Текст книги "Персидские лирики X–XV вв."

Саади (1210–1292)

Касыды

1.

 
Пусть чары подруги иль края
Душой не владеют твоей:
Обширна поверхность земная,
И много на свете людей.
 
 
Нет пса городского, который
Напастей бы всяких не нес
Затем, что не рыщет со сворой
В полях, как охотничий пес.
 
 
Ланиты ль румяные редки?
И обликов нежных черты?
Иль – в роще зеленые ветки?
В оградах садовых – цветы?
 
 
Как курица, льнешь ты к порогу,
Терпя, что пошлет тебе рок;
Не лучше ль пуститься в дорогу,
Как быстрый летун-голубок?
 
 
Везде лишь на миг очарован,
По рощам порхай соловьем;
Не мешкай, любовью прикован,
Как цапля в болоте своем.
 
 
Земля переносит удары
Воловьих и ослих копыт,
За то лишь достойная кары,
Что с небом кругом не бежит.
 
 
Хотя бы попалось и много
Красавиц тебе на пути,
Взгляни и своею дорогой
Спеши равнодушно пройти.
 
 
Вращайся во всяком народе,
Со всеми смеясь без забот,
Но сердце держи на свободе, —
Иль горе с любовью придет.
 
 
Атласам, шелкам, как новинке,
Дивиться ты можешь подчас,
Но помни при том, что на рынке
Не редки ни шелк, ни атлас.
 
 
Как конь или мул, тот подвижен,
Кто к странствиям вольным привык;
Не слеп он, не глух, не унижен,
Как жёрнова двигатель – бык.
 
 
Свободному мало охоты
В оковы дать тело свое;
Беспечный зачем на заботы
Спокойное сменит житье?
 
 
Слугою ты стал у подруги,
Она же не ценит тебя:
К чему предлагать ей услуги,
Души своей цену, губя?
 
 
Блажен, кто в ночную лишь пору
Лелеет ее на груди
И, верность блюдя к уговору,
На утро ей скажет: „Иди!”
 
 
А если у милой в неволе
Ты стонешь, без пользы любя,
Ты сам виноват в своей доле,
Взвалив тяготу на себя.
 
 
Когда под рукой моей груда
Плодов, и все сладких как мед,
Сажать ли мне зелье, откуда
Лишь горький рождается плод?
 
 
Подруга ли радостна будет,
А я – удручен и угрюм?
Ее ли печаль не разбудит,
А я не засну из-за дум?
 
 
Попавшийся в сети любезник
Находит двойник себе в том,
Кого на аркане наездник
Влечет за собою пешком.
 
 
Я взял бы любовь не на время,
Чтоб ноши посбавили мне;
Не барин мне нужен, чье бремя
Таскал бы я век на спине.
 
 
Как милая ступит из круга
Велений взаимной любви,
Она уж тебе не подруга,
И с нею ты связь разорви.
 
 
Чье сердце меня не жалело
В дни страха и скорби моей,
Какое быть может мне дело
До страхов его и скорбей?
 
 
И если мне друг мой бесстыдно
Обиды чинит, что ни шаг,
Откуда мне может быть видно,
Кто друг и кто лютый мой враг?
 
 
А если любовница хочет
Казаться твоею рабой,
То знай, что тебя лишь морочит,
В душе потешаясь тобой.
 
 
Что значат ее все приветы? —
Ловец то готовит силок.
Что значат мольбы и обеты? —
Вор метит на твой кошелек.
 
 
В любовь неизменную веря,
Не траться, чтоб не было бед:
Грозит тебе денег потеря,
А милой простынет и след.
 
 
Мгновенный восторг не покроет
Страданья бесчисленных дней;
Пирушка ночная не стоит
Похмелья на утро за ней.
 
 
В начале затеи ты зрело
Последствия все обсуди;
Не то – как покончится дело,
Раскаянье ждет впереди.
 
 
Таким же, как ты, подчиненье
Желаний и мыслей и слов
Не то же ли, что поклоненье
Любому из ложных богов?
 
 
Поводья ума безрассудно
Страстям не вручай ни на миг:
К любви тот склоняется трудно,
Кто мудрости трезвой достиг.
 
 
Мне эти страданья – не диво:
Терял уж от них я покой.
Бежит от веревки пугливо
Кто раз был укушен змеей.
 
 
Лишь око на милую взглянет,
А сердце влетит в ее сеть, —
Ни сердце любить не устанет,
Ни око смотреть и смотреть.
 
 
Здесь путь разуменья так ясен,
Так прост, что сомненья в нем нет;
Да жаль: для влюбленных напрасен
Их чувству противный совет.
 
 
И пеший ведь конному в поле
Не пара, но петлей влеком,
Упав, он встает поневоле
И снова бежит за конем.
 
 
Однажды я с думой такою
Всю ночь просидел до зари,
Внимая жестокому бою
Двух разных влечений внутри.
 
 
Корысть мне упорно твердила:
„К любви побуждает людей
Пленительной внешности сила,
Как женщин и малых детей”.
 
 
Но вот, уж когда от любезной
Бежать я, казалось, был рад,
Меня, как уздою железной,
Вдруг Верность свернула назад,
 
 
Сказав мне: „Такое решенье
Достойно лишь мелкой души.
Загладить свое прегрешенье
Молитвой усердной спеши”.
 
 
Схватив меня, Право приязни
Мне бросило тяжкий укор:
„В измену, достойную казни,
Ты впал, сокрушив договор.
 
 
Моя ли вина, что он хрупок
В твоих оказался руках?
Дерзнет ли на этот поступок
В ком есть перед совестью страх?
 
