Текст книги "Преторианец"

На арену выехала группа всадников в золочёных шлемах, скрывавших их лица. Следом за ними вышли несколько стражников, они несли мишени и соломенные чучела, которые рядами расставили на арене. Когда приготовления были закончены, Клавдий привстал, отвечая на приветствие лидера группы, который выехал на совершенно белой кобыле.

– Можете начина-а-ать! – Голова императора затряслась, и он тяжело опустился обратно в кресло.

Юноши по очереди начали атаковать мишени, рубя мечами соломенные чучела. Потом им принесли лёгкие дротики, и они галопом помчались вдоль линии мишеней и на полном скаку метали дротики, каждый в свою мишень. Тут поднялся довольно сильный ветер, и это заставило их прилагать дополнительные усилия, делая поправку на ветер, чтобы попасть в цель. Те, кто промахивался, выбывали из соревнования и покидали арену. После очередного круга остались только двое, один из них лидер группы. Оба выступали отлично, ни разу не промазав, и ставки среди яростных болельщиков на трибунах возрастали и возрастали. Теперь всадники метали дротики с большей дистанции, и в конце концов соперник лидера промахнулся, и публика взорвалась громкими криками, когда победитель потряс сжатым кулаком в воздухе и, развернув свою лошадь в сторону императорской ложи, резко натянул повод, так что из-под копыт брызнул песок.

– Отличный конник, – заметил Катон. – Интересно, кто это.

Макрон пожал плечами:

– Да просто ещё один клятый урод. Выпендривается.

Всадник поднёс руки к голове, быстро отстегнул застёжки и снял шлем, открыв лицо. Толпа изумлённо ахнула и сразу же разразилась восторженными воплями – все увидели, что это Нерон.

Катон посмотрел на императора и тут вспомнил, что перед этим заметил, как пасынок Клавдия незаметно переместился в заднюю часть ложи. Мать Нерона уже была на ногах, она радостно хлопала в ладоши. Клавдий сиял. Вопли и выкрики преторианцев постепенно переросли в громовое скандирование: «Не-рон! Не-рон! Не-рон!»

Юноша медленно объехал арену по кругу. Он надменно выпрямился в седле, явно радуясь и наслаждаясь приветственными выкриками. Макрон толкнул Катона локтем и указал на императорскую ложу:

– А вон там стоит человек, который точно не слишком рад.

На возвышении, рядом с императором, стоял Британик; выражение его лица скорее напоминало маску холодной злобы и недовольства, а правая рука непроизвольно сжалась в кулак. Расслабился он только тогда, когда его соперник покинул арену, а преторианцы перестали восторженно орать. Настал полдень, и распорядитель игр объявил небольшой перерыв, пока с арены убирали мишени и готовили её к главному зрелищу – боям гладиаторов, кульминацией которых должна была стать схватка между секутором, известным как Голубь – нынешним любимцем толпы – и ретиарием[10]10
  Секутор – гладиатор, вооружённый мечом и щитом; ретиарий был вооружён только трезубцем и сетью, с помощью которой он должен был поймать противника (Примеч. перев.).


[Закрыть] по кличке Нептун из Нуцерии. Несколько гостей императорской ложи торопливо проследовали вниз – видимо, в целях облегчиться или же, наоборот, подкрепиться.

– Пойду-ка я отолью, – объявил, вставая, Макрон.

Катон кивнул, а его друг протиснулся между рядами и направился вниз по лестнице, а потом к проходу, ведущему прочь от арены. Мысли Катона были всё ещё заняты тем выражением, которое он заметил на лице Нерона, когда тот покидал арену. Несомненно, в глазах этого юноши, даже ещё подростка, пылал огонь жуткого честолюбия. Всё это было хорошо рассчитанным представлением перед глазами преторианцев, и в данный момент он явно был их любимцем.

Макрон облегчился и оправил тунику. Помещение нужника было заполнено людьми, воспользовавшимися перерывом, чтобы справить нужду. Закончив свои дела, Макрон направился к воротам, ведущим на плац. Ему пришлось лавировать между поставленными на землю носилками и рабами, которые молча сидели рядом. В конце концов он добрался до помещения прямо под императорской ложей. Перед закрывавшими вход тяжёлыми красными занавесями, по обе стороны от прохода стояли двое стражей-германцев. Когда Макрон подошёл, один из них вытянул вперёд руку и что-то сказал на своём грубом варварском наречии.

