Текст книги "Motherfuckers. Уличная банда с анализом"

Рассмотрим поближе дело ДРА. Они нашли запрещенные «оружие» и «подрывную» литературу и использовали как свидетельства «виновности». Они обвинили ДРА в намерении свергнуть правительство США – вследствие этого арестованные должны быть осуждены. Но в действительности большинство задержанных не являлись членами ДРА и не могут быть повязаны по такой причине. По существу, мы должны осознавать, что в этом заключается право самозащиты угнетенных – искать возможность уничтожить угнетателя. Пресса пестрела заголовками вроде «Запланированные убийства», но двумя днями позже прокурор округа Маккел отрицал, что было запланировано хотя бы одно. Полиция не смогла доказать ни одного преступного замысла, однако пресса разоблачила и объявила о целых шестнадцати. Правда, четырнадцать из них были раскрыты как «организация заговора с целью пропаганды преступной анархии». Обвинение такое обобщающее, что обращено на всех радикалов – белых и черных.

Это не дело о гражданских правах или о правах человека, это война. Сейчас она ведется против чернокожих, но мы – следующие. Чернокожие американцы призвали своих братьев объединиться или погибнуть. Мы взываем ко всем, к черным и белым, здесь и везде: мы должны объединиться или мы все вместе погибнем.

РЕДАКЦИЯ

Black Mask № 8 – октябрь-ноябрь 1967

Новый пролетариат

В качестве прелюдии промелькнули мгновения восстаний чернокожих в июльские дни в Ньюарке и Детройте. Очертания революции уже обретают свою четкость, но осталось множество проблем: теория, организация, тактики – все это должно заиграть своими красками в ослепительном блеске горящих гетто, но не для прояснения, а для того, чтобы быть подожженными и в своей совокупности приблизить нашу цель – Революцию.

Теория должна стать оружием, с помощью которого мы попытаемся объяснить, что происходит, и повлиять на то, что еще только произойдет. Здесь не может быть единой формулы, никаких поз типа «вы это делаете, а мы вас поддержим», всевозможных подмен реальных мыслей и действий. Настало время проверить на прочность затвердевшие концепции прошлых революций – не для того, чтобы заменить их новыми «правилами», но понять, что бесполезно, а что является постоянной величиной; что безвозвратно ушло в прошлое, а что возможно сегодня, одновременно оценивая на практике современные задумки. Революция – это не популярный вид спорта, и ее наступление не зависит от начала сезона, в ней не может быть новых звезд или новых сенсаций; здесь должны быть свои истоки, развитие и своя развязка. Тот лихорадочный поиск идеологии-однодневки сегодня точь-в-точь воплощает в себе то, как Маркс характеризовал общество капитала. Единственное различие в том, как устроились сегодняшние так называемые «левые». Они воплотили, овеществили революцию, и теперь это уже не вопрос социального переустройства, а «вещь», присваиваемая любым, кто все делает по книжкам, будь то цитатник Мао или «Революция в революции» Дебрэ[100]100
  Известный французский философ, писатель, публицист. Его книга «Революция в революции» в 1960-х гг. оказалась в центре внимания, потому что в ней говорилось о стратегии и тактике партизанской борьбы.


[Закрыть]. Любой, кто превозносит сегодняшних богов, вроде Че или «black power», лишь удовлетворяет свою нужду в революционной позе, хотя революцией там и не пахнет. Действительно, не надежнее ли, чтобы жители стран третьего мира умирали за нашу славу революционеров, а чернокожие принимали на себя удар нашей борьбы? Примером может служить существующее политическое кумовство, при котором белого либерала сменил белый радикал – и что может быть более мнимым, чем их готовность уступить требованиям чернокожих? Что стоит за этим? Естественно, многие попытались чем-то доказать свою честность, но это всего лишь новый патернализм[101]101
  Показная предпринимательская «благотворительность» в целях создания иллюзии заботы об интересах трудящихся.


[Закрыть] (типа как родители балуют детей) или, что еще хуже, манипуляция чернокожим населением с целью заманить его на свои войны. И если чернокожие решили перво-наперво держаться вместе со своими братьями, то белым нужно сделать то же самое – тогда никто не сможет укротить черную пантеру. Конечно, революция не имеет цветовых преград: если чернокожие могут это, то белым лучше учиться, и таким образом «власть революционерам» заменит «власть чернокожим», революция заменит национализм.