 
Найдется любовников мало,
Любезной неверных своей;
Супругов ли много бывало,
Бежавших от нежных цепей?
 
 
Бездушием камню подобен,
Кто с милой готовит разрыв;
Бесчувствен, кто сердце способен
Отнять, его раз подарив.
 
 
Чью душу влечет к себе роза,
Став целью его бытия,
Стремленьям того не угроза —
Жестокий удел соловья.
 
 
Как хочешь, люби осторожно,—
Нещадны людей языки.
Так розу сорвать невозможно,
Шипом не поранив руки.
 
 
Что деньги и прелести света?
Что вера и совесть и кровь?
Не будь твоим ласкам запрета
И все ты отдай за любовь.
 
 
И если враги за спиною
Трубят твоей милой позор,
Не верь их злорадному вою:
Их цель – между вами раздор.
 
 
Лихих языков не привяжет
И ртов не прикроет никто;
Ты слушай, что милая скажет,
А прочих не ставь ни во что.
 
 
Обиженный ею, ты с вида
Будь добр, усмехайся, шути.
Излишний совет! ведь обида
Не может от милой придти.
 
 
Не льсти себе впредь ожиданьем,
Что кончишь с любовью расчет:
Отказ от вины за признаньем
Тебя на суде не спасет”.
 

* * *

 
Из кладов духовных поэта
Неся для влюбленных запас
Жемчужин мечты и совета,
Корабль отплывает сейчас.
 
 
Никто по словам да не судит,
Что я и мудрец и святой;
В ком есть разуменье, не будет
Случайной обмануть мечтой.
 
 
Не верь, что старуха не хочет
Плодов, свой блюдя лишь зарок:
Хоть зубы на них она точит,
Да ей не по росту сучок.
 
 
Кто жадно достаток свой множит
И копит ревниво казну,
Тот лучшему другу не может
Открыть беззаветно мошну.
 
 
Тебе, Саади, драгоценный
Вручен Провидением клад;
Владыке всех кладов вселенной
Служи и не требуй наград.
 

* * *

 
Но полно, довольно об этом,
И к песне любви подойди;
Искусным слывешь ты поэтом:
Другое запой, Саади:
 
 
– „Где та, чьи так сладостны речи,
Скрывается с давних уж пор?
Зачем в ожидании встречи
Напрасно блуждает мой взор?”
 

2.

 
Приятна жизнь, но близко ей —
Увы! – предел положен.
На этот срок немногих дней
Какой расчет возможен?
 
 
Подобен кедру стан прямой
И гибкий человека,
Но юной силой и красой
Гордится не до века.
 
 
Благоуханна и ясна
Цветет прелестно роза,
Но жизнь – ты знаешь – ей дана
Короткая, как греза.
 
 
Овцой, беспечною к себе,
Не мысля о засаде,
Ты веришь пастырю-судьбе,
Она же – волк при стаде.
 
 
В примерах есть ли здесь нужда?
Они даются сами;
Судьбы коварная вражда
У всех перед глазами.
 
 
Когда же вешний ветерок,
Повеяв над землею,
Мешал гудеть в осенний срок
Осенней бури вою?!
 
 
Хоть будь ты царь и властелин
Пространства всей вселенной,
Не мог бы на день лишь один
Продлить ты век свой тленный.
 
 
О, путник, помни, что осесть
Нельзя на месте стана:
Надолго строить дом не есть
Обычай каравана.
 
 
Будь жизнь – один веселый пир,
А враг твой – наготове,
Не скажешь ты, что этот мир
Надежен в данном слове.
 
 
Кто сердце Богу посвятил,
Тот жаждет мир оставить:
Бродить по воле грубых сил
Не значит миром править.
 
 
(Будь молчалив, чтоб не довел
Язык тебя до ада:
Язык в среде житейских зол
Носитель главный, яда.)
 
 
Свершай завет своей мечты
Без вывески нескромной:
Укрыт вернее будешь ты
Безвестностью темной.
 
 
В нужде мольбу неси к Тому,
Над Кем невластны нужды;
Благочестивому уму
К другим молитвы чужды.
 
 
Неправ, кто в дружбе хоть земной
Небрежен и злонравен;—
Что ж, если друг забыт такой,
Кому никто не равен?!
 
 
О Саади, тебе сердца
Стяжал твой меч словесный;
Благодари за то Творца:
Успех есть дар небесный.
 
 
Сам Тигр отстал от славы той,
Какой я возвеличен:
Он быстр, однако бег такой
И Тигру не обычен.
 
 
Не всякий, кто затеет спор
Со мной, достигнет цели;
Когда же сила и задор
Одни взять верх умели?
 

3.

 
О, караванщик, не спеши:
Уходит мир моей души,
И сердце, бывшее со мной,
Летит за милой в край чужой.
 
 
Я силой чар и тайных слов
Скрыть рану сердца был готов;
Но коль бы в том успеть я мог?
Уж кровь бежит через порог.
 
 
И вот я с милой разлучен
И злою мукой удручен,
Как будто жало иль копье
Прошло сквозь тело вдруг мое.
 
 
Со мной подруги больше нет;
Померкнул дней веселых свет;
Страсть душу жжет лютей огня
И дымом вьется вкруг меня.
 
 
Хотя подруга холодна,
Хоть прежним клятвам неверна,
Но мысль о ней во мне жива
И рвется силою в слова.
 
 
О, караванщик, ты жесток!
Не приближай разлуки срок!
Так связан с милой я своей,
Что жизнь моя уходит с ней.
 
 
Вернись, красавица, назад,
Чтоб тешил вновь тобой я взгляд,
Чтоб эти жалобы с земли
До сфер небесных не дошли.
 
