Текст книги "Город истин. Сборник прозы и поэзии, посвящённый 320-летию основания Санкт-Петербурга"

 
Я знаю, в мире том всегда темно,
А мама любит посмотреть в окно,
А мама мне должна махнуть рукой:
«Эй, возвращайся, доченька, домой!
Давай-ка мы с тобой чайку попьём!»
А мамы нет, на кой мне нужен дом,
Пустые чашки и безвкусный чай?
А мама: «День с улыбкою встречай
И горевать, Мариночка, не смей!
Нужна ты мужу, дочке, всей семье!
А кошек не забыла покормить?
Скажи, что продолжаю их любить,
Вот только не могу никак погладить…
Я вижу, что и ты устала за день,
Поди, опять спала часа лишь три…
Смотри, своё здоровье береги,
Ведь без него нельзя, сама ты знаешь.
Ты книжку, что мы начали, читаешь?
Я думаю, хороший в ней конец.
А ты стихи всё пишешь? Молодец!
Я знаю, в них ты вкладываешь душу!
Ты извини, что, твой покой нарушив,
Покинула на время полумрак.
Мне хорошо с тобою рядом так!
И так, как никогда, сейчас спокойно!
И память не тревожат больше войны,
И вот уже стирается блокада…
Но не забудь, что мы из Ленинграда!
Туда, где родилась, потом слетай
И от меня привет всем передай,
А главное – сходи к Пяти углам!
Там встретишь поколенье новых мам
С такими же «Маринками» в колясках.
И мамы им рассказывают сказки,
Другие или, может быть, всё те же…
Пройдись вдоль Мойки, заверни к Манежу
                           и на Исаакий молча поднимись.
С площадки верхней улетают ввысь,
В последний раз свои расправив крылья,
Те, о которых близкие забыли…
А остальные могут возвратиться,
И в унисон сердца их будут биться.
Сердцам их вечно помнящих родных
И голос слышен, если ветер стих…
Ну что ж ты плачешь, доченька, ну что ты?
Вот видишь, на тебя смотрю я с фото!»
 

Фонтанка
(книжка-малышка о Санкт-Петербурге)

От автора

Добрый день, мои дорогие друзья!

Я приглашаю вас на прогулку по моему родному городу Санкт-Петербургу, по которому я с удовольствием гуляла, ещё когда была совсем маленькой девочкой.

И как же замечательно, что теперь мы сможем побывать здесь вместе и по-новому – c радостью – открыть для себя многие удивительные места родного города, в котором постоянно можно находить необыкновенные «изюминки» даже там, где вроде бы вы бывали много раз, причём даже в самих названиях.

Главное, что вы должны делать на этот раз: смотреть «во все глаза», то есть очень внимательно!

Скорее в путь!

Ваша Марина Симонова

Сначала мы с вами, друзья, пойдём к самому большому православному храму Санкт-Петербурга. Вы знаете, как он называется?

Его строили по проекту французского архитектора Огюста Монферрана очень долго – сорок лет, на позолоту купола ушло целых сто килограммов золота, а внутри собора может поместиться одновременно десять тысяч человек!

А почему обязательно надо посмотреть на него снизу вверх? Правильно! Потому что это одно из самых высоких купольных сооружений мира! Его высота – 101,5 метра.

 
На площади гордо стоит Исаакий
И словно зовёт: «Оторвитесь от дел!
Ведь это так важно, чтоб каждый,
Чтоб всякий
Хоть раз снизу вверх
На меня посмотрел!»
 

А что такое баррикада, вы знаете? Правильно! Это заграждение, которое перегораживает путь или улицу, из-за чего нельзя по ней пройти.

Но у нас в городе долгие годы был кинотеатр с таким названием на Невском проспекте, 15. И мне в детстве из-за него было трудно попасть домой.

Догадываетесь почему? Да, уж очень хотелось посмотреть кино в таком прекрасном историческом здании!

 
Кинотеатр «Баррикада»
Вдруг вырос на моём пути.
А мне идти домой бы надо,
Но из-за этой… баррикады
Теперь никак мне не пройти.
 

Вы, конечно же, знаете универмаг «Пассаж» – такой огромный и очень красивый магазин на Невском проспекте? В переводе с французского языка это название означает: «проходить, бродить».

Вот так бродили мы с мамой по этому прекрасному универмагу, нижняя крытая галерея которого была похожа на улицу длиной в 180 метров, и искали там наряды, о которых я так мечтала…

И этот огромный магазин представлялся мне волшебником-магом!

