам. – Ладно, но тут добавился новый вопрос. Дань, которую он требует, чтобы не разорять наши колонии. Это его первая крупная ошибка.

– Не понял, командир.

– Телемах становится слишком жадным. Свитки – это одно дело, а его требование о дани – совсем другое. Такой вопрос даже поднимать нельзя: император никогда на это не согласится.

– Но почему, командир? Платим же мы некоторым племенам в Германии за поддержание мира.

Катон пытался осмыслить ситуацию: как возможно, чтобы Рим был готов заплатить двадцать миллионов за какие-то свитки, но при этом отказывался выделить вдвое меньшую сумму ради спасения тысяч жизней и десятков поселений?

– Тут есть разница. Германцы – это буфер между Империей и другими варварами, еще более дикими и злобными. А пираты – всего лишь шайка грабителей и убийц. Но я сразу могу тебе сказать, что Клавдий не унизится до того, чтобы поддаться на вымогательство со стороны пиратов. Он прикажет найти и уничтожить их, и не видать нам отдыха, пока приказ не будет выполнен.

– Даже если его выполнение будет сопряжено с риском утраты свитков, командир?

– Возможно, нам удастся совместить обе эти задачи.

Префект поднялся с кресла и прошел через кабинет к карте. Катон последовал за ним. Некоторое время Вителлий обозревал береговую линию Иллирии, а потом спросил:

– Центурион, будь ты Телемах, где бы ты расположил свою базу?

Катон, сосредоточившись на подробной карте, собрался с мыслями и ответил:

– Если исходить из тех донесений разведки, с которыми ты позволил мне ознакомиться, это где-то в стороне от идущих вдоль морского побережья торговых путей. Не может он базироваться лишь там, куда купеческие суда пристают на ночь. Таким образом, побережье Либурнии, пожалуй, можно исключить, да и лежащую южнее Македонию тоже – слишком много там портов и прибрежных колоний. Но, с другой стороны, ему необходимо находиться если не в непосредственной, то в достаточной близости от торговых путей, которые он грабит. На некоторых из его кораблей есть команды гребцов. Если Телемах берет на борт такой же запас провизии, что и мы, это дает ему оперативный радиус в пять, максимум шесть дней плавания. То есть место базирования должно находиться где-то между Фланоной и, скажем, Диррачиумом. Скорее всего, на берегу одного из заливов или на одном из маленьких островов. Другое дело, что здесь их сотни. – Катон отвернулся от карты и заключил: – Это все выводы, к которым я могу прийти на основании имеющихся у меня сведений, командир.

– Согласен, – кивнул префект Вителлий. – Теперь посмотрим, как с этим можно работать. Мы оставим здесь гарнизон, а флот переместим к побережью Иллирии, выбрав в качестве временной базы, скажем… – Он еще раз пробежался взглядом по карте. – Скажем, Бирнисиум. – И снова повернулся к Катону. – Завтра в полдень я проинструктирую командиров. Можешь быть свободен, центурион. Да… на выходе скажи моему старшему писцу, чтобы зашел ко мне.

Катон отсалютовал и покинул кабинет, оставив префекта обдумывать его планы.

Вернувшись в командирскую казарму, центурион переоделся в свежую тунику и отправился в баню. При входе в калдариум, помещение для первого омовения, он увидел сидевшего на одной из мраморных скамей Макрона, который, заметив друга, тепло улыбнулся.

– Катон, рад тебя видеть. Как прошла поездка?

Он внимательно выслушал рассказ о встрече с пиратами, а потом, растираясь губкой, спросил:

– Каков он из себя, этот Телемах?

Катон описал пиратского вожака, даже на миг прикрыл глаза и представил его воочию, чтобы не упустить ни малейшей детали.

– Судя по всему, способный малый. Крепкий, ловко владеющий клинком. И корабли у него содержатся как надо. Конечно, в этом вопросе судья из меня никудышный, но это признал Децим. И ему неведома жалость.

