Текст книги "Мир, любовь и свобода. Как жить без войн"

5
Эрик Гартцке
Миротворчество свободной торговли

Каким образом торговля и иностранные инвестиции снижают риск войны? Как взаимозависимость влияет на поведение? Как связаны мир, система демократически подотчетного правления и торговля? Эрик Гартцке – адъюнкт-профессор политологии в Калифорнийском университете, Сан-Диего, профессор кафедры государственного управления университета Эссекс. Специализируется на проблемах воздействия информации и институтов на состояние войны и мира. Автор работ по проблемам торговли, компьютерной войны, дипломатии и сопутствующим вопросам.

В конце 1648 г. завершилась растянувшаяся на десятилетия череда жестоких и разрушительных войн в Европе. Вестфальский мир, как его стали называть, установил систему, при которой европейские государства рассматривались как обладатели всей полноты внутреннего суверенитета и внешней независимости. В мире, где экономические связи проходят через границы, эта система испытывала возраставшее давление. Когда две и более страны связаны торговлей, неизбежно возникает экономическая взаимозависимость. Согласно общепринятому экономическому взгляду торговля создает ценность.

Как уже давно отметили политологи, ценность торговли фактически выступает «заложником» в любых международных конфликтах. Если заложник достаточно ценен и война ставит под угрозу его безопасность, суверенные государства уже не являются совершенно независимыми. И если в случае войны возникает риск лишиться выгод торговли, перспектива взаимных потерь может удержать торговых партнеров от военного конфликта. Проще говоря, если у людей по одну сторону границы есть активы или ценные покупатели на другой стороне, они вряд ли будут выступать за разрушение этих активов или торговых связей и скорее выскажутся за мир.

Торговля имеет еще одно важное свойство, способствующее укреплению мира и предотвращению войны: она делает значительно доступнее те самые товары, которые могут приобретаться путем войны, и в то же время сильно удорожает содержание оккупационных армий. Если торговля снижает реальные издержки производства товаров и повышает производительность труда, тогда рабочим, фирмам и суверенным государствам необходимо сосредоточить усилия на продуктивном производстве и избегать войны. Ниже я рассмотрю эти процессы более подробно. Но сначала приведу некоторую предварительную информацию.

Трансформация

Не нужно иметь ученую степень, чтобы заметить следующее: мир, в котором мы живем сегодня, разительно отличается от существовавшего еще несколько поколений тому назад, не говоря уже о XVII в. В частности, рынки начали оказывать на международные дела то воздействие, которое они ранее почти повсеместно уже оказали на внутреннюю политику стран. Мировые лидеры поначалу медленно, а в последние десятилетия все быстрее стали понимать, что их страны и народы тесно связаны сложными и разветвленными экономическими отношениями. На рис. 1 представлена простая графическая иллюстрация экономического развития на примере мировой торговли (в сотнях миллиардов долларов США по покупательной способности на 2000 г.).

Рис. 1

Среднемировое благосостояние также растет. На рис. 2 представлен мировой ВВП на душу населения. Для простоты сравнения я принял за единицу средний доход в 1821 г. Рисунок позволяет также сравнить рост богатства с темпами ограничения полномочий государства и расширения персональной свободы. Хотя общая тенденция развития несомненна, глобальная демократизация выглядит менее равномерным процессом, – в первую очередь потому, что после 1950 г. в ходе деколонизации резко выросло количество суверенных государств; это явление известно как «волны» политических реформ[43]43
  См., например: Samuel P. Huntington. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century (Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1991).


[Закрыть]. Уровень демократичности отдельных стран измеряется по шкале от 10 (максимум) до 0 (минимум)[44]44
  Рейтинговая система широко применяется при оценке уровня демократии. См.: Keith Jaggers and Ted Robert Gurr, «Transitions to Democracy: Tracking Democracy’s ‘Third Wave’ with the Polity III Data», Journal of Peace Research 32 (4), 1995, рр. 469–482.