А почему, вы узнаете из моего стихотворения.

 
Я Золушкой скромной
Вошла в этот дом,
А вышла… принцессой
В пальто голубом.
Казался хрустальным
Мне каждый башмак —
Не дом, а действительно
Сказочный Маг!
 

Вы, конечно же, знаете, где на Невском проспекте находится здание Думы? Да, это здание с высокой башней и часами, которое знакомо не только жителям города, но и всем его гостям. Здесь множество людей даже назначают друг другу встречи.

Когда-то здесь размещалось городское управление, которое называлось Думой.

Но ещё когда я была маленькая, уже само это слово заставляло меня о чём-нибудь задуматься. Например, о том, как я вырасту и пойду, наконец, в школу. А вы бывали здесь? И тоже о чём-то думали?

 
Чуть устав от городского шума,
К дому с башней выйду напрямик —
Здесь, где раньше помещалась Дума,
Постою, задумавшись на миг.
 

А вы, друзья, наверняка знаете, кто такой Александр Сергеевич Пушкин и где находится дом, в котором жил этот знаменитый поэт, автор любимых ваших сказок? Каких именно, кстати?

А почему светофор в моём стихотворении просигналил мне? Вы поняли?

 
По Невскому шла и не видела мир —
Мечтала купить поскорее пломбир!
А мне светофор просигналил: «Постой-ка!
Сверни-ка ты к Пушкину лучше – на Мойку!»
 

И в самом деле – что это за такой странный «двор» в Санкт-Петербурге, после посещения которого можете внешне измениться и вы, и ваш дом?

Я уверена, что вы не раз бывали в этом замечательном дворе, который называется… Верно, это универмаг «Гостиный Двор»! Один из самых больших и знаменитых «Дворов» мира, в котором можно купить много чудесных вещей!

 
Когда ты приходишь домой со двора —
И сам ты в грязи, и на брюках дыра!
А вот со двора возвратишься другого —
И сам ты как новый, и в доме обнова!
 

Конечно, вы тоже, как и я, не раз любовались корабликом на шпиле Адмиралтейства, ведь он является символом нашего города и его хорошо видно издали. Согласно легенде, он изображает первый русский фрегат «Орёл», который построили при царе Алексее Михайловиче. Его несколько раз заменяли на новый, и его история хранит много тайн. Он установлен на самом конце Адмиралтейской иглы, которая имеет длину 122 метра. Оригинал, то есть самый первый кораблик, создал голландский мастер. Длина этого кораблика была 192 сантиметра, высота – 158 сантиметров, а весил он 65 килограммов.

Когда я была маленькая, то, глядя на него издалека, всегда мечтала стать капитаном.

А о чём мечтаете вы, когда его видите?

 
Кораблик на шпиле, ты так высоко
Плывёшь в океане над нами!
Я знаю, кораблик, тебе нелегко
С балтийскими спорить ветрами.
Но ты не горюй, если льются дожди
И если закутан туманом.
Я вырасту быстро – чуть-чуть подожди!
Я стану твоим капитаном!
 

Это один из любимых моих мостов с раннего детства! Рядом с ним расположен Дворец пионеров, где в разных кружках я занималась уже с пяти лет. А ещё на нём расположены замечательные скульптурные группы «Укрощение коня человеком», созданные скульптором П. Клодтом и ставшие тоже одним из символов города.

Вот такими, как в моём стихотворении, их увидела я.

А какими их видите вы, друзья?

 
По Невскому мчатся и мчатся машины,
А люди бегут штурмовать магазины.
Но, видно, устав от всеобщей погони,
Опять на Аничковом замерли кони…
 

Фонтанка – река длиной 7,6 километров, вытекающая из Невы у Летнего сада.

Название её как раз и связано с фонтанами Летнего сада, а до этого она была болотистой речкой и имела название Безымянный Ерик.

Для меня, с раннего детства жившей на её берегу, казалось, что название реки происходит от слова «фантазия», и я была ужасной фантазёркой, какой остаюсь и до сих пор. Не зря же я пишу книги, правда?

А вы тоже так думаете?

 
Мой друг на Фонтанке
Живёт с давних пор.
Возможно, поэтому он —
Фантазёр!
 

Летний сад – старейший сад нашего города и один из его главных символов. Пётр Первый приказал устроить здесь сад с фонтанами ещё в 1704 году, и здесь находился его первый дворец.

