Текст книги "Единство красоты"

Соответственно, мусульманское искусство в целом возникает в результате союза формальной науки и ремесла. Под наукой здесь подразумевается знание о природных процессах и законах, которые управляют материей и сами связаны с метафизическим порядком. Ремесло же не просто набор временных – на случай – способов производства вещей, но воплощение в мире форм научных представлений, которые обладают собственными законами и правилами. Оба эти вида знаний, связанных с наукой и ремеслом, объединяли в гильдиях, художественных школах, создававших традиционное искусство. Гильдию часто возглавлял мастер, муаллим, суфий и ремесленник в одном лице, осознававший принципы своего искусства[51]51
  Bakhtiar and Ardalan. P. 5.


[Закрыть]. Вплоть до XIX века мастера, входившие в гильдии и братства, буквально исполняли завет Пророка: «Поистине, Господь любит, когда каждый из вас работает на совесть». Для них профессиональный устав был безоговорочно уважаемым кодексом чести. Неизменность правил и практик, передаваемых от отца к сыну, от учителя к ученикам, означала не застой или однообразное повторение, а постоянный источник вдохновения для художника и стабильности на уровне исполнения[52]52
  Michon. P. 73–74.


[Закрыть].

Будучи плодом исламской духовности и средством, которое дополняет и поддерживает ее, исламское искусство достигает творческого и технического подъема, лишь когда заряжено мощным интеллектуальным и духовным током живой исламской традиции. Если духовность ислама ослабевает или приходит в упадок, страдает качество исламского искусства[53]53
  Michon. P. 73–74.


[Закрыть]. Художник не может работать в духовно бедном обществе и поддерживать принципы исламского искусства. Немногие современные художники, которые решили придерживаться традиций, могут черпать духовность в собственном сознании и в ближайшем окружении, которое порождено их личной верой и преданностью догмам и ритуалам их религии. Только в нематериалистическом микромире они могут преодолевать всепроникающий материализм, парализующий творческий дух. В атмосфере бездуховности появляются люди, бездумно повторяющие формы и орнаменты. Еще опаснее, когда заказчик или зритель восхищается бездушным искусством, поощряя армию новых имитаторов производить то, что они считают произведениями искусства. В конце концов, этот процесс, охвативший с начала XX века большую часть исламского мира, создает порочный круг, который порождает посредственные и бездарные работы.

Цель исламского искусства

Ясно, что понять и оценить исламское искусство можно только в неразрывной связи с исламом, который является его движущей силой и основной единства. Любой мусульманин, независимо от национальности, ежедневно совершающий пятикратную молитву и иными способами проявляющий свою религиозность, всю жизнь тесно связан с Кораном. Органичные и живые отношения мусульман с Кораном влияют как на его зрительное и слуховое восприятие, так и на духовную и интеллектуальную восприимчивость. Именно этими отношениями характеризуется подлинно исламское искусство и определяются его формы и стили. Исламское искусство – это отражение языка Корана с его симметрией и гармонией, повторяемостью и вариативностью, упорядоченностью и разнообразием, тонко сбалансированная композиция которого придает ему устойчивость и жизнеспособность. Все эти разные, но связанные друг с другом свойства характерны и для исламского искусства. Исламская духовность связана с исламским искусством постольку, поскольку религиозные обряды формируют души и сознание всех мусульман, включая Сунну (художников и ремесленников). Благодаря пятикратной ежедневной молитве, чтению Корана и повторению определенных слов и фраз (зикр – поминание и восхваление Бога – и вирд – чтение определенной части Корана, чтение молитвы и т. п., которые человек обязывает себя совершать в особом случае или в особое время) душа мусульманина превращается в мозаику духовных позиций, утверждающих величие Бога и не позволяющих возникнуть гуманизму прометеевского типа. Посредством молитвы художник подчиняется Богу, спасаясь от самовозвеличивания и оставаясь скромным орудием в акте созидания красоты[54]54
  Nasr. P. 10–11.


[Закрыть].