[Закрыть]. На данном графике рейтинг демократии и ВВП на душу населения представлены годовыми среднемировыми уровнями[45]45
  График на рис. 1 построен по данным Всемирного банка. Рис. 2 заимствован из: Erik Gartzke and Alex Weisiger, «Under Construction: Development, Democracy, and Difference as Determinants of the Systemic Liberal Peace», International Studies Quarterly 58 (1), 2014, рр. 130–145.


[Закрыть].

Рис. 2

Либеральная политическая экономика предвидела развитие всех трех процессов и выдвинула предположения об их последствиях. Демократия, торговля и экономическое развитие – все это тем или иным образом улучшает условия человеческого существования. В этой статье нас интересует, какие именно изменения, каким образом и при каких условиях препятствуют использованию политического насилия внутри стран и военных действий между странами существующей Вестфальской системы. Торговля – особенно привлекательное средство для укрепления мира во всем мире, но ее воздействие тоже обусловлено целым рядом факторов, в частности тем, как она организована и в какой мере способствует предотвращению политической конфронтации. По сути дела, страны, связанные тесными коммерческими отношениями, можно «втянуть» в мирное сосуществование. Я попробую выяснить, в чем состоит польза экономической взаимозависимости.

Томас неверующий

Нобелевский лауреат Томас Шеллинг очень наглядно объясняет, как работает взаимозависимость[46]46
  Thomas C. Schelling, Arms and Influence (New Haven: Yale University Press, 1966), p. 99.


[Закрыть]. Он рассказывает притчу о двух скалолазах, связанных одной веревкой во время восхождения. Связавшись, скалолазы переплели свои судьбы, и их действия стали взаимозависимыми. Поскольку они могут только вместе добраться до вершины или вместе упасть, каждый ведет себя предельно внимательно и осторожно, и между ними царит полное согласие.

На эту логику взаимозависимости либеральные теоретики ссылаются в доказательство миротворческого потенциала торговли. По мере того как начиная с XVII в. международная торговля хоть и неравномерно, но постоянно росла, многие мыслители – от Монтескье, Смита, Пейна, Канта, Кобдена, Энджелла и других до таких современных авторов, как Роузкранс, Рассетт и Дойл, – подчеркивали миротворческую силу прибыльной международной торговли[47]47
  Baron de Montesquieu. Spirit of the Laws (Cambridge: Cambridge University Press, 1989[1748]) [Монтескье Ш. О духе законов // Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 433]; Adam Smith. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations (Chicago: University of Chicago Press, 1976 [1776]) [Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2007]; Thomas Paine. Common Sense (New York: Penguin, 1986[1776]) [Пейн Т. Здравый смысл //Пейн Т. Избранные сочинения. М.: Изд-во АН СССР, 1959]; Immanuel Kant. Perpetual Peace: A Philosophical Essay (New York: Garland, 1972 [1795]) [Кант И. К вечному миру // Кант И. Соч.: в 6 т. Т. 6. М.: Мысль, 1966]; Richard Cobden. Political Writings (London: T. Fisher Unwin, 1903 [1867]); Norman Angell. The Great Illusion (New York: Putnam, 1933) [Энджелл Н. Великое заблуждение: Очерк о мнимых выгодах военной мощи наций. Челябинск: Социум, 2009]. Richard Rosecrance. The Rise of the Trading State: Commerce and Conquest in the Modern World (New York: Basic Books, 1985); Bruce Russett. Grasping the Democratic Peace: Principles for a Post-Cold War World (Princeton: Princeton University Press, 1993); Michael Doyle. Ways of War and Peace: Realism, Liberalism and Socialism (New York: Norton, 1997).


[Закрыть]. Нации, связанные выгодными коммерческими отношениями, меньше склонны воевать, поскольку в случае войны понесут большие экономические потери.

