Текст книги "Родник духовный. Современные пастыри и мыслители о вечных проблемах"

Смерть

Важно здесь констатировать как несомненную и самоочевидную истину, что в загробном существовании индивидуальности в их свободе находят также разную судьбу и проходят различный путь жизни, как и в здешнем мире, с тем лишь отличием, что, вместо ложного света и полутеней, в загробном мире все освещено светом солнца правды, стоящего в выси небесной и своими лучами пронизывающего глубины душ и сердец.

Протоиерей Сергий Булгаков

Очень часто мы печалимся о своей собственной смерти, и даже при мысли о смерти мы начинаем бояться ее. Но какою бы страшною ни казалась для нас смерть, бояться мы ее не должны, дорогие. Прежде всего надо верить, что Бог возьмет нас из этого мира тогда, когда это для нас будет полезно и во спасение, так как Бог все делает ко благу нашему, а не ко вреду. Святой апостол Павел не печалился при мысли о смерти, а радовался, не боялся смерти, а желал ее. «…Имею желание разрешиться и быть со Христом, – говорит он в Послании к Филиппинцам, – потому что это несравненно лучше» (Флп. 1; 23). Подобным же образом должны мыслить и все христиане, потому что Христос уничтожил жало смерти, и теперь она для нас не зло, а приобретение. Итак, дорогие братия и сестры, нечего нам бояться. Если и смерть для нас не страшна, то чего же нам страшиться и бояться?

Правда, есть одно, чего мы должны бояться. Это грех, который может и душу и тело ввергнуть в геенну огненную. Поистине грех – зло, от которого душа омрачается и от которого на место радости и мира поселяется в душе скорбь и теснота.

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Умирающий в Господе – блажен, говорит нам слово Божие. Когда бы Господь ни восхитил душу его к Себе – в глубокой ли человеческой старости, в расцвете ли земной жизни; пройдет ли этот человек через долгие жизненные испытания, болезни и скорби или еще не успеет вкусить страданий и искушений; будет ли умирать, окруженный своими близкими и родными, как бы на руках самых дорогих ему людей, или, может быть, Господь пошлет человеку смерть вдали от всех, покинутому всеми и оставленному без всяких забот, может быть, среди тяжких мучений, от которых никто не мог его спасти или их облегчить, – тот, кто прожил в Господе свою жизнь, умирая, скажет своим верующим сердцем: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко!»

Скажет такой раб Божий в своем сердце: «Ты, Господи, выводишь душу мою из телесной темницы, берешь ее к Себе из страны плача, слез и скорбей туда, где нет ни воздыханий, ни болезней, ни печалей. Ты призываешь мою душу к Себе, чтобы я увидел Тебя там и поклонился там Тебе перед Твоим Пречистым Ликом. Да будет благая воля Твоя!»

И этой крепкой надеждой на свою встречу с Господом и надеждой на то, что Господь помилует его в Своем Вечном Жилище, он усладит и страшный час своей смерти.

Митрополит Николай (Ярушевич)

Что отшедшие живы, только другою жизнию, живут сознательно, пребывают в общении между собою по тамошним условиям и порядкам и на нас посматривают и к нам приходят, слышат наши молитвы о них, и о нас молятся, и делают нам внушения (все по тамошним законам и порядкам, а не как вздумается) – это должно считать положительно верным, хотя ничего определенного по всем этим пунктам сказать нельзя.

Святитель Феофан Затворник

Я изучаю высшую нервную деятельность и знаю, что все человеческие чувства: радость, горе, печаль, гнев, ненависть, мысли человека, самая способность мыслить и рассуждать – связаны, каждая из них, с особой клеткой человеческого мозга и ее нервами. А когда тело перестает жить, тогда все эти чувства и мысли человека, как бы оторвавшись от мозговых клеток, уже умерших, в силу общего закона о том, что ничто – ни энергия, ни материя – не исчезают бесследно и составляют ту душу, бессмертную душу, которую исповедует христианская вера.

