Текст книги "Сергей Иосифович Гессен"

Гессен вводит последний разбираемый им тип причинности – религиозный. Для религии в отличие от этики, наоборот, разрыв между сущим и должным в мире является основополагающим для его понимания. Причиной, началом разрыва является грехопадение, которое задает причинный ряд всему последующему ходу развития мира и личности верующего человека. В противоположность эстетической изолированной причинности религиозная причинность представляет установку на всеобщую зависимость всех от всех и всех от Бога, что делает всех ответственными и виновными во грехе. Религиозное сознание движимо первопричиной греха и установкой на его всеобщее преодоление. Так, «первичная причинность, идея абсолютной взаимосвязи, которая в теоретической сфере имеет значение регулятивного принципа для наук, в религии переживается как трансцендентное абсолютное бытие, как наидостовернейшее, наиобъективнейшее, что вообще существует»[110]110
  Ibid. S. 114.


[Закрыть]. Гессен ссылается на понятие теологической идеи у Канта. Наличие такой высшей объективной наглядности раскрывается, однако, только индивидуальному мистическому переживанию. Предельно общее достигается предельно субъективным переживанием единства, к которому можно пробиться и через «объективную религию».

Как и все представители трансцендентальной философии, Гессен переносит решение основных вопросов за пределы трансцендентального горизонта, сферой его исследований остается поиск укрепления объективности индивидуального посредством раскрытия его логических оснований, он не делает высказываний о действительности. Похвалу его учителю Риккерту в уже упоминавшейся статье Фолькельта, в которой последний «охотно признает» Риккерта «мыслителем, со строгостью и последовательностью, которые надлежит приветствовать, старающегося установить в борьбе с релятивизмом и позитивизмом прочные, объективные условия познания»[111]111
  Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. С. 492.


[Закрыть], можно отнести опять также и к Гессену. Свою задачу Гессен видит в том, «чтобы между метафизикой и мистикой вырыть пропасть еще более глубокую, еще более непроходимую»[112]112
  Гессен С. И. Мистика и метафизика. С. 121.


[Закрыть]. Путь усиления разграничения метафизики и мистики в борьбе за «научную философию» Гессен покажет в своей большой статье «Мистика и метафизика» в первом номере журнала «Логос».

Cвою диссертацию Гессен закончил призывом к мистике, к тому, что подобно океану омывает остров знания, поэтому и не случайно он ставит себе задачу философски определить понятия мистики и метафизики. Первоначально он дает трактовку специфики философского определения, т. е. философии как особой науки. Так логика изучает формальные предпосылки закономерности вообще, то, что делает истинное знание истинным, а не само бытие, которое составляет предмет эмпирических наук, эстетика – это «наука о том необходимом» формальном «минимуме предпосылок, без которого одинаково невозможны и красота, и безобразие…». Но «из формы или арпсп искусства нельзя вывести конкретного материального произведения искусства»[113]113
  Там же. С. 125.


[Закрыть], a из законов логики нельзя вывести законов химии и физики. Гессен ссылается на определение философии, данное Г. Риккертом в работе «О понятии философии», «как теории ценностей», или формальной науки, которая «должна охватить все многообразие культурных благ и понять систему ценностей, лежащую в основе культуры»[114]114
  Риккерт Г. О понятии философии // Риккерт Г. Философия жизни. Киев, 1998. С. 478.


[Закрыть]. Риккерт указывает на то, что «отделение проблем ценности от проблем действительности приводит к очищению и выяснению собственно философских проблем»[115]115
  Там же. С. 482.


[Закрыть]. Философия должна представлять, таким образом, «свободный от всяких специальных точек зрения минимум», «область формальных предпосылок эмпирической истины, воплощенной красоты, осуществленного добра и т. д.»[116]116
  Гессен С. И. Мистика и метафизика. С. 128, 127.


[Закрыть].

Гессен проводит четкую границу между чисто формальной философией и метафизикой, стремящейся соединиться с действительностью. Значение философии состоит в «разграничении» и «освобождении» различных областей науки друг от друга и отграничении ее от действительности. Метафизика же, в отличие от философии, выявляющей чисто формальные условия возможности различных наук, вращается всегда в сфере бытия имманентного или трансцендентного, совершая тем самым ошибку объединения. Она всегда «неизбежно удваивает проблемы», ищет абсолютного доказательства, по ее представлению, несовершенного доказательства частных наук. Отсюда и конфликты метафизики с частными науками, ибо они вращаются в одной и той же плоскости бытия.