В Коране говорится: «напоминание Аллаха более велико»[55]55
  Сура 29, айят 45 (пер. И.Ю. Крачковского).


[Закрыть]. Это значит, что истинный смысл жизни человека – в поклонении Богу, и все его существование должно быть проявлением преданности Создателю. Чтобы постоянно помнить Бога, членам мусульманского сообщества необходимо стремиться каждое мгновение жизни – не только во время пяти ритуальных молитв – создавать вокруг себя благоприятную для поминания Господа атмосферу. Человека должны окружать красота и покой, так чтобы естественные и искусственные объекты, попадающиеся на глаза, становились бы поводом к напоминанию, зикру, и тем самым помогали ему. Таким образом, искусство превращает физическое окружение человека в отражение духовного мира. Задача художника – перевести эти принципы на эстетический язык элементов и мотивов, которые соединяются в украшении зданий и предметов, от храмов и дворцов до самой скромной домашней утвари. Отсюда следует, что цель исламского искусства – усиливать среди мусульман чувство Бога посредством создания и созерцания прекрасного[56]56
  Michon. P. 72.


[Закрыть].

В исламе считается, что Вселенная и человек в центре нее созданы, чтобы почитать Бога: «Я ведь создал <…> людей только, чтобы они Мне поклонялись»[57]57
  Сура 51, айят 56 (пер. И.Ю. Крачковского).


[Закрыть]. Наделенный разумом и душой человек придает смысл творению. Создавая прекрасное, художник стимулирует в слушателе или зрителе способность проникать в сущность Бога и природу отношения человека с Ним. Цель исламского искусства – достичь понимания Творца через осмысление синтеза между прекрасным и полезным. Поэтому цель исламского искусства – сродни цели Корана: укрепить в человечестве осознание Божественного превосходства.

Исламская эстетика

Термин «эстетика» никогда не существовал в культуре ислама, и в традиционном обществе не употребляли ни это слово, ни какое-либо другое с подобным значением. Современный арабский термин джамалийа, синонимичный «эстетике», заимствован на Западе и означает «наука о красоте», ильм аль-джамаль. Ни в Коране, ни в пророческих традициях (Сунна) не говорится об искусстве. Однако мусульмане без труда делают собственные выводы, основываясь на этих источниках. Существовало мало специальных трактатов по эстетике, не было и устоявшихся правил относительно того, что является мусульманским искусством, а что – нет. Изречение Пророка «Бог красив и любит красоту» может считаться основой мусульманской эстетики. В исламе искусство и вера неразрывно связаны. В рамках строгих законов остается достаточно свободы для творчества художника. Поскольку исламское искусство выполняет духовную задачу и тесно связано с формой и содержанием исламского откровения, эта связь, какой бы она ни была, не может принадлежать лишь к сфере социально-политических изменений, принесенных исламом. Ответ нужно искать в самой религии.

Божественный закон, шариат, играет важнейшую роль в создании атмосферы и основ исламского искусства, ограничивая некоторые его виды и поощряя другие. Однако он лишь указывает мусульманам, как поступать, но не определяет, как делать какие-то вещи. Хотя шариат не содержит указаний, как создавать сакральное искусство, он, кроме обеспечения общего социального фона, формирует душу художника, наполняя ее добродетелями и положениями из Корана и хадисов[58]58
  Nasr. P. 4–6.


[Закрыть].

Исламское искусство никогда не пользовалось покровительством религиозных властей по одной простой причине: в исламе нет разделения на религиозное и светское. Так называемые светские элементы в традиционном мусульманском обществе всегда обладали такой же религиозной значимостью в рамках всеобъемлющего Божественного закона, что и собственно религиозные.

Однако существовали виды искусства, такие, как декламация Корана, сакральная архитектура и каллиграфия, о которых можно сказать, что они происходили из мечети, тогда как музыка, поэзия и миниатюрная живопись имели отношение к царскому двору. Тем не менее, учитывая тонкие связи между двором и мечетью, музыка и миниатюра оказывались наделены не меньшей духовностью, чем каллиграфия.

