Текст книги "Российская империя в сравнительной перспективе"

1 См.: Lieven D. Empire: The Russian Empire and Its Rivals. London: John Murray, 2000. Часть этой статьи напрямую вытекает из исследования, проведенного мною для этой книги. Я предлагаю читателям обратиться к ссылкам, и особенно к большой библиографической статье, помещенной в этой книге. Я лишь отмечу здесь некоторые тексты ключевой важности и ряд работ, изданных со времени публикации моей книги.

2 Colley L. What Is Imperial History Now? // What Is History Now? / Ed. by D. Cannadine. Palgrave: Houndmills, 2002.

3 Scott H.M. The Emergence of the Eastern Powers, 1756–1775. Cambridge: CUP, 2000.

4 Kennedy P. The Rise and Fall of British Naval Mastery. London: Penguin, 2001.

5 Тема, заслуженно являющаяся ключевой в книге: Stevenson D. Armaments and the Coming of War: Europe, 1904–1914. Oxford: Clarendon Press, 1996.

6 Cm.: CharmleyJ. Chamberlain, Churchill and the End of Empire // The Decline of Empires / Ed. by E. Brix, K. Koch, E. Vyslonzil. Münich; Vienna: Oldenbourg; Verlag für Geschichte und Politik, 2001. P. 127–134.

7 Я более подробно рассматриваю это в книге: Lieven D. Russia and the Origins of the First World War. London: Macmillan, 1983. Особенно гл. 4, разд. i.

8 Чтобы сравнить колониальные войны, которые вела Британия, см.: Lenham В. Britain’s Colonial Wars, 1688–1783. London: Longman, 2001.

9 См., в частности, главу: BonneyR. The Eighteenth Century. The Struggle for Great Power Status and the End of the Old Fiscal Regime // Economic Systems and Finance / Ed. by R. Bonney. Oxford: Clarendon Press, 1995. P.3i5ff.

10 Недавно изданы две превосходные книги об этом аспекте испанского и итальянского империализма: Balfour S. Deadly Embrace: Morocco and the Road to the Spanish Civil War. Oxford: OUP, 2002: Duggan C. Francesco Crispi: From Nation to Nationalism. Oxford: OUP, 2002.

11 Это, конечно, термин, использованный в работе: Cain P.J., Hopkins A.G. British Imperialism. London, 1993.

12 History for Strategists: British Seapower as a Relevant Past // Seapower: Theory and Practice / Ed. by G. Till. London: Frank Cass, 1994. P. 7 ff.

13 Cm.: Ringrose D. Spain, Europe and the «Spanish Miracle», 1700–1900. Cambridge: CUP, 1996: а также гл. 9 в изд.: Lynch J. Bourbon Spain, 1700–1808. Oxford: Basil Blackwell, 1989.

14 Помимо глав об имперском и морском расширении в сборнике «Seapower», см. также: Anglo-Japanese Alienation, 1919–1952. Cambridge: CUP, 1982.

15 См. сталинское сравнение положения России в 1914 и 1935 годах: Tucker Е. Stalin In Power: The Revolution from Above, 1928–1941. New York: W.W. Norton, 1990. P. 343.

16 Эти вопросы я рассматриваю в статье, которая будет посвящена стратегии Российского флота в 1905 и 1914 годах, и основана на исследовании архива Российского флота.

17 OsterhammelJ. Colonialism. Princeton; Kingston: Marcus Wiener; Ian Randle, 1997. P. 4 ff.

18 См., например: Faust W. Russlands Goldener Bodfen: Der Sibirische Regionalismus In der zweiten Hälfte des 19 Jahrhunderts. Cologne, 1980.

19 См.: Bayly C. Imperial Meridian: The British Empire and the World, 1780–1830.London,1989.

2 °Cм. сравнение: Глущенко E.A. Строители империи: Портреты колониальных деятелей. М.: Дом XXI век; Согласие, 2000.