После обоснования неокантианцами принципиального различия между естественными науками и науками историческими с различением их методов и многообразием понятий становится очевидным, что метафизика в области познания пользуется неправильной установкой на единство мышления и бытия, на так называемый Гессеном «метафизический монизм», она «обволакивает» «формальные предпосылки моментами имманентного бытия», и «правомерная в своих границах точка зрения» возводится в предполагаемое единство, в абсолютное бытие, и в этом смысле «метафизика всегда означала какой-нибудь «изм»: материализм, натурализм, идеализм. Философия же как формальная наука о ценностях разграничивает отдельные области науки и «примиряет противоречия», к которым привела метафизика, она снимает проблемы, возникшие от неправильной постановки задачи на бытийное, а не формальное системное единство. В этом заключается «полицейская роль философии», о которой говорит Кант, на которого неоднократно ссылается Гессен: «В этом смысле философия ничего не доказывает, она не дает настоящего “решения”. Предпосылка не разрешает проблемы, а заключает в себе проблему»[117]117
  Гессен С. И. Мистика и метафизика. С. 135.


[Закрыть].

Но остается ли что-нибудь на долю метафизики? Для Гессена философия рассматривает «последние понятия», очерчивающие круг доступных философии проблем, они указывают «на недоступную» философии в смысле критического самоограничения область ее исследования. Философским понятиям не соответствует никакая реальность, они только придают философии единство системы, у Канта такими пограничными понятиями были идеи. Далее Гессен очерчивает границы философии, она ищет 1) формальные предпосылки общей значимости культурных ценностей и не решает проблем бытия. Вращаясь в сфере ценностей, 2) она «совершенно не в состоянии» ответить на вопрос, почему сфера культуры исчерпывается четырьмя областями «науки, общественности, искусства, догматической религии», а также 3) как реализуется ценность? Философия только указывает на невозможность достигнуть последнего решения проблем и эмпирического единства. Она только обобщает проблемы, концентрирует их в понятиях различной общности и дает трансцендентально всеобщее, но 4) не дает всеобщность реального целого.

Очертив границы философии и указав на то, что она так же, как и метафизика, не решает последних проблем, Гессен отдает честь решения последних проблем и достижения чаемого единства мистике. Понятие «переживание» он заимствует у Риккерта, который справедливо отмечает, что уже само слово указывает на его связь с жизнью. Риккерт утверждает, что именно философия, как наука, «должна охватить все многообразие культурных благ и понять систему ценностей… Соответственно этому она должна также связать все эти ценности с действительностью…»[118]118
  Риккерт Г. О понятии философии. С. 478.


[Закрыть]. Для этого необходимо расширить границы действительности и проникнуть к более глубоким допонятийным структурам, которые находятся в сфере субъективного. Риккерт описывает «субъективный акт оценки», который как предшествующий разделению на «специальные точки зрения» должен быть донаучным и необъективированным понятием. Таким понятием становится «переживание», Риккерт дает его определение и раскрывает его основополагающее значение в донаучном образовании понятий. Данный отрывок раскрывает по сути все содержание концепции неокантианства, представляемой Риккертом: «Уже само слово переживание, как и всякое другое слово на его месте, далеко не точно означает то, что под этим словом подразумевается. Но в целях более резкого отграничения добытых таким путем понятий мы можем построить фикцию: мы можем предположить, что нашему абстрактному миру, разделенному на ценности и действительность, предшествует свободное от всяких понятий, иррациональное (курсив мой. – Ю. М) и безымянное переживание и что от последнего мы переходим к первому. Мы таким образом проникаем за состояние нашего мышления, для которого субъективный акт оценки есть вместе с тем объективированная действительность, и приходим к чему-то, что можно назвать чистым актом переживания. Это слово не обозначает еще, конечно, никакого готового понятия и тем менее истинного бытия, оно есть только первый шаг (Ansatz) к понятию, полуфабрикат, требующий еще дальнейшей обработки. <…> Если же мы при этом будем предполагать понятие ценности и воспользуемся им в целях восполнения данного в акте переживания первого шага к образованию понятий, то мы в таком случае получим уже нечто большее, нежели простое переживание, мы получим тогда особого рода понятие, которое и будет заключать в себе искомое нами единство ценности и оценки. <…>…поскольку мы, исходя из ценности, “истолковываем” (deuten) его в его значении для ценности, т. е. видим в нем субъективное отношение к ней. Так приходим мы к совершенно особому роду образования понятий… не приводящему ни к чистой действительности объектов, ни к чистым ценностям, посредством которого мы и постигаем единство ценностей и действительности»[119]119
  Там же. С. 473–474.