А вот Летним сад назвали потому, что сначала он засаживался только однолетними цветами, то есть «летником».

Мне же всегда казалось, что его название связано с совершенно другим…

Ведь он был для меня самым первым садом, куда меня водили гулять родители не только летом, но и зимой. И мне здесь всегда было удивительно тепло, даже в лютые питерские морозы. А почему, как вы думаете? А что вам особенно нравится в этом саду?

 
Летним садом он назван не зря:
Если тихо пройти по аллее,
В самый сумрачный день января
Сразу станет на сердце теплее!
 

Послесловие

Я вижу, мои дорогие друзья, и вы тоже согрелись после нашей короткой, но приятной прогулки по Питеру, как его ласково называют горожане.

Может быть, и вы там живёте, но не всегда раньше замечали то, на что я обратила ваше внимание?

Я уверена, что теперь вы будете повнимательнее приглядываться к улицам, проспектам, зданиям и сумеете сами сделать замечательные открытия.

А если вы живёте в других городах, то постараетесь сами увидеть что-то чудесное – то, чего больше нигде в мире нет, но которое наверняка имеется даже в самом крохотном посёлке или деревеньке. Хотя бы потому, что там живёте именно вы – добрые и чуткие люди. Не так уж и важно при этом, большие вы уже или ещё совсем маленькие. Но зато обладающие всё замечающими глазами и всё слышащими ушами, а главное – большим и горячим сердцем.

И вы сообщите об этом в ваших собственных рисунках, а может даже, рассказиках и стихах, чтобы всем тоже захотелось совершить увлекательную прогулку вместе с вами.

А я скоро познакомлю вас с продолжением этой книги. Договорились?

До новых встреч!

Ваша Марина Симонова

Из цикла «Плеяда»

 
Куда уходят близкие, куда?
Нам не мешают видеть их года,
Прошедшие со времени разлуки…
Хоть выросли за это время внуки,
А дети незаметно возмужали,
Которых мы вчера ещё рожали,
А близкие – носили на руках…
Весна пришла, и в молодых ростках,
Что нынче и сильнее, и проворней,
Так чувствуются крепкие их корни,
Живущие невидимо в земле.
Растёт число колец давно в стволе
У тянущего ветви к небу дуба.
И на берёзку так смотреть мне любо!
Я – плод любви ушедших мамы с папой.
Но разве я имею право плакать
И называть уход их безвозвратным?
Я слышу голос мамин очень внятно
И чётко вижу моего отца,
Как машет вслед мне с нашего крыльца
И утешает: – Ты не дрейфь, Маринка!
Ты чувствуешь, в тебе моя «пружинка»,
Что жить тебе спокойно не даёт.
Ты любишь так же, как и я, полёт,
Вид сверху ослепительный на землю.
Да, от неё теперь я неотъемлем,
И маме без неё нельзя никак…
Взошёл подснежник, словно белый флаг,
И это значит – в плен сдалась зима.
Но там, где мы, лишь кажется, что тьма!
Земля под тёплым дождиком промокла,
И нараспашку в мир открыты окна —
Откуда видно всё и в сто раз лучше!
Вот весточка от нас: горячий лучик!
Его нам утром солнце подарило,
Ещё свежи зелёные чернила,
И ты поймёшь смысл вещий между строчек,
Узнав в траве цветущий мамин почерк,
И значится твой адрес на конверте…
В письме ни слова нет о нашей смерти!
Напротив – мы ещё живее живы!
Мы в песни птиц вселились, как мотивы,
Мы на ветвях напитываем почки…
Растут у внучки нашей три сыночка,
А доченька твоя светла, как ты.
Ты наши видишь в зеркалах черты,
Наш с мамой огонёк в глазах твоих,
И даже новорождённый твой стих,
Пульсирующий, словно кровь из вены, —
Всё это бьёт ключом из наших генов,
Которые заложены в тебе!
А людям передай, что в их судьбе
И предки принимают их участье!
И будет процветать и Мир, и Счастье,
И от Любви кружиться голова,
Пока о близких Память их жива!
 

Из цикла «Город прошлого века»

 
Пронзает сумрак Петербурга
Луна заточенным лучом…
А были дни – кипел он бурно,
В нём била всюду жизнь ключом.
И ночи дерзкие белели
В восторге за выпускников,
Теперь ни танцев, ни дуэлей
И ни речей с броневиков.
 