Духовный синтез придворных искусств можно понять через суфизм. Суфии, обычно люди не мирские, иногда становились улама (ученые, люди знания), тесно связанными с политическими властями. Некоторые группы суфиев (турук) чуждались государственных должностей, другие же, наоборот, позволяли членам своих сект занимать самые высокие секулярные посты[59]59
  Nasr. P. 10–13.


[Закрыть]. Почти все османские султаны принадлежали к суфийским сектам, влияние суфизма было велико в так называемом женском искусстве, которому покровительствовал двор. Многие музыканты и художники-миниатюристы Османской, Монгольской и Сефевидской династий были суфиями. Так называемое женское искусство, поддерживаемое двором, интериоризировалось благодаря своей природе и высокой духовности, которая могла возникнуть только благодаря влиянию исламского эзотеризма.

Эстетически исламское искусство и, в частности, архитектура представляют духовные и физические аспекты жизни и вращаются вокруг концепции единства как пример особых отношений, связывающих искусство с этой концепцией. Идея центра или оси – ключевая для понимания исламского искусства и мира ислама со всеми его духовными и физическими компонентами. Централизации Бога во Вселенной и в духовном мире соответствует централизация Каабы[60]60
  Кааба (букв. «куб»), священное для мусульман место, расположенное в Мекке, где мусульмане совершают паломничество, таваф, двигаясь по кругу.


[Закрыть] на земле, централизация мечети в исламском городе и михраба[61]61
  Михраб – место в мечети, обозначающее направление на Мекку, куда обращены лица молящихся.


[Закрыть] в стене, указывающего киблу[62]62
  Кибла – направление на Мекку.


[Закрыть]. Таким образом, духовная и мирская жизнь мусульман устроена в виде кругов, которые обращаются вокруг оси и символизируют постоянное вращение жизни верующего по направлению к Богу. Оно отражено, в частности, в танце вращающихся дервишей Мевлеви, в круговом обходе Каабы паломниками и в круглых элементах арабесок. Поэтому не стоит пытаться понять исламское искусство, просто анализируя его множественные внешние проявления и игнорируя единство его духовной структуры. Поскольку исламская эстетика сосредоточена на духовном изображении существ и предметов, а не на их материальных качествах, внешний вид объекта ни в коей мере не исчерпывает его истинной сути. Захир, физическая внешность, отличается от своей батин, внутренней, духовной сущности, а совершенство свойственно лишь Создателю. Поэтому копирование живых фигур, хотя бы и без намерения подражать Богу, считается бесполезным способом вызывать зрителя на созерцание трансцендентного и истин, заключенных в таухиде, доктрине единства. Для мусульманина красота – не эстетическое изображение человека или человеческих свойств, а также и не идеальное состояние природы, которые художники христианского Ренессанса переняли у древних греков. Мусульманская культура, сосредоточенная на трансцендентном, создавая прекрасное, стремится стимулировать в зрителе или слушателе способность постичь Бога и характер отношений человека с Ним[63]63
  Al-Faruqi. Islam and Art. P. 19.


[Закрыть]. Таким образом, традиционный мусульманский художник выбрал двухмерную стилизацию и отказался от точной имитации существующего в природе.

Аниконизм

Разговор об исламском искусстве будет неполным, если не упомянуть аниконизм и фигуративную живопись. Среди множества исследователей и непрофессионалов на Западе и на Востоке существует ошибочное представление о том, что фигуративное искусство в исламе было либо запрещено, либо, в лучшем случае, терпелось в более или менее «еретическом контексте» среди мусульман-шиитов. На Западе исламское фигуративное искусство отождествлялось исключительно с иранскими миниатюрами, которые по причине своей многочисленности более известны. В XIX веке, например, французы в Северной Африке столкнулись с периферийными областями, где глубоко укоренились предрассудки по поводу фигуративного искусства. Все это позволило предположить, что живопись процветала якобы в «иноверческом» шиитском Иране, но не в остальном, суннитском мире. Здесь не учитывается то, что до XVI века, когда к власти пришли Сафавиды, большая часть иранцев были суннитами. Суннитами были и большинство правителей, покровительствовавших искусству книги, включая миниатюрную живопись. В арабском мире, судя по мозаикам Храма Камня в Иерусалиме и мечети Омейядов в Дамаске, культивировалось монументальное фигуративное искусство. Фигуративные произведения, выполненные разными средствами, существовали первые 700 лет после возникновения ислама. Каллиграфия и абстрактное искусство возникли в мусульманском мире не для того, чтобы компенсировать или заменить запрещенные изображения живых существ. Письмо и живопись – ветви одного искусства, а каллиграф и художник одинаково используют калам[64]64
  Melikian-Chirvani. The Aesthetics of Islam // Treasures of Islam. P. 21–22.


