Текст книги "Учимся говорить по-русски. Проблемы современного языка в электронных СМИ"

С. Ф. Барышева (Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова)
Стилевая характеристика информационных телепрограмм

Как известно, в современной функционально-стилевой парадигме публицистический стиль (стиль массовой коммуникации) занимает доминирующее положение по степени влияния и на общество, и на состояние литературных норм. Одна из разновидностей СМК – информационно-публицистический стиль, воплощенный в речи радио– и тележурналистов, – практически безоговорочно признается эталонным образцом нейтрального стиля произношения (Кузьмина 1996).

По нашему мнению, современные информационные теле– и радиопрограммы с фоностилистической точки зрения – это гибридный комплекс нескольких фоностилей. Их описание мы проводим по соотношению нейтрально-нормативных и разговорных явлений в двух областях: сегментной и просодической. (Нужно отметить, что «чистые» виды, как это часто бывает в речевой практике, практически не встречаются).

Предметом изучения стали передачи новостного формата на четырех телеканалах. Анализ звучащего материала позволил выделить следующие фоностилистические жанры информационно-публицистического стиля.

I. Жанр официально-публицистической речи, о наличии этого типа пишут также (Дубовский, Будасов 2009).

В этом случае произношение ведущего/тележурналиста является образцом нейтрального стиля произношения в области сегментной фонетики и образцом официально-делового стиля в области просодики.

Нейтральный стиль в произношении – это нормативная реализация гласных и согласных фонем в соответствии с фонетическими законами и орфоэпическими правилами. При этом, как показывает анализ звучащей дикторской речи, современная информационная телеречь – это не «дистиллированное» произношение в соответствии с жесткими моделями редукции и чередования звуков: в речи всех ведущих и тележурналистов есть черты разговорной фонетики. Важно, что большинство зафиксированных разговорных реализаций носят неосознанный характер, не используются в экспрессивных целях и не заметны рядовому слушателю. В подтверждение этого мнения уместно привести одну цитату из работы Н. К. Пироговой конца 70-х годов ХХ века: «Надо сказать, что и сильная редукция гласных, и оглушение заударных вокальных сегментов… и др. – в принципе не исключаются в речевом потоке нейтрального характера. Подобного рода явления не несут экспрессивной маркированности, они образуют довольно пространную пограничную межстилевую прослойку» (Пирогова 1979: 37).

Проявлением официально-публицистического стиля в просодике являются:

1) отсутствие эмоционально-экспрессивных реализаций ИК, интонационный рисунок в этом случае однотипен и состоит из нейтральных неэмоциональных реализаций. Хороший пример этого положения демонстрирует, в частности, мелодическая «палитра» одного из репортажей Д. Арапова (канал «НТВ»): неконечные ИК – это, как правило, ИК-6. Конечные – череда ИК-1 и череда ИК-2 (ср. набор конечных ИК: 1 1 1 1 1 1 1 2 1 1 1 1 1 2 2 2 2 2 1 1 2 1 1 1 1 1 1 1 1 1 2 1 1). Таким образом, интонационный рисунок очень однообразен;

2) стабильный ускоренный темп и ровная громкость (средний уровень);

3) однотипность пауз: преимущественно фразовые (отсутствуют на границах синтагм), ровная длительность (короткие);

4) безэмоциональный тембр голоса.

Примерами такого комплекса признаков (нейтральных сегментных и официальных просодических) может служить речь ведущих Первого канала Екатерины Андреевой и Виталия Елисеева, из тележурналистов – Андрея Баранова («Вести», канал «Россия»).

Приведем в качестве иллюстрации «звуковой портрет» Екатерины Андреевой на примере одного выпуска программы «Время».

1. Сегментная фонетика

1.1. Сохраняется редукционная модель и качество гласных за редким исключением типа [которые, ос[нэва]ния, которые могут быть вызваны быстрым темпом говорения.

1.2. Есть отдельные случаи разговорной компрессии:

а) нулевая реализация фонемы /j/ в интервокальной позиции в окончаниях, но этот случай настолько частотный в современной публичной речи, что исследователи его относят уже к нейтральному стилю; б) упрощение групп согласных: в сле[цв’и]ном комитете.

