Текст книги "Новейшая хрестоматия по литературе. 7 класс"

Слово о полку Игореве[1]1
  «Слово о полку Игореве» с момента его открытия уже два столетия служит высокой задаче воспитания любви к Родине и подвигам наших предков. Многие поколения русских писателей, поэтов, историков стремились донести до нас красоту этой поэмы. Перед вами еще одно переложение гениальной поэмы, но особенное. Писатель Леонид Яхнин пересказал «Слово о полку Игореве» для юных читателей. Ему удалось это сделать, сохранив не только поэтические достоинства, но и самый дух великого произведения нашей литературы. Прочитайте этот пересказ. Он обязательно вспомнится вам, когда вы потом откроете подлинный текст и произнесете: «Не лепо ли ны бяшеть, братие, начяти старыми словесы трудных повестий о пълку Игореве, Игоря Святъславлича?..» В. Л. ЯНИН, профессор, академик Российской Академии наук


[Закрыть]

Не начать ли нам, братья, повесть о трудной рати, печальном походе Игоря-свет Святославича? Слово наше по нынешним былям, по-своему скажем, не станем петь по преданьям, в подражанье Бояну.

А мудрый Боян, говорят, если песню затеет, то деревом песня его зеленеет, серого волка она обгоняет, сизым орлом в облака улетает. Многое помнил Боян. Пел он о старом седом Ярославе. О храбром Мстиславе, что князя касогов Редедю перед его же полками сразил в поединке на поле брани. Пел о прекрасном князе Романе. Пальцы его лебедями по струнам летали. Послушные струны в руках оживали и славу князьям рокотали.

Начнем.

Начнем свою повесть об Игоре-князе. Ум его ясен, а сердце отвагой горит. Он храброе войско с собою ведет. Он биться за Русскую землю идет на Дон, в Половецкое поле.

Но что это? Светлое солнце тьмою закрылось. Ясное утро ночью сменилось. И воины укрыты пологом мрака.

Не убоялся князь Игорь тревожного знака.

– Братья! Дружина! – сказал он. – Лучше нам в битве убитыми быть, чем под половцем поганым ходить. Так сядем на быстрых коней и к синему Дону поскачем скорей! Там, на краю Половецкого поля, стрелам и копьям нашим раздолье. Либо нам головы буйны сложить, либо шеломом из Дону испить.

О Боян, прежних дней соловей, как не хватает нам песни твоей! Деревом песня твоя вырастает. Серого волка она обгоняет. Сизым орлом в облака залетает. Старое время с новым свивает. Так бы, наверное, песня твоя начиналась:

 
То не буря в полях разгулялась,
Галок несметная стая слеталась
К великому Дону.
 

А может, ты спел бы совсем по-иному:

 
Кони ржут за Сулою-рекой.
В Нове-граде трубы протрубили.
Киев славой громкою гремит.
Стяги развиваются в Путивле…
 

А Игорь с тревогой глядит на дорогу – милого брата ждет на подмогу. Вот и Всеволод-князь подоспел. Могучий, как тур, и силен он и смел.

– Брат мой, – сказал он, – свет-светлый мой Игорь! Мы, Святославичи, гордое племя. Вступи в золотое узорное стремя. Ждет нас у Курска дружина моя. Куряне бывалые славные воины, громкой брани сыны – они под трубой боевой рождены, под шлемами вспоены, с конца копья вскормлены. Им все дороги отворены, сабли навострены. В поле рвутся не для забавы – себе ищут чести, а князю славы.

Игорь в стремя вступил золотое и выехал в чистое поле. Тьма наступила, путь заступила. Стонет, стенает гроза ночная, птиц пробуждая. Суслики свищут зловеще в ночи. Взвился на дерево Див. Кличет. И клич окаянный летит до незнаемых стран – до Волги, Посулья, Поморья, Сурожа, Корсуни и до тебя долетает, идол поганый, Тмутороканский болван!

И вот уже степью неведомой, дикою мчатся половцы к Дону великому. Скрип по степи раздается тележный, словно бы крик лебединый тревожный.

Игорь дружины к Дону ведет. Беда его ждет, поджидает. В дремучих дубравах птицы взлетают. В глубоких оврагах подстерегают волчьи голодные стаи. Клекот орлиный летит с высоты – зверье на добычу сзывает. Брешут лисицы из темных кустов на алые отблески русских щитов.