Катон пожал плечами, вспомнив, как Вителлий, когда бирема вскоре после полудня вернулась в Равенну, приказал бойцу выбросить содержимое плетеной шкатулки в воду. Он потряс головой, прогоняя это воспоминание, и продолжил:

– Совершенно ясно, что его люди боятся своего командира.

– Судя по всему, это крепкий орешек, – пробормотал Макрон. – Драка нас ждет серьезная.

– Может быть, – пожал плечами Катон. – Но мне всегда говорили, что вера придает человеку большую стойкость в сражении, чем страх.

Макрон улыбнулся, окунул губку в кадку с теплой водой и выжал Катону на лицо.

– Скажи честно, Катон, ты большой специалист по тому, что движет людьми?

– Думаю, у меня есть об этом некоторое представление, – ответил Катон, утирая воду и пот со лба.

– Ладно, – уступил Макрон, – некоторое представление. Но я тебе так скажу: эти пираты, они вроде нас. Они бойцы, а лучший способ сделать людей настоящими бойцами – это суровая дисциплина. А воодушевление, идеи и тому подобное больше подходят для художников или философов-фантазеров вроде…

– Вроде меня?

Макрон пожал плечами.

– Ты сам это сказал. Так что нечего на меня дуться.

– Дуться?

Макрон рассмеялся.

– Ладно, пошли-ка отсюда.

– Куда?

– Как следует выпить, вот куда. У нас сегодня в порту встреча с Анобарбом и Миницием.

– Да ну?

Предложение друга несколько озадачило Катона.

– Слушай, я устал. Пришел сюда отдохнуть и расслабиться, а ты хочешь заманить меня на попойку, и небось до утра…

– Ничего подобного: мы собираемся посидеть чинно-благородно. Миниций хочет познакомить нас со своей женщиной: она, к слову, владелица таверны. – Макрон улыбнулся. – Не женщина, а мечта любого солдата. – Потом присмотрелся к Катону и поправился: – Я хотел сказать – любого нормального солдата.

– Макрон?

– А?

– Хрен на!

Макрон рассмеялся и хлопнул друга по плечу.

– Так-то оно лучше, паренек. А теперь пошли, а то время идет, а мы не пьем.

Они переоделись в простые, неприметные туники вместо своих форменных, красных, поскольку с учетом господствовавших среди населения Равенны настроений военным не стоило привлекать к себе внимание, выскользнули с базы через боковые воротца и, следуя указаниям, полученным от Миниция, двинулись по узким улочкам к портовому предместью. Там было полно питейных заведений, борделей и дешевых, сдававшихся внаем каморок, а на улицах то и дело попадались пьяные моряки и бойцы корабельной пехоты с базы, на которых горожане, собиравшиеся группами у общественных питьевых фонтанчиков, посматривали откровенно недружелюбно. За порядком в районе следили патрулировавшие улицы немногочисленные провосты.

– Похоже на то, что драка может развязаться в любой момент, – пробормотал Катон. – Может, вернуться от греха подальше в казармы?

– Да ладно тебе! – Макрон подтолкнул друга локтем. – Ты что, кучки сопливых недоростков боишься?

– Представь себе, да, – признался Катон. – Во всяком случае, этих. Потому что, судя по виду, если уж они затеют драку, то будут драться насмерть.

Макрон заохал и сделал вид, будто дрожит.

– Страх какой, надо бы поскорее найти укрытие… Ну, мы почти пришли. Вот и Крабовая улица.

Они свернули на широкую улицу, по обе стороны которой теснились питейные заведения, а от пьяного ора посетителей у Катона чуть уши не заложило. Макрон что-то крикнул ему, силясь перекрыть шум и гам, и указал рукой через дорогу, на красовавшуюся поверх перепачканной стены броскую вывеску.

– «Танцующий дельфин» – мы не разбавляем вино водой», – прочел Катон. – Забавное название.

Центурионы пересекли людную улицу и вошли в таверну. Внутри висел запах дешевых курений, а света тусклые лампы давали ровно сколько, сколько требовалось, чтобы посетители могли найти дорогу к стойке или выбраться к нужнику. За стойкой управлялись крепко сбитый, крутой с виду мужчина и рослая седовласая женщина, в настоящий момент отвернувшаяся от входа и разбиравшаяся с пьяным посетителем, пытавшимся было ее пощупать. Кончилось тем, что на глазах у Катона один из служителей врезал пьянчуге так, что тот рухнул на пол.