2. Просодика.

2.1. Темп быстрый с сохранением четкости дикции.

2.2. Паузы короткие и средние. Практически отсутствуют межсинтагменные паузы. Границы фраз также могут быть не обозначены паузой.

2.3. Громкость речи средняя. Зафиксирован единичный случай усиления громкости слова в целях выделения слова: На предпринимателя надели жилет.

2.4. Мелодика сингтагм и фраз в целом соответствуют норме нейтрального произношения: а) в неконечных синтагмах это ИК-6, ИК-3, реже – ИК-4; б) в конечных повествовательных предложениях – ИК-1. Но нередки и конечные ИК-3, что можно квалифицировать как разговорную черту в произношении современных телеведущих.

3. Фоностилистические средства (логические ударения, удлинение конечного гласного) используются для подчеркивания границ речевых тактов, выделения слов.

Итак, в целом произношение ведущей соответствует фонетическим и орфоэпическим нормам нейтрального стиля, но проявляются некоторые авторские черты (например, растягивание гласных в конце фразы; конечные ИК-3).

II. Жанр разговорно-публицистической речи

Разновидности этого типа:

1) произношение (звуковой состав слов) – нейтральный стиль, просодика – разговорный (содержит явления контраста);

2) произношение – разговорный стиль, просодика – официально-нормативный стиль;

3) произношение и просодика – разговорный стиль

Проанализированные нами выпуски информационных передач показывают примеры в основном второго типа: произношение с элементами разговорной фонетики (степень «разговорности» индивидуальна, но чаще всего это явления пограничные, т. е. на стыке с нейтральным стилем), просодика же оформлена по нормам официальной речи – без интонационных, темповых, динамических контрастов (хотя здесь тоже могут быть индивидуальные особенности). При этом в речи практически каждого ведущего/журналиста есть черты и фоностилистические, выполняющие, как правило, функцию выделения, подчеркивания слова/сочетания слов (акцентные выделения, выделения с помощью пауз, понижением регистра и некоторые другие).

Приведем по два примера на два случая: разговорная фонетика минимальна и разговорная фонетика относительно многочисленна и разнообразна.

Примером первого типа может служить звучащая речь тележурналистов Никиты Корзуна (телеканал «Звезда») и Дениса Арапова (НТВ).

• Фоночерты репортажа Никиты Корзуна:

1. Сегментная фонетика: присутствуют такие разговорные сегментные черты, как проглатывание окончаний (например: Поводов для проведения захватывающе(го) авиашоу несколько); стяжение гласных (спе[ца]льно), редукция гласных верхнего подъема. Отметим, что при этом к разговорным явлениям строго можно отнести только первую черту.

2. Просодика:

2.1. Громкость – средняя, без контрастов.

2.2. Темп сверхбыстрый, при этом на этом фоне темп варьируется.

2.3. Паузы обозначают синтагменные и фразовые границы.

2.4. В неконечных синтагмах используются ИК-3 и ИК-6.

В конечных преобладает нейтральная ИК-1. Встречаются здесь и повышения тона: ИК-6 (перед пояснительной частью), ИК-3 (возможно, по аналогии с подобной неконечной).

3. Используемые фоностилистические просодические средства: акцентные выделения, замедление и ускорение темпа, отрыв клитик, паузация для выделения отдельных слов.

• Фоночерты репортажа Дениса Арапова:

1. Разговорные черты:

1.1. Ненормативная редукция (редукция гласных до [э]): круго[вуэ] (круговую) оборону; св[э] их (своих) действий;

2.2. Разговорная фонетика частотных слов: [тоис’] (т. е.); [и^эо] (ее) сына; но при этом нет редукции в таких словах, как [тол’кэ]; [та^эгда], [прав’ил’нэ].

2. Просодика:

2.1. Мелодика: неконечные ИК – это, как правило, ИК-6; конечные – череда ИК-1 и череда ИК-2. Таким образом, интонационный рисунок очень однообразен. Есть эмоциональная ИК-5: Это то⁵же ваша рабо⁵та.

2.2. Темп быстрый, с ускорениями отдельных слов и отрезков речи.

2.3. Громкость ровная.

