Текст книги "Судьбы швейцарских колоний в Северном Причерноморье и в Крыму (ХIХ – начало ХХ века)"

Александр I и независимость кантона Во

Благодаря личности и авторитету Лагарпа, кантон Во занимал главное место в швейцарской эмиграции в Россию. Лагарп входил в число тех, кто активно способствовал этому движению. Но в чем же была особенность кантона Во? В начале ХIХ в. бывшая Страна Во только что вошла в состав швейцарской Конфедерации. Эта территория около озеро Леман (Страна Во. – Прим. пер), находящаяся под управлением олигархической бернской республики, благодаря некоторым политикам, в том числе и Лагарпу, была освобождена в 1798 г. при вторжении французской армии. Кантон Во стал Леманской республикой. По модели Франции была организована Гельветическая республика, «единая и нераздельная», в которую вошла и Леманская республика. Границы кантонов были изменены, все кантоны потеряли свою автономию и были низведены до ранга префектур. В то же время были проведены важные реформы, некоторые из которых легли в основу создания отдельных швейцарских учреждений 1848 г.

В эти годы Швейцария превратилась в поле европейской битвы. Она стала предметом раздора между «федералистами» – сторонниками старого порядка – и «централистами» – адептами республики и в своем большинстве выходцами из бывших зависимых территорий – «территориальных субъектов» (до 1798 г. в соответствии с территориальной политикой Швейцарии существовали территории, «страны», зависимые от сильных городов-кантонов. Так, Страна Во находилась под управлением Берна. – Прим. пер).

В то время как хаос угрожал разрушить Швейцарию, Бонапарт, который захватил власть в Париже и не хотел иметь такой бурлящий источник нестабильности у подножия Альп, навязал Швейцарии в 1803 г. Акт посредничества [Acte de Médiation] (федеральная конституция Швейцарии, выработанная Наполеоном вместе с представителями двух основных швейцарских партий. Она положила конец централизованной власти и позволила образовать союзное государство из 19 кантонов. – Прим. пер.).

Этот Акт утвердил существование кантонов, ставших свободными в 1798 г., и создал из них настоящие кантоны, равноправные с другими, восстановив таким образом систему федерализма. Именно с этого времени кантон Во стал полноправным членом Конфедерации, и его благодарность Бонапарту была безмерной.

Власти кантона сразу же взялись за дело и создали административную систему, которой ему не хватало. Их деятельность направляла одна главная идея: показать, что независимость кантона является заслуженной и что он достоин того места, которое он занял. Чтобы доказать, что кантон не нуждается в бернском руководстве, власти создали такие институты, которые позволили обеспечить свою самостоятельность: армию, способную защищать новое государство, и Большой совет (законодательный орган кантона. – Прим. пер.). Последний был создан путем выборов, причем как ярые сторонники революции, так и сторонники бернского режима оказались в нем в значительном меньшинстве. Власти кантона также установили достаточно демократичные институционные рамки, которые позволяли максимально приблизиться к умеренности. И наконец, благодаря рачительному управлению общественными средствами и экономике, основанной на свободном обмене, правительство кантона Во укрепило его финансовую независимость, которая должна была сопровождаться независимостью политической.

При таком положении дел и под покровительством Наполеона кантон Во мог спокойно пережить период действия Акта посредничества, будучи защищенным от бернских амбиций. Поэтому поражение, которое было нанесено Наполеону в Лейпциге в 1813 г., произвело эффект шока в Лозанне. Всех беспокоила судьба молодого кантона.

Правительство кантона находилось в полной растерянности. Поддерживаемые австрийцами, власти Берна не теряли времени и призвали своих бывших сторонников из кантонов Во и Аргау в кратчайшие сроки объединиться под их руководством. В кантоне Во возникли затруднения с выработкой единого решения.

Положение спасло предложение одного из членов правительства – Анри Моно [Henri Monod] (1753–1833), понимавшего выгоду, которую мог извлечь его кантон из дружбы Лагарпа с Александром I. Анри Моно обратился напрямую к императору. Последствия хорошо известны[61]61
  См. материалы коллоквиума «Le Canton Vaud et le Congrès de Vienne 1813–1815», прошедшего в ноябре 2013 г. (в печати).


[Закрыть].