[Закрыть].

«В Судный день художников попросят оживить свои творения, и если они не сумеют это сделать, то будут сурово наказаны». «Строже всех Бог накажет в Судный день художников и скульпторов». Эти два изречения, приписываемые Пророку, определили правила аниконизма, хотя часто их неверно считали полным запретом фигуративности. Впрочем, они не оказали на исламское искусство большого влияния.

Ислам – рациональная религия, основанная на логике, и эти высказывания объясняются стремлением избежать идолопоклонства, а не ограничить творчество художника. Тем не менее именно в этом теологическом источнике позднейшие поколения нашли основу для враждебного отношения к фигуративности, время от времени вспыхивавшего в мусульманском мире. В исламе ясно формулируется, что запрет относится только к статуям и картинам, созданным для поклонения в местах, предназначенных для молитвы[65]65
  Al-Fatawi al-Islamiya. P. 3453–3458.


[Закрыть]. Эти изречения относятся ко времени, когда все еще существовало идолопоклонство, и они должны были уберечь вновь обращенного от богохульства. Если эти обстоятельства устранены, фигуративная живопись и скульптура приравниваются к нефигуративной арабеске и становятся совершенно приемлемы[66]66
  Amara M. al-Amāl al-Kamila li’l-Imam Muhammad Abduh. Part 2. P. 205–206.


[Закрыть]. Иначе Пророк, войдя в Каабу после падения Мекки, не закрыл бы рукой изображение Марии с Иисусом, чтобы спасти его от разрушения, в то время по его приказу уничтожали и закрашивали статуи и изображения языческих божеств[67]67
  Al-Azraqi. Akhbar Makka. P. 165.


[Закрыть]. Не разрешил бы он и своей жене Айше держать в комнате подушку с изображенными на ней животными. Благочестивый халиф Омар окуривал мечеть в Медине привезенной из Сирии кадильницей, которая была украшена фигурками барсов[68]68
  Arnold. P. 7.


[Закрыть]. Таким образом, запрет на фигуративные изображения не распространяется на вещи, созданные для украшения. Строго говоря, он относится лишь к изображению Бога; эта практика коренится в авраамическом монотеизме и прямо противоположна политеизму.

Даже до принятия ислама у семитов Среднего Востока не было традиции создавать натуралистические фигуративные изображения. Арабы Аравийского полуострова до принятия ислама, чья вербальная реальность затмила реальность статичного образца, завозили всех своих идолов из-за границы; для них изобразительное искусство никогда не было органичным средством выражения. Арабу, который мог поместить целую доктрину в кристально ясную короткую словесную формулу, нарисованный или изваянный, дух казался застывшим[69]69
  Burckhardt. P. 44–45.


[Закрыть]. Плоское изображение считалось приемлемым как элемент профанного искусства, при условии, что нарисован не Бог и не лицо Пророка[70]70
  Burckhardt. Sacred Art in East and West. P. 101.


[Закрыть]; фигуры людей изображать позволялось повсюду, кроме мест для молитвы, во избежание идолопоклонства.