Будучи революционерами, мы не должны принимать ничего на веру, не подвергнув это сначала революционной критике. Нам нужно найти те ценности, что мотивируют нашу борьбу. Если цель – социальное переустройство, то мы не можем принять реформы за способ ее достижения, даже если эти реформы происходят посредством холодного оружия. И то, что люди вели и ведут освободительные войны, не есть замена революционного видения. Мы не можем некритично поддерживать что-то одно и никогда не менять свои убеждения. Конечно, мы поддерживаем Фронт национального освобождения, выступающий против американской агрессии, но мы должны здесь обратить внимание вот на что: они всего лишь политические интриганы, которые используют для своих целей тех, кто не может их критиковать из страха потерять работу. А эти левые трепачи даже бровью не поведут, читая недавно опубликованную политическую программу ФНО – программу, продвигающую церковную собственность, частную собственность, капиталовложения и т. д., программу, годную для буржуев, управляющих борьбой, но не для ведущих ее крестьян. Конечно, реформы – на повестке дня, но народ за это долгое время реформ не добился ничего, кроме неизбежности другой борьбы – на этот раз против своих собственных буржуев. И никто из так называемых левых не оказался способен подвергнуть критике Дебрэ (или Фиделя), когда те заменили отряды партизан массами. Они усложнили тактику, потому что запутались в теории, приняв часть за целое. У маленьких мобильных объединений (герилий) есть безусловное преимущество, и это давно не ново. Народ ведет борьбу таким образом уже тысячи лет и, не превращая это в идеологию, всегда находил возможность без ограничений адаптироваться к обстоятельствам и условиям, всегда оставаясь частью общей борьбы, а не чем-то зацикленным на себе. Стратегическая мобильность является важнейшей частью (но частью!), когда в то же время необходимы массовые организации – не политические партии, но открытые организации, способные к борьбе, способные взять власть в свои руки, способные укрыть семена нового общества в шелухе старого. И здесь роль партизанских групп не может быть решающей, даже если это результативно с военной точки зрения. Для социального переустройства необходимы активность и созидательная роль масс, именно они должны взять власть в свои руки, как это было в случае с рабочими советами, свершившими переворот в царской России. Только пролетариат, взыскующий свободы, может нанести завершающий удар по государству. Будучи главной опорой экономики, он нуждается в самоуправлении, которое заключается в полнейшем разрушении всех иерархических систем: свобода новых систем – в их множестве, тогда как их множество станет подтверждением их свободы. Разумеется, мы не намереваемся заново формулировать положения XIX века или начала XX. Тогда пролетариат был рабочим классом, потому что экономика строилась на производстве и, соответственно, на пролетариате, не имевшем власти даже над собственной жизнью, но являвшимся источником власти для других. Но теперь все не так. Теперь у нас есть новый пролетариат, который не должен работать и требовать власти для того, чтобы система продолжала существовать без сучка, без задоринки. Теперь это – кибернетика и автоматика, ставшие основой системы, где нет места несущим новое знамя, реакция которых на это – «жги, детка, жги». Требования уже сосредоточиваются не на зарплате, но на власти, ведь если машины выполняют работу, возникает вопрос: кому это выгодно? И если требованием рабочих на производстве было самоуправление, то требованием нового пролетариата это не будет. Вся власть рабочим и не-рабочим советам, ведь цель их одна и ее осуществление – это окончательная победа человека.

Культура и революция

Буржуазная культура – это наш враг, как, впрочем, и вся буржуазная система в целом. Не только Рембранты и Гёты, но и модернисты окажутся на помойке западной культуры. Наша история поучает лишь тому, как наживаться за счет других. Никакой художник не может быть ни кем иным, как компаньоном бизнесмена или империалиста. В такой ситуации невозможно произвести революцию в направлении в искусстве или обогатить содержанием произведение (а ведь культуру сохраняет именно приток новой крови). Культура как таковая должна быть уничтожена. Причины восстаний уходят на второй план, буржуазия просто получает удовольствие от новой темы в своей журнальной среде, присваивая себе понимание происходящего без его осмысления. Страсть к развлечениям удовлетворяется любым размножающимся говнизмом: попсой, оп-артом[102]102
  Направление абстрактного искусства, использующее оптические эффекты.