Следует, правда, отметить, что интерес Шеллинга к взаимозависимости вызывает вовсе не торговля, а совершенно другая вещь. В его притче веревка, связывающая двух скалолазов, – это не торговля, а риск ядерной войны. Патовая ситуация «холодной войны» основывалась на эффекте, получившем образное название «гарантированное взаимное уничтожение». Наличие ядерного оружия и риск обоюдной гибели в «горячей войне» удерживали США и СССР от применения этого оружия, поскольку ни та ни другая страна не могла от него защититься. Как и у двух скалолазов, сотрудничество и осмотрительность проистекали из эгоистического желания избежать гибели, а отнюдь не из альтруистического стремления укреплять мир и согласие.

Вместе с тем задачу своей притчи Шеллинг видел не в том, чтобы объяснить стабильность. Он хотел обратить внимание на то, какими способами сверхдержавы могли бы продолжать соперничество в мире, где прямая и открытая конфронтация стала делом немыслимым или, по крайней мере, противоразумным. Как явствует из притчи, узы взаимозависимости – ядерной или экономической – способны предотвращать агрессию. Но если ядерная взаимозависимость и создала мир, в котором глобальная война, скорее всего, не случится, она в то же время создала среду, провоцирующую балансирование на грани, дипломатию принуждения, пропагандистские и опосредованные конфликты, а также другие формы порогового противостояния. Страх перед последствиями, которыми чреваты не урегулированные разногласия (каковы бы ни были конкретные причины этого страха), способен заставить взаимосвязанных действующих лиц пойти на компромисс. Но при этом заданные взаимозависимостью границы допустимого могут вызывать у действующих лиц искушение разыграть игру под названием «цыпленок»[48]48
  Игра «Цыпленок» заключается в том, что игроки вступают во взаимодействие, которое ведет в нанесению серьезного вреда каждому из них, пока один из игроков не выйдет из игры. Пример использования этой игры – взаимодействие автотранспортных средств, например ситуации, когда два автомобиля идут навстречу друг другу, и тот, который первым сворачивает в сторону, считается «слабаком» или «цыпленком». Смысл игры заключается в создании напряжения, которое бы привело к устранению игрока. – Прим. ред.


[Закрыть].

У торговли и ядерного оружия нет почти ничего общего; первая – это то, что мы хотим развивать, а второе – то, от чего человечеству лучше избавиться. Но вот в плане формирования взаимозависимого поведения государств они в целом ряде важных отношений выполняют, по сути, одинаковую задачу. В обеих ситуациях мы имеем «эгоистическое» поведение, которое способно приводить к положительным социальным последствиям, подобным той благотворной социальной динамике, которую Смит обнаружил скрытой внутри рыночного механизма.

Либеральные теоретики уже давно утверждают, что рост торговли создает более весомых «заложников» и тем самым активизирует стремление к миру. Наблюдаемое сегодня усиление взаимозависимости способно сделать войну слишком затратным предприятием, чтобы государства вообще рассматривали такую возможность. И все же ценность торговых связей, конечно, не идет ни в какое сравнение со ставками в ядерной войне. Если страны готовы пойти на риск огромных потерь в обычном или ядерном столкновении, разве торговые соображения смогут остановить войну? Но какова тогда реальная роль экономической взаимозависимости в укреплении мира?

Причины мира

Одно из самых замечательных событий в мировой истории происходит прямо сейчас. Собственного говоря, оно длится уже в течение весьма продолжительного времени. Я имею в виду наметившееся устойчивое, «эпохальное» снижение количества конфликтов между богатыми, процветающими странами. Мир заявил о себе – по крайней мере в некоторых частях земного шара. Тенденция эта, впрочем, не бросается в глаза, и некоторые ее просто не заметили; а другие, видимо, предпочитают сознательно игнорировать хорошие новости, поскольку для них важнее, что какие-то страны и группировки по-прежнему где-то сражаются. Тенденция к сокращению количества войн обстоятельно описана в работах Стивена Пинкера, Джошуа Голдстейна и других исследователей[49]49
  Steven Pinker. The Better Angels of our Nature: Why Violence Has Declined (New York: Viking Press, 2011); Joshua S. Goldstein. Winning the War on War: The Decline of Armed Conflict Worldwide (New York: Dutton, 2011). Глобальная тенденция к снижению количества войн выражена неравномерно. Связь (между современностью и миром) сильнее всего проявляется среди развитых стран.