– Легче на поворотах, приятель, – прорычал Макрон. – Я просто мимо иду. Можешь стоять спокойно и не размахивать своей траханой бородой.

В этот момент порыв ветра откинул в сторону занавеси, и Макрон ясно рассмотрел человека, который раньше сидел рядом с Нарциссом в императорской ложе. Одной рукой он обнимал женщину и целовал её в напряжённо изогнутую шею. А другая его рука скрылась под складками её столы[11]11
  Стола – длинная женская одежда, надевавшаяся поверх туники.


[Закрыть], между её ног, и она широко распахнула рот, задыхаясь в экстазе. Они оба резко обернулись, когда ветер зашелестел занавесями, и встретились взглядом с Макроном, очень надолго, как ему показалось. Потом – так же внезапно, как он налетел – порыв ветра стих, и занавеси упали на место. Макрон так и стоял, не двигаясь, и германец опять выкрикнул что-то вроде предупреждения.

– Ухожу, ухожу, – буркнул Макрон и поспешно двинулся обратно на трибуну. По его спине пробежала волна ледяной дрожи. Женщина, которую он только что видел, женщина, которая задыхалась в оргазме, была Агриппина. Вот только этого мне не хватало, думал он. Стать свидетелем супружеской неверности самой императрицы. Агриппина, несомненно, многому научилась на ошибках своей предшественницы и отлично понимает, насколько ей необходимо убрать любого, кто может донести на неё императору.

Макрон взобрался по лестнице и присоединился к Катону. Быстро сел и откинулся назад, чтобы его не было видно из императорской ложи.

– Что это с тобой? – спросил Катон. – Ты весь белый, прямо как твоя тога…

– Да нет, ничего… Всё в порядке.

– Что стряслось? – Катону редко приходилось видеть друга в таком взволнованном состоянии.

Макрон помотал головой:

– Не здесь, – сказал он и указал на людей, сидевших перед ними и по обе стороны. – Потом расскажу.

А тем временем на арену вышла первая пара гладиаторов. Они приветствовали императора и приняли боевую стойку, встав друг напротив друга, пригнувшись, дожидаясь сигнала начинать. Распорядитель ещё потянул время, чтобы напряжение на трибунах достигло апогея, прежде чем подать команду:

– Начали! Вперёд!

Тот из гладиаторов, что был поменьше ростом, но более живой и гибкий, бросился в атаку первым, яростно напав на своего противника, и звон мечей и их глухие удары по щитам эхом отдались от стен арены. Противники разошлись и начали кружить по песку, осторожно обходя друг друга. Катон улыбнулся при виде этой поистине театральной сцены, которую разыгрывали гладиаторы, стараясь подогреть возбуждение зрителей. Сидевшие вокруг преторианцы жадно смотрели на арену, обмениваясь замечаниями по поводу физической подготовки гладиаторов и их стилей ведения боя, делая при этом ставки на того и другого. Катон нагнулся к Макрону и сказал, стараясь говорить негромко:

– Вот теперь вполне безопасно. Все заняты схваткой.

Макрон оглянулся вокруг, поглядел на императорскую ложу. Всего в тридцати шагах от них уже сидела императрица, она смотрела вниз, на арену, и её лицо было совершенно спокойным. Мужчины, который совсем недавно её лапал и ублажал, видно не было. Макрон тихим голосом рассказал, что ему довелось увидеть.

– Ты уверен, что они тебя хорошо разглядели? – спросил Катон.

– Достаточно хорошо, чтобы узнать при встрече.

– Дерьмо какое! – Катон нахмурился. – Это может нам повредить.

– Ну, прости меня, – проворчал Макрон.

Катон почесал щёку и попытался угадать, что из этого может выйти. Если Агриппина уже завела себе любовника из приближённых императора, значит, она действительно затеяла какую-то опасную игру. Если только не использует этого человека в каких-то иных целях. Но в каких? И не имеет ли это отношения к заговору, который Нарцисс пытается раскрыть и ликвидировать?