 
Был Невский полон толп народа,
Не иссякавших никогда.
Всё это кануло как в воду
Вдруг в девяностые года.
 
 
Казалось, жизнь остановилась,
Не в силах выплыть из сетей,
И сердце Питера забилось
В тревоге за своих детей.
 
 
Опять помалкивает пресса,
Притихли «рыцари пера»,
В сберкассах, жактах и «собесах»
Клянут и Борьку, и Петра.
 
 
И не до зрелищ вместо хлеба
И дефицитной колбасы,
С трудом атланты держат небо,
На Думе не идут часы.
 
 
Весь город в ожиданье замер,
Повсюду тихо и темно.
И всем теперь не до «кунсткамер»,
Не до театров и кино.
 
 
Поник озябший Всадник Медный,
Змею копытом придавив,
Интеллигент последний, бледный
Спешит уехать в Тель-Авив.
 
 
Громадна очередь в ОВИРы,
У консульств разных толчея.
Бросают питерцы квартиры,
Вот с чемоданчиком и я…
 
 
Я уезжаю в Баден-Баден
От Мойки, от Пяти углов,
И укоризненные взгляды
Ловлю любимых невских львов.
 
 
Мне дышит в спину «Мариинка»:
«Останься! Сдай назад билет!
Ну как же ты без нас, Маринка?..»
Манеж в дождь траурный одет.
 
 
Чуть задержусь у Эрмитажа,
Я в дом зайду, где Пушкин жил…
Заметят ли хоть здесь пропажу
Нас – тех, кто их всю жизнь любил?
 
 
Тех, кто сегодня уезжает,
Кто покидает Ленинград.
Обидно: всё здесь дорожает,
А нами вот не дорожат.
 
 
Себя мы чувствуем как пешки:
Нас лживо двигают в игре.
Я не желаю больше мешкать
И вечно прятаться в норе.
 
 
К Сенатской площади так близко —
Тем, ненавидит кто враньё…
Но я совсем не декабристка,
Восстанье – дело не моё!
 
 
Нева покрылась рябью мелкой,
Вздохнул Исаакий тяжело,
И мне показывает «Стрелка»:
Всё, ваше время истекло!
 
 
И я прощаюсь с Невским пылко,
Он не причёсан, в неглиже…
И Пушкин снова едет в ссылку
В моём нехитром багаже…
 

1992 год

Из цикла «Баден-Баден – Санкт-Петербург»

 
И вот, едва чуть-чуть получше,
Слегка посуше, потеплей,
На Лихтенталь-аллее кучер
На двойке белых лошадей.
Так лихо катится карета…
Но ведь не тройка же, увы,
Ещё не солнечное лето,
И я не с Рейна, а с Невы.
Я здесь восторженнейший зритель
В уже ожившем Парке Роз.
Но как там мой продрогший Питер
В кругу заснеженных берёз?
Сюда приехала давно ли,
Во власти я иных реалий,
Где всюду магия магнолий
И озарение азалий.
А там вдоль Мойки… липы лысы,
В троллейбусах на Невском иней…
А здесь вовсю цветут нарциссы
И нежных крокусов засилье.
Вскружили голову победно!
И не заботит сытый Баден:
Куда там мчится всадник Медный?
Как быть зимою с Летним садом?
А я тоскую или трушу,
Как путник, сбившийся с пути,
Близ казино оставив душу
И глаз не в силах отвести
От той, в бутонах пышной ветки…
Плетётся память по пятам.
О, эта русская рулетка:
Сегодня – здесь, а завтра – там!
Спасёт окольная тропинка,
Сплетёт с иной судьбой навек.
Здесь на гастролях «Мариинка»,
А в Петербурге пляшет снег…
А здесь «Ромео и Джульетта»!
Балет у русских – высший класс!
Но жизнь трагичнее балета,
В ней Ромка питерский завяз.
В балете занято созвездье
Таких светил, таких имён!
А Ромка в купчинском подъезде,
Тоску там в водке топит он…
А в Щербаковском переулке
Живёт такая голытьба!
Чем у Джульетты – там у… Юльки
Куда трагичнее судьба!
Для жизни в Питере комична
Её зарплата медсестры.
…Я эту Юльку знаю лично,
И те колодцами дворы…
Я на немецком шпарю
ловко,
Но не избавлюсь от оков —
От дум: как там
Моя «хрущёвка»?
Как мой проспект
Большевиков?
Почти что дальняя
планета
Насквозь промерзшая
от стуж!..
А здесь мне подана
Карета!
В ней ждёт меня
немецкий муж!
Я в модном платье,
модной шляпе,
Здесь дочь моя и новый дом,
И вдоль по Бадену
прокатит
Нас толстый кучер
с ветерком!
 