Ислам инстинктивно избегает пластических изображений, которые ассоциируют Абсолют с относительным, Несотворенное с созданным, Бога с человеком, низводя первое до уровня последнего. Между тем, божественных посланников, пророков и святых стараются не запечатлевать по двум причинам: во-первых, чтобы они не стали объектами идолопоклонства, и, во-вторых, потому что никакая физическая имитация не способна достоверно воспроизвести свойства, присущие столь святым мужчинам и женщинам. С самого начала одним из основных положений сакрального искусства ислама был аниконизм, а не иконоборство[71]71
  Burckhardt. Arts of Islam. P. 27.


[Закрыть]. Слова Пророка, порицавшего тех, кто тщится подражать Творцу, не всегда толковались как простое и однозначное отрицание всего фигуративного искусства, а были осуждением прометеевых идолопоклоннических целей. Фигуративное искусство прекрасно встраивается во вселенную ислама, при условии, что оно не выходит за границы допустимого. Таким образом, у исламского аниконизма две функции: он гарантирует, что исконные качества человека, созданного по образу и подобию Бога, не будут имитироваться или вытесняться ограниченным или односторонним бренным произведением искусства; и препятствует созданию идолов, которые вклиниваются между человеком и Богом[72]72
  Там же. P. 30.


[Закрыть].

Из трех великих религий – буддизма, христианства и ислама, – каждая из которых стремится обрести господство над всем миром и разными средствами сделать своими последователями все человечество, лишь ислам не прибегал к помощи изобразительного искусства[73]73
  Arnold. P. 4.


[Закрыть]. Однако отказ от фигуративных изображений в исламе не основан на юридическом запрете, записанном в Коране, а выражает неприятие попыток человека заменить Творца, имитируя природные формы. Вопреки тому, что думают многие искусствоведы, сам по себе творческий акт не считается отсутпничеством, наоборот, ведь даже Бог сравнивает Свой акт творения с работой горшечника, который лепит из глины. Подобный акт может внушить смертному художнику иллюзию, что он сам принял участие в сотворении мира, а это порождает гордыню, которая считается в исламе тяжелейшим из грехов, поскольку уравнивает созданного с Создателем[74]74
  Michon. P. 76.


[Закрыть].

Отказываясь подражать тварному миру, традиционный мусульманский художник заменял его, создавая собственный универсальный художественный язык, способный удовлетворить одновременно его духовные и эстетические требования. В отличие от древних египтян, пытавшихся победить смерть и воспроизводивших в своем искусстве загробный мир, или греков, избравших человеческое тело для выражения божественного совершенства, мусульмане с помощью стилизации и абстракции стремились отобразить духовные ценности человека.

В то время как другие культуры и народы считали, что человек – это «мера всех вещей», а природа – эталон совершенства, мусульманство сконцентрировалось на Боге в его трансцендентной сущности. Цель исламского искусства пересекается с коранической: просвещать людей и усиливать их понимание трансцендентности Божества[75]75
  Al-Faruqi and al-Faruq. P. 165.


[Закрыть]. Таким образом, исламская эстетика стремится показать духовные, а не физические качества изображенного и полностью уйти от подражания природе – это своего рода акт, освобождающий искусство от ограничений во времени и делающий его вечным.

Фигуративная живопись

В исламском искусстве существует три формы двухмерных визуальных выражений: фигуративная живопись, арабеска и каллиграфия.

Исламское искусство получило право на существование у арабов, монголов, персов, индийцев и турок, избегая натурализма, который использует трехмерное пространство и моделирует человеческую фигуру с помощью светотени. Стилизованно изображая живых существ, мусульманский художник мог претворять в жизнь свои творческие помыслы, которые не противоречили его религиозным представлениям.

Самым ранним примером фигуративной живописи в исламской культовой постройке являются мозаики Храма Камня (685–691) в Иерусалиме (это наиболее древний памятник, построенный мусульманами) и Великой мечети Омейядов (706–716) в Дамаске, на которых изображены дома, деревья, водопады и т. д. Росписи Кусейр Амры Омейядов (712–715) в Иорданской пустыне и мозаики и скульптура Хирбат аль-Мафджара (724–743) вблизи Иерихона – наиболее ранние образцы светских изображений. Хотя во всех примерах, как по стилю, так и по тематике, очевидно греко-римское, сасанидское и византийское влияние, в них также присутствуют и зачатки новых изобразительных форм. Однако известно, что ни один из этих примеров не был повторен. Во время аббасидского и особенно фатимидского периодов фигуративная живопись постоянно использовалась в росписях, подвергшихся сасанидскому и центральноазиатскому влиянию. На стенах гарема дворца Джаусак аль-Хакани в Самарре[76]76
  Самарра – город в Ираке, построенный халифом аль-Мутасимом; столица Аббасидов в 836–892.