Пока Катон пребывал в этих раздумьях, Макрон заметил Нарцисса, который подошёл к императору и нагнулся к самому его уху. Клавдий выслушал его, потом повернулся и озабоченно посмотрел прямо ему в глаза. Последовал быстрый обмен репликами, после чего император кивнул и взмахом руки отправил советника к префекту Гете. И через пару минут из ложи поспешно выскочили несколько гвардейцев, явно неся какие-то приказания другим командирам. Многие преторианцы, сидевшие близко от императорской ложи, с любопытством смотрели, как трибун Бурр поднялся со своего места и сложил руки рупором у рта.

– Шестая центурия! – проорал он. – Построиться у выхода с арены! Быстро!

Луркон быстро встал со скамейки, поманил к себе Тигеллина, и они поспешили к выходу. Его солдаты последовали за ними.

– Как думаешь, что там такое? – спросил Макрон. – Может, это как-то связано с тем, что я видел?

– Скоро узнаем, – ответил Катон.

Пока они спускались по лестнице, Катон бросил последний взгляд на императорскую ложу. Император и его семья уже встали со своих мест, за ними последовали Нарцисс и ещё некоторые чиновники. Остальные гости продолжали сидеть, стараясь выглядеть спокойными. Схватка на арене между тем всё продолжалась.

Гвардейцы шестой когорты собрались вокруг Луркона, а невдалеке от них рабы при носилках уже были на ногах, готовые поднять их вместе с господами и нести куда прикажут. Когда Катон, Макрон и все остальные построились у выхода с арены, центурион громким голосом, так, чтобы все его услышали, несмотря на шум, исходящий с арены, сообщил:

– Император возвращается во дворец. Он только что получил сообщение о голодном бунте в городе. Толпа заняла Форум. Когорты караульной службы пока сдерживают их, но император желает взять ситуацию под контроль лично. Префект Гета решил усилить охрану императора людьми шестой центурии. Это уже не церемонии. Нам приказано охранять императора, его семью и советников. Если кто-то вздумает преградить нам путь, мы имеем право пользоваться любыми средствами, если понадобится, то и силой, чтобы носилки проследовали куда нужно. – Луркон помолчал, переводя дыхание. – Марш в казарму! Взять оружие и надеть панцири! И немедленно обратно. И быть готовыми к маршу. Ну, быстро!

Глава десятая

Было видно, как вдалеке, над Форумом поднимается столб дыма, уходя в послеполуденное небо. Процессия, состоящая из носилок и сопровождающих их солдат, спускалась по склону Виминальского холма, направляясь к центру города. Хотя новость о бунте уже распространилась повсюду, многие горожане продолжали заниматься своими обычными делами. Они лишь поспешно уступали дорогу центуриону Луркону и двум секциям его солдат, возглавлявшим процессию. Германцы тесно сплотили ряды вокруг носилок, в которых несли императора, императрицу и их сыновей. Остальная часть шестой когорты заполняла пространство между остальными носилками и прикрывала тыл.

Катон, Макрон и четырнадцать остальных преторианцев под командой Тигеллина шли позади носилок, в которых сидели Нарцисс и ещё двое советников, включая того самого мужчину, которого Макрон видел вместе с Агриппиной. Они шли колонной по четыре, Фусций шагал справа от Макрона, а ещё правее топал угрюмый молодой гвардеец. Быстро оглядев ряды и убедившись, что опцион всё время смотрит только вперёд, Макрон тихо спросил у Фусция:

– Видишь этих мужиков в носилках, что прямо напротив нас сидят?

– Да.

– Нарцисса я узнал, а кто остальные?

– Тот, что напротив Нарцисса, такой красавчик, это Паллас. Один из этих проклятых вольноотпущенников, которых так приблизил к себе император. А второй – Сенека, наставник и советник Нерона.

– Понятно. – Макрон бросил взгляд влево, на Катона, и чуть поднял бровь, правда, тут же понял, что это бессмысленно – ведь он был в шлеме. – Паллас, да? Интересно, интересно, что это он задумал?

– Задумал? – Фусций обернулся лицом к Макрону. – Что ты имеешь в виду?

– Ладно, ничего.

Прежде чем они успели обменяться ещё хоть одним словом, Тигеллин недовольно глянул на них, обернувшись через плечо:

– Разговорчики в строю! Держите свои грязные пасти на замке, лучше смотрите в оба!