21 Connolly S.J. Religion, Law and Power: The Making of Protestant Ireland, 1660–1760. Oxford: OUP, 1992. P. 250.

22 См. интересное обсуждение гражданского общества в Ирландии XIX века в гл. 5 книги: Kissane В. Explaining Irish Democracy. Dublin: UCD Press, 2002.

23 Отмечено в работе: Rodkiewicz W. Russian Nationality Policy In the Western Provinces of the Empire. Lublin: Scientific Society of Lublin, 1998.

24 По вопросу о роли образования в формировании империй в XIX веке существует обширная библиография. Недавно вышла интересная работа: Boyd С. Historia Patria. Politics, History and National Identity In Spain, 1875–1975. Princeton: Princeton UP, 1997.

25 По этому вопросу см., помимо источников, упомянутых в моей книге «Empire», очень интересный новый труд: Миллер А.И. «Украинский вопрос» в политике властей и в русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб.: Алетейя, 2000.

26 Я не просто бросаю камень в британские колонии поселенцев США. Алжирские коренные жители чувствовали себя намного лучше под авторитарным правлением Наполеона III, чем при демократической Третьей Республике; см.: Lustick I. State-Building Failure In British Ireland and French Algeria. Berkeley: IIS, 1985. Ch. 4.

Перевод с английского Елизаветы Миллер

Андреас Каппелер
Формирование Российской империи в XV – начале XVIII века: наследство Руси, Византии и Орды

«Се яз Князь великий Василей Васильевич, Московский и Новгородский и Ростовский и Пермский и иных» – это скромный титул Московского князя в договоре с королем Польши и великим князем литовским в 1449 году¹.

«Божиею поспешествующей милостию Мы, Петр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и Всея Северныя страны Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских князей и иных наследный Государь и Обладатель». Таков был титул Петра I в 1721 году².

Титул 1721 года в сравнении с титулом 1449 года содержит целый ряд новых элементов: 1) понятие «самодержец», принадлежавшее ранее византийскому автократору-царю; 2) понятие «царь», с одной стороны, в отношении всей России (в более раннем времени «всей Руси»), с другой стороны, царь Казани, Астрахани и Сибири, значит, трех ханств – наследников Золотой Орды, которые в русских источниках всегда назывались царствами; 3) понятие «император», введенное в 1721 году по примеру римских императоров. Только с этого года Россия и стала, собственно, называться империей; 4) названия многих земель, которые с XV до начала XVIII века входили в состав России.

Сравнение титулов показывает, что в течение примерно 270 лет из Великого княжества Московского, одной из нескольких политических единиц Руси, образовалась огромная евразийская империя, которая распространилась с берегов Балтийского моря до берегов Тихого океана, с Кольского полуострова на берегу Ледовитого океана до Астрахани на Каспийском море и до Киева на Днепре.

Древняя Русь возникла в контексте Евразии на перекрестке торговых путей из Балтийского в Черное и Каспийское моря, в Константинополь и Багдад, и из Центральной Европы в Крым. Она находилась под влиянием византийско-православной, норманско-языческой, римско-латинской, степной и исламской цивилизаций. С христианизацией в конце X века усилилось воздействие православных культур греков и южных славян; с завоеванием большой части Руси монголо-татарами в XIII веке она стала частью огромной Монгольской империи. В XIV и XV столетиях северо-западная Русь была провинцией Золотой Орды, и русские князья, среди которых Московский князь выделялся как ведущая сила, платили дань ханам в Сарае; западная Русь одновременно была подчинена великим князьям литовским.

В XV столетии политический порядок Евразии резко изменился. Пали империи Византии и Золотой Орды, а вместе с ними – самые важные духовные и политические координаты Москвы и других княжеств северо-восточной Руси. Постимперская ситуация середины XV века явилась исходным пунктом для возникновения Российской империи³.