2.4. Фразы, как правило, небольшие. В конце фраз паузы короткие. Межсинтагменные паузы в подавляющем большинстве представлены не перерывом звучания, а сменой тона.

2.6. Акцентные выделения есть, но слабой силы.

3. Используемые фоностилистические черты:

3.1. Случаи оглушения гласного: в здании бывшей пожарной част[и] /

3.2. Есть случай «психологического» паузирования: Утром мама отвела детей в детский сад // А днем ей сообщили что / (ниже) она их больше не увидит //

3.3. Есть пример психологической смены регистра (см. предыдущий пример).

3.4. Придыхание: точно в сизо / (с придыханием [зó]).

Далее приведем анализ звучащей журналистской речи, в которой случаи разговорной фонетики относительно многочисленны и разнообразны.

Примером этого типа могут быть репортажи Е. Кибальчич (1 канал) и Е. Завадского (1 канал).

• В речи Екатерины Кибальчич встречаются целые отрезки разговорной редукции, например: 0эс’ свээ т’ил’исту²д’и^э (/)] (Есть своя телестудия). Что касается просодических явлений, то они контрастны в стилевом отношении: темп, громкость и паузы безусловно однообразно-книжные, а мелодика – разговорно-разнообразна.

Журналистка совсем не использует возможности паузирования (паузы между фразами и синтагмами одинаковой длительности, все – короткие) и просодических контрастов (контрасты темпа, громкости). Речь Е. Кибальчич наиболее ярко воплощает такие просодические особенности публицистического стиля, как ровный темп, ровная громкость и ровная длительность пауз. При этом надо отметить наличие в ее речи мелодических контрастов. При преобладании неконечных ИК-3 и ИК-6 мелодический рисунок может быть разнообразным. Вот пример смены мелодических контуров в ее репортаже: 3 / 6 / ↓ / 6 / 5 / 3 / 2 / 1. Это создает эффект естественной живой речи. Все случаи с ИК-5 (эмоциональной по сути) использовались для выделения такта или слова: совсе⁵м не тá⁵↓; это лето запомнилось и ска⁵нда⁵лами.

• Теперь приведем анализ звучащей речи Е. Завадского:

1. Разговорная сегментная фонетика.

Примером разнообразия разговорных явлений может служить фраза: А сильные разрушения как в случае [0]-северной Ита[л’ий] / сейсмологи о[б’и] сняют так //.

Перечислим виды разговорного произношения:

1.1. Редукция звуков и слогов до нуля:

а) заударные гласные: в неко[тр]ых населенных пунктах;

б) выпадение [и] или [й] в конечной группе гласных как в конечной позиции слова: дома пострадав[шы] еще во время землетрясений; число землятресе[н’и] на планете; так и в начальной позиции слова: как в случае [0-с’э] верной Италией; а также в позиции между согласным и гласным: мои соболезнова[н’э] (соболезнования). (Хотя многочисленны случаи и полного стиля: во время землятрясе[ний] недель[нэй] давности и мн. др.)

в) упрощение групп согласных: [кэ-гэвар’ат] (как говорят); вырази [ц] солидарно [с’] со всеми пострадавшими; посетить ро[цв’]иников.

г) нулевая реализация /j/, которая особенно показательна в ударном слоге: более половины всех стро[э]ний.

1.2. Спорадические [э] в позиции [а]: содрогнулась [эт] подземных толчков.

1.3. Качественная редукция гласных верхнего подъема: беженцев потеряв[шэх] кров; тур[э]ндустрии.

1.4. Ослабление артикуляции гласных звуков, чаще всего [и] до [э]: мощ[нэй] (мощные) афтершоки; государстве[нээ] учреждения; боле[э] половины.

1.5. Оглушение гласных: семьям погиб[шы]х; в сторону Адриати[ч’и]ск в моря.

1.6. Отсутствие долгих на месте удвоенных согласных: [изэ] (из-за) угрозы обрушений; по[т]верждает; как в случае [0-с’э] вирн й Ита[л’ий].