[Закрыть], мини-юбками, фанком и т. д. Весь этот новый бизнес вырос на костях дада и сюрреализма; новое прилизанное бескультурье, превращающее дада в институт: верлибр, уже в 1910-м объявленный футуристами устаревшим; хэппенинги, выросшие из дадаистских театрализованных представлений; «подпольные» публикации (Oracle, E.V.O., Int. Times) о современном религиозном возрождении, не имеющем недостатка в святых, богах и гуру (Лири, Гинзберг и т. п.), и последние новинки – звуковая порнография The Fugs[103]103
  The Fugs – нью-йоркская рок-группа середины 1960-х, исполнявшая сатирические песни на злобу дня.


[Закрыть] и психоделическая спекуляция[104]104
  Psychedelic переводится с английского в том числе и как «бредовые взгляды, фантастические социально-культурные представления».


[Закрыть].

Хотя ранние движения (футуризм, дада, сюрреализм и т. п.) были необходимы как некий дух, состояние неистовства, их вырождение в объект искусства было связано с допустимостью ими принятия «измов». Все «измы» и идеологии – это перевод живой мысли в формулу, становящуюся легкой заменой настоящей деятельности. Необходимо проветрить помещение: «изм» – это враг.

«Вне всякого сомнения, революция должна быть очень агрессивной, она только и может – быть очень агрессивной» (А. Бретон. «Контратака»)[105]105
  «Контратака. Боевое объединение революционной интеллигенции» («Contre-attaque. Union de lutte des intellectuels revolutionnaires», 1935) – программный политический манифест французских сюрреалистов.


[Закрыть]. Ну что ж, вот она, эта агрессия по отношению к тебе, Андре Бретон.

Ты допустил, чтобы тебя канонизировали, тебя – великого декламатора «возвышенного образа». Но еще хуже профанирующие сюрреализм Сартр и Камю, писатели «истинной» традиции. Экзистенциализм – это прикрытие небытия[106]106
  В оригинале каламбур: слово «экзистенциализм» в своем корне содержит «existence» – бытие.


[Закрыть]. Нет, Сартр, ты не спасешься, выступая на суде над Западом, оставаясь западным философом и писателем. Эй, Камю, ты жестоко нас разочаровал: твоя смерть лишила нас удовольствия убить тебя самим.

Но не все еще сказано: мы хотим подложить динамит не под здание, а под его фундамент. Искусство как отчуждение – вот неизбежное последствие культуры (существующей в рамках соответствующей социально-экономической системы), отдалившейся от реальной жизни. Лишь абсолютная социальная революция приблизит конец того, что разделяет культуру и жизнь – нерасторжимых в своем истоке. Можно ли назвать революционным режим, при котором «художникам» платят вдвое больше, чем рабочим, и это в разгар «культурной революции» (Китай Мао); или режим, празднующий революцию под музыку Чайковского, сопровождающую парад правящего класса (Куба). Или – что еще более существенно – можно ли назвать революционной систему, которая увековечивает управление одного человека над многими взамен коллективного самоуправления? Может ли любая система, которая экономически держится на иерархической организации, быть свободной от культурной иерархии художников и тирании экспертов?

Но и мы не должны попадаться в ловушку. Или мы начнем действовать, или это все брехня.

ИВОННА ДЕ НИГРИС, РОИ ХАХНЕ, ДЖЕНИС МОРЕА, АННА РАЙДЕР, КЭРОЛ ВЕРЛАН, ДЭВИД ВИЗЕ, ДЖЕННИ ДИКЕН, БЕН МОРЕА, ДЖОН МАЙЕРС, ЭВЕРЕТ ШАПИРО, ТОНИ ВЕРЛАН, СТЮАРТ ВИЗЕ

Абсурдность нашей цивилизации превратилась в эффектное зрелище, даже попытки что-то изменить порождают то, что надо немедленно уничтожать (разрушение осталось единственным действием, результат которого предполагает достижение намеченной цели).