[Закрыть], а также на изделиях из керамики, металла и слоновой кости были обнаружены росписи с изображением цветов, животных, охотников и танцовщиц, относящихся к обоим периодам.

Основной жанр фигуративной живописи в исламе – миниатюра. Она известна прежде всего по иранским миниатюрам, так как их было больше, чем в других мусульманских странах. Задуманные как книжные иллюстрации, миниатюры достигли высокого художественного уровня. В связи с причинами, о которых говорилось выше, искусство миниатюры не может считаться сакральным. Персидские миниатюры вторили китайской живописи, превосходно сочетая каллиграфию с иллюстрацией, тогда как багдадская и мосульская живописные школы XIII века происходили от христианской и сабейской живописных традиций. На смену четким, изящным мазкам китайской кисти в полном соответствии со стилем арабской каллиграфии пришла ясная, непрерывная линия калама, а поверхности, обведенные контуром, полностью заливались одним цветом. Пейзаж в персидской миниатюре – хорошо упорядоченный космос, время от времени заключенный в кристаллически ясную архитектурную конструкцию, которая обрамляла его, как магическая рама, и придавала картине законченность, не делая ее излишне материалистичной. В персидской миниатюре существовала глубинная связь между написанным и нарисованным, так как все известные миниатюристы, прежде чем стать художниками, были каллиграфами[77]77
  Burckhardt. Art of Islam. P. 31.


[Закрыть].

В исламской культуре миниатюрная живопись относится к искусству книги, а каллиграфия заменяет христианскую иконопись. В общем и целом персидская миниатюра в лучшие периоды своего развития не стремилась изобразить внешний мир таким, каким его воспринимали органы чувств, – со всеми несуразностями и случайностями. Лошадь была не просто некая определенная лошадь, но лошадь как таковая, представлявшая всех лошадей, которые могли существовать в действительности. Искусство миниатюры пыталось ухватить родовое свойство. Восточному художнику никогда бы не пришло в голову пытаться воспроизвести реальный внешний вид вещей, поскольку он был полностью убежден в тщетности подобных попыток;

его почти детская наивность оказывалась мудростью. На персидской миниатюре фигуры и предметы размещены не в соответствии с точкой зрения субъекта, которая преданно следует законам перспективы, а сообразно их месту и значению в глобальном порядке. Например, принц в батальной или охотничьей сцене, хотя и может оказаться на заднем плане, всегда изображается крупнее, чем его свита или солдаты на переднем плане. Для художника эта миниатюра представляет нормальный взгляд на вещи, «реалистичный» в традиционном значении слова, и это означает, что человек может воспринимать лишь часть истинной сути конкретных живых тварей и предметов. Подчиняясь исламской эстетике, миниатюрист косвенно описывает неизменный дух вещей и изображает их в стилизованной манере, чтобы, проигнорировав эфемерные качества, оставить только то, что составляет их суть. Таким образом, исламское искусство не копирует природные формы чисто внешне, но отражает их сущность[78]78
  Nasr. P. 8.


[Закрыть].

Ислам сосредоточен на Единстве, которое, хотя и обладает конкретным значением, остается абсолютной идеей – оно не может быть истолковано, изображено или выражено с помощью конкретного образа. Единство также – активно действующий фактор, поскольку формирует синтез множественного и основу для сравнений. Это аксиома особенности, так как каждое существо в своей основе отличается от других благодаря уникальному единству своих элементов, которое нельзя ни спутать, ни заменить. Следовательно, глубоко ошибочны попытки проецировать природу Абсолюта на относительное, приписывая преходящему автономность, с ним не сообразную. Мусульманский художник видит в фигуративном искусстве наглядное проявление этой ошибки. По его мнению, изображение проецирует природу Абсолюта на относительное, приписывая не соответствующую ему самостоятельность. Логическая суть исламского искусства всегда остается безличной и качественной[79]79
  Burckhardt. Sacred Art in East and West. P. 101–103.