 
Исход души из плотских пут
Рассказов тьмы передают;
Я видел сам, как, вдаль спеша,
Меня покинула душа.
 
 
– „О Саади, забудь печаль
О той, кому тебя не жаль!”
Пусть будет так, но этот стон
Из сердца мукой извлечен.
 

4.

 
Я не знал, что ты сурова
И способна на измену.
Не давать уж лучше слова,
Чем унизить клятвы цену.
 
 
Говорили мне тревожно,
Что любовь моя напрасна;
Но тебя спросить им можно:
Для чего ты так прекрасна?!
 
 
О каратель заблуждений
На пути за красотою!
В этом море всяких мнений
Как сойдемся мы с тобою?
 
 
Не кудрей извивы сами,
Не улыбки уст прелестных
Торжествуют над умами,
А красот в них тень небесных.
 
 
Чар природных не скрывая,
Будь и нам утехой взора:
Ведь красавица такая
Жить не может без простора
 
 
Постучаться мне опасно:
Вижу здесь врагов я стаю;
Подойти к дверям негласно
Лишь как нищий я дерзаю.
 
 
Сплетни, бедность, униженье
И любви терплю я муки;
Но боюсь: мое терпенье
Изнеможет от разлуки.
 
 
В праздный день гулять не стыдно;
В поле все спешат гурьбою;
Сердца в городе не видно
Не плененного тобою.
 
 
Чтоб сказать лишь, чем болею,
Я желал с тобой свиданья;
Но сказать я что сумею?
Ты со мной, – и нет страданья.
 
 
Ты со мной – гасить ли свечи,
Чтоб враги нас не видали? —
Блеск твой место нашей встречи
Скрыть позволит нам едва ли.
 
 
Саади тебе ль изменник?
Он не ищет лучшей доли;
Знает он, твой давний пленник:
Этот плен приятней воли.
 
 
Мне твердят: „люби другую!
У одной не будь в опеке!”
Как играть игру двойную
Да еще при Атабеке?
 

Газели

1.

 
Друг – тот, кого не тяготит суровый нрав подруги,
Кто жить готов не для себя, а для забав подруги.
 
 
Любовник верный под мечом не выскажет признанья,
Себе на шею без вины вину приняв подруги:
 
 
В стремленьи к пользе лишь своей подругу брать не
честно;
Пусть я умру, сгубив себя, но не предав подруги!
 
 
Слыхал я прежде, что иных любовников в пустыню
Загнали толки злых людей и тяжкий нрав подруги;
 
 
А мне знаком один лишь путь: – в тот край, где дом
любезной;
Один покой – когда лежу, к ногам припав подруги.
 
 
Любовь к подруге, говорят, во время роз приятна;
А я ни мига не живу, в душе не звав подруги.
 
 
Бездушный сад не веселит, и в нем тоскует зритель,
Меж сотней розовых кустов не отыскав подруги.
 
 
О, ветер, если полетишь ты вертоградом духов,
Напомни ей, что старый друг блюдет устав подруги.
 
 
Я тайны мук своей любви ни с кем не разделяю —
Она – твоя; я нарушать не буду прав подруги.
 
 
Все любят общество людей, а Саади – свой угол:
Людей бросает человек, слугою став подруги.
 

Арабско-персидская „пестрая касыда”

 
О жажде спроси у скитальца в пустыне, иссохшей от зноя:
Как цену вод ты узнаешь, у тока Ефратского стоя?
 
 
С тобою мне вечер – что утро: ты свет проливаешь мне
в очи;
Когда же меня ты покинешь, мне дни безразличны и
ночи.
 
 
Хоть был от тебя я далеко, надежд не бросал я нимало:
Года уходили, а сердце твой близкий возврат обещало.
 
 
Не видно меж нас и не слышно, кто мог бы равняться с
тобою,
И если ты – точно из праха, – живой замешен он
водою.
 
 
Я в темные ночи разлуки надеюсь на утро свиданья:
Кто жаждет источника жизни, во мрак да направит
исканья.
 
 
Ты горечью жизнь отравляла, – подносишь и сладкий
мне кубок:
Суровый ответ не естествен из алых пленительных
губок.
 
 
Не в этот лишь век мой короткий к себе мое сердце
влекла ты:
Плоды созерцая, постигнул обеих я роз ароматы.
 
 
Воспел бы я так, как ты хочешь, достоинство всяких
созданий,
Но как же тебя восхвалю я? превыше ты всех описаний.
 
 
Боюсь я тебя, но с надеждой к тебе воссылаю моленья
Затем, что ты петля печали, но вместе и ключ избавленья.
 
 
Лишился я взора подруги, и рады мои лиходеи;
Друзья от меня отказались: врагам удались их затеи.
 
 
Стихи Саади о разлуке ужель тебя вовсе не тронут?
А если скажу я их птицам, все гнезда от песен застонут!
 

Джеляледдин Руми (1207–1273)

Из „Месневи”

1.

 
Был некогда купец; держал он попугая.
Тот не на воле жил, а в клетке изнывая.
 
 
Когда сбираться в путь пора купцу пришла
(Имел он с Индией торговые дела),
 
 
Им не был обойден никто из челядинцев,
Чтобы узнать, кому каких везти гостинцев.
 
 
И каждому из них, кто дар свой назначал,
Исполнить просьбу он охотно обещал.
 
 
И птицу он спросил: „Нужда твоя какая?
Что из индийского добыть ты хочешь края?”
 
 
Ответил попугай: „Коль встретишь по пути
Ты попугаев там, о том их извести,
 
 
Что есть-де попугай, свою клянущий долю:
Судьба его ко мне закинула в неволю.
 