Александр пообещал, несмотря на его ненависть к Наполеону, не трогать того, что тот создал для Швейцарии. Многочисленные выходцы из кантона Во, находившиеся в окружении Александра, «водуазское» образование, которое получили он, его братья и сестры, создали прочные связи, выдерживающие любые испытания. Не забудем присутствия среди военных советников Александра другого знаменитого водуазца – барона Анри Антуана Жомини. С помощью графа Иоанна Каподистрии [Jean Capo d’Istria] (1776–1831) царь настоял на сохранении кантонов, созданных в 1803 г. Поддерживаемый Меттернихом, Берн активно протестовал, создал альянс бывших патрицианских кантонов (Берн, Люцерн, Золотурн и Фрибург – средневековые города-государства, которые имели особую систему управления патрициями-олигархами. – Прим. пер.) для противостояния этому решению, но в результате ничего не смог сделать. Венский конгресс признал независимость кантонов Во, Аргау и Тичино.

Кантон Во: становление государства

Однако, несмотря на такое решение, кантон Во не был защищен от превратностей судьбы. В 1816 и 1817 гг. Швейцария, как и вся Европа, пострадала от сильного голода. Но для кантона Во добавилась еще и политическая проблема. Федеральный пакт, который с августа 1814 г. регулировал отношения между кантонами, содержал механизм помощи кантонам, которые были затронуты серьезными бедами. Но для властей кантона Во было практически невозможно воспользоваться этой статьей. Причиной являлся тот факт, что просьба о федеральной помощи породила бы мысль о том, что власти кантона Во в реальности не способны вести административные дела с той мудростью, которая требовалась в этих трудных обстоятельствах. Население кантона охватила тревога. Весной 1816 г. цены на зерно резко подскочили, и уже в июле количество зерна, необходимого для питания, было исчерпано[62]62
  Buxcel, 1981, p. 42.


[Закрыть]. Опасались беспорядков, но особенно беспокоили происки спекулянтов. Не стояли ли за их спинами бернцы? В конце лета 1816 г., опасаясь, что вмешательство государства ухудшит напряженную ситуацию, правительство кантона было вынужденно подчиниться законам рынка. В реальности отсутствие солидарности между производителями и потребителями окончательно разрушало все более и более хрупкое равновесие. Государственный совет (исполнительный орган власти кантона. – Прим. пер.), пытаясь восполнить быстро тающие запасы зерновых и продуктов питания, увеличил массовые закупки пшеницы за границей. Он отправил миссии в Марсель и в немецкие княжества, активно используя сеть водуазских купцов в Европе. Был также начат сбор средств. Один богатый банкир дал деньги государству в долг, чтобы оно могло заполнить зерновые склады кантона.

В 1817 г. ситуация немного успокоилась: рынок восстановил свой нормальный ритм. Кантону удалось пережить этот кризис без восстаний. Возможно, именно эти события повлияли на решение примерно тридцати водуазцев отправиться на юг России, чтобы там выращивать виноград. Действительно, если экономические кризисы и в целом подогревали желание эмиграции, то прямое влияние голода 1816 г. нельзя недооценивать. Однако, как это ни странно, 1820-е гг. не содержат цифр, показывающих резкий подъем эмиграции. Руководство кантона Во всячески старалось помочь виноделам, защищая их рынок: оно проводило очень осторожную торговую политику, чтобы поддерживать возможности сбыта в немецкую Швейцарию[63]63
  Ibid., p. 95.


[Закрыть].

Как бы то ни было, в 1820 г. Луи-Венсен Тардан [Louis-Vincent Tardent] (1787–1836), уроженец Ормона и учитель в Веве, опытный ботаник, ученик Песталоцци, убедил своих будущих компаньонов попытать судьбу в России, где он нашел подходящую для предприимчивых виноделов территорию в окрестностях города Аккермана, недалеко от Одессы[64]64
  Gander-Wolf, 1974; Grivat, 1993.


[Закрыть]. В свою эпоху правления Екатерина II пригласила иностранцев для колонизации земли на юге Российской империи[65]65
  Bühler et al., 1985, p. 43–50.


[Закрыть]. В Крыму в это время уже процветала цюрихская колония. Александр I продолжил дело Екатерины II. На его приглашение откликнулись не только немцы, но и швейцарцы.