Академик Иван Павлов

Эти руки, любящие брать, сложатся на груди и ничего не будут брать; эти ноги, любящие ходить на зло и не любящие стоять на молитве, будут распростерты навеки и не пойдут уже более никуда; эти глаза, любившие с завистью смотреть на благополучие ближнего, закроются, и померкнет навсегда огонь их, и ничто не прельстит их… Что же в нас будет жить и по смерти и что должно составлять предмет всех забот наших при жизни? То, что мы называем теперь сердцем, то есть внутренний человек наш, душа наша. Она должна быть предметом наших попечений… Все умрет: все земля унесет с собою. То старайтесь усовершить, что в вас любит или ненавидит; что покойно или беспокойно; что радуется или печалится, – то есть сердце свое или человека внутреннего.

Праведный Иоанн Кронштадтский

Самым непонятным является утверждение неверия, по которому смерть есть полное уничтожение жизни. Это уничтожение исповедуется не только как уничтожение видимых форм жизни телесной, но и жизни сознательной – духовной, сердечной, творческой. В эту «тьму кромешную» неверующая мысль спасается, чтобы не принять проблематику смерти… Но это делает лишний раз очевидным, что смерть можно понять только как часть жизни, а не наоборот, – нельзя жизнь погрузить в небытие смертности. Смерть есть в этом смысле, хотя и паразит бытия, однако акт жизни.

Протоиерей Сергий Булгаков

Когда человек лежит на смертном одре, какие бы имена он ни призывал, ни одно из них не способно сделать его храбрым и вернуть душевный мир. Но имя Господа Иисуса Христа, произнесенное хотя бы раз, придает храбрости и водворяет мир в душе человека. Поминание этого утешающего имени облегчает последний вздох его.

Святитель Николай Сербский

Усопшие наши сродники, перешедшие в иную жизнь, хотя и в вере скончавшиеся и не в ожесточенном зле, тем не менее, еще не совершенны в добрых делах, и души таковых христиан могут находиться в аду, и глубоко раскаиваться в грехах земной жизни, и стремиться ко благу, к которому иногда были равнодушны на земле. Но собственными силами они не могут освободиться от уз ада. Христос – разрушитель ада – имеет власть отверзать и закрывать врата ада, поэтому живым членам Церкви остается молить Господа о помиловании их. Святые Отцы утверждают, что до всеобщего суда Божия участь умерших по молитвам Церкви может быть изменена. Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Есть возможность облегчить наказание умершего грешника. Если будем творить частые молитвы за него и раздавать милостыню, то, хотя бы он был и недостоин сам по себе, Бог услышит нас».

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Та же промыслительная забота о совершенствовании души человеческой руководит Богом и в ниспослании человеку смертного часа. Иногда Бог тихо, терпеливо идет в душу человеческую. Он дает ей медленно созревать в горниле страданий и берет ее к Себе, когда она освободилась от всякой горечи, отказалась от всякого ропота. Таковы смерти старых людей, которых Бог так долго ждал.

В других же случаях Бог спешит отозвать из мира некоторые души, которые лишь недолго в нем побыли. Их жалеют. Из-за них Бога упрекают в жестокости; между тем именно в таких случаях выражается вся предусмотрительность и нежность Божественной любви. Еще в древние века каким-то непостижимым чутьем завидовали участи этой рано уходящей из жизни молодежи. Священное Писание желает, чтобы сквозь слезы, которые вызывает смерть этих людей, человечество восхищалось тою любовью бесконечной, которая срывает зрелый плод до наступления лета, и тою любовью предусмотрительной, которая опасается слишком сильного роста для слабого растения.

Евгений Поселянин

«Господи, даждь ми… память смертную» – это прошение не только о том, чтобы мы помнили час смертный и потому вовеки не согрешали.

Понятие «смертная память» приводит нас к необходимости осознания нашего единства со всеми, кто жил на земле прежде нас и кто придет после: единства живого, деятельного, плодотворного. Мы часто, особенно в нынешнее время, говорим о единстве и призываем к единению. Это правильно, однако это стремление призвано распространяться, я бы сказал, крестообразно: не только по горизонтали земного бытия, но и по вертикали Жизни Вечной.