 
Он просит вас о том, со мной послав поклон,
Чтоб вы наставили, что делать должен он;
 
 
Он говорит: „Ужель назначено мне в муке
Заглохнуть здесь, живя с собратьями в разлуке?
 
 
И справедливо ль то, чтоб я хирел один,
Когда ваш век течет средь рощ и луговин?
 
 
Таков ли долг друзей и к другу сердоболье,
Чтоб мне была житьем тюрьма, а вам – раздолье?
 
 
Счастливцы, вспомните об участи моей
На утренней заре, под сению ветвей!”
 
 
Купец почтенный дал согласье попугаю
Поклон его и речь снести в родную стаю.
 
 
И вот, когда достиг индийских он границ,
В пустыне несколько таких же встретил птиц;
 
 
Коня остановив и крикнув в виде зова,
Их брата просьбы все им передал до слова.
 
 
Какой-то попугай всем телом задрожал,
Свалился и дышать мгновенно перестал.
 
 
Купец тут осудил свое с ним обращенье:
„Живую тварь мое сгубило посещенье!
 
 
Быть может, родственник он птички был моей?
Иль был то дух один в телах двоих друзей?
 
 
К чему мне было брать такое порученье?
Бедняге причинил я словом лишь мученье!
 
 
Язык наш есть кремень, железо суть уста;
Их слово жжет огнем окрестные места.
 
 
Железо о кремень не бей без нужды явной,
Хоть будь то с целью разумной, хоть забавной.
 
 
От слова целый мир пустыней может стать,
И мертвая лиса, как лев, пойдет на рать… ”
 
 
Купец, окончив торг и путь свершив тяжелый,
Вернулся вспять домой довольный и веселый.
 
 
Гостинец каждому слуге привез добряк,
Служанке каждой дал вниманья лестный знак.
 
 
Промолвил попугай: „А я – без награжденья?
Открой же мне свои слова и наблюденья!”
 
 
Купец ему в ответ: „Раскаиваюсь я,
Жалею и скорблю, потоки слез лия.
 
 
Зачем известие отнес я роковое,
Не зная, что в нем зло сокрыто, и какое!..”
 
 
А попугай ему: „В чем каяться тебе?
К чему тут гнев и скорбь? угодно так судьбе”.
 
 
Купец сказал: „Твои стенанья о свободе
Я передал твоим собратьям по породе.
 
 
Один из них, тебя жалея, вдруг без сил
Упал, затрясся весь и дух свой испустил.
 
 
Я каялся в словах, мной сказанных напрасно,
Но в том, что сказано, раскаянье не властно”.
 
 
Услышал попугай, как брат его упал,
И, так же задрожав, остыл и не дышал.
 
 
Увидя, что, упав, ни членом он не двинул,
Хозяин вмиг вскочил и шапку оземь кинул:
 
 
„Мой милый попугай, знаток приятных слов,
Что сделал я с тобой? зачем ты стал таков?
 
 
О ты, чьи песни так пленительно звучали,
Наперсник мой и друг в веселье и печали!
 
 
О сладкогласный мой любимец попугай!
О ты, моей души бальзам и светлый рай!”
 
 
В конце же птичий труп он выбросил из клетки,
А попугай – воскрес, и порх до ближней ветки!
 
 
Хозяин поражен поступком был его,
И в том, что видел сам, не понял ничего.
 
 
Он, взор подняв, сказал: „О ты, певец мой сладкий!
Со мною поделись чудной своей загадкой”.
 
 
– „Мне делом тот сказал”, – ответил попугай:
„Ни шуток, ни бесед, ни песен впредь не знай:
 
 
Твой голос ведь твоей неволи есть причина.
Вот мне какой совет дала его кончина!”
 
 
Тут попугай купца наставил кое в чем
И кончил: „Будь здоров! не свидимся потом.
 
 
Прощай, хозяин мой! ты добр и благороден:
По милости твоей я вновь теперь свободен.
 
 
Прощай! лечу туда, где родина моя.
Свободен некогда ты станешь так, как я!”
 
 
Хозяин отвечал: „Лети под Божьим кровом!
Сегодня о пути поведал ты мне новом”.
 

2.

 
Стучался некто в дверь того, кого любил.
„Ты кто, смельчак? скажи! ”– любимец тот спросил.
 
 
Ответ был: „Это я”. – „Ступай! мне нет досуга.
Мой стол – для одного, готового лишь друга.
 
 
Незрелому созреть разлука даст одна;
Иначе лесть и ложь в любви его видна”.
 
 
Пошел бедняга прочь и целый год в разлуке,
Скитаясь, предавал себя несносной муке.
 
 
Созрел, сгорев душой, пока настал возврат,
И вновь бродил он там, где жил его собрат.
 
 
Он стукнул в дверь кольцом, готовя речь тревожно,
Чтоб грубость уловить уж не было в ней можно.
 
 
Любимец крикнул: „Эй, кто там?” И вот в тиши
Звучит: „Здесь также ты, о царь моей души!”
 
 
Ответил друг: „Когда ты – я, о я, пожалуй!
Двоих же я вместить не может домик малый.
 
 
Двойную нить в иглу напрасно не вводи.
Теперь ты стал один – в иглу мою пройди!”
 

3.

ЛУЧШИЙ ИЗ ГОРОДОВ

 
„О друг!” – так милая влюбленному сказала:
„Не мало обозрел чужих ты городов.
К которому из них душа твоя лежала?”
„К тому”,– ответил он, „моей где милой кров.
 
 
Везде, где б ни свила гнездо моя царица,
Игольное ушко обширно для меня;
Везде, где б ни зажглась красы ее зарница,
Мне рай – в колодезе, лишенном света дня.
 