Но при этом показательны случаи отсутствия разговорных явлений в следующих случаях:

а) в словах частотной лексики: [шыс’т’и тыс’ич’ ч’илав’эк]; [унивирситэтэ]; [с’ич’ас]; [тбл’кэ]; [нэскэлкэ]; [шыз’д’ис’ат];

б) в зияниях: [сэа]бщения; спе[цыа]листы.

2. Просодика

В просодическом отношении речь тележурналиста в целом ровная по всем просодическим параметрам, дикция четкая.

2.1. Межсинтагменные паузы как перерывы звучания практически отсутствуют. Выражены только сменой тона (при этом амплитуда перепада тонов незначительна) или сменой высотного регистра.

Паузы между фразами (и редкие – между тактами) равной длины – средние. Граница синтагм может обозначаться регистровыми перепадами.

2.2. Мелодика: при наличии разнообразия неконечных ИК перепад высоты незначительный; в конце фраз чаще всего хорошо выраженная ИК-1, т. е. понижение голоса.

в) Акцентные выделения активно не используются или очень незначительные.

г) Не используются контрасты громкости и темпа.

III. Сниженно-публицистический тип

В качестве примера этого типа речи можно привести звучащий отрывок из речи тележурналиста Е. П. (телеканал «Вести», канал «Россия» (запись 2014 года). Текст, состоящий всего из трех фраз, был произнесен неприемлемо ни в тембровом отношении (гнусавый голос), ни в просодическом отношении (монотонно, с нарушением смыслового членения фразы). Приведем текст целиком (знак / обозначает паузы): [дл’э-фрэнсуа аланда этэ пасл’эдн’ээ маштабнээ фстр’эч’э с-эзб’ират’ил’эм’и нэканун’и фтарбвэ турэ выбэрэ ивб зада⁽³⁾ч’э кажэцэ прастб⁽³⁾й фс’ивб л’иш / сэхран’ит’ л’ид’ирствэ в-глазах / двэцат’и тыс’ич’нэ ауд’итбр’ии пар’ижы^э и-м’ил’ибнэ французэф па-фс’эй стран’э он ужэ: / сл’эдуиш’ий / пр’из’ид’э¹нт / р’испубл’ик’э^и]. В письменном варианте этот текст выглядит так: Для Франсуа Олланда эта последняя масштабная встреча с избирателями накануне второго тура выборов. Его задача кажется простой: всего лишь сохранить лидерство в глазах двадцатитысячной аудитории в Париже и миллионов французов по всей стране. Он уже следующий президент республики. Ср. со следующим отрывком из репортажа: *Его задача кажется простой всего лишь.

Литература

Дубовский Ю. А., Будасов Ю. Л. Просодическая архитектоника информационного радиодискурса: монография. – Пятигорск, 2009.

Кузьмина С. М. Состояние и задачи исследования русской фонетики в функционально-стилистическом аспекте // Русский язык в его функциональных разновидностях. – Т. 2 – М., 1996.

Пирогова Н. К. Об орфоэпических стилях и их эволюции в русском языке // Славянская филология. Сб. статей. Вып. XI / под ред. К. В. Горшковой и А. Г. Широковой. – М., 1979.

Е. Н. Басовская (Российский государственный гуманитарный университет)
Народная «борьба за грамотность» и позиция эксперта: переписка Д. Н. Ушакова с радиослушателями 1938–1941 гг.

(по материалам Архива РАН)

Среди многочисленных функций средств массовой информации можно обнаружить рефлексивную: СМИ представляют собой один из инструментов реализации общественного самосознания. В частности, в них находит отражение метаязыковое сознание, как профессиональное (научное, писательское, журналистское), так и обыденное (термин И. Т. Вепревой, см.: Вепрева 2005: 61).

Одна из основных форм проявления народной метаязыковой активности – выступления читателей, слушателей, зрителей с критикой «безграмотных» работников СМИ, сопровождающиеся, как правило, лозунгами в защиту «чистоты языка» и – нередко – требованием применить к виновным самые строгие меры. Обращения такого рода, а также публикацию некоторой их части самими «провинившимися» средствами массовой информации следует, вероятно, считать своего рода универсалией в отношениях общества и СМИ в новейшее время. Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить высказывания радиослушателей, относящиеся к началу XXI и к середине ХХ в.