Митрополит Минский и Слуцкий Филарет (Вахромеев)

Смерть – это конец всем земным заботам, тревогам человека, земной суете, конец и многочисленным, нередко тяжким болезням и страданиям, каким мы подвергаемся так часто, можно сказать, в течение всей своей жизни. Мы еще с вами живы, мы путешествуем по земле, а они, мертвые, уже достигли Небесного Отечества. Мы, живые, еще плаваем по волнам житейским, а они уже вошли в тихую пристань вечной жизни. Мы еще в узах плоти своей, а они уже в свободе духа.

Все земные радости, земные скорби и земные приманки теперь для них – ничто. Телом они мертвы. Если бы около гроба с бездыханным телом усопшего рассыпать сокровища мира сего, холодные руки не протянутся за этими сокровищами. Никакие крики веселия и никакие рыдания не пробудят угаснувшего навсегда телесного слуха усопшего. Никакие горячие слезы не согреют холодное, бездыханное тело.

Смерть – мужу покой. Смерть – это покой телу человека. Но покой телу, какой наступает для каждого усопшего, не означает покоя души покинувшего землю нашего брата. Для них, наших усопших, нет радостей и скорбей земных, но у них есть свои радости и свои скорби в вечной жизни, куда они переселились бессмертной душой.

С какими скорбями вступает в вечную жизнь душа грешника не раскаявшегося, лежавшего в своих грехах, не омывшего их благодатью покаяния, забывшего и о Боге, и о своей бессмертной душе! И какая радость, какое счастье, какое утешение – удел той преданной Господу души, которая готовила себя к жизни будущего века и перешла туда, в страну нескончаемой жизни, с верой и своей доброй христианской жизнью!

Митрополит Николай (Ярушевич)

Соблазн

A сколько ученых метафизической надутостью своею прельщают сердца простых людей! Сколько простецов бежит за именем «профессора», как раньше бежало за именем «короля», «героя»… И сколько профессоров принимают эти идолопоклоннические струи в свое сердце! «Род лукавый и прелюбодейный» (Мф. 12; 39), прелюбодейный в самом страшном смысле – самообоготворения, самообожания.

Архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской)

…Сегодня происходит губительный для европейской цивилизации разрыв взаимосвязи прав человека и нравственности. Это наблюдается в появлении нового поколения прав, противоречащих нравственности, а также в оправдании безнравственных поступков с помощью прав человека. В связи с этим хотел бы напомнить всем нам о том, что в «Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод» включено упоминание нравственности, с которой должна считаться правозащитная деятельность. Убежден: создатели данной конвенции включили в ее текст нравственность не как туманное понятие, а как вполне определенный элемент всей системы прав человека.

Не считаясь с нравственностью, в конечном итоге мы не считаемся со свободой. Нравственность представляет собой свободу в действии. Это свобода, уже реализованная в результате ответственного выбора, ограничивающего себя ради блага и пользы самой личности или всего общества. Мораль обеспечивает жизнеспособность, и развитие общества, и его единство, достижение которого является одной из целей «Европейской конвенции о защите прав человека». Разрушение же нравственных норм и пропаганда нравственного релятивизма может подорвать мировосприятие европейского человека и привести народы континента к черте, за которой – потеря европейскими народами своей духовной и культурной идентичности, а значит, и самостоятельного места в истории.

Святейший Патриарх Алексий II

«Память смертная» требует от нас искренности пред лицем живых и пред ликом вечно живых. Это – одно из выражений покаянного состояния, о котором просто и буднично сказал пророк Иезекииль: «И ты вспомнишь о путях твоих, и будет стыдно тебе» (Иез. 16; 61). В сегодняшнем поиске путей развития и национального самоопределения наших народов мы можем помочь себе тем, что глубоко и ответственно осознаем единство не только нашей общей купели Днепровского Крещения в 988 году, но и единство нашей Евхаристической чаши в течение всех 1020 лет, прошедших с тех пор.

И нам как христианам должно быть стыдно не только за распри сегодняшнего дня. В поисках причин и следствий всех взлетов и падений нашей отечественной истории мы неизбежно ощущаем горечь и стыд и за междоусобицы домонгольского периода, и за Смутное время, и за многовековое жестокосердие сильных соотечественников наших к слабым и малым, и за братоубийство, и за извечное лукавство и воровство… Боже правый, доколе мы будем испытывать долготерпение Твое?!