1997 год

 
Теперь совсем-совсем тепло,
И я сыта, довольна, рада.
Вдруг понимаю: повезло,
Что добрым ветром занесло
Меня когда-то в Баден-Баден!
 
 
В покой, от бед и суеты,
Пустых волнений и смятенья,
Сюда, где солнце и цветы
Имеют главное значенье.
Теперь не мучает тоска
Меня «средь шумного веселья»,
Где Рейн – «молочная река» —
Меж берегов течёт «кисельных».
 
 
Вот катер мчит нас по волнам,
И мы танцуем под оркестр:
Сегодня – здесь, а завтра – там!
Чей берег ближе – неизвестно.
 
 
Кружится сладко голова…
Могу ль считаться патриотом?
Мне ближе Рейн! А что ж Нева?
Всего лишь три часа полёта!
 
 
Большой фонтан Августа-плац —
Моя отрада и Голгофа…
Такой вот крошечный эрзац,
«Плач» по фонтанам Петергофа.
 
 
Вот плачет звонкая струя,
А может быть, она смеётся?
Я здесь своя и… не своя —
Тщедушный всход двора-колодца…
 
 
Мне выигрыш выпал в казино!
Я в восхищеньи от Реннбана!
Страдать по Невскому? Смешно!
Влюблённым в Баден быть не странно!
 
 
Тут Мекка роскоши и мод!
Сюда уже сошёл Мессия!
И я здесь бывший горький плод
Из чрева матушки-России.
 
 
Он – совершенство, этот лес,
И то ухоженное поле.
А что, не снять ли шнапсом стресс?
Зайти в «Гагарин»[5]5
  «Гагарин» – ресторан в бывшем особняке русского графа Гагарина в центре Баден-Бадена.


[Закрыть] здешний, что ли?
 
 
Я не бывала здесь давно,
Вот тост звучит за русских женщин.
А в Питере сейчас темно…
А здесь на два часа поменьше.
 
 
А в полдень выстрел холостой
На Петропавловке из пушки…
Но здесь Тургенев и Толстой
За пивом «скрещивали» кружки.
 
 
Собор Казанский так устал
Держать в объятьях блудный Невский…
Душой здесь Гоголь отдыхал,
Вдрызг проигрался Достоевский.
 
 
Цари вот русские и те
Здесь забывали все заботы…
Куда ж там скачет в темноте
Почти совсем немецкий Пётр?
 
 
Не знает Пётр, застряв в пути,
Змею давя коня копытом,
Как трудно будет Русь спасти
От стольких гадов ядовитых…
 
 
А в Баден-Бадене жара,
К тому же пышут жаром «термы».
Балы до самого утра,
И я кружусь здесь в вальсе первой…
 

1993 год

Марина Макова

Член Союза российских писателей, стипендиат Министерства культуры РФ (2020), дипломант городского конкурса на лучшую авторскую песню о городе (2004 год, третье место).

Выпустила шесть авторских сборников стихов и пять книг для детей (стихи и сказки). Живёт в Хабаровске.

Эта страшная правда блокадного города

Ленинград был окружен кольцом из крестьянских

телег. Их не пускали в Ленинград. Крестьяне стояли

таборами со скотом, плачущими детьми,

начинавшими мерзнуть в холодные ночи.

К концу 1941 года все эти крестьянские

обозы вымерзли.

Из воспоминаний академика Дмитрия Лихачева

 
Эта страшная правда блокадного города,
О которой тебе не расскажет никто,
Когда мозг умирает последним от голода,
Прежде – совесть и страх… и судьба в решето.
Открывается остов – тот стержень, скрываемый
В лабиринтах сознания, в чаше души,
Суть твоей правоты, центр великого знания,
Что поверх катаклизмов и бедствий лежит.
Говорят, в человеке намешано поровну:
Зло с добром его делят в любую напасть.
От чего же зависит, кем станет он городу,
Когда в бездну страданий придется упасть?
 
 
Эта страшная правда голодного города —
Разделить на две роли всех: жертва, палач,
И потом все окутать немыслимым холодом,
От которого в лед превращается плач.
Как стояли деревни с детьми и подводами
Вокруг города! Он их к себе не пустил.
И по первому снегу, уже пешеходами,
Уходили они в безымянность могил.
 