В это время Одесса была городом новым и космополитичным, и водуазцы уже жили и работали там: так, активно вели свои дела владелец книжного магазина Колан [Collin] и братья Дантц [Dantz]. Именно у последних молодой Нуар решил постигать профессию банкира[66]66
  Noir, 2015, p. 26–27.


[Закрыть]. Отправляясь на земли, выбранные им в 1821 г., Тардан думал найти в Лагарпе хорошего адвоката, чтобы убедить царя в добрых намерениях швейцарцев. И Лагарп поддержал ходатайство своих соотечественников.

В 1822 г. с Рыночной площади в Веве отправился обоз. Это была начальная точка истории колонии Шабаг, которая должна была называться «Гельвецианополисом». Однако глубинные причины, которые подвигли Тардана основать колонию виноделов в такой дали, остаются пока загадкой. Если считать, что нищета не могла толкнуть этих водуазцев к эмиграции, то надо все-таки признать, что их направляла надежда улучшить свое финансовое положение. Тардан представил дело Государственному совету, указав в числе причин эмиграции виноделов рост населения кантона, который создает проблему для использования земель. Действительно, если в 1803 г. кантон насчитывал 144 507 жителей, то через тридцать лет их было уже на 30 000 жителей больше, а в переписи 1841 г. было отмечено уже 189 675. Однако инициатива Тардана не получила поддержки Государственного совета.

Эмигранты из кантона Во в поисках новых горизонтов

Можно было бы подумать, что переселение в Шабаг означало активное развитие эмиграции сельскохозяйственной вместо эмиграции педагогической, начатой Лагарпом. Но так думать было бы ошибкой. Водуазская эмиграция будет по-прежнему доминировать именно в области образования. За отсутствием на сегодняшний день систематических поисков в архивах, можно обратиться к «Золотым книгам» студенческих объединений («Золотая книга» – это памятная книга для записей свидетельств, комментариев, пожеланий, связанных с какими-то значительными событиями в жизни ассоциации, сообщества, фирмы. – Прим. пер.), которые проливают некоторый свет на ситуацию с эмиграцией в Россию преподавателей из Во. Можно обнаружить более тридцати индивидуальных судеб, описанных в таких книгах в общих чертах. На основе этих разрозненных сведений можно увидеть, что кривая миграции преподавателей совпадает с такими линиями в других кантонах и что эти процессы зависят от экономических кризисов. Эмиграционные процессы, зафиксированные с начала 1820-х гг., затихают перед тем, как резко усилиться начиная с 1860-х гг. и особенно в 1870-х гг.: экономический кризис 1873 г., последовавший за банковским крахом в Австрии и продолжавшийся почти двадцать лет, оставил следы по всей Европе…

Но нельзя объяснить все только экономикой. Рост и спад количества отъездов в эмиграцию зависели также от политической ситуации в России. Так, революционное кипение, которое начиная с 1840-х гг. мало-помалу охватывало Европу, и успех республиканской пропаганды в Швейцарии – республиканском острове в сердце Европы – отвратили царя Николая I, известного своей реакционностью, от желания открыть двери своей империи сторонникам революции.

Именно поэтому Константин Ловис, приехавший из России на короткое время в Швейцарию, чтобы урегулировать свои семейные дела, подпал под указ, изданный в 1844 г., а затем подтвержденный в 1846 г., который закрыл ему въезд в Россию[67]67
  Lovis, 2007, p. 78, 90.


[Закрыть]. Ему удалось это сделать на год позже, но это был настоящий запрет, который временно ударил по швейцарцам. Зато начиная с 1855 г. поток франкоязычный швейцарцев становится постоянным: вернулась мода даже в среде обедневших аристократов и буржуа доверять детей иностранным воспитателям.

Известны учителя и учительницы из кантона Во в семье Павла I. Известно также, что последовавшие за ними водуазцы находили работу во многих семьях, принадлежащих к высшим сферам русского общества. Так, Шарль Жандро [Charles Gindroz] (1792–1857), принятый в Литературное общество, основанное в 1806 г., будучи пастором, приехал в Россию в 1816 г. и работал в семье Кутузова[68]68
  Belles-Lettres de Lausanne, 1981, notice 7 (Студенческое литературное общество, основанное учениками Гимназии в 1806 г. и существующее до настоящего времени, издает свой журнал и имеет свою «Золотую книгу» членов общества. – Прим. пер.).