[Закрыть]. Устойчивое снижение количества войн наиболее отчетливо заметно в Европе, где эта тенденция насчитывает уже много столетий. Рис. 3 «Тенденция в европейских конфликтах» основан на данных Питера Брека[50]50
  Peter Brecke. «Violent Conflicts 1400 AD to the Present in Different Regions of the World». Доклад на ежегодных чтениях общества Peace Science Society (International). Данные для других регионов (Африка, Азия, обе Америки) хронологически менее обстоятельны и не имеют столь определенного характера.


[Закрыть]. Квадратики отмечают число конфликтов за десятилетие (конфликтом считается инцидент, повлекший за собой как минимум 32 смертельных исхода). Число конфликтов в Европе снижалось (в среднем) с 30 за десятилетие в 1400-х годах до примерно 10 за десятилетие в прошлом столетии. Любое объяснение тенденции, вытекающей из этих данных, следует, конечно, выдвигать с большой осторожностью, поскольку в ее основе, по-видимому, лежит сложный комплекс разнородных причин. В частности, Клаудио Чиоффи-Ревилла показал, что в плане человеческих потерь интенсивность конфликтов с течением времени, напротив, возрастала[51]51
  Cioffi-Revilla, Claudio. 2004. «The Next Record-Setting War in the Global Setting: A Long-Term Analysis». Journal of the Washington Academy of Sciences 90 (2): рр. 61–93. Исследователи по-разному подходят к вопросу о том, следует ли учитывать фактор численности населения при оценке интенсивности военных конфликтов. В целом для отдельного человека риск смерти от военных действий (внутри– или межгосударственных) снизился.


[Закрыть]. Однако в целом тенденция, как представляется, вполне очевидна: в течение длительного периода времени суверенные европейские государства при решении своих разногласий все больше склонялись от конфронтации к ненасильственным методам.

Рис. 3. Тенденция в европейских конфликтах слева

Источник: Peter Brecke. «Violent Conflicts 1400 AD to the Present in Different Regions of the World».

Похожая, хотя и несколько менее определенная тенденция вырисовывается на общемировом уровне. На рис. 4 представлена динамика так называемых межгосударственных военизированных конфликтов (МВК), т. е. ограниченных инцидентов, имеющих градацию от незначительных (угроза применения силы) до серьезных (единичное военное столкновение). Эти данные обобщены на глобальном уровне, т. е. показывают, что в определенном году МВК были характерны для определенного количества пар стран. Если до окончания Второй мировой войны отчетливая тенденция не просматривается, то после двух мировых войн количество военизированных конфликтов, насколько можно судить, снижается. Значит, и в этом плане мир становится более мирным.

Рис. 4. Военизированные межгосударственные конфликты (МВК)

Как же объяснить эту тенденцию? Сделать это можно по-разному. Некоторые исследователи считают, что важной причиной межгосударственного мира является подъем демократии. Факты, подкрепляющие это предположение, конечно, есть, но вообще зависимость внешнего мира от мирной внутренней политики далеко не очевидна[52]52
  См.: Bruce Russett, Grasping the Democratic Peace: Principles for a Post-Cold War World (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1993); Michael Doyle, Ways of War and Peace: Realism, Liberalism, and Socialism (New York: Norton, 1997).