О Русская земля! Ты уже за холмом!

Долгая ночь постепенно редеет. Над полем заря сквозь туман пробивается, рдеет. Щёкот затих соловьиный, и пробудился галочий грай. Русичи поле из края в край щитами алыми перегородили.

Пришли они в поле не для забавы – себе ищут чести, а князю славы.

В пятницу рано, еще не светало, половцев русская рать потоптала. Откатились полки их назад. Стрелами русичи следом летят. Нет поганым пощады. Поле усеяно покрывалами их и плащами. Убегают они болотами, топями. В грязь дорогие наряды втоптаны. Оказалась добыча легка – девы красные, бархат, атласы, шелка. И стяг половецкий с конским хвостом на поле пустом остался. Он храброму князю достался.

Дремлют спокойно усталые русские воины. Далеко, в Половецкое поле заманила их злая доля. Не кречет их завлекал и не сокол, что летает высоко, а ты, черный ворон поганый, ворог наш окаянный!

Дремлют спокойно храбрые воины. Но вот уж бежит серым волком хан половецкий Гзак. Путь ему кажет к Дону Кончак.

Зори кровавые утро ведут. Черные тучи с моря идут. Солнце закрыли зловеще. Синие молнии в них трепещут. Быть великому грому! Идти дождю стрелами с великого Дону! И копью преломиться, и мечу притупиться тут, где дружины русские стали, на реке на Каяле.

О Русская земля! За холмами ты, далеко!

Воют ветры, Стрибожьи внуки. Веют с моря. Сеют каленые стрелы. Земля загудела. В реках вода помутнела. Катят по полю клубы пыли. Стяги бьют на ветру, не унять. Половцы полем от Дона идут и от моря – с разных сторон обступили русскую рать. Поле криками дикими перегородили. А русичи храбро щиты к ним поворотили.

Ярый тур Всеволод! Битвы ты ищешь, стрелами прыщешь, мечом булатным о шлемы гремишь. Куда ни поскачешь, шлемом поблескивая, – там катятся головы половецкие. Где просвищет меч твой каленый – там шлем заморский лежит расщепленный. Ярый тур Всеволод! Раны тебе не страшны. Кровавая битва тебе заслонила и лик твоей Глебовны, милой жены, и отчий престол золотой, и город Чернигов родной!

От рассвета до вечера и с вечера снова до света каленые стрелы свистят, мечи о шлемы стучат, крепкие копья трещат – сече жестокой раздолье на Половецком поле. Черна земля копытами вспахана, костьми засеяна, кровью полита. В дальнем поле том всходы взошли горем для Русской земли!

Но слышу я, слышу звон отдаленный и гул. Игорь дружины свои повернул. Игорь на помощь брату спешит – земля под ногами коней дрожит.

Бились день и другой. А на третий, к полудню, когда день еще светел, Игоря стяги пали! Так разлучились братья на быстрой реке Каяле. А дружины русские храбрые на кровавом пиру алой кровью своей напоили гостей, да самим им вина не достало – полегли вдали от Русской земли.

Никнет от жалости в поле трава, и с тоскою склонились к земле дерева.

Войско русское пало. Невеселое время настало. Побежала беда по земле, лебединым крылом синий Дон расплескала. А князья не с погаными бьются – меж собою дерутся. Раздоры в земле своей множат. Брату брат говорит: «Это мое и то мое тоже». Ослабела земля наша Русская, поднялся на ней стон. А половцы, волками рыская, крадутся со всех сторон.

О, далёко залетел ты, сокол, птиц побивая, – до чужого края, до моря! А вместо тебя прилетело к нам горе. Скорбью полнится наша земля. Божьей карой черные Карна и Жля проскакали по тропам-дорогам, смерть возвещая огненным рогом.

Плачут русские жены, мужей призывают. Слезы горючие льют, причитают:

 
Думою горькою вас не достать.
Мыслью быстрою к вам не слетать.
И глазам нашим вас не видать.
И даров дорогих нам от вас не принять.
Нет нам без вас отрады,
Милые лады!
 

Киев стольный от горя стонет. И в напасти Чернигов тонет. Рыщут в Русской земле половчане, ищут в каждом дворе себе дани.