Повторять себя, когда ясно видишь, что прошлое – это сплошной нонсенс. Нужно осознать абсолютную бесполезность обеих революций: политической – она лишь ищет новых хозяев (и, следовательно, новых революций), и культурной, которая только меняет произведения, но не их смысл. Дада не были дада. А «диггеры» им и в подметки не годятся. Такой же уличный театр можно было встретить на улицах Цюриха и Парижа в 1916–1921 гг. Провалившись тогда, это и сегодня обречено на провал. Все те же грабли. Жизнь в целом должна измениться, и театральности здесь не достаточно. Конечно, «все дозволено». Но как претворить в жизнь то, что пока только идеология? Встает вопрос – вопрос власти над нашей жизнью, и он единственный имеет сейчас значение.

Вернемся же в Цюрих 1916 г.: Ленин и Тцара доигрывают партию в шахматы и вечером расходятся в разные стороны: один – претворять в жизнь большевизм, другой – дада. И оба они потерпят неудачу в своем успехе: один станет политиканом и диктатором, другой – поэтом и художником. Если судить необъективно, то своих целей они не достигли. Дальше хуже – ведь теперь наши мечты и технологические возможности становятся явью. Мы не должны допустить повторения и стать целью намерений левых (наследников большевизма) или «диггеров» (типа нео-дадаистов), важно осознать необходимость синтеза, при котором наши культура и цивилизация станут на путь положительных преобразований. Того синтеза, который при всей своей всеобщности, включающей созидание и разрушение, мысль и действие, ранее представал лишь в фрагментах.

Б.М.

Дети, торчащие из земли

«Обрывки одежды, книги, мебель взлетели так высоко, что всем в округе стало ясно: взорвалась школа. Вместе с учениками. Большинство из них оказалось погребенным тут же, в воронке от взрыва. Я был среди тех немногих, кто уцелел. Меня потом выкопали и привели в сознание. Ничего не осталось, кроме огромного котлована, примерно 55 метров в длину и 20 в глубину. Школу сравняли с землей, из которой торчали части детских тел. В другой стороне мы нашли несколько голов. Кишки и прочие внутренности были повсюду. Двое моих детей висели на пальме. Многие другие валялись в канавах в лужах крови, продолжая сжимать в руках учебники, также вымазанные кровью и чернилами. Кое-кто из детей мог говорить, когда их выкопали. Но затем кровь шла горлом, и они умирали от внутреннего кровоизлияния. Одну маленькую девочку, Хон Тай На, могли опознать только по ее резиновым сланцам. Другая девочка, когда ее отрыли, пришла в сознание и стала спрашивать, сколько ее подруг погибло. Тело маленького Хана нашли вместе с его записными книжками, где были стихи и рисунки. Он хотел быть поэтом, художником и музыкантом. Все его стихи, рисунки и песни были подписаны: композитор Дин Хан. Ему было тринадцать лет».

Перепечатано из Bertrand Russell

Peace Foundation Bulletin.

342 West 84 Street, New York, NY 10024

…посмотри d.r. как убивают детей которыми мы не нашли время стать… я не могу больше читать твои стихи d.r. я не могу теперь читать никаких стихов, наверное потому что ты я знаю опять начал их писать, ты как-то удивлялся «сколько же сил надо приложить, чтобы они поняли» стихи прекрасны cLr. но это не наш дом, настало время уйти, белые лошади ночью кажутся себе черными ⁄ хватит святости, хватит мистики, это всего лишь игра вселенной и я устал от иллюзий, плач и страх сидят под коркой у моих братьев и сестер. Я устал путешествовать и находить лишь имена, вымаранные грязью. И снова нужно идти, посмотри и постарайся запомнить этот город солнца. С нами соколы. Так много красивых слов ⁄ путешествуя, почувствовал ли ты присутствие рядом духов вьетнамских детей, блуждающих во тьме… посмотри, словно придумали машину страха и забыли, как ее остановить и теперь пытаются внушить всем, кто боится, что так и надо и вот тебе безжизненные и безыскусные групповухи накачанных наркотой детей цветов, детей цветов, вянущих под светом их внутренних солнц…

…ты всякое видел d.r., когда я читал новую статью А про Б и там оболгали Команданте Эрнандо Гонсалеса[107]107
  Эрнандо Гонсалес Акоста (1941–1964) – комсомолец, поддержавший фарковцев в начале гражданской войны в Колумбии, ставший одним из ее командиров и героев.