Так, на современном интернет-портале Radio-Rating содержатся такие, например, комментарии пользователей.

О радиостанции «Маяк»:

«Люблю и слушаю все программы радио «Маяк», но огорчает неграмотность ведущих, говорящих: конструкторАми… Хочется каждый раз позвонить, пыталась даже записывать такие «перлы». На такой радиостанции это, по-моему, недопустимо. 24.03.2016» (Radio-Rating).

О радиостанции «КоммерсантЪ-ФМ»:

«Очень плохой русский язык у ваших ведущих. Так, сегодня Нелюбин, рассказывая о китайском слепом оппозиционере, сказал «пробывший», сделав ударение на О. Таких примеров незнания грамматики очень много. Проведите курсы русского языка! 02.06.2012» (Radio-Rating).

Эти и подобные цитаты отличает яркая эмоциональность, категоричность, императивность, причем в сочетании с очевидно недостаточной компетентностью пишущего. Весьма характерно в данном отношении продемонстрированное во втором примере неразличение орфоэпии и грамматики.

Показательно, что все те же признаки характерны для обращений советских радиослушателей на местные радиоузлы и во Всесоюзный комитет по радиофикации и радиовещанию (Радиокомитет), написанных в 1930-х – 1940-х гг. и сохранившихся в Архиве РАН.

Вот что писал слушатель Я. Б. Далматов начальнику Архангельского радиоузла в 1938 г.:

«Имея репродуктор, я и мои дети с товарищами и подругами чуть не ежедневно устраиваем коллективное слушание радиопередач из Москвы.

Интерес к слушанию большой. Но это слушание, благодаря небрежности передатчиков, действует на школьников уродующе. Изучая грамматику, они слышат неграмматические произношения в передачах и начинают не только подражать в произношениях, но и при письме…» (Архив РАН: Оп. 3. Д. 129. Л. 19).

«Борьба за чистоту языка» рассматривалась официальной советской идеологией как важная составляющая создания новой, коммунистической культуры. В редакционной статье «Литературной газеты» в 1934 г. было заявлено: «… борьба за чистоту языка имеет не только стилистическое, но и политическое значение» (Литературная газета 1934: 1). Именно в первые десятилетия советской власти была заложена традиция апелляции к народной точке зрения как наиболее правильной при оценке языковых и речевых явлений. Представление о том, что народ со справедливым возмущением реагирует на неграмотную эфирную речь, характерно, например, для ряда публичных выступлений писателя Ф. В. Гладкова. По его словам, простые советские люди «свирепо протестуют против порчи и засорения языка…» (Литературная газета 1939: 3. Подробнее о дискуссии между Ф. В. Гладковым и Д. Н. Ушаковым см.: Басовская 2015).

Неудивительно поэтому, что радиослушатели в своих письмах конца 1930-х – начала 1940-х гг. чаще всего не задавали вопросов, а указывали дикторам и журналистам, как следует говорить по-русски. Так, группа радиослушателей из Саратова утверждала, что в эфире надо произносить не баллотироваться, а баллотироваться, не у русла, а у русла, не библиотек, а библиотек, не каучука, а каучука (Архив РАН: Оп. 3. Д. 129. Л. 30–31). Жесткая позиция авторов письма шла вразрез с принципом гибкости литературной нормы, отразившимся в уже опубликованных к этому времени первых томах «Толкового словаря русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова. Составители словаря признали допустимым оба варианта глагола баллотироваться и существительных библиотека и русло. Только слово каучук было дано с единственным ударением – на третий слог, т. е. именно таким, которое показалось радиослушателям неверным (Толковый словарь русского языка: т. 1: 83, 139,1337; т. 3: 1407).

В некоторых случаях орфоэпические претензии слушателей к работникам радио перерастали – в духе эпохи – в обвинения политического характера. Показательно в этом отношении выдержанное в гневно-саркастическом тоне письмо товарища Кисляковского из Москвы:

«Если бы радиодиктор говорил «хотит» или «хочите», вероятно, Вы попросили бы его избрать себе иную профессию и подальше от радиомикрофона.