[Закрыть]. Многие воспитатели, нашедшие работу в России, не оставались там окончательно: это были временные ангажементы, в некотором роде «педагогические поездки». После возвращения в Швейцарию они, как правило, продолжали преподавательскую деятельность в колледже и редко выбирали политическую карьеру.

Из наиболее известных политических деятелей, побывавших в России, можно назвать Жана-Луи Бенжамена Лереша [JeanLouis-Benjamin Leresche] (1800–1857), который присоединился к радикальному движению с самого момента его создания в начале 1830-х гг. и руководил его самым левым крылом[69]69
  Ibid., notice 148; Spothelfer, 1995, notice 87.


[Закрыть]. Вернувшись из России, он завоевал известность как журналист, участвовал во всех спорах радикалов. Однако его горячность вызывала опасения, и он не получил никакого поста высокого ранга, когда его друзья в 1845 г. пришли к власти. Лереш стал преподавателем в педагогическом училище и написал первую биографию Анри Дрюэ [Henri Druey], главы водуазского радикализма и члена первого Федерального совета 1848 г.

Назовем еще и Исаака Жоли [Isaac Joly] (1818–1901), который работал воспитателем в России до 1844 г.[70]70
  Bovard, 1982, p. 274–275.


[Закрыть] Назначенный радикалами префектом, он был членом кантональной исполнительной власти с 1862 по 1866 г. В более позднее время Эрнест Гро [Ernest Grau] (1863–1939), вернувшийся в Швейцарию после работы преподавателем в Париже и в России, стал директором музея в Аванше [Avenches] и был избран в Большой совет[71]71
  Belles-Lettres de Lausanne, 1981, notice 1300.


[Закрыть].

Этот последний случай показывает, что студенты, записанные в «Золотую книгу», если и начинали заниматься преподаванием за границей, далеко не все ехали в Россию. Так, наиболее известный из них, Шарль Моннар [Charles Monnard], основатель студенческого общества «Белль-Летр» [Belles Lettres], получивший богословское образование в Академии Лозанны (так называлась школа пасторов, существовавшая до 1890 г., которая затем была преобразована в Лозаннский университет. – Прим. пер.), еще на пороге своей карьеры работал в Париже воспитателем Танги Дюшателя [Tanguy Duchatel], будущего министра внутренних дел в правительстве Гизо [Guizot][72]72
  Meuwly, 2016.


[Закрыть] во Франции. Другие студенты Академии отправлялись на работу в Германию, во Францию и даже в Румынию. Третьи же ехали работать в Россию, но гораздо реже одетые в пасторскую одежду. В качестве примера можно назвать несколько членов студенческого общества «Цофинг» [Zofingue], водуазская секция которого была основана в 1821 г. и которая была близка к Свободной церкви, отколовшейся от Национальной церкви, оставшейся под влиянием радикального государства (Свободная евангелическая церковь в 1845–1847 гг. по политическим и богословским мотивам отделилась от Реформаторской евангелической церкви кантона Во, связанной с государством. Воссоединение этих церквей произошло только в 1965 г. – Прим. пер.).

Среди этих водуазских воспитателей многие, по примеру Константина Ловиса, сделали блистательную карьеру. Не так уж редки были и те, кто преподавал французский в престижных учебных заведениях. Например, Поль Пилисьер [Paul Pilicier] (1859–1915) преподавал в Кадетском корпусе в Нижнем Новгороде, Камиль Дюдан [Camille Dudan] (1889–1963) преподавал у кадетов в Москве[73]73
  Spothelfer, 1995, notice 1332, 2297.


[Закрыть], или Луи Корню [Louis Cornu] (1876–1951) был преподавателем в императорском лицее в Царском Селе[74]74
  Belles-Lettres de Lausanne, 1981, notice 1461.


[Закрыть]. Некоторые достигали и университетского уровня. Часто работа преподавателей была отмечена орденами. Вспомним Адриена Тюреля [Adrien Turel] (1828–1904), который преподавал в России. В 1848 г. он стал одним из основателей водуазской секции студенческого общества «Гельвеция» – резерва кандидатов для радикалов этого кантона. Тюрель даже получил в России чин статского советника[75]75
  Helvétia,1883, notice 6.