[Закрыть] убитого в 23 года сражавшегося за свободу в Колумбии погибшего в 23 года погибшего в 23 года погибшего в 23 года а в Америке МЕДЛЕННО убивают детей борющихся за возможность нацарапать несколько стихотворных строк… на солнце… понимаешь? Не важно как ты играешь в эту игру Это Война и в Америке нам нужно больше чем слова о том что белые лошади ночью кажутся мне черными может египтянам нужны разные миражи маленьких лодок на четырех реках ⁄ удостоверься что ты хорошо видишь и вооружен и стражи святилищ спроси их как пройти ⁄ иногда они не знают ответа и станут твоими подчиненными нужно предисловие? Эрнандо Гонсалес погиб в 23 года погиб в 23 года ди. эй. леви[108]108
  Дэррил Аллан Леви (1942–1968) – очень странный и не понятый своими современниками американский поэт и издатель. Был связан с битниками. Имел проблемы с законом. Его поэзию, наверное, можно назвать визуальной: самолично издавая свои и чужие малотиражные сборники, он внимательно следил и за «внешней стороной дела». Кстати, в связи со своей издательской деятельностью слыл во многих аспектах новатором и первооткрывателем в независимой американской издательской среде. В 26 лет застрелился. В 1980-е гг. реанимирован из забвения представителями нью-йоркской no-wave сцены: в частности, группа Sonic Youth использовала его живопись в оформлении своих пластинок.


[Закрыть] ⁄ Кливленд, Огайо

21 октября: мир или полное затмение Существующая система смерти и тирании не может существовать без войны. Американский напалм уже летит в Латинскую Америку, и можно не сомневаться: американское правительство не остановится на том, чтобы подвергнуть его воздействию только свое чернокожее население. Нести «мир» во Вьетнам означает вести войну повсеместно.

Бессилие движения за разоружение только на руку Америке. Выражается это и в ненасильственных маршах протеста, проводящихся «для галочки», для успокоения своей чудовищной вины. Движение за мир – это мертвяк! И мы должны быть уверены, что ему на смену придет более живучее революционное движение, которое навсегда положит конец таким зверствам, как Вьетнам.

300 тысяч сильных участников «мирного марша» внутри полицейского коридора на Пятой авеню (15 апреля)[109]109
  См.: BLACK MASK, № 6.


[Закрыть] ничего не добьются. Но те 10 тысяч, что вырвались из «разрешенного» парада и прошагали по улицам Манхэттэна, демонстрируя свою решительность и оказывая неповиновение полиции, поступили, как японские студенты Зенгакуры, чьи мощные демонстрации парализовали движение на улицах Токио. Это те самые угнетенные жители гетто, восставшие против системы, в них живо революционное самосознание, пусть даже находящееся в зародышевом состоянии.

Надо развивать традиции активных манифестаций. И, может, тогда тщета многих сегодняшних движений не будет преобладающей. В этой системе не может быть мира! Но, что еще хуже, в ней не может быть и жизни! Нищета такой жизни очевидна – так пусть рушатся стены!

Станем же революционерами! Давайте добиваться власти народа – и американского, и вьетнамского.

ДЖЕНИС МОРЕ А

Black Mask № 9 – январь-февраль 1998

Эти порнографические журналы – современные коктейли Молотова, бросаемые в приличие и благопристойность нашей нации, – вовлекают в разврат и поощряют безответственность, взывают о недоверии правительству, управляющему благопристойным и конституционным обществом.

Конгрессмен Джо Пул (Комитет по расследованию антиамериканской деятельности)

Напряженность в Союзе и падение государства

Наша конституционная система становится беспорядочной и анархичной.

(сенатор Кучал)

Поддерживая перемены, выступая против господствующих взглядов, маленькие, но горластые сосунки бунтуют против давно идущей войны и начинают подстрекать к анархии, что может до основания разрушить иерархию ценностей, которые они были призваны защищать.

N. Y. Times Editorial

Право не соглашаться неотъемлемо в свободном обществе, в обратном случае – это тирания. Но нужно знать меру своего несогласия, особенно, если оно влечет за собой какие-то действия. Иначе это превращается в анархию.