Игорь и Всеволод, храбрые Святославичи, вы это зло пробудили, славы себе желаючи. Усыпил было это зло киевский князь Святослав. И мечом он его усмирил и копьем. Потоптал Половецкую землю своими полками. Шел и реками он, и оврагами, и болотами, и холмами, а поганого Кобяка достала его рука. За железной стеной половецких щитов был проклятый укрыться готов. Вырвал князь Кобяка из толпы убегающей вражьей. Пал поганый Кобяк в граде Киеве, в гриднице княжьей.

И отныне по праву громкую славу великому князю поют немцы, греки, венецианцы, моравы. Только Игорю славы они не споют – бед натворил он немало. Потопил свою честь на дне окаянной Каялы. Князь оставил седло золотое, пересел поневоле в чужое – уведен в половецкий полон.

А в Киеве князь Святослав смущен – видел он непонятный сон:

– Снилось мне, будто черным меня полотном укрывали. Будто синим вином угощали, синим вином пополам с печалью. Будто жемчуг на голову мне из поганых колчанов пустых вытрясали. Будто терем мой златоверхий с конька разбирали. Будто воронов черных бесовские стаи надо мною всю ночь летали. Будто змеи со всей земли по оврагам к краю моря ползли.

И бояре ему отвечали:

– Полна твоя дума печали. Два твоих сокола улетели из дома, чтобы в земле поганой у города Тмуторокани испить шеломом из Дона. Но саблями острыми крылья им подсекли, железными путами их оплели. На реке на Каяле тьма свет прикрыла. Вот что было.

И уже, словно гепардов стая, половцы Русскую землю терзают. Потоптана наша земля святая. На поруганье она отдана. Славу нашу позором покрыли. Разор и насилье свободу сменили. Див поганый над нами кычет, горе на головы наши кличет. Половцы в золото жен своих нарядили. А мы про веселье и думать забыли.

И сказал Святослав слово свое золотое, горькой слезой политое:

– О князья молодые, Игорь и Всеволод! Рано, рано вы подняли меч на поганых. Славы себе искали – без чести пали. Знаю, вы оба, два брата отвагой полны и крепче булата сердца ваши в битвах закалены. Но почему не пожалели вы моей седины?

Где брат мой, черниговский князь Ярослав? Из разных краев дружину собрав, стал он и сильный и войском обильный. Были в могучей дружине его татраны, ревуги, топчаки, могуты, ольберы, шельбиры. Ножи засапожные меч им в бою заменяли. Кликом грозным они полки разгоняли. И дедовской славы нигде никогда не роняли.

Но вы захотели сами, своими мечами новую славу добыть и славу отцов поделить. А разве мы, старые, не могли бы помолодеть, шлем и кольчугу надеть? Силу соколу множат года. Он в обиду не даст своего гнезда.

Но вот беда: кто же мне на подмогу придет сюда? У Римова города люди кричат под саблями половчан. В Переяславле Владимир стонет от ран. Горе ему и тоска!

Великий князь Всеволод! Может быть, ты издалека прилетишь за отчий дом постоять? Ты ведь Волгу можешь веслом расплескать, а шеломом вычерпать Дон. И летят с тобой копья живые – Глебовичи удалые.

А вы, буйный Рюрик и славный Давыд! Ваш меч половецкие шлемы дробит. И поганой кровью обагренные, сияют ваши шлемы золоченые. А воины ваши турами разъяренными рыкают под саблями калеными. Настало время. В золотое стремя, братья, вступите. За землю Русскую, за раны Игоря отомстите!

Острый мыслию Ярослав! Высоко сидишь ты в своем Галиче, не доносится крик к тебе галочий. Горы полками ты подпираешь. Ворота в Дунай затворяешь. Со многих народов ты дани берешь. Салтанов заморских стрелой достаешь. Достань же стрелой Кончака поганого. За землю Русскую, за Игоревы раны!

А ты, отважный Роман, и ты, Мстислав! Знают враги ваше храброе сердце, суровый ваш нрав. Многие земли – Хинову, Литву и Ятвягу поправ, высоко парите соколом в синем просторе.

Какая же птица отвагою с вами поспорит? Шлемы ковали для вас латиняне. Копья сломали пред вашим мечом половчане.