 
С тобой, красавица, мне милы муки ада,
С тобой тюрьма – цветник, прелестница моя,
Пустыня дикая с тобой отрадней сада,
А без тебя средь роз несчастен был бы я.
 
 
С тобой везде своим доволен я уделом,
Хотя бы мне жильем могилы было дно;
То место выше всех ценю я в свете целом,
Где в мире и любви с тобой мне жить дано”.
 

Четверостишия

1.

 
Не видя вас нигде, глаза полны слезами,
Воспоминая вас, душа полна тоской.
Вернется ль что-нибудь из прожитого нами?
Увы! прошедшее придет ли в раз другой?
 

2.

 
Признай высокое любви на нас влиянье.
Что есть плохого в ней, природы в том вина.
Ты похоти своей даешь любви названье…
От похоти к любви дорога то длинна.
 

3.

 
Что это, от чего приятно нам явленье?
Что это, без чего явленья смысл сокрыт?
Что средь явленья вдруг проглянет на мгновенье
Иль ярко мир иной в явленье отразит?
 

4.

 
О друг, меж нашими сердцами есть дорога,
И сердцу моему всегда она ясна:
Она – что водный ток без мути, без порога,
А в глади чистых вод виднеется луна.
 

5.

 
Затем мы дню враги, что, только лишь он сбудет,
Как паводок в русле, как ветр в дали степей,
Садимся мы, когда тот месяц нас пробудит,
И кубками звеним до солнечных лучей.
 

6.

 
Храни в себе любовь, свой лучший клад и славу!
Умей найти того, кто б вечно был твоим!
Душою не зови души своей отраву!
Беги ее, хотя б разрыв был нестерпим!
 

7.

 
Сказать без языка хочу тебе я слово,
Не подлежащее суду ничьих ушей.
Оно – для твоего лишь слуха, не чужого,
Хоть будет сказано при множестве людей.
 

8.

 
Прекраснейшего нет, чем Ты, на свете друга,
Нет дела лучшего, чем лик Твой созерцать.
В обоих мне мирах и друг Ты и подруга:
На всем, что мило нам, Твоя лежит печать.
 

9.

 
Я песнь о ней сложил, но вознегодовала
Она на то, что ей пределом служит стих.
„Как мне тебя воспеть? ” Она мне отвечала:
„Стиху ли быть красот вместилищем моих?”
 

10.

 
Цвети и веселись души весною вечной,
Чтоб радовал твоих поклонников твой вид!
Кто взглянет на тебя без радости сердечной,
Да будет обречен на мрак, печаль и стыд!
 

11.

 
Как солнце твоего коснуться смело лика,
Иль ветер – до твоих дотронуться волос?
Ум, гордых тайн земных и тварей всех владыка,
Мутится, о Тебе поставив лишь вопрос.
 

12.

 
Из сфер вокруг тебя я был бы рад хоть пыли
В надежде, что она твоих касалась ног,
Обиды от тебя меня бы веселили:
Вниманья знак ко мне в них видеть я бы мог.
 

13.

 
Тому, в ком сердца есть хоть доля небольшая,
Несносно без любви к тебе прожить свой век,
Но, цепь твоих кудрей сплетенных разбирая,
Окажется глупцом и умный человек.
 

14.

 
Дервиш, который речь ведет о тайнах неба,
Дарит нам в каждый миг блаженство без конца.
Тот не дервиш, кому просить нестыдно хлеба;
Дервиш есть тот, кто жизнь влагает нам в сердца.
 

15.

 
В любви я верностью хочу быть обеспечен;
Надежда призрачна; уверенность нужна.
Хотя за преданность тобою я отмечен,
Награда высшая достаться мне должна.
 

16.

 
Зашей себе глаза: пусть сердце будет глазом,
И этим глазом мир увидишь ты иной.
От самомнения решительным отказом
Ты мненью своему укажешь путь прямой.
 

17.

 
Сначала как меня красавица пленила,
Соседям спать мешал стенаньем я своим.
Теперь стенанья нет; любви видна в том сила:
Из ярко-вздутого огня – нейдет и дым.
 

18.

 
Заря – и вспыхнул свет на всем земном просторе.
Расходятся ночных любовников четы.
Закрыты сном глаза, уставшие в дозоре.
Вот время тайные срывать любви цветы!
 

19.

 
Свежеет. Ветерок повеял благовонный.
Из чьей обители исходит он, сознай.
Проснись! взгляни, как мир бежит неугомонный.
Пойми, что караван идет. Не отставай.
 

20.

 
Любовь от вечности была и вечно будет;
Искателей любви утратится и счет.
Узрим ли завтра мы Того, Кто мертвых судит,
Презрение к любви без кары не уйдет.
 

21.

 
Любовь приятнее, когда несет нам муки.
Не любит, кто в любви от мук бежит назад.
Муж – тот, кто, все забыв, когда наложит руки
Любовь на жизнь его, всю жизнь отдать ей рад.
 

22.

 
Любовь должна быть тем, что нас бы услаждало.
Любовь нам радости без счета может дать.
Я в матери-любви обрел свое начало.
Благословенна будь на веки эта мать!
 

23.

 
Когда судьба к тебе прислуживаться станет,
Не верь: она в конец пошутит над тобой.
Неведомым тебя напитком одурманит,
И милую твою обнимет уж другой.
 

24.

 
По смерти нам сулят награду вечным раем,
Там чистое вино и гурий нежный взгляд.
Мы здесь уже к вину и милой прибегаем:
Добьемся и в конце ведь тех же мы наград.
 

25.

 
Она – живой рубин, в котором все прелестно.
И блещут радости неведомых миров.
Сказать ли, кто она? Но имя неуместно:
Поклонник я того, кто враг излишних слов.
 