Сидни Хук?[110]110
  Сидни Хук (1902–1989) – видный американский философ, сторонник прагматизма. Долгое время считался убежденным марксистом и даже ездил в Москву в 1929 г. В 1930-е гг. поддерживал Льва Троцкого, пытавшегося обелить свое имя. Постепенно Хук приходил к антитоталитаризму, будь то правое или левое крыло. К началу холодной войны Хук уже выступал против коммунизма, называя себя демократом-социалистом.


[Закрыть], N. Y. Times Magazine

Те, кто протестует, и те, кто отступается, понимают, что у нас назрели серьезные проблемы и что мы их решим. Но решение проблем нашего общества не заключается в анархии, ниспровергающей существующую систему.

Сенатор Роберт Кеннеди

Пользующиеся своей приближенностью к президенту Джонсону или государственному секретарю всегда, когда оправдывают бунты и насилие, подвергают сомнению разумность дискуссий, провоцируя анархию, которая, конечно же, обречена на провал.

N.Y. Times

За последние несколько месяцев призрак анархизма часто посещал наш прекрасный истеблишмент. Им так хочется вернуть старые добрые деньки беспомощного нонконформизма. Но это время прошло. Лето бунтов чернокожих сменяет зима сопротивления белых, и есть надежда, что вместе они подожгут гнев революции.

Борьба будет долгой: правительство уже ищет способы подавления нового движения, каковые, вероятно, будут выражены в срочном призыве на военную службу особо «злостных нарушителей закона». Но это окажется палкой о двух концах, ведь бунты в армейских рядах уже начались. Помимо случаев индивидуального отказа служить во Вьетнаме и растущего числа дезертиров, волна актов неповиновения потрясла Форт-Дикс и Форт-Худ одновременно с сообщениями о мятежах на северном вьетнамском фронте. Солдаты дают понять, что они больше не собираются оставаться управляемым пушечным мясом.

Белые нищие также доказывают свою способность к радикальной активности. Лучше всего это демонстрирует их присоединение к восстанию чернокожих в Детройте и то, как они вязали белых же снайперов. Народу нужна власть. А народ – это мы.

И вот теперь – бунт белого студенчества, борьба за спокойствие нашего горячо любимого диктатора. Мы можем и мы должны, несмотря на давление истеблишмента, противостоять этой реакции: от Джо-Пула[111]111
  Форт-Дикс, Форт-Худ, Джо-Пул – американские военные базы.


[Закрыть] и сторонников жесткого политического курса до Бобби Кеннеди и либералишек. От «движения за мир» до сдержанных прозаседавшихся «революционеров». Народу нужна власть, а народ – это мы.

РЕДАКЦИЯ

Но это абсурд! Мы не хотим превращаться в ниггеров!

Нам не нужны ниггерские демонстрации в виде бегающих по улицам черномазых баб. Беспредел. Бессмысленный беспредел. Поджигают. Тащут все, что плохо лежит. Кидаются всем, что попадает под руку. Избивают. Куча черномазого дерьма.

WHITE IS NICE!

Хорошие белые демонстранты проводят свои белые демонстрации: серьезно подходят к делу, принимают решения, организовывают марши, продумывают свои шаги (вступать ли в конфронтацию с полицией, рисковать ли чьей-то жизнью ради высших устремлений, пребывая при этом в здравом уме и твердой памяти, организовывают движение, не идут на войну, жгут повестки и т. д. Это много лучше, это умнее, это белее.

НАДО ДЕРЖАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ ОТ ВСЯКОГО НИГГЕРСТВА!

Посмотрите телевизор и увидите, как бесстыжие черномазые бабы трясут своими выдающимися задницами, стаями грабя встречных людей. Но их место в лавке для цветных. Быть избитым – вот что полезно для ниггера. Это только подтверждает их ниггерство. Это – неотъемлемая часть их жизни с их гетто, наркотой, с их грязными вонючими бараками. Ниггеров бьют все время. Вот, смотри на одного из них: он бежит, его ловят, он угрюм, он молчит… мы никогда так не молчим. Мы знаем, каков его удел. Со временем он станет законченным ниггером и либо сам себя прикончит, либо ему в этом помогут: все равно, один хрен.