Питейный зал был заставлен лавками и столами на козлах, за которыми кучки клиентов пили вино, шумно обсуждая новости или сделки. Вдоль стены тянулись альковы с занавесками, которые можно было задернуть, обеспечив себе некоторую приватность.

– Катон!

Оба центуриона повернулись на голос и увидели Миниция, подзывавшего их из углового, ближайшего к стойке алькова. Напротив него сидел Анобарб, приветствовавший протиснувшихся к ним сквозь толпу пьяниц Макрона и Катона дружеской улыбкой. Они уселись на лавки по обе стороны от видавшего виды стола. Миниций немедленно наполнил две кожаные чаши и передвинул их к центурионам, расплескав часть вина.

– Я уж думал, вы не придете.

– Выпивку я ни за что на свете не пропущу, – отозвался Макрон. – Но мы припозднились, так что нужно вас догонять. Поехали!

Он поднял чашу и отпил вина.

Катон, сидевший возле Анобарба, повернулся к нему.

– Как заживают твои раны?

– Неплохо. Но еще побаливают. Такое впечатление, будто кожа на груди села и теперь годится для человека в половину моего размера.

Катон кивнул.

– Знаю, у меня самого были ожоги. Все будет в порядке, надо только потерпеть.

– Вот и лекарь то же самое говорит. Будь здоров!

Они сдвинули чаши и выпили. Катон с одобрением отметил, что они с Анобарбом родственные души: тот тоже лишь пригубил вина, а не поспешил осушить чашу, как будто другого случая уже не представится.

– Миниций сказал, что тебе уже довелось побывать в плавании, – промолвил Анобарб, поставив чашу.

Катон вскинул на него взгляд.

– Было дело. В патруле.

Анобарб улыбнулся.

– Ну и каковы твои впечатления от жизни на море?

– Какие там впечатления: всю дорогу маялся от морской болезни.

– А куда плавали-то?

– Да просто патрулировали, – осторожно ответил Катон. – Прошлись у побережья Иллирии и обратно.

– Да ну? – удивился Анобарб. – Мне кажется, в нынешних обстоятельствах, когда свирепствуют пираты, соваться туда небезопасно. А ты, надо думать, непривычен к морю?

Катон покачал головой.

– Плавал до этого пару раз, и мне не понравилось. Да ладно, что мы все обо мне, ты-то как? Раздобыл редкостей для своих клиентов?

– Нет. Торговли сейчас, считай, никакой, но я все равно задержусь, пока полностью не поправлюсь. Возможно, побываю и в других портах вдоль побережья: глядишь, посмотрю, не найдется ли там что для продажи в Риме…

– Ну что ж, надеюсь, это твое путешествие будет удачнее предыдущего.

– Я тоже, – тихо ответил Анобарб. – Удача мне не помешает.

– Эй, ребята, – Макрон подался к ним через стол. – Давайте выпьем, мы ведь в питейном заведении! Предлагаю тост за женщину Миниция, да благословят ее боги!

Чаши сдвинулись, на стол пролилось еще больше вина, но остальное, как положено в таких случаях, осушили до дна. Вино, к удивлению Катона, было пристойного качества, и молодому центуриону хотелось, чтобы Макрон тоже смог оценить его вкус. Но тому, похоже, было уже не до букета: они с Миницием уже прикончили первый кувшин, и Макрон поднялся с лавки.

– Теперь я угощаю!

– Здесь это без надобности, – улыбнулся Миниций. Усадив гостя обратно на скамью, он полез под стол и вытащил оттуда второй кувшин.

Глаза Макрона расширились.

– И много их там у тебя?

– Ну, нам до поры до времени хватит. Выпьем!

– А где твоя женщина? – Макрон огляделся по сторонам, но стойку от него загораживала толпа посетителей. – Где она, хочу ее обнять.

