Текст книги "Фривольная поэзия"

Александр Тиняков
(Одинокий)

Из цикла «Песенки о Беккине»

Песенка 1-я. Вечерняя

 
Весел вечер за бутылкой
Искрометного вина,
Полон я любовью пылкой,
А Беккина уж пьяна!
 
 
К черту узы узких юбок,
Сладок тела зрелый плод!
Из бутона алых губок,
Как пчела, сосу я мед.
 
 
Смех Беккины все счастливей,
Поцелуи горячей,
И движенья торопливей,
И дыханье тяжелей…
 

Песенка 2-я. Предрассветная

 
Стекла окон побелели,
Пред Мадонною лампадка
Гаснет, выгорев до дна.
Разметавшись на постели,
Спит моя Беккина сладко,
Зноем ласк утомлена.
 
 
Мне ж не дремлется, не спится;
Впился в сердце жгучим жалом
Неутомный Купидон.
И чтоб больше не томиться,
Я – к устам припавши алым,
Прерываю милой сон!
 

В амбаре

 
Под нами золотые зерна,
В углах мышей смиренный писк,
А в наших душах непокорно
Возносит похоть жгучий диск.
 
 
Нам близок ад и близко небо,
Восторг наш плещет за предел,
И дерзко вдавлен в груды хлеба
Единый слиток наших тел!
 

«Без конца лобзанья, вихрь объятий бурных…»

Только утро любви хорошо.

Надсон

 
Без конца лобзанья, вихрь объятий бурных,
Аромат кос влажных, блеск очей лазурных,
Шепот, полный тайны, робкий и неясный,
Скрип кровати легкий, тихий, сладострастный.
Косы распустились, и глаза блестят,
Грудь волною ходит, сброшен прочь наряд,
И бесстыдно топчет Страсть его ногой,
А Любовь уходит робкою стопой.
 

Сны страсти

Посв. Ф. А. Павловой

 
Разжал я ей алые губы
Своим поцелуем палящим
И жестом внезапным и грубым
Обнял ее круглые плечи…
Погасли смущенные свечи, —
Одни мы в потоке кипящем!
 
 
Вспыхнули молнии страсти,
Белое тело сверкнуло,
В пьяной, томительной власти,
В бездне немых содроганий
Все потонуло!
 
 
Бешенство груди несытой,
Бедер дрожащих извивы,
Хмель, в поцелуях разлитый,
Искры безумных желаний, —
Шепот стыдливый!
 
 
Но голос Дьявола не дремлет,
Твердит о смене наслаждений,
И пьяный мозг уже не внемлет
Тому, что робко ропщет стыд,
И мрачным пламенем горит
Заря отверженных сплетений.
 
 
И там, где кричали орлы,
Протянулись ползучие, цепкие змеи,
Изогнувши свои сладострастные шеи,
И в холодные кольца зажали
Лебедей, опьяненных развратом…
……………………………..
В бездне царственной мглы
Смехи Дьявола вдруг зазвучали
Громовым, тяжкомлатным раскатом!
 

Из юношеских признаний

1

 
Я люблю отцветающих дам,
Отдающихся власти Порока;
Их альковы – единственный храм,
Где молюсь и люблю я глубоко.
 
 
В тихой мгле полуспущенных штор,
Неотступным желаньем волнуем,
Я гашу распылавшийся взор
Своим юным – как май – поцелуем.
 
 
И ответ увядающих губ —
Словно жгучего ветра касанье!
…И сомлевшее тело – как труп —
Застывает в порочном дрожаньи.
 
 
…………………………….
 
 
За любовь отцветающих дам
И за их похотливые ласки
Я весеннюю свежесть отдам,
И мечты, и безгрешные сказки!
 

2

 
Все ближе шум весенних юбок,
Все жгучей вздохи ветерков,
И вновь моих молчаний кубок
Наполнен страстью до краев.
 