МЫ ХОТИМ ПОИГРАТЬ.

Игры освобождают.

Игры утопичны.

Мы начнем действовать. Но эти действия – западня. Одна заключается в том, что ты выбираешь что-то, что не является реальным действием; другая – в том, что твои действия бесполезны; третья – в том, что действия твои абсолютно оторваны от жизни. Но есть другое действие – которое освобождает, которое проломит тебе башку. Нет иной альтернативы, кроме прыжка в западню для ниггера. Назло себе.

Т.Н.

Демонстрации: теория практики и практика теории

Демонстрации – это средства борьбы, и теперь поднимается вопрос не только о моральных принципах, но и о расширении революционного самосознания. Мы не просто возмущаемся тем, что происходит при такой системе, – мы идем дальше. Мы, что еще хуже, приведены в бешенство и желаем ее разрушения. Но не все у нас в порядке: в то время как уже давно должен был измениться ход этой обуржуазившейся борьбы, мы все еще полагаем своим оплотом народные массы. Японские Зенгакуры не нуждались в «симпатиях» со стороны либеральной буржуазии, их поддерживали рабочие. Если мы найдем возможность осмысленного выражения, которое будет понятным для рабочих и бедняков, то тогда для нас настанет необходимость думать и действовать как революционерам (а не как возмущающимся моралистам). Мы должны воззвать к их угнетенному положению, которое влечет за собой угнетение других (например, беднейшие среди белых станут меньше притеснять чернокожих повстанцев, а обратят свое недовольство на движение «за мир», поняв, что главное – бунт против угнетения жизни, которое содержится в буржуазной морали). Но изменение направления борьбы не сводится, как некоторые полагают, к борьбе против империализма. Не потому, что мы его поддерживаем, а потому, что массы в утробе империализма уже сами по себе – разносчики буржуазной морали. Суть революционной борьбы всегда подразумевала возможность количественно и качественно изменить жизнь; поэтому здесь речь идет не о симпатии к угнетенным – того единственного, на что способна буржуазия, а о солидаризации: мы и есть те самые угнетенные. И наилучшей формой «демонстрации» станет та, что объединит теорию и практику, – революция.

Если мы когда-то достигнем такой степени консолидации, то появится и возможность действовать в сложившейся ситуации так, чтобы благоприятствовать нашей цели. Не отказываться от борьбы, потому что не все идет по плану, а действовать и двигать борьбу в нужном направлении.

Для всех сегодня очевидна несостоятельность нынешнего «мирного» руководства, которое только и делает, что везде демонстрирует эту свою несостоятельность. На митинге, называвшемся по протоколу «остановите призыв», они все время высказывали опасения, что демонстрация расползется за пределы района призывного пункта и начнет бунтовать не «по теме». Запутавшись в теории, они не могут надеяться, что на практике все будет лучше – нет другого предмета разногласий, как несуществующий порядок вещей. Правительство понимает это лучше нас. 21 октября, пока Пентагон охраняли восемь тысяч военных, двадцать тысяч военных находились в пределах Вашингтона. Правительство опасается того, что осознают только некоторые из нас: что его цель – урбанизация и колонизация жизни. То же самое можно наблюдать и на примере студенческих волнений. Вот на чем акцентируется противостояние Доу-Джонсу[112]112
  Индекс Доу-Джонса – один из нескольких (старейший) биржевых индексов. Был создан для отслеживания развития промышленной составляющей американских фондовых рынков.


[Закрыть], ЦРУ и империализму. Как недавно вопрошал президент I.B.M.: «Отчего вся эта суматоха вокруг Доу-Джонса, ведь любому бизнесу в Америке выгодна война?!» С другой стороны, любая «работа» в Америке подразумевает «империалиста» и, в полном смысле этого слова, колонизацию нашей жизни. Такое положение комфортно для студентов, пребывающих в иллюзии, что в Америке все еще есть возможность реального существования. Её нет – и осознать это – значит осознать революцию.

Б.М.

Мы ищем форму тотального бунта, что выйдет за пределы искусства и политики.

Революция и психоанализ и революция

Существует глубинная связь между общественными отношениями и отношениями межличностными. И хотя, для пользы дела, революционеры не смогли осознать этого в должной мере, у них пока есть еще выбор: или закрыть на это глаза, или научиться пользоваться этим в своих революционных отношениях.