Сразу началась борьба за наследство Золотой Орды в Восточной Европе. Орда в середине XV века распалась на Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства – все под правлением чингисидов, – а также Ногайскую Орду и Московское великое княжество. Самыми сильными конкурентами среди наследников были Крым, Казань и Москва. Победу одержало Московское великое княжество, которое таким образом превратилось в Российскую империю. Наследниками Византии уже в 1453 году окончательно оказались османские турки. Они восстановили большую часть Византийской империи в Азии и Европе и стали ведущей державой Средиземного моря.

Парадокс состоит в том, что наследником православной империи стала исламская держава Азии, а наследником степной исламской империи – православное восточноевропейское государство. Московский великий князь после падения Константинополя был даже единственным суверенным православным правителем. Имел ли он претензии на наследство византийского императора? Второй брак Ивана III в 1472 году с Зоэ-Софией, племянницей последнего византийского императора, и некоторые сочинения церковных писателей этого же периода, которые называют Москву «Третьим и последним Римом», указывают на возможность такого намерения. В историографии долго господствовало мнение, что учение о Москве как «Третьем Риме» было политической идеологией, и что Россия с этого времени проводила целеустремленную политику восстановления Византийской православной империи. Однако, как уже было доказано несколько десятилетий тому назад, это анахронический вывод. В источниках нет указаний на то, что Московские великие князья считали себя наследниками византийских императоров и имели претензии на их наследство⁴.

Подобным же было отношение османов к наследию Золотой Орды. В дипломатических отношениях с Россией османское правительство иногда протестовало против завоевания мусульманских юртов неверными русскими. На практике оно ограничивалось поддержкой крымских татар (Крым и степь на севере Черного моря принадлежали к средиземноморской зоне влияния османов) и только однажды, в 1569 году, организовало (неудачный) поход на Астрахань.

Для создания Российской империи в XVI веке борьба за наследие Золотой Орды явилась более важной, чем так называемая translatio Imperii Второго на «Третий Рим». Престиж царей-чингисидов, подданными которых русские были в течение более двух столетий, стал существенным элементом ранней имперской идеологии России. Это отражается и во всеобщем уважении к чингисидам и другим татарским аристократам в Московской России, и в принятии Иваном IV титула царя в 1547 году в контексте завоевания Казанского ханства. Так, в 1554 году по наказной памяти русские дипломаты, которые вели переговоры с польскими послами, на вопрос «почему князь велики зовется царем» должны отвечать: «а наши государи от начала по своему государству по Русскому зовутца цари, которые венчаютца; и опричь Русские земли ныне государю нашему Бог дал царьство Казанское… и государь наш ныне з Божьею волею пишетца царем Русским и Казанским, и то, панове, место Казанское и сами знаете извечное царьское…»⁵. Тезис о наследии Орды был выдвинут уже в 1920-х годах евразийской школой, особенно ее выдающимся историком Георгием Вернадским⁶.

Интерпретации евразийцев, однако, были, как правило, слишком однобокими и не обращали должного внимания на другие факторы возникновения Российской империи, такие как «собирание русских земель» на Западе, стремление к экономическим выгодам, к «прибыли» (например, в случае Сибири) и на ситуационные элементы, например, личные инициативы полководцев, использование политического вакуума или состояние межнациональной политики.