[Закрыть]. Начнем с того, что подъем демократии в Европе, – явление гораздо более позднее, чем начало снижения количества войн. Демократия не может быть причиной мира, пока нет демократических государств. Если копнуть поглубже, демократия сама есть продукт мира. Необходимое условие демократии состоит в том, что различные общественные группы считают политический проигрыш более приемлемым, чем перевод конфронтации на уровень насилия. Разногласия можно заглушить выбором того или иного политического института. Но еще проще и столь же логично предположить, что сам выбор политических институтов зависит от предмета разногласий. Если этот предмет настолько важен, что достичь компромисса невозможно, никакая демократия не поможет. Поэтому главное условие демократии – это определенный уровень согласия или всеобщей сдержанности в отношении принимаемых решений. Если политический проигрыш не стоит того, чтобы прибегать к насилию, тогда элиты и граждане, возможно, сочтут допустимым и даже привлекательным принять в качестве отечественных институтов народовластие и ограниченное правление. Сделать это можно, например, за счет снижения роли политики, или «общественного выбора», в распределении ресурсов или активов. Если политический проигрыш означает потерю дома, бизнеса, свободы или даже жизни, вы, наверное, предпочтете продолжить политическую борьбу (если необходимо, с помощью насилия), чтобы добиться выигрыша. Если же подобные вопросы решаются с помощью рынков или других частных механизмов и распределение ресурсов не зависит от исхода политических конфликтов, тогда у вас будет меньше стимулов использовать силу для достижения политической победы.

В прежних обществах средства производства были по преимуществу материальными. Люди владели землей и рабочей силой, которые правитель мог присвоить для своих собственных нужд. Быть богатым – или даже просто иметь дозволение жить – означало находиться в милости у правителя. По мере развития обществ богатство все больше становилось функцией знания и способности мыслить творчески. Правитель по-прежнему мог выбирать фаворитов, но производительность общества все больше зависела от того, чтобы на первые места выходили люди умные и одаренные коммерческими способностями, – а эту задачу наилучшим образом решал рынок (когда правитель в него не вмешивался). Именно в силу появления нового вида коммерческой независимости от политики правителям стало выгодно ограничивать свое вмешательство в работу рынка: это способствовало их собственному обогащению и процветанию общества (и государства). Развитие гражданского общества и свободного предпринимательства означало, что богатство перестало зависеть от верности правителю или близости к государству. В свою очередь, личную безопасность стало лучше обеспечивать не заискивание перед монархами, а производство столь продуктивное, что у правителя не поднималась рука вмешиваться или грабить[53]53
  Douglas North and Robert Thomas, The Rise of the Western World (Cambridge: Cambridge University Press, 1973). Mancur Olson, «Dictatorship, Democracy, and Development», 1993. American Political Science Review 87 (3), рр. 567–576.


[Закрыть]. Даже короли и королевы усвоили мудрый смысл притчи о курице, несущей золотые яйца.

Современную представительную демократию можно считать продуктом описанного выше процесса. Потребность ограничить властные полномочия ради обеспечения экономического роста означала, что использование государственных полномочий для погони за рентой все больше теряло смысл. В то же время как никогда росла потребность в государственном регулировании рынков, – в установлении четких правил и организации их выполнения (прозрачность), – а также в обеспечении общественных благ. Вкладывать силы в производство товаров и услуг для продажи на рынках стало выгоднее, чем вкладывать их в политику и бороться за доступ к государственной власти. Кроме того, если уже не было резона бороться за контроль над государством изнутри, то не имело особого смысла и сражаться за материальную собственность с другими странами. Подъем демократии как глобальное явление, вполне вероятно, отражает снижение важности распределительной политики в Европе и мире – что показано на рис. 1, – но не может служить объяснением процесса, представленного на этом рисунке.

Торговля может приглушать конфликты разными путями. Исследователи в общем и целом единодушно признают роль торговли в смягчении мировой политики[54]54
  См., например: Bruce Russett and John R. Oneal, Triangulating Peace: Democracy, Interdependence, and International Organizations (New York: Norton, 2001).