Но проблема состоит в том, чтобы верно понять взаимосвязь личных отношений в период социальной нестабильности, во время поднимающейся борьбы против пережитков старого мира. Достаточно сказать, что невыносимость жизни при старом порядке вовсе не является гарантом ни реальных личностных изменений индивида, ни успеха общих политических начинаний. Перенос глубоко укоренившихся буржуазных отношений в революционное движение раскрывает всю его слабость. И это свидетельствует о том, что у данного революционного движения проблемы далеко не только политического характера и что эти проблемы гораздо глубже, чем как они рассматривались марксистской теорией. Индивид впитывает буржуазность с молоком матери, а ведь сама личность такого индивида есть связующее звено в выборе между буржуазностью и революцией. Вот горький смысл суждения Маркса о том, что революционное движение содержит в себе семена своей погибели, – в стремлении к превращению в бабочку кроется желание остаться личинкой.

В связи с этими размышлениями мы попадаем в сферу психоанализа. Нельзя не полагать, что враги наши – это не что иное, как психоаналитики. И совсем не случайно психоанализ выступает во многих идеологических трещинках и зазорах, дискуссионных махинациях и коллективных интрижках под видом «марксизма». Та же характерная смиренность, удерживающая революционеров в рамках, не позволяющих сопротивляться буржуазности в плане социальном, удерживает и аналитиков от критики буржуазных повадок, свойственных индивиду.

Более того, несомненна сокровенная и неотъемлемая связь между устремлениями отдельного человека и всего общества. И от того, каков будет путь их взаимодействия, зависит судьба революционного движения.

В своих клинических исследованиях Вильгельм Райх, хотя и неявно, но все же задел эту революционную задачу. Впервые психоанализ вылез из своих буржуйских кабинетов и вышел на улицу навстречу пролетариату. Это была уже не просто теория, самовлюбленно обосновывающаяся на иллюзорном индивидуализме, но теория, подключающаяся к величайшей борьбе своего времени. Для Райха как для революционера психоанализ был бессмысленным, если не помогал осмыслить борьбу против капитализма; для Райха как для ученого психоанализ был мифом, если не помогал объяснить противоречия социальной жизни.

Меч психоанализа Райха был обоюдоострым: марксизм критиковался за его невозможность понять массовые неврозы, а также за его политическую составляющую. Марксизм призывал бороться от имени угнетенных, в то время как угнетенность в повседневной жизни – глубинная, сексуальная – была той проблемой, которая оказалась абсолютно проигнорирована марксистской теорией и практикой. Одновременно с этим марксизм едва ли мог распознать истоки народного повиновения своей нищете и угнетенности и тем самым был приговорен вслепую бултыхаться в трясине капиталистического гнета. Ключ к усмирению лежит в подавлении сексуальности, и у марксизма к этому замку нет никакого теоретического и практического лома.

С другой стороны, психоанализ был раскритикован за неспособность серьезно подойти к проблеме предотвращения невроза. Аналитики лечат своих буржуазных пациентов по одному – по два, но есть еще десятки миллионов, взращенные родителями, педагогами, политиками. Губительные условия жизни в капиталистическом обществе порождены его тотальностью – источником всех неврозов. Лечение, игнорирующее это положение, не только антигуманно, но, что важнее, в своей перспективе неминуемо превращается в идеологическую опору существующего порядка.

Мы подходим к самой сути вопроса – к развитию понимания межличностных и общественных отношений. Это поможет объяснить оглушительный крах марксизма и социализма и поспособствует революционному осознанию того, что такое быть человеком. Последнее, как показал Райх в своих ранних работах, не должно остаться проблемой, отложенной в послереволюционный ящик. Наоборот, революционная концепция сексуальности должна стать первопричиной революционного движения. Это должно сломить репрессивные структуры, отчуждающие не только от жизни, но и от самой революционной борьбы. В конечном счете лишь то революционное движение, которое найдет возможность выразить насущное для человека в его повседневности, что повернет угнетение вспять, сможет пойти до конца в необходимом уничтожении классового общества, с его репрессиями и цивилизованностью.