26.

 
Возлюбленная есть лик солнца необъятный,
Влюбленный есть в лучах кружащийся атом.
Когда зефир любви повеет благодатный,
В ветвях еще живых восторг забьет ключом.
 

27.

 
И сам я не пойму… Лишь Бог один то знает;
Но что-то душу мне так странно веселит,
Что розу иногда она напоминает,
Которую зефир любовно шевелит.
 

28.

 
О сердце! ободрись! приходит исцеленье.
Вздохни свободнее: настал желанный час.
Тот друг, своих друзей забота и мученье,
Во образе людском явился между нас.
 

29.

 
Вид неба радостен от звездного сиянья.
Объемлет землю мир и душу с ней мою.
На зеркало души ложатся воздыханья,
И ими чудный блеск я зеркалу даю.
 

30.

 
Лишь вспомню о тебе – и сердце затрепещет,
Потоки горьких слез польются из очей.
Отвсюду образ твой пред мыслию заблещет.
О сердце! улетишь из груди ты моей.
 

31.

 
Когда твоя душа прозрит хоть на мгновенье,
Весь этот мир вещей вдруг станет ей знаком.
И всем желанное нездешнее виденье
В зерцале мышленья появится твоем.
 

32.

 
Весеннею порой в разлуке я с любезной.
Что праздник мне, когда нет радости ни в чем?
Да порастут сады колючкой бесполезной!
Да прыщут облака лишь каменным дождем!
 

33.

 
Известно не одно у нас повествованье
О жертвах мук любви и силе красоты.
Любовь к Тебе любви есть каждой основанье,
Но должно понимать, что отблеск Твой – не Ты.
 

34.

 
Передо мной моей возлюбленной могила.
Покойной красота здесь в розах расцвела.
И я сказал земле, где милая почила:
„О, дай ей отдохнуть, не зная мук и зла!”
 

35.

 
О, я еще не сыт тобою, друг мой милый,
И много ты еще мне сладости должна.
Былинка над моей возросшая могилой, —
И та еще любви останется верна.
 

36.

 
Ты, сна не знающий от века и не знавший!
О, если б хоть людей во сне ты посещал!
Сказать ли?.. но блажен, где нужно, промолчавший!
Ты также ведь молчишь и вечно лишь молчал.
 

37.

 
Явись, красавица, превыше слов и меры!
Молитвы и тоски рассей бесследно мрак!
С тобой молитва – все, что служит знаком веры,
А без тебя сама молитва – только знак.
 

38.

 
Мне часто друг твердил: „Бежать ты должен с толком:
Затеял ли побег, под мой лишь кров иди.
Когда ты одержим боязнью встречи с волком,
Спасайся в городе, а в степь и не гляди”.
 

39.

 
Вечор ко мне пришла та милая подруга.
Я плакал и молил, она была строга.
Ночь скрылась, не продлив для речи нам досуга.
Не ночь была кратка, а наша речь долга.
 

40.

 
О ветер утренний, лети к той деве милой
И, если ей досуг, скажи, как я страдал;
Застанешь ли ее сердитой и унылой,
Молчи! скажи, что ты меня и не видал.
 

41.

 
Возлюбленной моей ничто годов теченье,
И будет нам всегда сиять она равно.
Она – и зеркало и в нем же отраженье.
Такое зеркало заржаветь не должно.
 

42.

 
Вечор упрашивал я разум величавый:
„Познанью высших тайн меня ты научи”…
Он мне давал ответ любовный и лукавый:
„Знать можно, но сказать нельзя. Итак, молчи!”
 

43.

 
Лобзать ее уста, которых знал ты сладость,
И грудь ее ласкать привычною рукой
Не перестанет тот, кто жизни мощь и радость
Из этих милых чар обильной пьет струей.
 

44.

 
В собранье, от нее присев неподалеку,
Не мог я при других на грудь ее привлечь,
За то к ее щеке свою приблизил щеку,
Как будто на ухо ведя о чем-то речь.
 

45.

 
Клянуся я душой, где к ней лишь чувство живо,
Клянусь я головой, где власть ее крепка,
Клянусь я мигом тем, как был я всем на диво:
В одной рук бокал, в другой ее рука.
 

46.

 
От мысли о тебе лишаюсь я сознанья.
Без губок мне твоих не вкусно и вино.
Мой взор, ища тебя, уж полон ожиданья,
И ухо, чтоб тебе внимать, напряжено.
 

47.

 
Хоть скучны мы тебе, зайди к нам на мгновенье,
Не избегай своих неистовых друзей.
Иль духа моего усвой себе затменье,
Иль только посмотри на бешенство страстей.
 

48.

 
Мое случайное общение с другою
Не значит, что отдать я сердце ей хочу:
Тот, солнце чье с небес уйдет, спеша к покою,
Поставит пред собой взамен его свечу.
 

40.

 
Меня бранят, зачем я смех свой не покину,
Зато, что речь моя забавна и резка.
Тки, враг мой, как паук, из желчи паутину,
Орел же весело взлетит под облака.
 

50.

 
Тот, кто тебя узрит, прелестное созданье,
Забудет все кругом – и место и людей.
Что месяца нам лик, что звезд нам трепетанье,
Когда заблещет мир от солнечных лучей?
 

51.

 
Когда б изведало хоть призрак этой страсти
Светило дня, оно забыло бы о дне,
А если б милую делили мы на части,
Вот вам десятая одна, а девять мне!
 

52.

 
В составе хитростном Адамовой природы
С землею чистое смешалось естество.
Но истекли судьбой назначенные годы —
Дух к духу, к веществу вернулось вещество.
 

53.