[Закрыть]. Для мусульманина искусство является свидетельством Божественного существования лишь постольку, поскольку оно красиво и не демонстрирует свойства субъективного и индивидуалистического вдохновения. Его красота должна быть безличной, а совершенство, которого оно достигает, не зависит от автора, чьи победы и поражения блекнут в сравнении с универсальным характером форм[80]80
  Burckhardt. Sacred Art in East and West. P. 111.


[Закрыть]. У традиционного мусульманского художника не возникает желания изображать безобразную сторону жизни с ее ужасами и уродствами. Для него искусство – это поклонение, поэтому несправедливости и недостаткам мира нет места в его эстетике. Даже смерть, если она изображается, принимает облик достойного и торжественного акта, в котором нет ничего неприглядного. В миниатюре редко встретишь сцены грубой и бессмысленной жестокости.

Среди прочих, важным источником вдохновения для иранских миниатюристов были классические поэмы Саади[81]81
  Муслих аль-Дин Саади (ок. 1213–1292) – великий персидский поэт-классик; наиболее известны его «Бустан» и «Гулистан».


[Закрыть] и Низами[82]82
  Низами (1141–1209) – выдающийся персидский поэт-суфий; особенно известны его поэмы «Лейла и Меджнун» и «Хосров и Ширин».


[Закрыть]. Живопись должна была визуальными средствами запечатлеть ментальные образы, письменным выражением которых в поэзии и прозе были метафоры. Одним из самых поразительных примеров тесной связи между фигуративными и литературными архетипами является образ совершенной красоты, луноликий Будда, Бут-ит Махруй, происходящий из доисламского буддийского Восточного Ирана. Он пережил полное забвение, в которое погрузился буддизм в иранской культуре после распространения ислама. Лицо, круглое, как луна, с миндалевидными глазами (бадами) и бровями, выгнутыми, как луки (каман), вероятно, соответствовало определенному тюркскому и монгольскому типу, но никогда не воспринималось как отличительная характеристика одной расы от другой. Красоте придавались одни и те же черты независимо от расы, обозначенной условным цветом[83]83
  Melikian-Chirvani. P. 22–23.


[Закрыть].

Цвет в мусульманском искусстве не передавал визуальные впечатления. Как и в литературе, в живописи он служил кодом. В человеческих типах, так же как и в пейзажах, цвет был надежным средством передачи литературной метафоры. Фундаментальной характеристикой иранской живописи являлось то, что символичность цветов в ней доводила до крайности первенство ментальных архетипов. Вдобавок цвета имели символическое значение, что вело к дальнейшему взаимодействию идей, возникших в результате созерцания изображения. Со временем тенденция ко все большей абстракции развилась настолько, что темы в тексте стали передаваться визуальными символами. Возросшее значение мистических тем в прозе и поэзии удачно совпало с ролью записанного слова[84]84
  Там же. P. 23–24.


[Закрыть].

