Текст книги "Профилактика экстремизма в системе образования"

Профилактика экстремизма в системе образования : сборник материалов Центра профилактики религиозного и этнического экстремизма в образовательных организациях Российской Федерации

Предисловие

Центр профилактики религиозного и этнического экстремизма в образовательных организациях Российской Федерации был создан по поручению Президента России № Пр-1069 от 26 апреля 2013 г. в соответствии с Комплексом мер по реализации в 2015–2018 годах Комплексного плана противодействия идеологии терроризма в Российской Федерации, утвержденного Минобрнауки России. Центр был открыт в структуре Московского педагогического государственного университета (МПГУ) приказом ректора № 1112 от 20.09.2017 г.

Основной целью деятельности Центра является укрепление общероссийской гражданской идентичности обучающихся в МПГУ и других образовательных организациях Российской Федерации, профилактика экстремизма и терроризма на религиозной и национальной почве.

Для достижения этих целей были определены следующие задачи:

– профилактика и предотвращение деятельности, направленной на подрыв безопасности государства, разжигание религиозной, национальной и расовой ненависти либо вражды;

– реализация комплекса образовательно-просветительских, информационно-аналитических и организационных мер по профилактике экстремистской деятельности.

Деятельность Центра направлена на мониторинг, обобщение и анализ опыта работы в сфере профилактики и противодействия экстремистской и террористической деятельности в высших учебных заведениях; анализ правовой базы по вопросу профилактики и противодействия экстремистской и террористической деятельности; анализ уровня этнорелигиозной напряженности в образовательных организациях и в молодежной среде; обеспечение методическими материалами учебно-воспитательных и структурных подразделений МПГУ и другие образовательные организации РФ.

Центр активно решает поставленные перед ним задачи. В его составе созданы Экспертный совет, Межведомственная рабочая группа, проводятся образовательные и научные мероприятия.

Приглашаем коллег, работающих в данной области, поделиться своим опытом на страницах нашего сборника – «Профилактика экстремизма в системе образования».

С уважением,

Директор Центра – Константин Ильич Мачабели

Введение

Во второй номер сборника вошли материалы конференций, организованных Центром профилактики религиозного и этнического экстремизма в образовательных организациях Российской Федерации, а также статьи приглашенных экспертов, сотрудничающих с Центром.

12 декабря 2018 года в Московском педагогическом государственном университете прошел научно-образовательный форум «Профилактика экстремизма в образовательных организациях». С приветственными словами к участникам форума обратились: директор Департамента координации деятельности организаций высшего образования Министерства науки и высшего образования РФ Екатерина Бабелюк; главный советник Департамента по взаимодействию с религиозными организациями Управления внутренней политики Администрации Президента РФ Андрей Третьяков; ректор Московского педагогического государственного университета Алексей Лубков; начальник Управления по укреплению общенационального единства и профилактике экстремизма на национальной и религиозной почве Федерального агентства по делам национальностей Абдулгамид Булатов; директор Центра профилактики религиозного и этнического экстремизма в образовательных организациях РФ Константин Мачабели.

В рамках форума работали четыре тематические секции, на которых с докладами выступили представители научного и образовательного сообщества, ученые-теологи, эксперты, специалисты в области информационной безопасности, профилактики экстремизма в образовательной сфере из различных регионов России. Направления работы секций были посвящены следующим темам: «Комплекс мер по профилактике экстремизма в образовательных организациях: инструменты, методы, подходы», «Информационная безопасность в России и мире: воспитательный и образовательный аспекты», «Профилактика этнического экстремизма и укрепление российской гражданской идентичности», «Теологическое образование и задачи профилактики религиозного экстремизма». Выступающие делились своим опытом, практическими наработками и реализуемыми проектами. Многие отмечали важность проведения форума и создания коммуникационной площадки для обсуждения проблем профилактики экстремизма именно в образовательной сфере и молодежной среде. Было отмечено, что в зале пленарного заседания и в аудиториях, где работали секции, присутствовало большое количество молодежи, что говорит о их заинтересованности в обсуждении заявленных тем.