Дальше они шагали в молчании и когда приблизились к Форуму, улица впереди начала пустеть. Несколько групп явно обеспокоенных гражданских лиц поспешно пробежали мимо них, протискиваясь между солдатами и едва успевая обменяться с ними на ходу несколькими словами или выразить удивление по поводу встреченных носилок императора и его варварского эскорта. Они уже явственно слышали рёв толпы, и вскоре уже могли различить отдельные злобные выкрики и даже режущий ухо вопль ужаса. Над Форумом поднимался густой едкий дым. Первые его клочья донесло ветром до их процессии, когда она вышла на площадь, на которой Катон и Макрон несколько дней назад оказались втянутыми в драку. Катон поглядел в сторону той таверны и увидел, что её хозяин уже закрывает ставнями окна, которые выходят на площадь и фонтан. Потом он поспешно бросился внутрь и закрыл за собой дверь. На краю фонтана сидела худая, болезненная на вид женщина, качая на руках плачущего младенца. Глаза у неё были навыкате, а руки похожи на кости скелета. Она с минуту глядела на солдат и носилки, проносимые мимо неё, потом с трудом поднялась и, прихрамывая, приблизилась к процессии, вытянув вперёд свободную руку.

– Подайте хоть сестерций, а? Для ребёнка. – Голос звучал слабо, напряжённо, едва слышно. – Во имя Юпитера, подайте хоть монетку! Мы уже много дней ничего не ели, мой господин. – Она попыталась перехватить Тигеллина, но опцион грубо рявкнул на неё:

– Прочь с дороги, шлюха! Убери отсюда своё отродье! А не то я тебя!.. – Он замахнулся на женщину своим командирским жезлом, и та отскочила назад, вскрикнув от страха.

Макрон скрипнул зубами вне себя от негодования и пробормотал:

– Как отрадно наблюдать, что у нашего опциона хватает смелости нападать на женщину, подыхающую от голода.

– Ш-ш-ш-ш! – зашипел на него Катон.

Они прошли через площадь и двинулись дальше по улице. Через короткое время колонна наткнулась на первое мёртвое тело. Очень толстый мужчина лежал в сточной канаве. Он был раздет догола, исключая только набедренную повязку. Изуродованные руки с обрубками вместо пальцев указывали, что с него таким образом содрали кольца и перстни. Череп ему раздробили мощными яростными ударами. Невдалеке располагалась пекарня – она была разгромлена и разграблена. Колонна шла сейчас через окраину Субуры, городского района, известного своей бедностью и преступностью. Переполненные жильцами высокие многоквартирные дома закрывали почти весь свет, а мощные запахи гниения забивали обоняние, так что горло сжималось от спазмов. Топот солдат эхом отдавался от грязных, закопчённых стен.

Когда они спустились к подножию холма, в передних рядах колонны раздался взрыв воплей и выкриков, и Катон вытянул шею, стараясь рассмотреть, в чём дело. Он увидел, как центурион Луркон остановился перед небольшой толпой людей, которые высыпали с боковой улочки и перегородили дорогу императору и его свите.

– Очистить улицу! – крикнул Луркон, возвышая голос над рёвом толпы. – Дорогу императору!

– Это Клавдий! – раздался чей-то голос. – Держитесь вместе, ребята. Надо изложить императору все наши горести!

Луркон поднял руку:

– Колонна, стой!

Между преторианцами, германцами-телохранителями и рабами, несущими носилки, не было никакой координации действий, так что колонна смешалась и остановилась в беспорядке. Глядя через головы стоящих перед ним, Катон с трудом разглядел, что многие в толпе вооружены палками, топорами и дубинами. Луркон осторожно вышел вперёд, к толпе, к которой присоединялось всё больше людей. Они кричали и злобно жестикулировали.

– Немедленно очистите улицу, дайте дорогу императору! Это последнее предупреждение!

– Клавдий! – закричал предводитель толпы. – Твой народ голодает! Накорми нас!

– Прочь с дороги! – проорал Луркон и оглянулся через плечо назад. – Мечи наголо! – приказал он.

Раздался звон и скрежет металла, солдаты вынули мечи из ножен и уже держали их наготове. Предводитель выступил вперёд, и Катон тут же его узнал.