[Закрыть]. Таким образом вводится «третий род образования понятий», который раскрывается словом «смысл», означающим «скрытое в акте переживания значение для ценности», а также единство действительности и ценности. Различение Риккертом трех царств (сфер) действительности, ценности и смысла влечет за собой различение и трех методов их постижения: объективирующего описания или объяснения, субъективирующего понимания действительности, и истолкования[120]120
  См.: Риккерт Г. О понятии философии. С. 475.


[Закрыть]. Таким образом определяются границы и задача философии, она «может только понять значимость ценностей и истолковать с точки зрения этих ценностей акты переживания – это все, что можно от нее требовать»[121]121
  Там же. С. 482.


[Закрыть] Риккерт не пользуется понятием метафизики, у него философия объединяет объективную действительность с субъективной ценностью.

Для Гессена философия начинается с факта реализованной ценности, которая представляет собой «иррациональный факт истории, который абсолютно дан, т. е. который можно только пережить, найти, вскрыть»[122]122
  Гессен С. Мистика и метафизика. С. 134.


[Закрыть]. «Последнее единство» да но лишь в иррациональном, в мистике, которая является отрицанием всякого формального знания, она не имеет формальных предпосылок своего существования и поэтому она находится вне философии, ее невозможно теоретизировать, а, следовательно, замечает Гессен, «ей не соответствует никакого тома философии», связанного с переживанием, она представляет собой общий переплет всей системы. Таким образом, по Гессену, только в мистике решаются те проблемы, которые традиционно считала своими метафизика. «Примирить, объединить оба мира [ценности и бытие] каким-нибудь рациональным доказательством нельзя, так как дуализм обоих миров есть предпосылка философии, как объективной науки. Можно только признать факт реализованной ценности и подвергнуть этот факт тому или иному истолкованию»[123]123
  Там же. С. 137.


[Закрыть] в значении, данном Риккертом. Толкование относится к реализации ценностей в процессе истории, а уверенность «в их реализации в будущем – есть предмет веры, преимущественно религиозной»[124]124
  Там же.


[Закрыть]. Философия же ориентирована на объективирование знания, а мистика, находясь вне философии, отделяет слова от понятий, лишает их смысла. Гессен вновь обращается к образу океана иррационального, омывающего остров рационально оформленного знания. Он приводит пример из «Детства» Толстого: мир мистики открывается Николеньке, когда он слушает бессмысленные слова юродивого Гриши. Бессмысленные слова, по мнению Гессена, «сильнее и ярче выражают переживание и способны передать его другим»[125]125
  Там же. С. 150.


[Закрыть], чем логически или эстетически оформленное обоснование, к которому стремится философия, соприкасаясь с переживанием. Гессен указывает на попытку романтизма найти пятую сферу, «особое место» жизни «в ряду творческих культурных ценностей», т. е. найти формальное основание для ценности жизни. Романтики искали такую возможность исходя из индивидуального бытия, «гармонично и всесторонне развитая личность поэта и мудреца… должна была быть “местом” этой новой ценности»[126]126
  Там же. С. 152.


[Закрыть], но, таким образом, субъективному, индивидуальному отводится максимум возможного значения, субъективное объективируется, интимнейшие переживания подводятся к общим формальным основаниям, становясь общими. Гессен предвосхищает здесь пути развития феноменологии к трансцендентализму, стремящейся, с одной стороны, укрепить индивидуальное, полнее охватить действительность, а, с другой, выявляя индивидуальное, объективируя и натурализируя его, тем самым отдалить индивида от его уникальности.