В завершение работы форума была разработана резолюция, в которой отмечена важность консолидации усилий в профилактике экстремизма в образовательной сфере и молодежной среде, необходимость усовершенствования нормативно-правового регулирования в области профилактики экстремизма, создание методических рекомендаций в сфере реализации комплекса мер по профилактике экстремизма в образовательных организациях РФ, а также необходимость разработки и реализации информационных, просветительских и образовательных проектов в целях укрепления межнационального мира и согласия, а также освоения новых методик и инструментов профилактики экстремизма на этнической и религиозной почве.

Материалы

Материалы по делам о религиозном экстремизме: проблемы мониторинга и экспертной оценки

Л.М. Месропян,11
  Месропян Л.М. – кандидат филологических наук, доцент Южного федерального университета; директор Автономной некоммерческой организации Центр судебных лингвокриминалистических экспертиз и гуманитарно-прикладных исследований «ЛИНГВОСУДЭКСПЕРТ», г. Ростов-на-Дону.


[Закрыть]

Южный федеральный университет, г. Ростов-на-Дону

Почти ни одно дело по статье ст. 282 УК РФ не обходится без проведения лингвистической или комплексной психолого-лингвистической (психолого-религиоведческо-лингвистической) экспертизы. Но и экспертные ошибки в данной области, в частности по материалам, касающимся религиозного экстремизма, очень часты, что приводит к несправедливому исходу судебного разбирательства, неблагоприятному как для конкретной личности и его близких, так и для всего общества в целом.

Основной конфликт зарождается на самом начальном этапе выявления факта правонарушения со стороны правоохранителей, которые в силу объективных причин порой не могут верно оценить те или иные вербальные действия отдельных лиц в рамках религиозного контекста, а затем эта ошибка, как снежный ком, перерастает в огромную проблему, как для самих правоохранителей, так и для экспертов, которые, получая недостаточный контекст, ограничены в доступе к целостному объекту исследования, а также для лиц, в отношении которых возбуждаются эти дела.

Основная ошибка заключается в неверном понимании специфики религиозного текста и религиозной идеологии правоохрани-телями и многими экспертами. То, что для любой монотеистической религии является неотъемлемой составляющей, правоохранителями воспринимается как пропаганда исключительности по признаку религиозной принадлежности и др.

Пример: громкое разбирательство в Южно-Сахалинском суде по материалу книги «Мольба (дуа) к Богу: её значение и место в Исламе», где высказывания типа «Он – Живой, и нет божества, кроме Него. Взывайте же к Нему, очищая перед Ним веру. Хвала Аллаху, Господу миров!» (Сура «Гафир», 40:65 аят), «Это потому, что Аллах есть Истина, а то к чему они взывают помимо Него, есть Ложь, а также потому, что Аллах-Возвышенный, Большой» (Сура «Аль-Хадж», 22:62 аят) (Мольба: 18) воспринимались экспертом как «пропаганда исключительности», при этом эксперт не учитывал специфику данного религиозного высказывания и идеологии религии в целом, в результате чего материал, содержащий цитаты из Корана, был в первой инстанции признан экстремистским, а следовательно, и Коран был под абсурдной угрозой запрета.

Очень часто не учитывается эпоха и условия создания произведения, эксперты дают заключения, которые становятся основанием для запрета исторически важных художественных произведений.

Пример: неверное рассмотрение специфики произведения «Завоевание Шама мусульманами. Футуху ш-Шам. Вдохновляющая история завоевания Сирии Сподвижниками Посланника Аллаха, переданная историком Ислама, Имамом аль-Вакиди» привело к многолетним спорам относительно необходимости/недопустимости запрета данного произведения.

Причиной явились высказывания мусульман в отношении христиан в период зарождения конфликта и военных действий, предпринятых сподвижниками пророка и его последователями в эпоху зарождения и распространения ислама. В настоящее время не сохранилось достоверных сведений о создании анализируемого произведения. Его авторство, по различным источникам, приписывается арабскому историку Вакиди Абу Абдаллах Мухаммед ибн Омару, жившему на рубеже VIII–IX вв. нашей эры, в период ожесточенных войн между мусульманами и крестоносцами. В книге «Завоевание Шама мусульманами. Футуху ш-Шам» содержится описание вражды, ненависти по отношению к группе лиц, выделяемой по религиозной принадлежности, однако они обусловлены тематикой произведения и описываемыми в ней событиями (войны между христианами и мусульманами), спецификой языка средневековых произведений, а также историческим характером произведения в целом.