 
Свершает яркую обедню
С грехом играющая кровь,
Душа хмельна, и все победней
Поет воскресшая Любовь.
 
 
За каждой женскою фигурой
Стремится мой бесстыдный взор,
И канул в прошлое мой хмурый,
Бессильем сотканный позор.
 
 
Опять в задвинутом алькове
Всю ночь – до зорь рассветных вплоть —
Я славлю буйство жаркой крови
И страстью зыблемую плоть!
 

Трюмо

 
Одежды с плеч своих срывая,
Как ненавистное ярмо,
Ты любишь перед сном, нагая,
Глядеть в глубокое трюмо.
 
 
По сладкомлеющим коленям
Губами жадными скользя,
Не внемлю я стыдливым пеням,
Не внемлю тихому «нельзя!».
 
 
И отражает без желаний
Глубь чудодейного стекла
И ветви мертвые латаний,
И наши страстные тела.
 
 
И я как будто бы взволнован,
Но там, в душевной глубине,
Я льдом безжизненным окован
И сердце Зеркала – во мне!
 

Девушка весной

 
Он идет со мной, насвистывая…
В сердце сладостная жуть,
Давит кофточка батистовая
Замирающую грудь.
 
 
Небо вешнее – лазоревое,
Крылья бабочек блестят,
И – желанья подзадоривая —
Льют цветы свой аромат.
 
 
Тяжелеют груди млеющие,
В жилах сладкий сок разлит,
И уносят ветры веющие
Из хмельного тела стыд!
 

Скромной женщине

 
Ты долго сдерживала страсть
И в одиночестве горела,
Но я помог тебе упасть
И взял измученное тело.
 
 
И помню, как в шестой этаж
Ко мне ты робко позвонила,
Я помню первый вечер наш,
Когда ты лампу потушила.
 
 
Я помню шепот твой: «Забудь!
Ах! не целуй! Пусти! Не надо!»
Но ходуном ходила грудь
И ласкам тело было радо.
 
 
Я помню, как ты без огня
Свое застегивала платье
И как сердилась на меня
За поцелуй и за объятье.
 
 
Я помню твой смущенный шаг,
Когда я вел тебя из дома,
Я помню, как в твоих глазах
Цвела блаженная истома!
 
 
Когда же я спросил: «Придешь?» —
Ты головою покачала,
И вдруг, скрывая страсть и дрожь,
«Приду!» – потупясь, прошептала.
 

Владислав Ходасевич

Бегство

 
Да, я бежал, как трус, к порогу Хлои
 стройной,
Внимая брань друзей и персов дикий вой,
И все-таки горжусь: я, воин недостойный,
Всех превзошел завидной быстротой.
 
 
Счастливец! я сложил у двери потаенной
Доспехи тяжкие: копье, и щит, и меч.
У ложа сонного, разнеженный, влюбленный,
Хламиду грубую бросаю с узких плеч.
 
 
Вот счастье: пить вино с подругой
 темноокой
И ночью, пробудясь, увидеть над собой
Глаза звериные с туманной поволокой,
Ревнивый слышать зов: ты мой? ужели мой?
 
 
И целый день потом с улыбкой простодушной
За Хлоей маленькой бродить по площадям,
Внимая шепоту: ты милый, ты послушный,
Приди еще – я все тебе отдам!
 

Воспоминание

Сергею Ауслендеру

 
Все помню: день, и час, и миг,
И хрупкой чаши звон хрустальный,
И темный сад, и лунный лик,
И в нашем доме топот бальный.
 
 
Мы подошли из темноты
И в окна светлые следили:
Четыре пестрые черты —
Шеренги ровные кадрили…
 
 
У освещенного окна
Темнея тонким силуэтом,
Ты, поцелуем смущена,
Счастливым медлила ответом.
 
 
И вдруг – ты помнишь? – блеск и гром,
И крупный ливень, чаще, чаще,
И мы таимся под окном,
А поцелуи – глубже, слаще…
 
 
А после – бегство в темноту,
Я за тобой, хранитель зоркий;
Мгновенный ветер на лету
Взметнул кисейные оборки.
 