А Игоря нет. Померк для него белый свет. И дуб, зеленевший в бору, роняет листву не к добру. И воинов Игоря не воскресить. Кличет вас Дон отомстить!

Вы, Ингварь и Всеволод и трое Мстиславичей с вами – соколы не худого гнезда. Придите сюда. Копьями польскими, стрелами острыми и щитами поле открытое перегородите! Русскую землю от ворога защитите. За раны Игоревы отомстите!

У Переяславля Сула замутилась, не бежит серебряной струей. И Двина в болото замесилась под поганой половецкою ногой. Из князей всесильных лишь один – Изяслав, Васильков сын, позвенел мечами острыми о шлемы литовские. Но пал он. Над его головой ветер шумит кровавой травой. Полегли его воины в степи ковыльной. Вороны крыльями их прикрыли. Волки кровь слизали.

Убито веселье слезами, скорбными голосами. Города приуныли. На стенах высоких трубы беду протрубили.

Внуки Всеслава и Ярослава! Не удержали вы дедовой славы. Склоните стяги свои побежденные, вложите в ножны мечи поврежденные. Распри ваши – горе для Русской земли. Ссоры князей половцев к нам привели, накликали беды великие.

Еще в давнюю пору хитрый Всеслав, коня оседлав, стал города воевать, княжеский стол, как невесту, себе выбирать. В Киев стольный метнулся и стола золотого древком копья боевого коснулся. В полночь оттуда лютым зверем скакнул. Из ворот Бела-города к Нову-городу повернул. А поутру уж в облаке синем соколом сильным повис и на Нов-город ринулся вниз. Грозной секирой взмахнул и ворота отомкнул. И вот серым волком он дальше спешит – перед ним Немига-река бежит.

О Немига-река! Кровавые твои берега засеяны не хлебами – русских воинов телами. Здесь булатными молотят цепами. На кровавом току жизнь кладут. Веют душу от тела тут. О Немига-река, вдоль твоих берегов порассеяны кости русских сынов!..

Князь Всеслав и людей судил, и князьям города рядил, а сам по ночам серым волком порыскивал и в далекие города и близкие. Выскочит ночью из Киева порыском волчьим, а поутру с петухами – уже в Тмуторокани. Обгоняет великого Хорса, бога солнца. Лишь в Полоцке утренний звон разнесется, а он уж в Киеве встрепенется.

Хоть и был он удалым, но и бед повидал он, да немало и сам сотворил. Не о нем ли мудрый Боян говорил:

 
Ни хитрому, ни бывалому,
Ни птице, ни зверю малому
Не минуть никогда
Божьего суда!
 

О, стонет Русская земля, стенает, былую силу и прежних князей вспоминает. Тот, старинный Владимир-князь крепко стоял, никого не боясь. Кто его мог победить, к киевским горам пригвоздить? А ныне все вы – и Рюрики, и Давыды, помните только свои обиды. Стяги ваши врозь развеваются. В усобицах ваши щиты разбиваются. Поганые в землю нашу идут. Копья поют.

Ярославна по мужу тоскует. Одинокой кукушкой кукует. До далекой реки Дуная скорбный голос ее долетает:

 
Я кукушкой по Дунаю полечу,
Рукава в реке Каяле омочу.
Рано-рано полечу я поутру,
Раны Игоря кровавые утру.
 

Над Путивлем славным заря занялась молодая. На стене городской Ярославна плачет, причитая:

 
О, зачем ты, буйный ветер, налетел
И пригнал на войско лады тучу стрел?
Или скучно веять в белых облаках
И ладьи лелеять в море на волнах?
Ах, зачем ты разгулялся по полям,
Мое счастье разметал по ковылям?
 

Над Путивлем заря занялась молодая. Плачет Ярославна, причитая:

 
Днепр славный, ты пробился среди скал,
До земли до Половецкой добежал.
Святославовы ладьи издалека
Ты, качая, нес до стана Кобяка.
Почему обратно ладу не принес,
Чтоб не лить мне на Путивле горьких слез?
 

Над Путивлем заря догорает. Плачет Ярославна, причитает:

 
Красно солнышко, ты даришь нам тепло.
При тебе нам и привольно, и светло.
Так зачем же ты, владыко, обожгло
Лады милого пресветлое чело,
Иссушило гибких луков тетиву,
Напоило кровью жаркою траву?
 