Учитывая лишь формальные признаки, без глубокого содержательного анализа, многие произведения вносятся в список экстремистских, не являясь таковыми по сути. Порой даже сложно предположить, на каком основании те или иные материалы были признаны экстремистскими.

Пример: произведение «Жизнь пророка», автор аль-Мубаракфури Сафи ар-Рахман, перевод с арабского Абдулла Нирша (М.: Умма, 2008). Книга внесена в список запрещенных, предположительно, ввиду наличия в ней описания ада, где в одном из кругов ада обитают христиане и евреи.

Отметим, что в данном случае не учтена религиозная специфика текста, присущие любой монотеистической религии характеристики – восприятие своей религии как истинной, не поддающейся сомнению, глубокой веры и непринятия других, неприсущих данной религии, догм, в рамках которой любой, не принимающий данную религию, считается грешником.

Второй этап нарастания снежного кома осуществляется уже на уровне экспертной оценки ввиду частой недостаточной компетентности экспертов или недостаточного контекста исследуемого материала.

Обычно из-за сжатости сроков проведения исследования эксперты не достаточно глубоко исследуют текст, допускают экспертные ошибки, подходят к решению проблемы формально, не вникают в контекст, не рассматривают все логические и смысловые взаимозависимости и связи внутри контекста.

Так, при исследовании религиозного контента социальной сети чаще всего предоставляются скриншоты тех или иных высказываний или опубликованных материалов отдельных пользователей социальной сети, при этом эксперт получает недостаточно информации о контексте.

Пример: на экспертизу были предоставлены скриншоты публикации нескольких пользователей сети, которые разместили на своих страницах дуа (мольбу) идеолога ИГИШ Шейха Абу Мухаммада аль Аднани, содержащего неоднозначные призывы.

Правоохранители усматривали в действия всех указанных лиц (пользователей сети) призывы к терроризму, однако глубокий анализ контента их страниц в сети выявил, что двое из разместивших данный материал в действительности ведут антитеррористическую профилактическую деятельность. Размещение дуа (мольбы) духовного лидера ИГИШ (организация, запрещенная в РФ) было мотивировано дальнейшим его детальным логическим опровержением в комментариях к той же самой публикации. То есть, формальный метод поиска в сети по тем или иным лексическим (словесным) запросам информации приводит к сплошной выборке использования данных ключевых понятий, а неучет контекста может полностью исказить картину.

Обратная сторона медали: при этом из виду упускаются реальные распространители идеологии терроризма. Так, терминологическая насыщенность, присущая религиозному контенту, которая чаще всего незнакома человеку, не вовлеченному в религиозную деятельность, становится препятствием выявления вербовки и склонения к террористической идеологии. Религиозные термины выступают как некий тайный язык для среднестатистического сотрудника правоохранительных органов, идет шифровка коммуникации, что приводит к упущению социально опасных деструктивных явлений.

Исламский дискурс современной русскоязычной коммуникации представляет собой сложное многоуровневое явление, сложившееся в результате интеграции религиозных, этнических и общенациональных характеристик участников коммуникации.

Лингвист как один из основных участников подобных исследований сталкивается с задачей интерпретации значений слов, относящихся к религиозному дискурсу, в частности к исламскому дискурсу.

Установление значений и подробное исследование исламизмов в судебных экспертизах по делам о религиозном экстремизме является точкой отсчета в деятельности эксперта. Данное положение обусловлено, во-первых, необходимостью «дешифровки» исламского кода в русскоязычных текстах, во-вторых, – необходимостью установления конкретных значений используемых исламизмов в анализируемом контексте.

Сложность подобной работы заключается в сущности самих исламизмов как части религиозного дискурса [3, с. 162–167], рассматриваемого многими исследователями (Ф.Х Тарасова, Э.Р. Мухамеджанова, М. Кемпер, А. Бустанов) как отдельного социолекта русского языка [2, с. 65–74, 211–221; 4]. Исламский религиозный дискурс обладает рядом характеристик, которые делают их дискурсивно маркированные элементы сложными для исследования:

1) вторичность по отношению к лингвокультурному коду самого русского языка, сформировавшегося в том числе и под воздействием христианской религиозной традиции;

2) этническая детерминированность исламского религиозного дискурса в русскоязычной коммуникации в зависимости от этнической принадлежности коммуникантов (татары, ингуши, аварцы и т.д.);

3) интерферированность речи (вкрапление иноязычных элементов, фраз, изречений), обусловленная самой религиозной традицией (например, использование конкретных речевых формул на арабском языке после упоминания Аллаха, Пророка Мухаммада и др.).