 
Летим домой, быстрей, быстрей,
И двери хлопают со звоном.
В блестящей зале, средь гостей,
Немножко странно и светло нам…
 
 
Стоишь с улыбкой на устах,
С приветом ласково-жеманным,
И только капли в волосах
Горят созвездием нежданным.
 

Весенний рассказ

 
Не знаю, ночь ли их свела,
Любовь ли резвая приспела,
Она простую песню спела —
И страсть увенчана была.
 
 
Благословенны – в ночи темной
Внезапный взгляд, намек, мольба,
Любви притворная борьба
И сучьев шорох вероломный!
 
 
Благословенны – стыд, и страсть,
И вскрик, ничем не заглушенный,
И неизбежной, непреклонной
Истомы роковая власть!..
 
 
Все так же было ночью этой.
Свершились ласки – и опять
Со лба спадающую прядь
Он отстранил рукой воздетой.
 
 
Еще спокойней и верней
Она оборки оправляла, —
И двигал ветер опахало
Зеленолистное над ней.
 
 
А там, вверху, свой лист широкий
Крутил посеребренный клен
Да – злобой поздней уязвлен —
Склонялся месяц кривобокий.
 

Игорь Северянин

Berceuse[5]5
  Berceuse – колыбельная песня (фр.).


[Закрыть] осенний

 
День алосиз. Лимонолистный лес
Драприт стволы в туманную тунику.
Я в глушь иду, под осени berceuse,
Беру грибы и горькую бруснику.
 
 
Кто мне сказал, что у меня есть муж
И трижды овесененный ребенок?..
Ведь это вздор! ведь это просто чушь!
Ложусь в траву, теряя пять гребенок…
 
 
Поет душа, под осени berceuse,
Надежно ждет и сладко-больно верит,
Что он придет, галантный мой Эксцесс,
Меня возьмет и девственно озверит.
 
 
И, утолив мой алчущий инстинкт,
Вернет меня к моей бесцельной яви,
Оставив мне незримый гиацинт,
Святее верб и хризантем лукавей…
 
 
Иду, иду, под осени berceuse,
Не находя нигде от грезы места,
Мне хочется, чтоб сгинул, чтоб исчез
Тот дом, где я – замужняя невеста!..
 

Это было у моря
(Поэма-миньонет)

 
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башнях замка —
 Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
 
 
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
 
 
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
 

Терцина – Колибри

 
В твоих губах есть тайный уголок,
Исполненный неизъяснимой сласти,
Где ток бежит от головы до ног.
 
 
Изнемогая от избытка страсти,
Лианой приникаешь ты к груди,
И если я в твоей покуда власти —
В моей, в моей ты власти впереди!
 

Твое утро

 
С постели
Встала.
На голом теле
Дымится ало
И стынет сон.
Улыбки дрожко
Стрекозят крылья,
В глазах – умилье,
Еще немножко, —
И под уклон!
 

Хабанера

Синьоре Za

 
Вонзите штопор в упругость пробки, —
И взоры женщин не будут робки!..
Да, взоры женщин не будут робки,
И к знойной страсти завьются тропки…
 
 
Плесните в чаши янтарь муската
И созерцайте цвета заката…
Раскрасьте мысли в цвета заката
И ждите, ждите любви раската!..
 
 
Ловите женщин, теряйте мысли…
Счет поцелуям – пойди, исчисли!..
А к поцелуям финал причисли, —
И будет счастье в удобном смысле!..
 

Вадим Шершеневич

Принцип академизма

 
Ты, грустящий на небе и кидающий блага
 намкрошками,
Говоря: «Вот вам хлеб ваш насущный даю!»
И под этою лаской мы ластимся кошками
И достойно мурлычем молитву свою.
 