Важную роль в исламской эстетике играет арабский язык. Арабоговорящие люди редко стремились сопровождать исторические, религиозные или литературные произведения иллюстрациями. Например, хотя в арабских анналах Пророк описан довольно подробно, не существует ни одного его изображения, сделанного арабским художником. С другой стороны, турки, персы и индусы, имеющие богатое изобразительное наследие и говорящие не по-арабски, Пророка изображали. Насколько нам известно, его образ, не закрытый вуалью, впервые появился в иль-ханидской рукописи XIV века «Джами аль-Таварих» Рашид ад-Дина. В двух сохранившихся списках (один находится в Эдинбургском университете, а другой до недавних пор хранился в Королевском азиатском обществе) запечатлено лицо Пророка. Впрочем, его черты не персонифицированы, а представляют некий арабский архетип, отличающий его от других, монгольских, персонажей. На этих ранних картинах нет особых символов, кроме круглого ореола и вуали Пророка вокруг тюрбана – обеими эмблемами наделены и другие пророки. В последующий Тимуридский период Божественный Посланник наряду с другими посланниками, а также его зять Али и потомки были отмечены большим языком пламени, ореолом или нимбом, которые, как считается, имеют китайско-буддийское происхождение. По мере того как среди неарабов утверждался ислам, в XVI веке лицо Пророка стали закрывать белой вуалью, тем самым отличая его от других праведников/святых с нимбами. Значительно позже вуаль стала закрывать всю фигуру Пророка. В конце концов, и такое изображение исчезло, и Пророка стали обозначать только нимбом[85]85
  Gray. The World of Rashid Al-Din. P. 24; Okasha. The Muslim Painter and the Divine. P. 47–53.


[Закрыть].

Для мусульманина Пророк – воплощение Совершенного человека, духовные атрибуты которого не могут быть выражены мирскими образами. Повторюсь, имеется в виду мусульманское убеждение, что телесная оболочка ни в коем случае не может выразить личность, и лишь душа, не постижимая с помощью органов чувств, полностью ее представляет. Можно даже сказать, что для араба-мусульманина истинным портретом Пророка, соответствующим исламской эстетике, является хилие-и сериф, описание физических свойств и черт его характера, великолепно выполненное несколькими почерками на мраморной бумаге с иллюминациями и впервые появившееся в Османской Турции в XVII веке.

Кроме миниатюр, фигуративные изображения в исламском искусстве встречаются на коврах и тканях, расписанных керамических и стеклянных изделиях, резных вещах из слоновой кости и дерева, а также гравированных или украшенных эмалью металлических предметах. Однако всюду, независимо от материала, строго выдерживался принцип двухмерности, освобождавшей от ограничений натурализации. Если бы запрет был полным, как иногда представляют, исламское искусство было бы лишено этого богатого наследия. Запрет на фигуративные изображения никогда не был абсолютным или повсеместным. На всем протяжении истории в исламе, как и в других цивилизациях/культурах, бывали времена терпимости к фигуративному творчеству, и тогда оно процветало, бывали и периоды его подавления. Последние не должны запятнать художественную традицию целой цивилизации.

Истоки исламского искусства

Чтобы научиться понимать суть исламского искусства, не ограничиваясь лишь внешними свойствами и характеристиками, нужно попытаться осознать симбиотическую связь, существующую в исламе между искусством и религией. Объединяющий фактор или принцип, превалирующий в исламской архитектуре от Дели в Индии до Кайравана в Тунисе, в рамках одной художественной и духовной Вселенной, несмотря на все местные вариации в материалах и техниках, нельзя приписать случайным, историческим или социальным факторам.

В отличие от христианского и буддийского искусства, исламское искусство не привязано к мечети. И это не просто соединение использованных материалов, но, скорее, визуальное выражение того, чего определенное религиозное сообщество достигло, применяя эти материалы. Невозможно сравнивать римский храм и мечеть, даже если последняя заимствовала свои колонны у первой[86]86
  Nasr. P. 3–4.


[Закрыть]. Точно так же нельзя уподобить синагогу церкви, хотя в обоих случаях использованы одинаковые материалы. Соответственно, истоки исламского искусства должны быть связаны с силами и принципами, его породившими, которые, в свою очередь, следует ассоциировать с мировидением самого ислама и откровением, прямым ответвлением которого является сакральное мусульманское искусство, а косвенно – все искусство ислама[87]87
  Nasr. P. 4.


[Закрыть]. Поскольку в исламе нет границы между боговым и кесаревым, сакральным и профанным, различие между ними либо преодолевается с помощью метафизического знания, проникающего сквозь все разделительные оболочки, либо снимается слиянием всех сторон жизни в священное единство, за пределами которого не существует ничего.