Почему же изо дня в день мы слушаем, как некоторые дикторы, как кривляясь перед микрофоном, говорят: «пуэма», «мураль», «Горькай», «Чайковскай», «Мусоргскай» – и не видим никакой заботы радиоредакции о том, чтобы эта группа кривляющихся дикторов переменила профессию?

Разве «Горькай» и «Чайковскай» звучат красивее и правильнее, чем «хотит» или «хочите»? Нет, конечно. И в том и в другом случае мы имеем дело с беспардонным отношением к языку.

Пожалуй, «хотит» и «хочите» легче извинить, потому что они принесены от проклятого прошлого, когда правящий класс, изъясняясь на изысканном французском диалекте, не заботился о распространении в народных массах русского литературного языка. А что можно сказать в извинение кривляки, грамотного, читающего «Горький», а произносящего «Горькай»? Ничего нельзя сказать. Можно только вспомнить о кривляющихся кавалерийских корнетах царской армии, произносивших «чеаэк», а не «человек». Это было противно.

Радио, между прочим, призвано учить миллионы людей правильному и свободному от всякого кривляния и искажений языку, – надо дикторам помнить об этом. С языком царских корнетов пусть они выступают в домашней обстановке, а не перед аудиторией в 170 миллионов человек» (Архив РАН: Оп. 3. Д. 129. Л. 39, об. Подчеркнуто мною. – Евг. Б.).

В фонде Д. Н. Ушакова в Архиве РАН нет копии ответа на письмо Кисляковского, однако о позиции ученого можно судить по другим хронологически и тематически близким документам. Сохранилось, например, письмо Ушакова слушательнице А. Ф. Гаршениной:

«Уважаемый товарищ!

Мягкое произношение согласных в приставках (напр., подъем, разъезд, съезд) и перед мягкими согласными (напр., дверь, две, зверь, кость, смерть и т. п.) не может считаться ни новшеством, ни ошибкой: оно свойственно многочисленным живым говорам русского языка и в том числе коренному московскому, на котором основано наше т. наз. литературное произношение. Но грамотная молодежь, под влиянием буквы и при попустительстве школьных учителей, забывает о чистоте языка, думает только о правописании и полагает, что как пишется, так правильнее говорить. Поэтому младшее поколение даже москвичей утрачивает мягкое произношение в указанных случаях и начинает произносить твердо.

Вам пришлось услыхать диктора с хорошим коренным московским произношением, и Вы сочли его мягкость новшеством. Мы в радио не настаиваем на таком произношении, но и запрещать его в угоду младшим грамотеям было бы неправильно» (Архив РАН: Оп. 3. Д. 129. Л. 78. Подчеркнуто мною. – Евг. Б.).

Более подробно ключевые принципы оценки языка работников радио Д. Н. Ушаков сформулировал в обращении к дикторам, черновик которого также сохранился в фонде ученого:

«Пожелания о том, чтобы по радио звучал правильный язык, правильное его произношение, вполне справедливы. В письмах радиослушателей требования образцовой речи обычно сплетены с жалобами на искажение ее дикторами. Эти жалобы не всегда справедливы. Частенько слушатель считает (и обычно безапелляционно) неправильностью всё то, что не совпадает с его собственным произношением, не задумываясь над тем, правильно ли оно само или нет. Однако нередки случаи вполне справедливых упреков. Для науки, для теории и то и другое чрезвычайно ценно и интересно. С появлением радиовещания впервые открылась возможность живого взаимодействия между говорящим центром и слушающей периферией, и для науки открылась неведомая раньше возможность судить, как миллионы людей, говорящих по-русски, представляют себе свой язык, что считают нормой, что отклонением от нее. Интерес этот усиливается еще тем, что взгляды говорящих не одинаковы, поскольку не одинаков русский язык на протяжении его обширнейшей территории.