[Закрыть].

Интересно отметить, что из трех названных студенческих обществ – «Белль-Летр», «Цофинг» и «Гельвеция» – последнее было самым маленьким, но именно оно поставило в Россию больше всего воспитателей. Этот феномен нельзя напрямую объяснить тем фактом, что это общество было популярно у наиболее безденежных студентов из провинции, которым было труднее всего найти работу на местном рынке труда. Однако можно увидеть, что начиная с 1850-х гг. рост эмиграции совпадает с увеличивающимся интересом к дальним путешествиям детей ремесленников. В списке лозаннских студентов, готовых ехать за границу, чтобы зарабатывать на жизнь, совсем немного имен местной элиты.

Единственным исключением из этой общей картины является член «Цофинга» Шарль Рамбер [Charles Rambert] (1867–1932), который преподавал французскую литературу в институте для девушек в Санкт-Петербурге. В 1906 г. он вернулся в Лозанну и работал в качестве преподавателя рисования в Кантональной школе рисования, а через десять лет стал директором этой школы[76]76
  Spothelfer, 1995, notice 1567.


[Закрыть]. Революция 1917 г. прервала удачные профессиональные карьеры многих водуазцев, работавших в России в системе государственного образования. Известна также невероятная судьба Пьера Жильяра [Pierre Gilliard] (1879–1962), который был воспитателем последнего царевича и который сопровождал императорскую семью до самого их трагического конца[77]77
  Girardin, 2005.


[Закрыть]. Но есть и еще менее известные лица. Можно вспомнить Улисса Брела [Ulysse Brélaz] (1864–1944), преподавателя в реальном училище императора Александра в Вологде, награжденного орденом Станислава 2-й степени. Он продолжал свою работу и в эпоху большевизма, но вынужден был в 1924 г. вернуться в Швейцарию, где нашел себе место библиотекаря на юридическом и медицинском факультетах[78]78
  Helvétia, 1983, notice 290.


[Закрыть].

Заключение

Швейцария является страной иммиграции и эмиграции. Хорошо известно та выгода, которую она получила от людей, приехавших, чтобы отдать ей свои силы, свою творческую инициативу, свою энергию. Гораздо менее известно, что Швейцария получила выгоду и от всех тех своих детей, которые уехали, чтобы попытать счастья за границей. Например, так происходило с деятельностью военных наемников: те швейцарцы, которые обнажали свою шпагу в обмен на деньги, а также, и что гораздо важнее, в обмен на знания и опыт, вернувшись, находили себе работу в кантональной милиции, не имевшей профессиональных солдат. Таким образом, она пополнялась профессионалами практически задаром. А сэкономленные общественные средства могли быть использованы на другие общественные нужды. То же самое происходило и в других профессиях. Многие кантоны, долгое время страдавшие от перенаселения по сравнению с своими экономическими возможностями, относились положительно к эмиграции части своих граждан: меньше ртов, чтобы кормить… Но в то же время это вынуждало швейцарцев столкнуться с реальностью мира. В 1860-х и 1880-х гг. швейцарское Общество эмиграции стремилось иметь агентов – специалистов в этом вопросе в Гавре, в Нью-Йорке и в Буэнос-Айресе. Эта идея была хорошо воспринята частью членов Федерального парламента, желавших хорошо организовать добровольное изгнание многочисленных швейцарцев и швейцарок и помочь им в их новом мире. Однако два федеральных советника, Яков Стэмпфли из Берна [Jacob Stämpfli] и Луи Рюшоннэ из кантона Во [Louis Ruchonnet], были радикалами, которые жестко воспротивились этому[79]79
  Meuwly, 2006, p. 119, 316.


[Закрыть]. По их мнению, страна не могла гордиться отъездом своих граждан. Речь шла, наоборот, о неудаче: государство должно было бы прилагать усилия, чтобы сохранить своих граждан на своей земле и не поддерживать их отъезд; государство должно было бы прежде всего заботиться о том, чтобы создать своим гражданам хорошие условия жизни именно там, где они хотели бы жить! На наш же взгляд, эта точка зрения не должна умалять важности вклада эмигрантов в жизнь Швейцарии…

Источники и литература

Actes du colloque «Le Canton de Vaud et le Congrès de Vienne 1813–1815», tenu en novembre 2013 (в печати).