Гессен резюмирует, что по существу романтизм стремился «найти форму бесформенного, т. е. жизни», и с помощью разума прийти к «последнему синтезу мистического переживания», но такая попытка «необходимо должна была привести к “хаотическому рационализированию непосредственного переживания” и “произвольному смешению форм”», так и не достигнув синтеза жизни и разума и еще менее соединив в мистическом переживании саму жизнь. Он указывает на идеал романтиков – многогранную личность Гете, «который, не мудрствуя лукаво, действительно владел тем последним “синтезом“ жизни, к которому они хотели прийти с помощью разума»[127]127
  Там же. С. 153.


[Закрыть]. В то же время романтизм был необходим как направление мысли, а его философский смысл заключался именно в демонстрации невозможности философии жизни, т. е. ее рационализации.

Критика Гессеном романтизма направлена не в последнюю очередь на позицию Степуна, которую отличают именно смешение форм и хаотичность рационализирования переживания, за что его и будут впоследствии не раз критиковать. Итак, попытка создать пятый том философии жизни оказалась безуспешной, но это, по мнению Гессена, не исключает его возможности через дальнейший поиск формальных оснований и предпосылок обработки иррационального. Смешение же существующих форм, на которое указывает Гессен, усилится и приобретет методологическую установку коллажа в постмодернизме, в котором системное единство, присущее философии, потеряет для нее свою значимость. В эстетике первичным условием эстетического восприятия станет не чувство, не созерцание предмета, а его предварительное понимание, толкование. Искусство настолько отдалится от жизни, что комментатор, в особенности, если это грамотный искусствовед, может, созерцая произведение, создать любой образ, и тем самым его пересоздать, или же стать его соавтором. Прекрасное уже не является необходимой формальной основой эстетического восприятия, условием создания художественного произведения становятся логические конструкции, и поэтому оно и не воспринимается как произведение искусства без предварительного знания и объяснения этих конструкций. Гессен улавливает наступающую «неразбериху» в использовании строго разделяемых им формальных оснований различных сфер культурных ценностей, он остается верен «полицейской» роли философии. Одновременно он не признает и установку на полную рационализацию жизни и остается верен своей изначальной позиции о невозможности рационального решения эмпирических проблем. Решение находится в абсолютной данности субъективности личности, в ее иррациональной способности, посредством которой достигается как чаемое единство всех сфер с действительностью, так и реализация ценностей. Философия же только начинается с абсолютно иррационально данного факта реализованной ценности, с поиска форм его логического обоснования. Признавая пределом философии рациональность и одновременное наличие иррационального, Гессен проводит классификацию наук, которую из-за качественного различия их оснований он называет плюралистической: «Следует различать между тремя группами наук: науками отвлеченными (естествознание, математика, философия, история, филология), науками прикладными (техника, педагогика, политика) и науками гетерономными (право, богословие). Последние в своей достоверности и значимости зависят также от нелогических моментов (нравственного долженствования, религиозной веры), тогда как вторые, в своей достоверности и значимости завися исключительно от логики, определяются нелогическими моментами только в своем содержании (техника – хозяйством, педагогика – образованием и т. д.). Постольку обе первые группы наук можно было бы назвать науками чистыми… т. е. такими, значимость положений которых определяется исключительно логическими основаниями»[128]128
  Гессен С. И. Основы педагогики. С. 401–402.


[Закрыть]. Поскольку для Гессена философия основывается исключительно на логике, а метафизику отличает стремление к монизму, то проблемы совмещения логических и нелогических методов познания он переносит на право и богословие. Позднее, разрабатывая специфику педагогики, он ссылается на гетерологический метод Риккерта, в основе которого находится интуиция: «Поскольку существо философского метода для Риккерта заключается в утверждаемом во всяком философском понятии единстве “одного и другого”, причем, в отличие от традиционно понимаемой гегелевой диалектики, это “другое” не может быть получено из “одного” путем его простого отрицания в мышлении, но должно быть в нем найдено путем своего рода интуиции, – мы вполне готовы согласиться с Риккертом. Если существо “гетерологии” в отличие от “диалектики” заключается в признании того, что отрицание, чтобы быть творческим, должно крыть в себе положительный момент интуиции, и что в философии “одно” не может быть даже помыслено как одно, без того, чтобы тем самым в нем не мыслилось “другого”, то мы можем тогда назвать наше исследование приложением к педагогике “гетерологического” метода»[129]129
  Там же. С. 401.