– Обнимешь еще, она подойдет к нам позже. Когда тут все малость поутихнет.

– Тогда ладно. – Макрон повернулся к остальным. – Эй, слышали новости?

– Что за новости? – поинтересовался Анобарб.

– Префект собирается задать жару пиратам. Весь флот и корабельная пехота отправятся в Иллирию, охотиться за ублюдками.

Катон подался через стол и положил руку на запястье друга.

– Макрон!

– Чего?

– Это не для всеобщего сведения.

– Чего-чего? – не понял Макрон.

– Предполагается, что это тайна.

– Тайна? От кого тайна? Как только мы начнем загружать корабли, все, один хрен, станет ясно для каждого.

– Это не имеет значения. Префект хочет, чтобы пираты узнали о походе только тогда, когда им будет уже поздно что-то предпринимать.

– Но ведь мне ты сказал.

– Тебе я верил.

Макрон виновато поежился.

– Ладно, понял. Извини, парень. Все равно, кроме нас четверых, никто об этом не знает, верно ведь, ребята?

– Само собой, – улыбнулся Миниций. – Мы сейчас принесем клятву и скрепим ее тостом.

– Нет, – твердо заявил Катон, – просто не будем больше об этом вспоминать. Это всех касается, и тебя, Анобарб.

Торговец кивнул.

– Буду держать рот на замке. Не беспокойся.

– Не беспокойся? Легко сказать… Попробуй не беспокоиться рядом с такими двумя пьянчугами.

Неожиданно Миниций просиял и вскочил, так толкнув при этом стол бедром, что едва не уронил только что поставленный на него кувшин. Но Анобарб успел выбросить вперед руку и удержать его, прежде чем из него успела пролиться хоть капля.

– Отличная реакция, – восхитился Макрон.

– Вот она, ребята, – промолвил Миниций. – Моя подруга. Моя девочка. Любовь всей моей жизни.

Катон обернулся, всматриваясь в толпу, которая неожиданно расступилась перед высокой, стройной и элегантной, хоть и немолодой женщиной, на которую посетители посматривали с вожделением. Центурион узнал ее по одежде: та самая особа, которую он уже видел возле стойки. Она подошла к столу и улыбнулась Миницию.

Светясь от гордости, ветеран повернулся к собутыльникам:

– Ребята, разрешите представить вам Порцию, хозяйку этого заведения, которая скоро станет моей стыдливой невестой.

– Не слушайте его, – рассмеялась Порция. – Он уже лет двадцать как обещает сделать меня честной женщиной.

Миниций рассмеялся и повернулся к сидевшим за столом.

– Порция, это те люди, о которых я тебе рассказывал, как и про наше приключение в горах. Это Анобарб, молодого человека зовут Катон; ну, а этот безнадежный тип, ясное дело, центурион Макрон.

Анобарб с Катоном кивнули, но Макрон стоял как громом пораженный, с побелевшим лицом.

– Что с тобой? – встревожилась Порция.

Макрон нервно сглотнул, а потом пробормотал:

– Привет, матушка.

Глава пятнадцатая

Воцарившееся было гробовое молчание нарушила Порция, вскрикнув и тут же прикрыв рот ладонью. Глаза ее закатились, и она осела на пол. Миниций подскочил к ней, отчаянно взывая:

– Порция, что с тобой? Откликнись, любовь моя!

Пока он пытался привести женщину в чувство, взгляд Катона перебегал с нее на Макрона и обратно, в то время как сам Макрон смотрел только на Порцию, словно эта немолодая женщина представляла собой самое удивительное зрелище во всем мире. Наконец Катон сам осознал значение произошедшего, и реакция друга стала ему понятна.

– В чем вообще дело? – Ничего не понимающий Анобарб подергал Катона за рукав. – Как он ее назвал?

– Матушка. Он назвал ее матушкой.

– Она его мать? – Анобарб улыбнулся. – Но как она сюда попала? Я думал, вы оба явились из Рима.

– Не знаю, – покачал головой Катон. – Макрон рассказывал, что мать бросила его еще в детстве: сбежала с каким-то малым из корабельной пехоты… Ох!