Специфичны также сами дискурсивно маркированные элементы – исламизмы, обусловленные рядом характеристик:

1) заимствованным характером исламизмов (в основном из арабского языка);

2) абстрактностью значения основной части исламизмов;

3) использованием терминологии, обладающей нехарактерными для понятия «термин» особенностями: многозначностью, вариативностью, контекстуальной обусловленностью.

Еще одна сложность для распознавания пропаганды экстремизма в религиозном контенте прослеживается в Интернет-опосредованной коммуникации. Сложность обусловлена такой возможностью Интернет-дискурса, как изменчивость контента, реализуемая посредством удаления или восстановления той или иной информации.

Многие правоохранители, обращая внимание лишь на перманентные признаки, упускают важную составляющую – скрытую пропаганду, которая активно ведется в социальной сети путем жонглирования информацией. При этом осуществляется данная пропаганда на высоком профессиональном уровне со всеми признаками кодирования сообщений, манипулятивной ее подачи и использованием психолингвистических приемов вовлечения. Так, лишь с учетом указанных выше аспектов стало возможным привлечение к ответственности администраторов и блокирование сообщества в социальной сети, охватывающего более 16 000 пользователей в возрасте от 15 до 25 лет. Группа функционировала несколько лет, на первый взгляд не содержала никаких признаков деструктивной деятельности (размещение цитат из Корана, фото пейзажей, животных, детей и т.д.), но при этом периодически давала «нейтральную» или отрицательную информацию о событиях, связанных с ИГИШ, чередуемую временным размещением сообщений о необходимости восприятия подаваемой информации с противоположной оценкой. При этом подобная маскировка мотивировались администраторами необходимостью соблюдения безопасности участников сообщества в социальной сети. Была разработана система шифровки информации, установлены правила переосмысления подаваемой информации и т.д., которые были доступны лишь постоянным подписчикам группы.

Таков основной, но не полный список проблем мониторинга и дальнейшей экспертной оценки материалов по делам о религиозном экстремизме, которые имеют место быть в современной действительности. Лишь глубокое понимание экспертами сущности религиозного контента может предотвратить ошибки, повысить эффективность экспертной деятельности. Особого внимания и дальнейшего развития заслуживают исследования в области исламского религиозного дискурса, исламизмов, как основных дискурсивно маркированных элементов и новых тенденций Интернет-опосредованной коммуникации.

Литература

1. Кемпер М. Русский язык ислама: феномен переключения кода // Ислам в современном мире: внутригосударственный и международно-политический аспекты. 2015. № 1(11). С. 65–74.

2. Кемпер М., Бустанов А. Ислам и русский язык: социолингвистические аспекты становления общероссийского исламского дискурса // Казанское исламоведение. Kazan Islamic Review, 2015. № 1. С. 211–221.

3. Новокрещенных Е.В. Проблема религиозного дискурса: дискурс религии или дискурс о религии? // Вестник Томского государственного университета. 2013. № 10. С. 162–167.

4. Тарасова Ф. Х., Мухамеджанова Э.Р. Изучение исламского (русского) социолекта в социолингвистике // Современный мусульманский мир. 2017. № 2. URL: https://cyberleninka. ru/article/n/izuchenie-islamskogo-russkogo-sotsiolekta-v-sotsiolingvistike (дата обращения: 08.02.2018).

Как бороться с экстремизмом? Размышления на полях форума «Религия и мир»

В.В. Золотухин,22
  Золотухин В.В. – кандидат философских наук; религиовед; доцент Школы философии НИУ «Высшая школа экономики».


[Закрыть]

Высшая школа экономики, г. Москва

Любой разговор об экстремизме предполагает конкретизацию: о каком экстремизме мы говорим, в каком социально-политическом аспекте необходимо оценивать проявления радикальных убеждений, какие следствия может влечь за собой небрежение контекстом.

Как представляется, из событий в Керчи и последовавших за этим компетентных дискуссий на форуме «Религия и мир» следует вывести определенный итог (как негативный, так и позитивный).