[Закрыть]. Вместе с тем конкретный механизм ее воздействия, а также способы инициирования и интенсификации этого воздействия остаются предметами разногласий. Как я уже говорил, когда людям есть что терять, это само по себе не только не предотвращает агрессию, но, напротив, порой провоцирует конфликт, – если один хочет завладеть богатством другого. Именно наличие того, что можно отнять, во многих случаях и повышает вероятность конфликта, если имеет место соперничество с нулевой суммой (благополучие одного зависит от поражения другого и наоборот), а это часто бывает в политике. Поскольку политика сама есть борьба, нам нужно выяснить, как торговля и, в более общем плане, коммерция принуждает политику к миру.

«Невидимая рука» мира

Одним из великих открытий социальной науки является идея Адама Смита, согласно которой действия имеют непреднамеренные последствия, а социальная значимость этих последствий не связана с намерениями действующих лиц. Рынки благотворно воздействуют на сообщества и страны, хотя сами участники рынка действуют с единственным намерением улучшить собственное благосостояние. Похожим образом рынок способствует и поддержанию мира. Фирмы, потребители, предприниматели и даже государства самим стремлением стать богаче изменили представление о полезности, а во многих случаях и об оправданности применения военной силы. В данном смысле невидимая рука – это, скорее, набор рук. Рынки делают труд дорогим, снижают привлекательность приобретения капитала за счет использования рабочей силы. Рынки мирными средствами облегчают перемещение товаров и услуг. Наконец, сами рынки негативно реагируют на конфликты и, соответственно, создают стимул воздерживаться от насилия.

Возможно, самым значимым результатом влияния коммерции в конфликтных ситуациях стало изменение государственных приоритетов. За несколько столетий рост мощности и интеграции рынков сильно увеличил цену труда и «человеческого капитала» (в частности, квалификации)[55]55
  Торговля способствует усилению специализации, а эта последняя – росту производительности и повышению реальной заработной платы. Hal Varian. Microeconomic Analysis, 3rd ed. (New York: W. W. Norton, 1992).


[Закрыть]. Насколько можно судить, дорогой труд и снижение доли материальных производственных затрат побудили многие страны отказаться от некогда обычной практики «красть» благосостояние путем захвата активов других стран. Конечно, оптимизм должен быть осторожным: ведь узкоэгоистические интересы правителей и их ближайших сторонников могут возобладать над интересами государства и спровоцировать хищническое поведение как внутри стран, так и в отношениях между странами.

Древние империи обогащались, заставляя подвластные им области платить подати (крупные партии зерна и других товаров). Разбойники-викинги набивали свои корабли награбленной добычей. В XVI в. испанские галеоны привозили домой полные трюмы серебра, добытого и очищенного порабощенными туземцами. Потом европейские империи, напротив, обманным путем нередко вынуждали своих граждан оплачивать заграничные экспедиции, приносившие прибыль только младшим отпрыскам аристократов. По мнению историков Лэнса Дэвиса и Роберта Хаттенбека, «империя, вне сомнения, экономически не обогатила британцев в целом. А вот отдельные инвесторы обогатились»[56]56
  Lance E. Davis and Robert A. Huttenback, with the assistance of Susan Gray Davis, Mammon and the Pursuit of Empire: The Economics of British Imperialism, abridged edition (Cambridge: Cambridge University Press, 1988), p. 267.


[Закрыть]. Но и колониализм стал клониться к закату, когда современная эпоха показала самым богатым и мощным в военном отношении странам, что разумнее покупать нужные им материалы, чем захватывать их с помощью все более дорогих военных действий. Страны современного типа не считают экономически целесообразным грабить соседей, как это делали викинги, конкистадоры и английские мореплаватели эпохи Елизаветы. Подчинение других народов ради изъятия ресурсов и плодов человеческого труда теряет смысл, когда содержание оккупационных сил стоит дорого и купить нужное становится дешевле, чем награбить у соседей.