Катон посмотрел на Миниция, который сидел на корточках и гладил седые волосы своей возлюбленной.

– О нет! Макрон!

Макрон все еще смотрел на Порцию с ошеломленным видом. Катон схватил его за руку и сильно встряхнул.

– Макрон, пошли отсюда. Нам пора.

Тот перевел на Катона непонимающий взгляд.

– Пора? Куда?

– Ты меня слушай: раз говорю, значит, надо идти. Прямо сейчас.

– Но это моя матушка.

– Я знаю. Вернешься и повидаешься с ней, когда будешь трезвым.

– Я ее двадцать лет не видел. – В уголках глаз центуриона выступили слезы. – Последний раз видел еще мальчишкой.

– Да, конечно… – Катон легонько похлопал его по руке. – Удивительная встреча, ничего не скажешь! Но ты ведь не хочешь, чтобы она после столь долгой разлуки увидела тебя таким пьяным? Тебе надо сначала протрезветь. Пошли!

Катон встал, подошел к Макрону и, встав между ним и его матушкой, попытался поднять друга с лавки.

– Анобарб, помоги.

– Да что тут происходит?

– Просто помоги. Нужно увести его отсюда.

– Это моя матушка, – бормотал Макрон, и по его щекам струились слезы. – Моя матушка. Она бросила меня, сбежала с каким-то флотским…

Неожиданно Макрон замер, и взгляд его переместился на Миниция.

– Он!

– О, нет! – Сердце Катона сжалось. – Да пошли же!

Невероятным усилием ему удалось-таки поднять Макрона с лавки, но унять его было уже невозможно.

– Это ты, ублюдок! – заорал тот во всю глотку, бросаясь на Миниция. – Ты сманил ее! Заставил ее бросить нас!

Миниций поднял глаза, напуганный таким приступом ярости, машинально прикрылся руками, и голова Порции стукнулась об пол. Она открыла глаза, увидела Макрона и закричала.

Прежде чем Катон успел что-то предпринять, Макрон налетел на Миниция, схватил за плечи и оттолкнул назад, в толпу посетителей. Люди отпрянули во все стороны, несколько столов опрокинулось, кувшины попадали на пол, разбиваясь и расплескивая красное, словно кровь, вино. Отчаянно завизжали шлюхи, толпу которых Макрон, толкая перед собой Миниция, пропахал, словно разъяренный бык, подцепивший на рога гибкого акробата.

Катон повернулся к Анобарбу и пожал плечами.

– Ну вот, опять…

Торговец нахмурился.

– И часто с ним такое?

– Не очень. Опять же: сегодня, как ни крути, особый случай. Воссоединение семьи.

В дальнем конце таверны Макрон прижал Миниция к деревянному столбу и колошматил что было мочи. Посетители, по большей части, рванули наружу: никто не хотел подвернуться под руку провостам, когда те явятся на шум, а некоторые вдобавок решили воспользоваться суматохой и свалить, не заплатив за выпивку.

Порция между тем оправилась, сориентировалась в происходящем и, прихватив по дороге железный ковш, устремилась к дерущимся.

– А ну оставь его! – кричала она на бегу. – Оставь, кому сказано, кошмар ходячий!

Макрон, однако, этим призывам не внимал и продолжал обхаживать его увесистыми тумаками.

– Ах так, неслух несчастный! Получай!

Размахнувшись изо всех сил, Порция приложила Макрона ковшом по макушке. Раздался звук, похожий на удар гонга. Колени Макрона подогнулись, хватка разжалась. Миниций, с разбитым в кровь лицом, зашатался и рухнул на пол. Порция уронила ковш и заверещала, как попугай, угодивший по неосторожности в мясорубку. Все ее тело содрогалось от рыданий.

– Эй там! – послышался испуганный голос с улицы. – Провосты идут.

– Надо убираться, – сказал Катон Анобарбу. – И его забрать, пока провосты не отходили как следует и его, и нас.

– Да ну, разве они тронут центурионов?

– Почем им знать, кто тут центурион? Мы ведь одеты не по форме.