 
Живали мы среди людского населенья,
Но там о верности не грезят и во сне.
Нет, лучше меж людей нам жить без проявленья,
Как спит в железе блеск, как искра спит в огне.
 

54.

 
Ты хочешь золота и сердца, друг лукавый.
Ни то, ни это мне к услугам не дано.
Откуда золоту в мошне найтись дырявой?
Откуда сердце взять влюбленному давно?
 

55.

 
Часть прежде целого волнуется любовью;
Срок раньше гроздию, вину черед поздней.
Тому же и весна покорствует условью:
Поет сначала кот, а после – соловей.
 

56.

 
О страсти у меня сужденья есть и речи,
Каких не изъяснить ни письмам, ни послам,
Но жду я времени и случая для встречи,
Чтоб ты послушала, а толк я дал бы сам.
 

57.

 
О Ты, Владыка мой, Всевышний, Всемогущий!
О Ты, пред Кем я раб ничтожный и худой!
Не дай остыть любви, к Тебе меня влекущей:
Позволь хоть изредка мне видеть образ Твой!
 

58.

 
Возвышен славою с Тобой самим общенья,
Я сотням равен стал, Тебя лишь возлюбя.
Со мной неслитно Ты мне центром был вращенья;
Теперь я, став Тобой, вращаюсь вкруг себя.
 

59.

 
Внушает Он одно мне страстное желанье —
Свободу от себя стяжать и от забот.
Доселе труд мой был – духовных благ исканье,
Но Он внушает мне и этот сбросить гнет.
 

60.

 
Сегодня я иду на пьяную прогулку;
Вином и голову я в кубок превращу.
Вниманье каждому дарю я закоулку:
В безумцы годного я умника ищу.
 

61.

 
Тому, кто сна лишил меня без сожаленья,
Дай, Господи, чтоб сон бежал его одра!
Пусть он изведает бессонницы томленья
И вспомнит заповедь: „Будь добр – и жди добра”.
 

62.

 
Когда печален я, тогда лишь дух мой ясен,
Когда я угнетен, молчит во мне тоска.
Когда я, как земля, недвижим и безгласен,
Мой стон, звуча как гром, летит за облака.
 

63.

 
Припав к твоим кудрям тебя я не обидел;
Клянусь, что не было коварства в том ничуть;
Но сердце я твое в кудрях твоих увидел
И с нежной шуткою хотел к нему прильнуть.
 

64.

 
Когда становится преграда между нами,
В слезах и стонах жизнь я провожу свою;
Как свечка таяньем, горжусь тогда слезами,
Как арфа, стонами душе я звук даю.
 

65.

 
В погоне бешеной за милою своею
До тех я дожил лет, когда пора ко сну.
Быть может, я в конце подругой овладею,
Но как себе я жизнь ушедшую верну?
 

66.

 
Твое дыхание в жасмине уловляю,
Твоей красы в цветах ищу я полевых,
А в их отсутствии устами повторяю
Хоть имя я твое, и слушаю из них.
 

67.

 
Не верь, что по тебе я больше не тоскую
И что отсутствием твоим не огорчен:
Вина твоей любви я выпил кадь такую,
Что ею вечно был и буду упоен.
 

68.

 
Когда огонь любви сверх сил меня затронет,
Тебя, хотя б на миг, забыть бы я желал.
Тогда беру бокал, где ум бесследно тонет,
Но пью в вине тебя: ты входишь и в бокал.
 

69.

 
Наука о Тебе любви к Тебе не шире:
И с той и с этою Ты темен нам равно;
Но мы спасаемся и в том и этом мире
Любовью, а не тем, что знаньем нам дано.
 

70.

 
За сердце душу мне любовь дает в награду
И жертву всякую сторицей возвратит,
А если моему Ты сам предстанешь взгляду,
Так будет выигрыш всемирный мной добыт.
 

71.

 
Зашед поспешно в сад, я розу рвал с опаской,
Чтоб не привлечь к себе садовника мне взгляд.
Но вдруг садовник сам сказал мне с кроткой лаской:
„Что – роза, если весь пожертвовал я сад? ”
 

72.

 
Ты десять обещал червонцев мне напрасно,
Потом из них ты три взял письменно назад,
И дашь ли те мне семь, досель еще не ясно.
Три вычел из нуля… к чему? мне невдогад.
 

73.

 
Ушла ты, и в тоске я слезы лью
Чем боль острей, тем слез я меньше берегу.
Но и глаза мои ушли ведь за тобою;
Так как же и без глаз я слезы лить могу?
 

74.

 
Вещает ночь: „Все те, что пьянствуют, мне рады;
Сгоравшему душой я душу вновь даю,
А если от любви не видит кто награды,
Как ангел смерти я в дверях его стою”.
 

75.

 
Любовь – вино; в ней мощь моей души и тела;
Любовь – весна; я с ней свой чувствую расцвет.
Клянусь любовию, врагом смертельным дела,
Что у меня, когда есть дело, дела нет.
 

76.

 
Друг друга целый век в лицо мы не видали.
Вот мы сошлись, но нас надзора мучил страх,
И мы, тая свои стремленья и печали,
Бровями речь вели, а слух наш был в очах.
 

77.

 
Послал нам Бог с утра попойку и веселье,
И праздник удалось нам справить и постом.
О кравчий, дай вина, чтоб разум наш похмелье
Затмило – и на век ни капли уж потом!
 

78.

 
То от возлюбленных ношу я в сердце рану,
То дружба тьму дает тревог мне и досад.
Откуда ж наконец веселье я достану?
Какой я радости еще могу быть рад?
 

79.