– Цестий!

Макрон посмотрел на Катона:

– Тот самый здоровый ублюдок из таверны?

– Ага.

– Вот дерьмо! Ну мы и вляпались!

Цестий приблизился к голове императорской колонны и громко закричал, чтобы его было слышно всем в толпе:

– Что это такое? Да это ж наши аристократы собрались на банкет, клянусь богами! – Он обернулся к толпе: – Мы тут голодаем, наши дети с голодухи подыхают, а эти жирные уроды набивают себе брюхо разными деликатесами, чтобы потом их выблевать, чтобы снова нажраться!

Кто-то в толпе яростно завопил, многие замахали кулаками. Цестий повернулся к солдатам:

– Мы отсюда не уйдём. Мы желаем передать свои требования императору. Нам нужен хлеб и зерно по ценам, которые нам по карману. А ты, центурион, уходи с дороги. Мы желаем сами говорить с Клавдием!

Толпа заорала в поддержку этих требований, и Луркон убрался назад, за первый ряд своих солдат. И обнажил меч.

– Прикрывать носилки! – рявкнул он. – По моей команде – вперёд, медленно! Опцион, задавай темп! Щиты поднять!

Декурион во главе германской охраны расставил своих телохранителей вплотную к носилкам императора, а преторианцы окружили всю колонну. Все подняли щиты чуть под углом, чтобы прикрывать тех, что скрючились в носилках, и выставили вперёд, параллельно земле, свои короткие мечи, более предназначенные для колющего удара, прижав локти к телу, готовые колоть и резать. Катон почувствовал, как сильно у него бьётся сердце и как похолодело в животе и в ногах – это ощущение возникало у него всегда перед схваткой. Потом боковым зрением заметил какое-то движение сбоку и посмотрел туда – как раз вовремя, чтобы заметить смутные тени людей, просачивающихся из переулка справа. Он быстро посмотрел в противоположную сторону и увидел ещё больше людей, подходящих с другой стороны, а за ними – ещё более значительную толпу, торопливо продвигавшуюся к перекрёстку, стараясь окружить зажатую императорскую процессию со всех сторон.

– Посмотри-ка! – он указал мечом Макрону на толпу. – Это ловушка!

Прежде чем Макрон успел ответить, впереди раздалась команда:

– Вперёд!

– Раз, два, левой! – Тигеллин задал темп продвижения, и передние преторианцы двинулись вперёд, плотно сдвинув щиты. За первыми их секциями следовали германцы и носилки императора, затем носилки с Нарциссом и прочими советниками, следом за ними Тигеллин и его люди. Толпа на минуту смолкла, но потом Цестий заорал:

– Бей! Бей их!

В солдат полетел первый булыжник, он просвистел через пространство, ещё отделявшее толпу от солдат, ударил в чей-то щит и отскочил, попав в плотную ткань тента, закрывавшего носилки императора. Изнутри донёсся крик ужаса. В воздухе замелькали ещё камни – кирпичи, булыжники с мостовой, комья грязи, собранные из сточных канав. С боков тоже сыпались камни, они летели из переулков, вливающихся в улицу с обеих сторон от колонны, зажатой в узком и тесном проходе. Но они всё-таки продвигались вперёд, шаг за шагом. Впереди толпа держалась на месте до последнего, потом начала пятиться, но те, кто стоял позади, не видели наступающих преторианцев и не двигались с места, перекрывая путь к отступлению. Люди в панике бросались вбок, к стенам домов, пытались спрятаться под аркадами и в дверных проёмах. Некоторым удалось вырваться из этого месива, и они кинулись разбегаться по переулкам, но какое-то количество оказалось зажато прямо на пути преторианской гвардии.

– Не останавливаться! – орал Луркон. – Продолжать движение!

Тигеллин чётко командовал, задавая темп движения. Преторианцы достигли передних рядов толпы и ударили по передним людям щитами, сбив с ног тех, кто оказался ближе к ним. Потом мелькнул в выпаде первый меч, вонзившись в бок пытающемуся удержать равновесие человеку. Тот вскрикнул от боли и упал на мостовую. Тут в тылу толпы наконец сообразили, какая им грозит опасность, и начали сдавать назад. Но было уже поздно, особенно для тех, кто оказался перед самой колонной. Преторианцы продолжали наступать, давя толпу своими щитами и пронзая мечами тех, кто оказался поближе. Некоторые раненые падали на землю, и солдаты топтали их, другие были зажаты в удушающей тесноте, получали удары мечами один за другим и орали от боли и ужаса.