С другой стороны, русская дореволюционная и советская историографии оценивали влияние Золотой Орды на историю России как исключительно отрицательное, как «татарское иго». В интерпретации господствующего эволюционизма кочевники вообще считались отсталыми и должны были быть цивилизованы прогрессивными русскими европейцами. Достижения монголо-татар в области военной и государственной организации, налоговой системы, коммуникаций, международной торговли и культурного обмена не были оценены. Подобные интерпретации применялись и к проблеме «присоединения» новых территорий к России, которые были оправданы историками. Однако, советские историки в 1920-х и 1930-х годах отказались от такого евроцентристского, колониального мировоззрения и интерпретировали экспансию России как серию военных и политических захватов, которым нерусские с основанием сопротивлялись. Под воздействием советского патриотизма и догмы о «дружбе народов» советская историография с конца 1930-х годов вернулась к оценке процесса присоединения новых территорий к России сначала как к «наименьшему злу» (ввиду опасности господства над ней других отсталых стран), а затем как к абсолютно прогрессивному явлению, потому что нерусские народы, таким образом, приближались к братскому русскому народу, вместе с которым пожинали плоды цивилизации и Великой Октябрьской социалистической революции. К такой интерпретации подходит и то, что конкуренты России в процессе экспансии – Османская империя, Польско-Литовское королевство, Швеция или Иран – обычно считались отсталыми или, по крайней мере, чужими и агрессивными державами. Другие интерпретации, особенно со стороны историографий нерусских народов, не допускались⁷.

Лишь в последние пятнадцать лет постсоветские историографы стали смотреть на экспансию России с новых позиций. В первые годы из крайности «дружбы народов» они иногда впадали в этно-националистическую крайность, видя в России только оккупационную силу. В середине 1990-х годов начался процесс реабилитации донациональной «империи». Понятие «империи», которое было официальным наименованием Российского государства в XVIII и XIX веках, в советское время имело отрицательный смысл и не применялось к России. Из-за указанных догм, запретов и табу вопросы российской многонациональной империи до сих пор довольно слабо изучены. Но в последние годы положение меняется. Уже опубликован целый ряд ценных монографий и сборников статей. В Казани с 2000 года даже успешно издается специализированный журнал Ab Imperio⁸.

Сначала я коротко расскажу о первых пяти этапах экспансии Российской империи с XV до начала XVIII века, а затем – о разных типах интеграции периферийных регионов.

Первый этап формирования Российской империи начался уже во времена вхождения Руси в Орду. После войны в первой половине XV века для московских великих князей приоритетом стало «собирание русских земель». С 1471 до 1521 года все еще независимые земли были приведены под господство Москвы. Легитимацией экспансии служило формальное превосходство великого князя, поставленного ханом, над другими княжествами-вотчинами. Самым важным шагом была аннексия Великого Новгорода с его огромной территорией и полиэтническим населением. С этих пор с финно-угорских этнических групп Севера и Урала Москвой собиралась меховая дань. В рамках «собирания русских земель» и произошли войны с Литвой, начавшиеся в конце XV века. Они привели к тому, что граница Московской Руси продвинулась на запад, а с 1514 года и древние города Смоленск и Чернигов, до этого входившие в Великое княжество Литовское, также вошли в ее состав. Этими войнами началось трехсотлетнее соперничество России с Польшей-Литвой за господство над западными областями Руси, которое закончилось полной победой России.

Второй этап — это борьба за наследие Золотой Орды в Восточной Европе, начавшаяся во второй половине XV века и закончившаяся завоеванием Россией Казанского и Астраханского ханств в середине XVI века. С Казанским ханством Московское государство впервые включило в свой состав вполне суверенное государство с неславянским (татарским, чувашским, мордовским, марийским и удмуртским) и нехристианским (языческим/анимистическим и мусульманским) населением. Так как традиционные оправдания экспансии как претензии на «вотчину» уже не могли действовать (хотя они были высказаны в случаях Казани и Астрахани), завоевания легитимировались крестовым походом против «неверных агарян» – мусульман, а также самозащитой в ответ на набеги татар и черемисов (мари). С завоеванием Казани Россия стала полиэтническим и мультирелигиозным государством, и московский царь перенял нимб чингисидских царей. Значение этого события подтверждается тем, что, вскоре после взятия Казани, посольства из других областей Орды и из пограничных стран (Иран, Бухара) теперь шли в Москву к «белому Царю», как они начали называть русского правителя⁹.