Belles-Lettres de Lausanne. Livre d’Or du 175ème anniversaire 1806–1981, Im-primerie des arts et métiers. Lausanne, 1981.

Helvetia. Livre d’Or de la section vaudoise 1847–1982. Lausanne: Imprimerie Ruckstuhl, 1983.

Auberson D., Gex N. La Harpe et l’histoire // Meuwly O. (dir.) Frédéric-César de La Harpe 1754–1838 // Bibliothèque historique vaudoise. 2011. № 134. P 110–121.

Bertrand J.-B. Valaisans en Russie // Annales valaisannes, juin 1938 et juin 1939. 1938–1939. P 357–369.

Bovard P.-A. Le gouvernement vaudois de 1803 à 1962. Morges: Editions de Pey-rollaz, 1982.

Bühler R. et al. Schweizer im Zarenreich. Zur Geschichte der Auswanderung nach Russland. Zurich: Hans Rohr, 1985.

Buxcel E. Aspects de la structure économique vaudoise 1803–1850 // Bibliothèque historique vaudoise. Lausanne, 1981. № 71.

Eimann A. «Jeanne Huc-Mazelet (1765–1852), préceptrice à la cour impériale de Russie: une émigration réussie?», mémoire de maìtrise présenté à l’Univer-sité de Lausanne. 2005.

Gander-Wolf H. Chabag. Schweizer Kolonie am Schwarzen Meer. Lausanne: Multi-Office, 1974.

Girardin D. Précepteur des Romanov. Le destin russe de Pierre Gilliard. Arles: Actes Sud, 2005.

Grivat O. Les vignerons suisses du tsar. Chapelle-sur-Moudon: Editions Ketty & Alexandre, 1993.

Grisoni A. «Eduquer des princesses. Jeanne Huc-Mazelet (1765–1852) et Esther Rath (1764–1844), gouvernantes à la cour impériale», mémoire de maìtrise présenté à l’Université de Lausanne. 2015.

Lovis J. Un Jurassien chez les tsars. Constantin Lovis, 1807–1887. Précepteur en Russie. Neuchatel: Alphil, 2007.

Maeder A. Gouvernantes et précepteurs neuchatelois dans l’empire russe (18001890), Cahiers de l’Institut d’histoire. Université de Neuchatel, 1990.

Meuwly O. Louis Ruchonnet 1834–1893. Un homme d’Etat entre action et idéal, Bibliothèque historique vaudoise № 128. Lausanne, 2006.

Meuwly O. Le libéralisme moral de Charles Monnard // Meuwly O. (dir.) Charles Monnard 1790–1865. Un libéral atypique. Bibliothèque historique vaudoise № 143. Lausanne, 2016. P 77–98.

Moeschler P.-Y. Henri Farron, heureux en Russie, malheureux en Suisse // Passé simple. Mensuel romand d’histoire et d’archéologie. 2016. № 14, avril. P 3-11.

Noir F. D. Journal de voyage. Lausanne – Chabag – Odessa, présenté et annoté par Jean-Pierre Bastian. Bière: Cabédita, 2015.

Perrochon H. Une amie vaudoise de Mme Schiller: Jeanne Huc-Mazelet // Revue historique vaudoise. 1937. № 45. P 321–338.

Spothelfer J.-M. Les Zofingiens. Livre d’or de la section vaudoise. Bière: Cabédita, 1995.

Stroev A. Les débuts pédagogiques de Frédéric-César de La Harpe // Meuwly O. (dir.) Frédéric-César de La Harpe 1754–1838, Bibliothèque historique vaudoise. 2011. № 134. P 23–35.

Syburra-Bertelletto R. Mon cher frère Auguste (1804–1853) et César (18111897) Ducrey. Deux frères, deux carrières, une correspondance, Sedunum Nostrum, Association pour la sauvegarde de la cité historique de Sion. Bulletin № 78. 2007.

Tosato-Rigo D. Les relations russovaudoises à l’époque de Frédéric-César de La Harpe // Karapetyants I., Meuwly O. (dirs.) Les Vaudois en Russie. Col-loque du 16 septembre 2009, Pro Helvetia, Fondation suisse pour la culture. Moscow, 2012. P. 34–44.

Перевод И. Ивановой