Выход был забит торопившимися убраться посетителями, но Катон с Анобарбом проследовали через разгромленный зал не туда, а к Порции. Катон мягко взял ее за плечи, повернул лицом к себе и сказал:

– Нам нужно их отсюда убрать. Есть в таверне какие-нибудь задние помещения?

Матушка Макрона сначала уставилась на него непонимающе, но быстро сообразила, что к чему.

– Есть, а как же. Вон туда.

Она указала на маленькую дверь позади прилавка. Анобарб с Катоном подхватили бесчувственное тело Макрона, оттащили туда и вернулись за Миницием: пока те переносили его в безопасное место, Порция держала возлюбленного за руку и гладила по волосам.

Между тем перед входом в «Танцующий дельфин» поднялся шум: вывалившие наружу пьяные морские пехотинцы столкнулись с вооруженными увесистыми дубинками провостами.

– Эй, – крикнула наружу Порция, – наведите порядок. Я плачу за это хорошие деньги!

– Все будет сделано, хозяйка, – кивнул один из провостов, не прекращая охаживать дубиной сбитого с ног моряка.

Оттащив обоих центурионов в безопасное место, Катон закрыл дверь, задвинул щеколду, чтобы никто за ними не последовал, и, оглядевшись, понял, что они находятся в большой кладовке, вдоль стен которой теснились большущие, чуть не в человеческий рост, амфоры с вином. В одну стену был встроен маленький письменный стол, на истертой поверхности которого лежала открытая счетная книга. Запертые ворота выходили отсюда прямо на улицу: за ними слышались крики, метались в панике тени, доносились удары. Но, как оказалось, за кувшинами находилась еще одна маленькая дверь. Порция махнула рукой, указывая на нее:

– Туда.

Кряхтя от напряжения, Катон поднял Макрона на ноги, обхватил за плечи и наполовину понес, наполовину поволок в дверной проем. Анобарб последовал за ним, таща тем же манером гораздо более легкого Миниция. За дверью находился длинный, узкий проход, освещенный в дальнем конце единственной масляной лампой. Звякая ключами, Порция открыла следующую дверь, и перед ними открылось скудно освещенное пространство. Катон опустил Макрона на вымощенный плитами пол, выпрямился и огляделся. Они находились в аккуратном, скромных размеров атриуме: в центре его поблескивал, отражая звездное небо, небольшой бассейн. В углу, над маленьким алтарем богов-хранителей домашнего очага светились масляные лампады. Из-за двери в заднем конце дворика доносилось мягкое журчанье воды.

– Удивительное местечко, – пробормотал Катон, переведя дух.

– Да уж, стараюсь хоть где-то поддерживать порядок, – с горечью сказала Порция. – Можешь сказать об этом своему приятелю, когда прочухается. И сразу же забери его отсюда.

– Моему приятелю? – Катон поднял брови. – Вообще-то, если не ошибаюсь, это твой сын.

Порция подняла на него глаза.

– Похоже на то… Ладно, тащи его в мою столовую, вон туда. Попробуем, когда придет в себя, потолковать с ним и вложить в его тупую башку хоть крупицу здравого смысла.

Столовая была так же опрятна и со вкусом оформлена, как и атриум. По римской традиции, здесь находился низкий стол и три ложа. На одно из них уложили Макрона. Миниция, по указанию Порции, унесли в спальню.

Анобарб в удивлении огляделся по сторонам:

– Вот уж не думал, что можно устроить себе такую жизнь на доходы от таверны, тем более такой, где вино не разбавляют водой.

Катон, не обращая на него внимания, посветил масляной лампой на затылок Макрона. Волосы слиплись от крови, однако череп, судя по всему, выдержал удар ковшом. Не приходя в сознание, Макрон стонал, вздрагивал и бормотал какую-то невнятицу.

Вскоре вернулась Порция с кувшином воды и старыми тряпками.

– Ну-ка, в сторонку, паренек, – бросила она Катону, усаживаясь на кушетку рядом с Макроном. – И не торчи без дела: раз взял лампу, так посвети ему на голову, вот сюда.