Следует отметить, что в то время как современные государства уже не видят выгоды в грабеже – и эту их позицию укрепляет растущая ликвидность мировых рынков, – коммерция увеличила выгоды международного контроля за конфликтными ситуациями, т. е. снижения уровня применения силы. Современные страны в целом более внимательно относятся к долгосрочной и краткосрочной политике других стран как раз по той причине, что действия одних стран в силу взаимозависимости сильнее сказываются на благополучии других. Поэтому вместо захватчиков и грабителей на сцене все чаще выступают международные войска, действующие по мандату ООН или региональных групп; имея статус «миротворческих» сил, они действуют в целях прекращения или приостановки вооруженных конфликтов. Ради блага торговли мир может вводиться принудительно, по крайней мере в тех случаях, когда конфликтующие страны слабы, а их политические намерения идут вразрез с общемировой тенденцией. Можно сказать иначе: торговля между самыми богатыми странами побуждает их удерживать третьи страны от конфликта, поскольку война органически вредит торговле (причем не только торговле воюющих стран) и поскольку сильные страны, которым торговля приносит наибольшую выгоду, заинтересованы в том, чтобы предотвратить перерывы в торговле, вызываемые конфликтами третьих стран.

Один из вызовов взаимозависимого мира – сама его сложность. Простые отношения обладают тем преимуществом, что их легче понять и, вероятно, проще регулировать с помощью эффективных мер. Вместе с тем сложность может быть достоинством – в той мере, в какой расширяет возможности, позволяет более гибко реагировать и предоставляет больше вариантов действия без применения военной силы. Торговля способна привести к миру, если удерживает страны от вооруженного столкновения. Но для этого необходимы действительно значимые торговые отношения, отношения настолько ценные, чтобы само их наличие (подобно наличию ядерного оружия) служило сдерживающим фактором. Возможно, потребуется ряд обсуждений или переговоров, но достаточно скромного масштаба, – примерно таких, как в Западной Европе после Второй мировой войны. Там, где торговля ценится высоко и между государствами нет крупных разногласий, должен возобладать мир. Для конфликтующих сторон торговля может случить своего рода путеводным ориентиром, который позволяет странам решать спорные вопросы дипломатическим путем и не требует прибегать к военной силе для демонстрации решимости в неясной и изменчивой обстановке. Наконец, вероятно, главное воздействие торговли состоит в том, что она изменяет объективные интересы наций и способствует тому, что прежняя хищническая логика все больше переходит в разряд анахронизма. Даже грабители банков покупают себе бакалейные товары, а не крадут их из соседней лавки. Большинство тех вещей, которые в наши дни можно добыть путем грабежа или воровства, просто не стоят таких усилий, а большинство тех, которые их стоят, таким путем добыть нельзя. Развитие торговли способствует специализации, которая делает хищничество все менее продуктивным и повышает выгодность мира. Квалифицированных работников можно привлечь только хорошими условиями труда; войны и завоевания для этой цели бесполезны. Современное положение вещей все больше сводится к тому, что мы покупаем, а не отнимаем.

Рыночные силы связали страны друг с другом и повысили взаимозависимость мира; тем самым они сформировали новую цель, к которой стремятся нации, и сделали войну гораздо менее приемлемым средством для решения национальных задач. Лидеры стран и их граждане осознали, что манипулирование государственной властью уже не столь важно для их собственного выживания. В то же время как никогда выросла роль государства в обеспечении благоприятных условий для рынка. Государства занимаются не только своими внутренними рынками; они сотрудничают на региональном и мировом уровне, стремятся развивать торговлю и усиливать взаимозависимость, превращая ее в цепочку причинно-следственных связей, которые укрепляют сотрудничество и еще более ограничивают перспективу конфронтации. Дело не просто в том, что люди начали стараться вести себя более разумно, а в том, что торговля изменила само представление о правильном и полезном. Если нам будет сопутствовать удача и мы продолжим наш путь к более широкой и свободной торговле, тогда торговля и дальше будет делать применение военной силы все более тщетным или неэффективным.