С завоеванием Казани и Астрахани Волжский путь через Великую степь оказался под контролем России. В конце XVI века было завоевано и Сибирское ханство, и в начале XVII века ногайские татары потеряли свою суверенность. Они были потом изгнаны из степей нижней Волги монголоязычными ламаистскими калмыками, которые в середине XVII века формально стали вассалами России¹⁰.

Только с XVIII века, когда русские войска уже не уступали кочевым всадникам в степи, были упразднены и включены в состав России ханства калмыков и крымских татар. Собирание земель монгольской империи в какой-то мере продолжилось в XIX веке завоеванием Казахстана и Средней Азии, которое завершилось уже в контексте типичной колониальной экспансии.

Третий этап формирования Российской империи – это окончательный переход в Азию с завоеванием Сибири в течение XVII века. Уже в 1640 году первые русские достигли Тихого океана. Огромный лесной простор Сибири с ее разнообразными по укладу жизни и языку шаманистами стал частью России. Экспансия в конце XVII века остановилась только на границах Китайской империи. Главной движущей силой при завоевании Сибири были экономические цели, прежде всего, добыча драгоценных мехов. Так как после уничтожения Сибирского ханства русские до границ с Китаем уже не встречали большой военной и государственной организации, завоевание Сибири не нуждалось в особенном оправдании. Москва только подтвердила уже состоявшееся покорение отдельных племен отрядами казаков и промышленников. С достижением берегов Тихого океана и границ Китая Россия стала евразийской империей и в географическом смысле.

После преодоления глубокого кризиса Смуты в середине XVII века, во время которого Россия была вынуждена вернуть Смоленск и Чернигов Польско-Литовскому государству, наступил четвертый этап формирования Российской империи. Однако, причиной войны с Польшей было не старое стремление к «собиранию русских земель», а добровольное подчинение украинских казаков власти московского царя в 1654 году, до восстания 1648 года бывших польскими подданными. Завоевание Смоленска в этом же году можно все-таки характеризовать как шаг «собирания русских земель», т. к. Россия уже в 30-х годах XVII столетия пыталась (без успеха) овладеть этим городом. На украинское казачье войско, однако, Россия смотрела преимущественно как на силу против крымских татар и Османской империи, живущих в пограничной со степью области. Россия, конечно, знала, что «малороссы» православные, и для оправдания своей политики использовала аргумент защиты православных против поляков-католиков, а решающим поводом для этого этапа экспансии была просьба украинских казаков взять их «под высокую государственную руку». Проблема состояла только в том, означало ли это полное присоединение Украины к России (что было мнением Московского правительства) или только временное соглашение или протекторат (как думали казаки)¹¹.

Пятый этап формирования Российской империи – это правление Петра I, который в 1721 году провозгласил себя Российским императором. В этот период понятие государства начинает отделяться от лица царя и становится абстрактным. Для Петра, как монарха времен абсолютизма, завоевание новых земель уже не нуждалось в особом оправдании, а принадлежало к естественным обязанностям государя. Он постоянно вел войны с целью превратить Россию в великую европейскую державу. Это ему удалось, хотя много новых территорий он не успел завоевать. Самым важным его приобретением была аннексия Ливонии и Эстляндии вследствие победы над Швецией в Северной войне. С включением лютеранских прибалтийских немцев, эстонцев и латышей впервые значительное число неправославных христиан стали подданными Российской империи.

Так как эта статья посвящена только первым этапам формирования Российской империи, здесь я остановлюсь. Хочу только добавить, что в экспансии XVIII и XIX столетий начатое ранее было продолжено. Это касается войн против Швеции, которые привели к аннексии Финляндии, войн против Османской империи и Крымского ханства, которые продвинули границы России до берегов Черного моря, в Бессарабию и на Кавказ, и войны против Ирана за Закавказье. Завоевания Казахстана, Северного Кавказа и Средней Азии в XIX веке имели, однако, по преимуществу новый характер колониальных войн.