– Прошу прощения.

На глазах у Катона женщина осторожно смыла кровь, потом промыла ранку и приложила к ней тряпицу, а свободной рукой слегка потрепала Макрона по щеке.

– Вот уж не чаяла, что это повторится снова. Мальчишкой он вечно прибегал в порезах да ссадинах, и мне приходилось с ними возиться.

– Он что, был неуклюжим мальчишкой? – поинтересовался Катон.

– Неуклюжим? Ну, нет, я бы так не сказала. Другое дело, что он был сущим сорвиголовой. Вечно лез в драки, причем никогда не заботился о том, чтобы подобрать противника себе по росту и силе. Весь в папашу. Они меня чуть с ума не свели.

Катон нервно закашлялся.

– Поэтому ты их и бросила?

Порция смерила его ледяным взглядом.

– Паренек, а ты вообще кто такой?

– Марк Лициний Катон, друг твоего сына. Два года прослужил с ним вместе во Втором легионе.

– Легионер, значит.

– Нет, почтеннейшая, центурион. Как и твой сын.

– Макрон – центурион? Этот никудышный сорванец – центурион?

– И очень хороший, почтеннейшая.

Она погрозила ему пальцем.

– Меня звать Порция, так ко мне и обращайся. Никаких «почтеннейших», я не твоя бабушка, паренек.

– Как угодно, – кивнул Катон. – Только в таком случае, может, и ты, Порция, станешь называть меня не «паренек», а Катон?

Она вскинула глаза, но возмущение на ее лице быстро сменилось улыбкой.

– Хорошо сказано. – Снова повернувшись к сыну, Порция запустила пальцы ему в волосы и нахмурилась. – Это еще… Вот так шрам! Ужас! Удивительно, как он вообще жив остался.

– Да, досталось ему здорово, – подтвердил Катон. – Я был там, когда это случилось. Кельт едва не снес ему макушку. Он потом не один месяц провалялся в легионном лазарете. Мы лежали на соседних койках.

– Ты бывал в боях. По виду не скажешь, больно уж молод.

– Я бывал в боях. И если до сих пор жив, то во многом благодаря Макрону.

Порция улыбнулась.

– Вижу, ты хорошо к нему относишься.

Катон помедлил, а потом сказал:

– Да, очень хорошо. Сказать по правде, ближе его у меня никого нет. Отец мой умер.

Анобарб вдруг громко прокашлялся.

– Э… хм…

– В чем дело? – спросила Порция, вновь надев маску деловой, самоуверенной женщины. – Чего тебе надо?

– Мне бы… в нужник.

– Туда, по коридору, последняя дверь налево. И смотри смой за собой. Знаю я вас, мужчин, все неряхи.

После ухода торговца Катон хотел возобновить доверительный разговор о Макроне, однако короткий всплеск материнских чувств уже сошел на нет. Порция встала, забрала кувшин с окровавленной водой и, подойдя к росшему в кадке деревцу, полила его этой водой, а пустой сосуд поставила рядом с ложем Макрона.

– Придерживай тряпицу у его головы. Когда он очухается, его, скорее всего, потянет блевать. Пусть блюет в кувшин, а не на пол.

– А ты куда?

– Посмотреть, пережил ли мой суженый нападение твоего друга. Ну а потом пойду взгляну, что осталось от моей таверны. Ты-то в порядке?

Катон кивнул, и Порция удалилась в направлении атриума.

Опустив глаза и увидев, что кровотечение ослабло, он слегка прижал тряпицу к ранке. Макрон застонал и перекатился на бок.

– Ох, дерьмо… Кто это мне так врезал? Чувство такое, будто дом на башку грохнулся.

– Тссс… Лежи спокойно.

Макрон, однако, разлепил глаза и сморщил лоб, рассматривая окружающее его.

– Где это я?

– Ну, может, тебе тут не нравится, но похоже на то, что ты дома.

– Что?

Макрон быстро огляделся – как оказалось, слишком быстро. Глаза у него закатились, и его вырвало – конечно же, мимо кувшина, который Катон попытался подставить, подхватив с пола.