Катон, глядя поверх щита, успел заметить, что Цестий с группой своих людей успел исчезнуть в одном из переулков. А толпа впереди наконец начала распадаться, рассасываться, оставив на мостовой нескольких раненых и убитых. Те, кто уже был сыт по горло этой неразберихой, успели смыться с места происшествия в поисках убежища или более доступных жертв. Но около сотни людей ещё оставалось на улице, они держались подальше, где их не могли достать мечи, и продолжали швыряться в процессию всем, что попадало под руку. Камни и комки грязи с громким стуком ударялись в щиты и шлемы, но рабы, тащившие носилки, не были защищены ничем, так что четверо из них уже рухнули на дорогу. Один получил камнем по голове и свалился замертво. Из здоровенной раны так и хлестала кровь. Ещё двое тоже получили раны в голову. Они выпустили из рук ручки носилок и, пошатываясь, отступили вбок, прежде чем упасть. Последний зажимал раздробленный локоть и стонал сквозь стиснутые зубы. Остальные рабы продолжали с трудом тащить увеличившуюся ношу, им мешали лежащие на дороге тела. Потом один из рабов, нёсших носилки с советниками императора, споткнулся, носилки грохнулись на мостовую, и Нарцисс едва не вылетел из них прямо в сточную канаву. Катон понял, что рабы уже не в состоянии двигаться дальше.

– Вылезайте из носилок! – крикнул он Нарциссу. – И ты, и все остальные! Носилки придётся бросить. Головы опустите пониже и держитесь позади преторианцев!

Нарцисс кивнул, и императорские советники высыпали из мягких и удобных носилок, и их дорогие сапожки тотчас с хлюпаньем погрузились в мерзкую жижу на мостовой.

– Кто это тут приказы отдаёт? – раздался крик Тигеллина с другой стороны носилок.

– Я, господин. Капитон.

– Ты что, уже клятым центурионом заделался?! А, Капитон? Не твоё дело приказывать, твоё дело выполнять приказы! – Тигеллин пригнулся и сквозь носилки посмотрел на вылезших наружу вольноотпущенников. – Залезайте-ка лучше обратно. Я сейчас своих солдат вместо рабов поставлю.

Нарцисс замотал головой:

– С ними будет то же самое, что и с рабами. Твой солдат прав, носилки придётся бросить. Я сейчас скажу императору.

Тигеллин бросил на Катона разъярённый взгляд, но потом кивнул:

– Как тебе угодно, мой господин.

– Вот ты, Капитон, и ещё вон тот, поменьше ростом, ко мне, – поманил их Нарцисс. – Мне нужна личная защита. Прикройте меня щитами. Ну, пошли.

Прикрываемый с обеих сторон Катоном и Макроном, поднявшими повыше свои щиты и загораживавшими ими императорского советника, Нарцисс выбрался из группы окружавших его преторианцев, и они втроём направились к германцам, окружавшим императорские носилки. Катон скривился – в его щит ударил очередной обломок кирпича. При их приближении германцы раздвинулись в стороны, освобождая им дорогу. Катон увидел, что пятеро из двенадцати рабов, нёсших изукрашенные носилки, уже выбыли из строя, а остальные едва удерживают свою ношу от падения на мостовую. Он повернулся к Нарциссу:

– Тебе придётся сказать императору и остальным, чтоб они тоже вылезли. Иначе нам отсюда не уйти.

– Понятно. – Нарцисс нервно кивнул и пригнулся, когда над его головой просвистел комок навоза. Он сдвинул в сторону занавеску, и все увидели императора, прикрывшего собой Британика, обняв его и прижав к себе. Рядом с ним сидела императрица, положив голову Нерона себе на колени. Клавдий испуганно поднял взгляд, голова его тряслась.

– Государь, преторианцы говорят, что дальше придётся идти пешком.

– Пеш-ш-ш-ком?

– Да, император. Носилки дальше нести невозможно. Опасно даже пытаться.