[Закрыть]. Итак, после детального кропотливого разъединения различных сфер, укрепление этого разъединения понятиями объективной действительности и первичной причинности, определения специфики этической, религиозной и эстетической причинностей, а также углубления непроходимости границ между философией и метафизикой, Гессен спустя 14 лет пишет: «Задача моя сейчас заключается не в том, чтобы показать множественность качественно различных между собою видов понятий, а напротив в том, чтобы обнаружить сокрытое в этой множественности их единство»[130]130
  Гессен С. И. Монизм и плюрализм в систематике понятий. С. 215.


[Закрыть]. Он делает важное замечание, характеризующее состояние философии его времени, и одновременно формулирует метод поиска искомого единства: «Показывать ныне множественность – это значило бы ломиться в открытые двери. Показать же, что общепринятый ныне в систематике понятий плюрализм ведет к обнаружению сокрытой в нем иерархии, – это значит не только охватить различенные современной логикой понятия философским понятием-идеей, т. е. понять понятия, но и понять понятие, т. е. резче, чем это было сделано раньше, вскрыть его функцию в знании и, отграничив его от других логических функций, определить ему его место в системе логики»[131]131
  Гессен С. И. Монизм и плюрализм в систематике понятий. С. 215.


[Закрыть]. Критика утверждения плюрализма может быть направлена против Б. В. Яковенко, который в своей книге «О сущности плюрализма» в том же 1928 г. все еще отстаивает свой плюрализм, основные идеи которого сформулированы им, по его же замечанию, в 1910–1913 гг. и который он считает в «последующих теоретико-философских работах непревзойденным»[132]132
  Jakowenko B. Vom Wesen des Pluralismus. Ein Beitrag zur Klärung und Lösung des philosophischen Fundamentalproblems. Bonn, 1928. S. 6.


[Закрыть]. У Гессена речь идет в первую очередь о методологическом плюрализме, хотя и основанном на различении видов действительности. Новизна положений, изложенных в статье, состоит в том, что здесь он не делает ударения на разграничении действительности и познавательных понятий, а пытается найти их взаимосвязь; можно, используя терминологию самого Гессена, говорить о его движении в сторону «метафизического монизма».

Гессен отмечает плюралистические классификации наук, представленные Вундтом, Когеном, Мюнстербергом, Риккертом, которые признают, кроме естественных наук, наличие по своему предмету и методу особой группы гуманитарных, филологических и исторических наук, основанных на опыте, а также и философские науки. Ими вводится принципиальное разделение на «науки о природе» и «науки о духе». У Вундта первые основываются на математике, а вторые на психологии, у Когена и Наторпа первые – на логике и математике, вторые – на этике и праве. Риккерт различает науки о природе и науки о культуре. Все они отрицают наличие их иерархии и право за каким-либо направлением на единственный и безусловный идеал знания. Гессен, однако, стремится показать необходимое наличие такой иерархии, которая изначально была представлена Платоном, создавшим иереархию наук по единому принципу, по степени их «точности», т. е. совершенства[133]133
  См. более подробное изложение классификации наук в: Гессен С. И. Основы педагогики. С. 253–275.


[Закрыть].

Первоначально общепринятое для науки родовое понятие является только одним из видов научных понятий, наряду с ним и качественно отличным от него понятием-законом в знании существенную роль играют и другие понятия. Так в историческом знании это понятие индивидуального, а в философском знании, отличном от естественно-научного и исторического, это понятие-идея. Анализируя последнее, Гессен считает возможным показать наличие иерархии наук, т. е. знания. В основе всех четырех видов понятий в различной степени наличествует «сопряженность частного и общего», «наибольшее же единство одного-другого, их максимальное взаимопроникновение»[134]134
  Гессен С. И. Монизм и плюрализм в систематике понятий. С. 216.


[Закрыть] достигается в философском понятии-идее. В первом случае, в родовом понятии, впервые разработанном Аристотелем как совокупности определенных неизменных признаков вещей, отношение между частным и общим есть отношение совокупности и подчинения. Общее понятие обладает меньшим числом признаков, чем частные, оно вмещает в себя подчиненные ему частные понятия. Последние образуются через прибавление к общему понятию частных признаков, не имеющих никакой иерархической связи между собой. Не происходит и постепенного роста или перехода понятий одного в другое. Общее и особенное мыслится как противоположное друг другу. Объединяя свойства и качества, родовое понятие является субстанциальным, но не связывает между собой частные признаки, оно с необходимостью приводит к вопросу «о логическом первородстве или подлинной реальности»[135]135
  Там же. С. 212.