Митрополит Минский и Слуцкий Филарет (Вахромеев)

Мир взорвется не преображенным знанием. Погибнет от своей плотской науки, не уравновешенной, не освященной чистым знанием духа. То, что могло быть благословением, будет проклятием для человечества. Развязанная сила материи обрушится на развязывателей и сомнет их. В эти минуты ангелы будут жать плоды покаяния и молитв.

Архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской)

Совесть

Это не случайно, что безбожники отвергают вместе с Богом и верою и начало совести, и самое различение добра и зла. Опыт совести неминуемо увел бы их к Богу. Видение Бога неизбежно привело бы их к совести. Ибо совесть есть начало духовной любви, не ошибающейся в своем видении, а духовная любовь есть единственно верный путь к Богу. Совесть есть начало духовной свободы и самодеятельности в человеческой душе, начало божественного освобождения человека от всех земных корыстей и страхов, а это начало неприемлемо сынам погибели и ненавистно им.

Иван Александрович Ильин

Но как быть грешному человеку, запятнавшему свою совесть: является ли он навеки обреченным? К счастью, нет! Огромное преимущество христианства перед другими религиями заключается в том, что оно открывает путь и дает средства к полному очищению совести. Этот путь состоит в том, чтобы покаянно повергнуть свои грехи перед милосердием Божиим с искренним намерением изменить к лучшему свою жизнь. Бог прощает нас ради Своего Единородного Сына, Который на Кресте принес очистительную жертву за наши грехи. В Таинстве Крещения, а потом – в Таинствах Исповеди и Причастия Бог совершенно очищает совесть человека «от мертвых дел» (Евр. 9; 14). Вот почему Церковь такое большое значение придает этим Таинствам.

Епископ Буэнос-Айресский и Южно-Американский Александр (Милеант)

Совесть едва ли может быть истреблена в ком совсем. Может она затмиться, поскольку не есть Бог, но не может истребиться, поскольку она от Бога. Она тотчас удерживает дерзающую на беззаконие руку, а если страсть сильнее и превозмочь ее не может, то она наполняет душу беспокойством, а лицо покрывает стыдом. И потому-то человек, когда собирается делать что против совести, скрывается от людей – не только посторонних, но и домашних, ищет сокровеннейших углов и вертепов, ищет темноты, по свидетельству Евангелия: «…всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы» (Ин. 3; 20). О, как тщетно человек обманывает себя! Чем более он ищет темноты, тем более сам обличает себя; следовательно, тем более дает совести свободы поразить его своим правосудным определением. Нет столь мрачного угла, где бы ее суда можно было избежать, тем более нельзя скрыться от суда Бога, очи Которого безмерно светлее солнца и проницают бездны. Совесть всякого – неумолимый судья, беспристрастно разбирает дело и осуждает или оправдывает; а если кто и совесть совсем потерял, что, кажется, невозможно, тот тем несчастнее, что потерял последнюю надежду на исправление.

Митрополит Платон Московский

Франция – это не какая-нибудь там развивающаяся страна, она шагает впереди многих. Но, тем не менее, в последние годы (произнесено в ноябре 1988 г.) восемьдесят тысяч французов стали мусульманами. Почему?

А потому, что грех вошел у них в моду, но их обличает совесть, и они хотят ее успокоить. Древние греки, желая оправдать свои страсти, придумали себе двенадцать богов. Так же и французы – постарались найти себе такую религию, которая оправдывала бы их страсти, чтобы этот вопрос их больше не беспокоил. Мусульманство, можно сказать, их устраивает: жен можно брать, сколько хочешь, а в жизни иной эта вера обещает плова – непочатый край, сметаны – хоть пруд пруди, а меду – просто море разливанное. И если умершего омоют после смерти теплой водой, то он якобы очищается от грехов – сколько бы их ни было. Идут к Аллаху чистенькими! Да что тут еще нужно? Так все удобно! Но французы не найдут себе покоя. Они стремятся к внутреннему миру, но не найдут его, потому что страстям оправдания нет.