– Но там же эти безумцы! – запротестовала Агриппина. – Опусти занавеску, и пусть нас отнесут назад во дворец. Я приказываю!

– Мне очень жаль, но другого выхода у нас нет, твоё императорское величество. Только пешком. Надо идти немедленно, иначе мы тут застрянем, полностью в их власти.

– А где же городская караульная стража? Где их когорты? – требовательно осведомилась Агриппина. – Это они должны были разогнать этот сброд! И они непременно найдут нас, если мы останемся здесь.

Нарцисс покачал головой:

– Они, вероятно, даже не знают, что происходит. – Он повернулся к императору: – Придётся вылезти и идти пешком, государь. И немедленно.

Клавдий обернулся к жене:

– Солдаты л-л-лучше знают, м-м-моя д-д-дорогая. Идём же, н-н-не нужно выказывать страха перед т-т-толпой.

Нарцисс помог императору выбраться из носилок, потом Агриппине и обоим подросткам. Клавдий оберегающим жестом приобнял жену и посмотрел на Катона и Макрона:

– Вы двое, охраняйте детей.

– Есть, мой господин. – Катон поклонился и поманил к себе Нерона. – Калид, младший парень на тебе.

Макрон кивнул:

– Давай сюда, молодой человек.

Британик нахмурился.

– Ты неправильно ко мне обращаешься, солдат.

– Сейчас и так сойдёт. – Макрон мягко взял его за плечо и притянул поближе к себе, под прикрытие щита.

Декурион германцев-телохранителей приказал своим людям образовать защитный кордон вокруг императора и его семьи, затем Нарцисс, сложив ладони рупором, прокричал в сторону передних секций:

– Центурион! Центурион!

Луркон, услышав призыв, оглянулся и приказал своим солдатам стоять на месте и держать строй, после чего, прикрываясь щитом, продвинулся назад, к императору и группе вокруг него.

– Мы оставляем носилки здесь, – объяснил ему Нарцисс. – Собери своих людей вместе, и мы пойдём вперёд, через Форум, ко дворцу. До него уже недалеко.

Луркон отчаянно замотал головой:

– Безопаснее будет вернуться в лагерь. Иначе отсюда не выбраться. Идти вперёд слишком опасно. Надо возвращаться, пока не поздно.

– Нет, мой господин, – перебил его Катон и указал мечом на небольшую толпу, успевшую собраться позади них.

Да, в сотне шагов позади, в тени между жилыми зданиями, собралась толпа, и она уже начала продвигаться по направлению к ним.

– Дрянь дело… – пробормотал Луркон. У него уже дрожали губы.

Катон хотел было что-то сказать, но Макрон опередил его. Он шагнул к центуриону, сунул меч в ножны и ухватил командира за плечо.

– Возьми себя в руки, господин! – резко сказал он. – Жизнь императора в твоих руках. Да и жизнь нас всех тоже. Прикажи всем собраться тесной группой, щит к щиту, и пошли вперёд, иначе нам конец. – Он заметил растерянный взгляд центуриона и сильно его тряхнул. – Ну же!

Луркон заморгал, потом глянул в сторону императорской семьи и сглотнул.

– Да, конечно. Верно. – Он поднял голову и позвал Тигеллина: – Опцион!

– Да, господин?

– Остальную часть центурии продвинь вперёд, сюда. Пусть следуют сразу за германцами.

Пока охрана императора рысью перемещалась к ним, Луркон повернулся к Макрону и Катону:

– За жизнь этих ребят вы отвечаете головой. Понятно?

– Да, господин. – Макрон кивнул. – Им с нами будет вполне безопасно.

Как только Паллас и Сенека присоединились к Клавдию и его семейству, солдаты сплотились вокруг них и прикрыли колонну с тыла, ощетинившись щитами, прикрывая также и рабов, после чего Луркон отдал этой наспех собранной колонне приказ двигаться вперёд. Передние секции отряда дождались, когда остальные присоединятся к ним, после чего все единой колонной двинулись вперёд. А толпа позади них тем временем достаточно осмелела, чтобы приблизиться и начать выкрикивать оскорбления и угрозы, а затем присовокупила к ним камни и обломки кровельных плиток, которые они вытаскивали из груды мусора на углу одного из переулков. Катон с Макроном подняли щиты повыше и пригнулись, собственными телами прикрывая своих подзащитных. Катон убрал свой меч в ножны и обнял правой рукой Нерона за плечо, чтобы они могли шагать в ногу. Он почувствовал, как дрожит подросток под складками своей тоги.