[Закрыть]. «От родового понятия существенно отличается понятие-закон», продолжает Гессен, его взял за основу своей иерархии наук О. Конт, оно усиленно разрабатывалось Лотце и Марбургской школой. В данном понятии общее становится законом «изменения частного, которое упорядочивается им в непрерывный ряд». Отношение частного и общего «есть отношение неопределенного переменного параметра к численно определенным значениям последнего», при этом расположенные в ряд частные значения переходят одно в другое. Понятие-закон есть понятие функциональное. Поскольку «общее здесь пронизывает частное, частное же нанизано на общее», к понятию-закону стремятся все естественные науки. Отношение этого понятия к действительности Гессен определяет таким образом, что «нельзя сказать, что понятие-закон есть нечто отвлеченное от действительности. Скорее, природная действительность пронизана понятиями-законами»[136]136
  Гессен С. И. Монизм и плюрализм в систематике понятий. С. 212, 213.


[Закрыть]. Поэтому, по мнению Гессена, в понятии-законе все сводится к монистическому натурализму. Однако, кроме наук о природе, Коген и Наторп выделяют науки о духе, первые основываются на логике и математике, а вторые на этике и праве.

Третий вид понятий принципиально разграничивает естественно-научные понятия от индивидуальных понятий, составляющих предмет исторического знания, и тем самым обосновывает плюралистическую классификацию наук. Более детальное рассмотрение этих понятий Гессен сделал темой своей диссертации. «В индивидуальном понятии общее есть расчлененная целостность, а частное – незаменимый член этой целостности. <…> Чем богаче по содержанию частное, тем в большей мере выражает оно собою целостность»[137]137
  Там же. С. 213.


[Закрыть], и наоборот.

После рассмотрения трех типов понятий Гессен обращает свой взор на специфическое философское понятие-идею, которое отличает то, что «общее в нем есть полнота (л/Дроща), или усовершение (курсив мой. – Ю. М) частного. Частное же есть момент или ступень общего, которое, однако, не отделено от первого, а в нем (в частном моменте) просвечивает. Сопряженность общего и частного здесь максимальная, доходящая до их взаимной пронизанности. Попытка помыслить частное в отрыве от общего приводит к его вырождению, и точно так же общее есть не что иное, как усовершение вливающегося в его полноту частного»[138]138
  Там же. С. 214.


[Закрыть]. Итак, искомым критерием иерархичности понятия-идеи становится усовершение. Для обоснования иерархичности и единства четырех видов понятий Гессен почему-то идентифицирует частное и общее с одним и другим, поскольку понятие – это всегда определение одного через другое. Но, как он сам указывал, сравнивая диалектику с гетерологией, не всегда другое состоит в отношении противоречия общего и частного, что собственно подтверждает и пример из педагогики, приводимый Гессеном об отношении игры и урока. Гессен констатирует, что «“одно” есть одно через присущее ему “другое”», в чем собственно и состоит диалектический характер идеи, в котором и здесь Гессен соглашается с Гегелем. Осуществляется «наибольшая сращенность одного-другого», почему Гегель был прав, когда называл понятие-идею конкретным понятием. Степень такой сращенности, конкретности является наименее выраженной в понятии рода, которое сохраняет противоречие к частному, «наибольшую отрешенность одного от другого». В понятии-законе конкретность, другое мыслится уже как определенное другое, а в индивидуальном понятии другое определяется через противоположность, но «не обнаруживается как другое». Далее Гессен, не совсем понятно почему, вводит понятие «абстрактного» вместо общего и говорит о том, что сращенность общего и частного это конкретность, а разъединенность это абстрактность. Так образуется иерархия понятий, в которой «различные понятия располагаются в меру убывания их конкретности и возрастания абстрактности»[139]139
  Там же. С. 219.


[Закрыть]. Таким образом, все понятия представляют собой «разностепенные умаления конкретного, как убывание наиболее полного единства одного-другого»[140]140
  Там же. С. 220.