 
На весы шатких звезд, коченевший
в холодном жилище,
Ты швырнул мое сердце, и сердце упало, звеня.
О уставший Господь мой, грустящий и нищий,
Как завистливо смотришь ты с небес на меня!
 
 
Весь ваш род проклят роком навек и незримо,
И твой сын без любви и без ласк был рожден.
Сын влюбился лишь раз, но с Марией любимой
Эшафотом распятий был тогда разлучен.
 
 
Да! Я знаю, что жалки, малы и никчемны
Вереницы архангелов, чудеса, фимиам
Рядом с полночью страсти, когда дико
 итомно
Припадаешь к ответно встающим грудям!
 
 
Ты, проживший без женской любви
и без страсти!
Ты, не никший на бедрах женщин нагих!
Ты бы отдал все неба, все чуда, все власти
За объятья любой из любовниц моих!
 
 
Но смирись, одинокий, в холодном жилище
И не плачь по ночам, убеленный тоской,
Не завидуй, Господь, мне, грустящий и нищий,
Но во царстве любовниц себя упокой!
 

Сергей Есенин

«Выткался на озере алый свет зари…»

 
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
 
 
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло.
 
 
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
 
 
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
 
 
Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
 
 
И пускай со звонами плачут глухари,
Есть тоска веселая в алостях зари.
 

Николай Олейников

Любовь

 
Пищит диванчик,
Я с вами тут.
У нас романчик,
И вам капут.
 
 
Вы так боялись
Любить меня,
Сопротивлялись
В теченье дня.
 
 
Я ваши губки
Поцеловал,
Я ваши юбки
Пересчитал.
 
 
Их оказалось
Всего одна.
Тут завязалась
Меж нами страсть.
 
 
Но стало скучно
Мне через час,
Собственноручно
Прикрыл я вас.
 
 
Мне надоело
Вас обнимать, —
Я начал смело
Отодвигать.
 
 
Вы отвернулись,
Я замолчал,
Вы встрепенулись,
Я засыпал.
 
 
Потом под утро
Смотрел на вас:
Пропала пудра,
Закрылся глаз.
 
 
Вздохнул я страстно
И вас обнял,
И вновь ужасно
Диван дрожал.
 
 
Но это было
Уж не любовь!
Во мне бродила
Лишь просто кровь.
 
 
Ушел походкой
В сияньи дня.
Смотрели кротко
Вы на меня.
 
 
Вчера так крепко
Я вас любил.
Порвалась цепка,
Я вас забыл.
 
 
Любовь такая
Не для меня.
Она святая
Должна быть, да!
 

Послание, бичующее ношение одежды

 
Меня изумляет, меня восхищает
Природы красивый наряд:
И ветер, как муха, летает,
И звезды, как рыбки, блестят.
 
 
Но мух интересней,
Но рыбок прелестней
Прелестная Лиза моя —
Она хороша, как змея!
 
 
Возьми поскорей мою руку,
Склонись головою ко мне,
Доверься, змея, политруку —
Я твой изнутри и извне!
 
 
Мешают нам наши покровы,
Сорвем их на страх подлецам!
Чего нам бояться? Мы внешне здоровы,
А стройностью торсов мы близки к орлам.
 
 
Тому, кто живет как мудрец-наблюдатель,
Намеки природы понятны без слов:
Проходит в штанах обыватель,
Летит соловей – без штанов.
 
 
Хочу соловьем быть, хочу быть букашкой,
Хочу над тобою летать,
Отбросивши брюки, штаны и рубашку —
Все то, что мешает пылать.
 
 
Коровы костюмов не носят,
Верблюды без юбок живут.
Ужель мы глупее в любовном вопросе,
Чем тот же несчастный верблюд?
 
 
Поверь, облаченье не скроет
Того, что скрывается в нас,
Особенно если под модным покроем
Горит вожделенья алмаз.
 
 
…Ты слышишь, как кровь закипает?
Моя полноценная кровь!
Из наших объятий цветок вырастает
По имени Наша Любовь.