– Ничего, ничего, всё обойдётся, – уверенным тоном повторял Катон. – Скоро уже доберёмся и до дворца.

Нерон сразу не ответил, а потом Катон едва расслышал его слова:

– Я боюсь!

– Мы с моим другом не раз попадали и не в такие неприятности, а похуже.

Нерон нервно глянул на него:

– Но я-то не попадал…

– Тогда рассматривай это как шанс проявить храбрость. Этому хорошо учиться, пока ещё молод.

Нерон неуверенно кивнул и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Они продолжали продвигаться вперёд. Сплотившиеся вокруг императора германцы затянули боевую песнь на своём грубом варварском языке, постукивая гардами своих мечей по внутренней стороне щитов. Катон на секунду выпрямился и увидел, что осталось не более пятидесяти шагов до того, как улица перейдёт в широкое открытое пространство перед храмом Минервы, который стоит на краю Форума.

– Скоро выйдем на открытое место, ребята, – радостно возвестил Макрон.

Тут откуда-то сверху донёсся злобный выкрик, и секунду спустя о мостовую перед Макроном разлетелась вдребезги кровельная изразцовая плитка. Британик испуганно вскрикнул – отлетевший осколок оцарапал ему руку. Макрон притянул мальчика поближе к себе и выкрикнул:

– Кто-то из этих ублюдков забрался в дом! Прикрывайте головы!

Сверху полетели новые обломки изразцовых плиток. Катон рискнул высунуть голову из-под щита и заметил человека, высунувшегося в окно – тот прицелился и швырнул плитку в голову одного из германцев. Она попала в шлем, от удара голова телохранителя дёрнулась вбок, и сам он зашатался. Двое его товарищей тут же убрали мечи в ножны и подхватили его под руки и потащили дальше, стараясь не отстать от колонны. Солдаты инстинктивно ускорили шаг, подгоняемые грохотом падающих на них со всех сторон снарядов, а передние секции даже начали отрываться от остальных, стараясь поскорее уйти от опасности.

– Эй, впереди, не так быстро! – прокричал Тигеллин. – Проклятье! Держаться всем вместе! – Он протолкался в передние ряды, отпихнув в сторону центуриона Луркона, и начал бить мечом плашмя по щитам тех, кто шёл слишком быстро. – Вперёд никому не выходить! Я задаю темп, остальные следуют за мной!

К тому времени, когда они достигли конца улицы, ещё двое из ничем не защищённых рабов, толпившихся в задних рядах колонны, были сбиты с ног. Один уже был мёртв, он неподвижно растянулся на мостовой. У второго была раздроблена нога, и он, хромая, тащился сзади, всё больше отставая от колонны и отчаянно стараясь её догнать. Потом его настигла толпа, и бунтовщики не проявили по отношению к нему никакой милости, хотя это был просто раб, ни в чём не повинный. Его жалобные вопли были слышны сквозь весь остальной шум, и у Катона кровь заледенела в жилах; вопли внезапно заглохли, и безжалостная толпа снова бросилась вперёд.

Только когда вся группа достигла дворика перед храмом, они увидели, какого размаха достиг бунт. На Форуме горело несколько лотков и палаток, совсем рядом со зданием сената, и поднявшийся ветер раздувал пламя и гнал дым, так что пламя плясало, как дикое животное, привязанное цепью к столбу. Улица, ведущая к Форуму, была усеяна телами; некоторые были ещё живы, и их жалобные крики и стоны наполняли всё вокруг. Катон заметил, что некоторые были в форме городской караульной стражи. Множество других торговых палаток были разгромлены, и только по разбросанным вокруг остаткам товаров можно было догадаться о специализации торговцев. Группки оборванных попрошаек и уличных мальчишек занимались открытым грабежом, обирая мёртвые тела, прихватывая всё ценное, что попадалось им в руки. При виде разрозненной толпы, отступавшей перед императорской колонной, большая часть этих мародёров бросилась под защиту тёмных переулков Субуры.