Море синее волнами вспучено. Черным смерчем тучи закручены. Ночи шатром стан половецкий укрыт. Только Игорь не спит. Князь плененный не может уснуть. Тайной мыслию меряет к дому свой путь: от великого Дона через степь, что простерлась без края-конца, а потом по оврагам, лесам до Донца.

Крепко стан половецкий уснул. В час условленный свист темноту полоснул. Это верный Овлур князю Игорю знак подает – на коня садиться зовет.

Игорь к холке коня приник. Под копытами хрустнул тростник. Пробудилась земля под ногами погони. За спиною храпят половецкие кони.

Но Игорь в тростник горностаем скакнул. Белым гоголем в темную воду скользнул. И в черную ночь серым волком умчался прочь.

Не стрекочут сороки. И галки умолкли. И не слышится грай вороний. Мчит за Игорем-князем погоня. Дятлы дробь отбивают на звонких стволах. Змеи-полозы в пыльных ползут ковылях. Рыщут ханы Гзак и Кончак.

Путь беглецам заступила река. Игорь соколом взвился под облака. Волком верный Овлур пробирается следом. И бегут они вместе, гусей-лебедей добывая к обеду.

Вот достигли Донца, его острой излучины, пот отерли с лица, долгим бегом по росному полю измучены. А коней загнали вконец.

Говорит им Донец, струясь:

– Вольной воли тебе, Игорь-князь! А Русской земле – счастья! А Кончаку – напасти!

И сказал, поклонясь, князь-беглец:

– Благодарствуй на добром слове, Донец! Ты качал и лелеял меня на волнах. Стлал траву-мураву на серебряных берегах. Засыпал я под сенью ракит, твоим теплым туманом укрыт. Утка-гоголь мелькала в твоих тростниках. Чайка мирно скользила в прозрачных струях. Чернядь в небе плыла на попутных ветрах. Ты стерег-охранял меня, быстрый Донец. Я вернулся домой наконец.

А тем часом молвил Гзак Кончаку на скаку в злобе черной:

– Улетел уже сокол к своему гнезду. Но остался у нас на его беду сын, соколенок плененный. Убьем соколенка стрелой золоченой!

Но ответил Кончак:

– Мы поступим не так. Соколенка опутаем девицей красной, половчанкой прекрасной.

И сказал тогда Гзак:

– Нет, напрасно. Не удержать соколенка нам девицей красной. Он за соколом вслед устремится. И тогда уж в степи Половецкой бить-клевать станут нас даже малые птицы.

О Боян-песнотворец, былей старинных певец, ты Ярославу славу слагал. Ты Святослава не раз воспевал. Ты, мудрый, когда-то сказал:

 
Худо голове, коль с плеч слетела,
Но беда без головы и телу.
 

Мы вслед за тобою сказать бы могли:

– Худо Игорю-князю без Русской земли. Но и Русской земле беда потерять его навсегда.

Красное солнышко в небе лучами играет – князь Игорь на Русской земле!

Красные девицы песни поют на Дунае – князь Игорь на Русской земле!

От моря до Киева их голоса долетают – князь Игорь на Русской земле!

Села поют, города ворота отворяют – князь Игорь на Русской земле!

Слава князьям и седым и совсем молодым!

Слава дружинникам их удалым!

Слава тем, кто на поле кровавом пал!

Слава всем, кто за Русскую землю встал!

Аминь!

Литература XVIII и XIX вв.

Гавриил Романович Державин
1743–1816

* * *

 
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
 

Михайло Васильевич Ломоносов
1711–1765

 
Се образ изваян премудрого героя,
Что, ради подданных лишив себя покоя,
Последний принял чин и царствуя служил,
Свои законы сам примером утвердил,
Рожденны к скипетру, простер в работу руки,
Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.
Когда он строил град, сносил труды в войнах,
В землях далеких был и странствовал в морях,
Художников сбирал и обучал солдатов,
Домашних побеждал и внешних сопостатов;
И словом, се есть Петр, отечества Отец;
Земное божество Россия почитает,
И столько олтарей пред зраком сим пылает,
Коль много есть ему обязанных сердец.
 