 
Я пользы ожидал от временной разлуки:
Я думал: милая раскается моя.
Довольно я терпел, довольно принял муки
Не смог. Тебе ль солгу я, правду утая?
 

80.

 
Не в красоте рабынь, не в хмеле буйном слава,
А в личной доблести на поле боевом.
Пусть тот, кому ничто кровавая расправа,
Один сидит, когда народ стоит кругом!
 

81.

 
Лет несколько ходил ребенком я в ученье,
Потом друзьями был украшен мой удел.
Узнай же повести моей и заключенье:
Я облаком пришел и ветром улетел.
 

82.

 
О Ты, из брения мое создавший тело!
О Ты, свет разума кто в душу влил мою!
Да будет пред Тобой мое местечко цело!
Так, Твой же баловень, к Тебе я вопию.
 

83.

 
Жизнь без тебя есть грех, подруга дорогая;
И как же без тебя я век свой проживу?
Жизнь без тебя – скажу, речь клятвой подтверждая —
Есть жизнь по имени, но смерть по существу.
 

84.

 
О Ты, чей лик есть храм души и укрепленье!
О жизни пламенник! сгорел я от тоски.
Дозволь влюбленному свое мне лицезренье,
Чтоб жизни рубище я сам разнес в клочки!
 

85.

 
Я сердцу говорил: „Любви не нужно новой:
Не причиняй опять мне горя и забот!”
Ответ его был строг: „Вот малый бестолковый!
Подружка – хоть куда. Ломаться не расчет”.
 

86.

 
Так много я глупил и пакостил на свете,
Что не провел никто в ладах со мной ни дня.
Я жалуюсь, а сам пред всеми я в ответе,
Обидчиками всех зову, а те меня.
 

87.

 
Однажды мы с тобой на дальней луговине
Восторгам предались, в любви забыв весь свет.
То было уж давно, но грежу я поныне
О том, чтоб помнила ты дня того завет.
 

88.

 
В животных души есть, но нет души единой;
Не хлеб, все хлебы есть, кому нужна еда[1]1
  Персидский печатный оригинал в этом месте явно испорчен.


[Закрыть].
Всему, что может здесь быть радости причиной,
Замену ты найдешь, но милой – никогда.
 

89.

 
Таится Он в саду и скрыт в деревьях сада,
Бесчислен в образах, Един в Себе Самом,
Всемирный океан, живая вод громада,
А жизнь отдельных душ есть волн ее подъем,
 

90.

 
Ушла ты, но нейдут, о избранная мною,
Из сердца страсть к тебе, твой образ из очей.
Что если впереди я вдруг тебя открою,
О светоч на стезе извилистой моей?
 

91.

 
О друг, презренье к нам мы тем тебе внушаем,
Что не пил ты вина из тяжкой той стопы.
Мне от веселия стал мир казаться раем,
Печаль – мой раб и шут, хоть царь она толпы.
 

92.

 
Ум – то, чтоб выбирать в ладу с Твоим заветом,
Религия – чтоб жить по воле лишь Твоей,
Наука – не считать Тебя своим предметом,
А благочестие – не рвать Твоих цепей.
 

93.

 
Я говорил: „Беги друзей с душой тоскливой!
С весельчаками лишь приятными водись!
Когда зайдешь ты в сад, оставь бурьян с крапивой
И меж жасминами и розами садись!”
 

94.

 
В последний час, когда с души спадает тело,
Как платье старое, сорвет она его
И, сродной с ним земле вернув его всецело,
Наденет новое из света своего.
 

95.

 
Меняй хоть каждый миг жилище и соседа!
Будь как текущая без устали вода!
Вчера прошло, – и с ним – вчерашняя беседа;
Сегодня новой уж беседы череда.
 

96.

 
С непосвященными о тайнах не беседуй,
Корыстным не тверди о чистом душ огне,
С чужими, на словах, чужим речам лишь следуй,
С верблюдом-степняком суди о бурьяне.
 

97.

 
Душа моя с твоей всегда была едина;
Одни в них явные и тайные черты.
В словах „мое”, „твое” ошибок лишь причина.
Исчезло меж тобой и мною „я” и „ты”.
 

98.

 
Все двери заперты; Твоя лишь дверь открыта,
Чтоб чужеземца путь к Тебе лишь мог привесть,
О Ты, чьи свет и мощь и милость и защита
Затмила звезд, луны и солнца блеск и честь!
 

99.

 
Зачем томишь ты ум в кругу исканий строгом
И плачешь о тщете излюбленной мечты?
Ведь ты от головы до ног проникнут Богом.
Неведомый себе, чего же ищешь ты?
 

100.

 
В любви забудь свой ум, хоть мудростью ты славен,
Дорожным прахом стань, хоть в небе будь твой дом,
Будь старцам, юношам, и злым и добрым равен,
Будь ферзью, пешкою, потом уж – королем.
 

101.

 
Пошли ей, Господи, безжалостного друга,
Мучителя сердец по прихоти своей!
Чтоб показать ей зло любовного недуга,
Пошли любовь, пошли любовь ей посильней!
 

102.

 
– Что делать? – я сказал. А он мне: Речь пустая!
„Что делать?”, – я убью все разом без затей:
В бесплодной суете „Что делать? ” повторяя,
Туда же ты придешь, где был в начале дней.
 

103.

 
Сегодня вечером с сочувственным мне другом
Сошлись мы, для бесед лугов избрав простор.
Вот свечи, разговор, певец к моим услугам.
О, лишь бы Ты был здесь! а прочее все – вздор.
 

104.

 
Когда безумием и страстью ослепленный
Придешь ты в общество, где счастие царит,
Не будешь пущен ты туда, как зачумленный,
Хотя ты в этот день умен и даровит.