1. Электронные технологии сами по себе не могут считаться виноватыми в распространении девиантного поведения. Проще говоря, попытки искусственно ограничить пользование интернетом/социальными сетями или затруднить доступ к ним проблему не решают. Зверства и жестокость существуют столько же, сколько сам человеческий род.

2. Предложения радикально реформировать социальную реальность еще менее реализуемы. Да, люди сегодня атомизированы, многие страдают от одиночества. Некоторые спикеры, считая отказ от «традиционных ценностей» одной из основных причин распространения экстремизма, предлагают каким-то образом возродить традиционную общину, только вот сделать это невозможно: история назад не ходит.

3. Радикализация молодежи и ее склонность к экстремизму не могут быть устранены путем замены идеологии: либеральной на консервативную, атеистической на православную, космополитизма на государственный национализм. Дело в расстановке акцентов. Раскол проходит внутри идеологий: может быть и есть мирный неоязычник, так же, как и радикальный православный. Борьба за «традиционные» ценности уводит нас в сторону, тем более что неясно, что под ними, собственно, должно пониматься.

4. Далеко не всегда экстремист обозначает себя как противник государства. Многие правые радикалы охотно разделят ностальгию умеренных консерваторов по традиции, традиционной общине, массовой религиозности. Социальный идеал они, несомненно, усматривают в прошлом. Ксенофобские протуберанцы при этом извергаются на «инославных» (прежде всего евреев), мигрантов, иностранцев и т.п. В числе присутствовавших на «Христианском форуме» мне довелось видеть человека в майке с российским гербом и подписью «Моя честь – верность». Знает ли этот человек, что носит на своей спине высказывание Гитлера, ставшее девизом СС и ныне запрещенное в Германии и Австрии как экстремистское? Вопрос остается открытым. Следует отметить, что для национальной безопасности «патриотические» экстремисты представляют не меньшую угрозу, чем «прозападные». Вероятно, они представляют еще бОльшую угрозу, т. к. используют популистскую риторику и маскируются под государственников.

После четырех негативных тезисов формулирую четыре позитивных.

1. Экстремистские убеждения разделяются людьми, визуально (и иногда даже в общении) неотличимыми от неэкстремистов. Экстремист – это далеко не всегда скинхед с бешеными глазами или бородатый боевик. Часто это самый обычный молодой человек, живущий в соседней квартире, адекватный в общении, никоим образом не проявляющий психопатическую жестокость и т.д. Соответственно, необходимо грамотное, междисциплинарное, максимально освобожденное от идеологической ангажированности осмысление радикализации молодежи. Помочь в этом могут специально подготовленные эксперты в ряде областей: религиоведения, психологии, педагогики и т.д. Кроме того, на уровне прихода, если речь идет о священнике; школы, если речь идет об учителе, нужно понимать, какие проблемы могут быть у учащегося: что дает основание конкретному человеку радикализироваться? Имеет смысл вчувствоваться, постараться посмотреть его глазами, восстановить его картину мира, сохраняя доверительную дистанцию: не отталкивать, не поучать грубо. Если в коллективе есть моббинг (попросту травля), следует решительно ее останавливать, а не предоставлять травимым возможность «закалить характер».

2. Необходима взвешенная работа с выстраиванием коллективной идентичности. Экстремистские убеждения предполагают гипертрофию естественного противопоставления «Мы – Они». Экстремизм начинается там, где инородец/иноверец расчеловечивается, превращается в сорняк, который надо выполоть; во вредное насекомое; в мусор, который надо убрать. Любая охранительная риторика должна при возможности исключать возможность экстремистского ее перетолкования.

3. Необходимо неутомимо вести просветительскую, разъяснительную работу. Рука об руку с различными радикальными взглядами идет мракобесие. Люди отказываются лечиться и прививаться, потому что боятся «заговора врачей и/или капиталистов»; отказываются учиться, потому что «нам правды не скажут», «прошьют под Систему» и др. Такие опасные виды мракобесия обычно исходят от родителей и фактически десоциализируют детей.

4. Склонные к проявлениям экстремизма религиозные сообщества следует пристально изучать, в том числе с использованием включенного наблюдения. Это необходимо, чтобы понимать, каков в них протестный потенциал, насколько популярны экстремистские идеи, насколько на собраниях, на мероприятиях слышатся ксенофобские лозунги.