Архимандрит Паисий Святогорец

Откуда в нас этот нелицеприятный судия, называемый совестью, который осуждает человека за его дурной поступок? Разве мы не знаем случаев, что преступник, совершивший преступление, например убийство, и избежавший суда и наказания, схоронивший, как говорится, все концы в воду, мучимый потом угрызениями совести, очень часто добровольно сознается в преступлении и отдает себя в руки правосудия? Разве не свидетельствует все это о бытии Бога? Ведь всякий закон предполагает своего законодателя, и чем он выше, тем мудрее законодатель, а какой людской закон может быть выше и чище требований долга и велений совести?!

Протоиерей Геннадий Шорец

Так совесть научает человека забывать о себе и делает его поступки самоотверженными. Скорби, заботы, опасения, все трудности личной судьбы – не связывают его больше; все это отходит, хотя бы временно, на задний план. Человек перестает быть «личным» и вдруг становится «предметным» в лучшем и священном смысле этого слова. Это не значит, что он утрачивает свою «личность» и делается «безличным». Нет, совесть утверждает, созидает и укрепляет духовно-личное начало в человеке. Но лично-мелкое, лично-страстное, лично-жадное, лично-порочное отодвигается в нем и уступает свое место дыханию высшей жизни, побуждениям и содержаниям Царства Божия, объективной реальности – тому, что можно обозначить строгим словом «субстанциальность» или целомудренным словом «предметность». Человек становится как бы живым и радостным органом великого и священного Дела, то есть Божьего Дела на земле.

Иван Александрович Ильин

В Священном Писании совесть еще называется сердцем. В Нагорной проповеди Господь Иисус Христос совесть уподобил «оку» (глазу), посредством которого человек видит свое нравственное состояние (см.: Мф. 6; 22). Господь еще совесть уподобил «сопернику», с которым человеку необходимо примириться до того, как он предстанет пред Судьей (см.: Мф. 5; 25). Это последнее наименование указывает на отличительное свойство совести: противиться нашим плохим поступкам и намерениям.

Наш личный опыт убеждает нас также в том, что этот внутренний голос, называемый совестью, находится вне нашего контроля и выражает себя непосредственно, помимо нашего желания. Подобно тому как мы не можем себя убедить, что мы сыты, когда мы голодны, или что мы отдохнувшие, когда мы усталые, так мы не можем себя убедить в том, что мы поступили хорошо, когда совесть говорит нам, что мы поступили плохо.

Некоторые видят в словах Христовых о «черве неумирающем», который в той жизни будет мучить грешников, указание на угрызения совести.

Епископ Буэнос-Айресский и Южно-Американский Александр (Милеант)

Самым значительным проявлением духовности в человеке, на наш взгляд, является совесть.

Совесть, неотъемлемое начало общечеловеческой нравственности, рассматривается христианской Церковью как голос свыше, присутствие Божие в душе человека.

Человек часто пытается заглушить этот голос, потворствуя своим страстям и корыстолюбию, но до конца его не может заглушить, пока в нем живет хоть какая-то человечность. Именно совесть является наиболее человеческим в человеке – в самом благородном значении этого слова.

Пока не удастся выработать и принять общегуманистические основы нравственности, единые для всего человечества, оно будет раздираться силами вражды и противоборства. Критерием такой нравственности, безусловно, может быть только совесть, как бы ее ни называть – «категорическим императивом» (И. Кант) или голосом Божиим.

Без веры, совести и внутренней обращенности к Абсолюту сердце человеческое мятется, а ум бывает поглощен суетой: вместо разумения в нас проявляется рассудок, поглощенный самим собой; отсюда – эгоизм, взаимоотчужденность, чувство одиночества, отпадение от семьи, выпадение из общества. В творениях церковных писателей такое состояние именуется непросвещенностью и духовным помрачением.

Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев)

Ложь в малом, в кажущемся невинном преувеличении, «ради красного словца» или в шутку, постепенно так овладевает человеком, что он идет легко на сделки с совестью и в вопросах принципиального значения. Ради спасения кого-то или чего-то считают для себя допустимым заключать союз с принципиальной ложью, идти на компромисс с противохристианскими идеями и подобным, так как этим, якобы, можно кому-то облегчить участь. Сделки с совестью являются типичными болезнями века. По меткому выражению одного русского мыслителя, человечество теперь «не с ума сошло, а с совести сошло».

Архимандрит Киприан (Керн)