[Закрыть]. Такое понимание системы понятий отрицает попытку объяснить «высшее из низшего», сложное из простого, организм из сочетания простых химических процессов, а в социальной жизни – «богатство из бедности». Он критикует в первую очередь позитивизм и классификацию понятий О. Конта, в которой речь также идет об усилении конкретности, но как сумме различий. Последний, по мнению Гессена, односторонне исходил только из естественно-научного понятия, игнорируя своеобразие исторических и философских понятий и методов. Гессен считает, что только через признание философского понятия-идеи и связанного с ним метода полноты высшим в иерархии понятий возможно сочетать монизм и плюрализм.

Только от понятия-идеи как полноты конкретности, т. е. всеединства, можно перейти к меньшим степеням конкретности – к понятиям истории и природы. Представленный Гессеном иерархический ряд: родовое понятие, понятие-закон, индивидуальное понятие, понятие-идея имеет «два предела: с одной стороны – чистую интуицию, в которой одно созерцается не только вместе с другим, но и не отдельным от последнего. В интуиции полнота всеединства дана сразу вместе со своими моментами, которые поэтому еще не мыслятся в отдельности от нее. <…> Все же в понятии-идее момент мыслится уже через полноту, здесь есть уже переход от одного к другому, от частного к общему, и постольку есть уже минимум дискурсивности»[141]141
  Гессен С. И. Монизм и плюрализм в систематике понятий. С. 218.


[Закрыть]. Другим пределом ряда от неразличенного единства является множество, чистая дискурсивность: «Средством восстановления этого отсутствующего единства между одним и другим и является силлогистическое умозаключение»[142]142
  Там же. С. 219.


[Закрыть]. В силлогизме «знание находит переход от одного к другому» через среднее понятие, посредством которого частное подводится под общее. Преодоление дискурсивности, усмотрение связи между S и P достигаются через обнаружение связи между S и M и M и P; здесь опять же необходим минимум интуиции. Между пределами сращенности в интуиции и раздельности в дискурсивности и располагается иерархия понятий по степени их сращенности от рода к идее. Прав В. В. Зеньковский, когда отмечает, что эти положения остаются у Гессена «собственно не аргументированными» и «дальше этих чисто формальных указаний» он не пошел, а также в дальнейшем «не пробовал развить “иерархическую систему понятий”»[143]143
  Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 2. Ч. 1. С. 247.


[Закрыть].

Гессен всегда подчеркивал, что разработка им формальных оснований познания не имеет никакого отношения к действительности, подлинной реальности, его целью было «вырыть» границу между философией и метафизикой, поскольку последняя смешивает различные сферы и претендует на идентичность своих категорий и действительности, что определяется им как «натуралистический монизм». Теперь же в понятии-идее в философии мыслится полнота действительности, но какой? Введенной самим Гессеном объективной действительности или же рационально невыразимой, неформализованной жизни? Какую полноту представляет найденное понятие-идея? Полноту формально-логической системы или бытия? Гессен как бы между строк в отношении понятия рода говорит о том, что оно всегда приводит к проблеме подлинной реальности, а понятие-закон пронизывает природную действительность. Но что значит природная действительность, действительность естественно-научная? Гессен говорит о степени «раздельно-сращенности», которая представляет содержание и выражается различными понятиями, это содержание отличается от формального начала, оно-то и есть материя. Далее он делает вывод: «Непосредственная интуиция предмета, в которой нераздельно сращены друг с другом не только материальные моменты частного и общего, но в которой нераздельное единство составляют и материальный и формальный моменты, одинаково находятся за пределами как понятия, так и суждения. Это последнее возникает на почве уже совершившегося распада предмета на материю и форму»[144]144
  Гессен С. И. Монизм и плюрализм в систематике понятий. С. 222.


[Закрыть]. Означает ли это, что есть еще некая неизведанная форма предмета, существующая до суждения и допонятийная? О какой форме здесь идет речь? «Все это, – отмечает Зеньковский, – остается, по существу, неясно – и, конечно, оттого, что Гессен боится метафизики. <…>…тут есть лишь трансцендентализм и нет никакого онтологизма. Отдельные страницы у Гессена действительно кажутся пронизанными “онтологизмом” – особенно в виду “метода полноты” (т. е. Абсолютного Первоначала, из которого диалектически вытекает плюрализм категорий – но только категорий!)»[145]145
  Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 2. Ч. 1. С. 249.


[Закрыть].