Это – для науки, для теории. А нам с вами, товарищи, прежде всего нужна практика, нужна теперь же, не завтра, а сегодня, не сегодня, а сию минуту, т. е. нам теперь же нужна норма. Нельзя думать, как очень многие думают, будто всё, буквально всё, давно определено, записано в грамматиках, словарях и т. д., и что стоит только куда-то заглянуть, и на все вопросы получишь ответ. Но и не следует думать, что никакой нормы нет; она есть, пусть не вся она зарегистрирована. Жизнь течет, а с ней язык, и для практического пользования языком в общерусском масштабе приходится выбирать из существующих одинаково правильных вариантов произношения такие, которые следует предпочесть, как наилучшие. Вот здесь и кроется всё значение нашей работы, и надо, чтоб и вы, и руководство радиовещанием, и наши критики сознавали, какое важное культурное дело мы делаем. Не будем бояться громко сказать: мы вырабатываем норму, – пусть временную, пусть через десятки лет, путем какой-нибудь общерусской конференции часть устанавливаемого теперь нами отпадет. Нужно собирать материал. Собираем его и в Академии Наук, собираем его и мы с вами, и уже видно, что в установлении нормы радио должно сыграть и сыграет громадную роль.

Мало-помалу, идя от случая к случаю в своей повседневной работе, мы собрали уже немало; уже немалое мы считаем для себя принятым. Наш идеал – чтобы когда-нибудь страна, желая указать на наилучший вариант правильной речи, говорила: «так говорят по радио» (разумея, конечно, речь дикторов: за речь недикторов у микрофона мы не отвечаем).

К чему же обязывает нас сознание этой громадной по своему значению задачи? Нам нужно не отступать от раз принятого нами, не колебаться. Это значит, что если мы приняли, например, говорить договор, договоры, в цехе, цехи и т. п., то

 
…никогда, нигде,
Ни в пиршестве за чашею безумства,
Ни в дружеском, заветном разговоре.[1]1
  Пушкин, «Борис Годунов»


[Закрыть]
 

не говорить дóговор, договорá, в цеху, цеха и т. п., с тем… чтобы не оговориться перед микрофоном.

Дружеский привет вам, дорогие товарищи!

Проф. Д. Ушаков

(Архив РАН: Оп. 3. Д. 127. Л. 44–45. Выделено мною. – Евг. Б.).

Итак, основополагающие идеи Д. Н. Ушакова, касающиеся орфоэпии в целом и эфирной речи в частности:

– признание важности нормализации эфирной речи как части литературного языка;

– понимание исторической изменчивости языковой нормы;

– критическое отношение к народной «борьбе за грамотность», учет факторов некомпетентности и субъективности лингвопуриста-дилетанта;

– приоритет профессионального подхода к выработке и корректировке нормы;

– преобладание рекомендательного, а не запретительного подхода к соблюдению литературной нормы в профессиональной эфирной речи;

– решительный отказ от политизации лингвистической проблематики.

Думается, все перечисленные принципы сохраняют актуальность и сегодня. Современные электронные СМИ, оказывающие существенное воздействие на общественное сознание, безусловно, несут определенную ответственность за культурный уровень аудитории и должны демонстрировать уважение к литературной норме. Это не означает, однако, что каждое неправильное и даже спорное ударение в эфире следует расценивать как культурную катастрофу и тем более как проявление каких-либо вредоносных тенденций (расшатывания культурных традиций, русофобии и др.). В сфере медиа сегодня еще активнее, чем полвека назад, происходит с радостью отмеченное

Д. Н. Ушаковым «живое взаимодействие между говорящим центром и слушающей периферией». Но по-прежнему правила для периферии устанавливаются в центре, а не наоборот.

Литература

Архив РАН. Ф. 502.

Басовская Е. Н. О глубинном смысле одного ударения (из истории газетной полемики конца 1930-х гг.) // Вестник РГГУ. Сер. История. Филология. Культурология. Востоковедение. – 2015. – № 4. – С. 99–107.

Вепрева И. Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. – М., 2005.

Зарва М. В. Русское словесное ударение. Словарь нарицательных имен. – М., 2001. URL: http://www.gramota.ru/slovari/ info/zarva/

Литературная газета. – 1934. – № 16.

Литературная газета. – 1939. – № 56.

Резниченко И. Л. Орфоэпический словарь русского языка. – М., 2008.

Толковый словарь русского языка / под ред. Д. Н. Ушакова. Т. 1. – М., 1935; Т. 3. – М., 1939.

Radio-Rating. URL:

Приложение

Некоторые рекомендации Д. Н. Ушакова дикторам радио в сопоставлении с данными современных словарей