 
Как детей вывозили подальше от страшного
И везли почему-то навстречу врагу.
Человеческий облик теряли здесь граждане,
Что бросали детей беззащитных в снегу.
А когда уходили составы из города,
То, спеша, оставляли своих матерей.
Крали карточки хлебные, будто бы золото.
Рвали хлеб у бессильных, съедая скорей.
Из детей своих, тех, кто был явно покрепче,
Отбирали на жизнь, остальным – умереть.
Были те, кто готовил супы с человечиной
В эту жуткую, горькую круговерть.
Да и Жизни дорога, по сути, безжизненна,
И дорогою Смерти считалась она,
Сколько в Ладогу кануло грузов бесчисленно,
И людей, и детей… Имена… Имена…
 
 
Но страшнее всего то, что скрыл продовольствие
Город где-то в подвалах, в своих закромах,
И что кто-то безбедно сидел на довольствии,
Выгоняя в мороз тех, кто с голоду чах,
Чтобы трупы копились и стыли на улицах,
Не грузили собою науки чертог.
В это время другие чернели, сутулились,
Отдавая всем близким свой личный паек.
И ходили в столовую бывших сотрудников,
Чтоб за ними тарелки с обедов лизать.
Сокращение штатов – голодными буднями,
Жизни многих ученых направило вспять.
Вымирали этнографы, библиотекари,
Математики – все сплошь таланты подряд.
Сколько их, молодых, затерялось меж вехами?
Кто их помнит сейчас? Где о них говорят?
На посту умирали в года свои ранние…
Ты святым своим, город, надел теплый нимб?
Накормив их досыта последним страданием,
Потерял и могилы, и память о них.
 
 
Это страшная правда блокадного города,
Но я знаю, что точно во все времена
В городищах сельчане скрывались от ворога,
Защищала их всех городская стена.
Проступают сквозь время подводы груженые,
Скудный скарб на них, семьи с грудными детьми
И с домашней скотиной. И горе бездонное —
Дикий холод, что в душах застывших гремит.
 
 
То, что скрыто, бывает со временем вспорото.
Стыд и совесть играют по жизни в лото,
Пряча страшную правду блокадного города,
О которой тебе не расскажет никто.
 

Блокадный кот
(быль)

 
Кот был как кот.
Усатый, полосатый
И наглый – чисто рыжая беда.
Себе дороже с ним связаться. Надо
Таких когтистых обходить всегда.
На мягких лапах двигаясь неслышно
И остро сузив вертикаль зрачков,
 
 
Он досконально знал, где прячут мыши
Тщедушность тел в провалах чердаков.
Не прожигая жизнь дворовым зверем,
Хотя порой в подвалы уходил,
С семьей хозяев он, не лицемеря,
Всегда был ласков, нежен, добр и мил.
 
 
Но мир людей похож на лабиринты,
В которых надо просто выживать:
Царапаться, кусаться, бегать спринтом
И ночью жаркой грелкой греть кровать.
 
 
И этот мир бывает очень страшным,
Грохочуще-спадающим с небес,
Весь в пламени домов многоэтажных,
Ежей-крестов, что шли наперерез
Чужому, с непонятной речью сброду.
А кот сто слов умеет понимать.
Слово «Блокада», равное «Налету»,
По смыслу очень близко к «Умирать».
 
 
Поэтому, предчувствуя бомбежку,
Он был сиреной для своих друзей.
Мать успевала дочь, почти что крошку,
Собрать, еду взять, воду и скорей
В убежище с котом своим спуститься,
Где на него голодный целя глаз,
Холодный город, повернувши лица,
В мечтах его съедал который раз.
 
 
И каждый день, семью свою спасая,
Шел на охоту в ночь блокадный кот,
В зубах добыча билась чуть живая,
То мышь, то крысу людям принесет.
Мышь – это суп, гуляш из крысы жирной.
Так выжили в блокаду все втроем,
Ну а весною с птицей поединок,
И вновь с добычей возвращался в дом.
 
 
Голодный, тощий, знал, что в переулке,
За стенами, промерзшими насквозь,
Его ждут двое в этом мире гулком,
И он кормилец, а отнюдь не гость.
«Без помощи они погибнут точно», —
Наверно, думал, проходя дворы.
Какую совесть он имел и прочность,
Блокадный кот – легенда той поры.