 
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Вокруг тебя цветы пестреют
И класы на полях желтеют;
Сокровищ полны корабли
Дерзают в море за тобою;
Ты сыплешь щедрою рукою
Свое богатство по земли.
 
 
Великое светило миру,
Блистая с вечной высоты
На бисер, злато и порфиру,
На все земные красоты,
Во все страны свой взор возводит,
Но краше в свете не находит
Елисаветы и тебя.
Ты кроме той всего превыше;
Душа ее зефира тише,
И зрак прекраснее рая́.
 
 
Когда на трон она вступила,
Как вышний подал ей венец,
Тебя в Россию возвратила,
Войне поставила конец;
Тебя прияв облобызала:
«Мне полно тех побед, – сказала, –
Для коих крови льется ток.
Я россов счастьем услаждаюсь,
Я их спокойством не меняюсь
На целый запад и восток».
Божественным устам приличен,
Монархиня, сей кроткий глас.
О коль достойно возвеличен
Сей день и тот блаженный час,
Когда от радостной премены
Петровы возвышали стены
До звезд плескание и клик!
Когда ты крест несла рукою
И на престол взвела с собою
Доброт твоих прекрасный лик!
 
 
Чтоб слову с оными сравняться,
Достаток силы нашей мал;
Но мы не можем удержаться
От пения твоих похвал.
Твои щедроты ободряют
Наш дух и к бегу устремляют,
Как в понт пловца способный ветр
Чрез яры волны порывает;
Он брег с весельем оставляет;
Летит корма меж водных недр.
 
 
Молчите, пламенные звуки,
И колебать престаньте свет;
Здесь в мире расширять науки
Изволила Елисавет.
Вы, наглы вихри, не дерзайте
Реветь, но кротко разглашайте
Прекрасны наши времена.
В безмолвии внимай, вселенна:
Се хощет лира восхищенна
Гласить велики имена.
 
 
Ужасный чудными делами,
Зиждитель мира искони
Своими положил судьбами
Себя прославить в наши дни;
Послал в Россию Человека,
Каков неслыхан был от века.
Сквозь все препятства он вознес
Главу, победами венчанну,
Россию, грубостью попранну,
С собой возвысил до небес.
 
 
В полях кровавых Марс страшился,
Свой меч в Петровых зря руках,
И с трепетом Нептун чудился,
Взирая на российский флаг.
В стенах внезапно укрепленна
И зданиями окруженна,
Сомненная Нева рекла:
«Или я ныне позабылась
И с оного пути склонилась,
Которым прежде я текла?»
 
 
Тогда божественны науки
Чрез горы, реки и моря
В Россию простирали руки,
К сему монарху говоря:
«Мы с крайним тщанием готовы
Подать в российском роде новы
Чистейшего ума плоды».
Монарх к себе их призывает,
Уже Россия ожидает
Полезны видеть их труды.
 
 
Но ах, жестокая судьбина!
Бессмертия достойный муж,
Блаженства нашего причина,
К несносной скорби наших душ
Завистливым отторжен роком,
Нас в плаче погрузил глубоком!
Внушив рыданий наших слух,
Верьхи Парнасски восстенали,
И музы воплем провождали
В небесну дверь пресветлый дух.
 
 
В толикой праведной печали
Сомненный их смущался путь;
И токмо шествуя желали
На гроб и на дела взглянуть.
Но кроткая Екатерина,
Отрада по Петре едина,
Приемлет щедрой их рукой.
Ах, если б жизнь ее продлилась,
Давно б Секвана[2]2
  Сена.


[Закрыть] постыдилась
С своим искусством пред Невой!
 
 
Какая светлость окружает
В толикой горести Парнас?
О коль согласно там бряцает
Приятных струн сладчайший глас!
Все хо́лмы покрывают лики;
В долинах раздаются клики:
«Великая Петрова дщерь
Щедроты отчи превышает,
Довольство муз усугубляет
И к счастью отверзает дверь».
 
 
Великой похвалы достоин,
Когда число своих побед
Сравнить сраженьям может воин
И в поле весь свой век живет;
Но ратники, ему подвластны,
Всегда хвалы его причастны,
И шум в полках со всех сторон
Звучащу славу заглушает,
И грому труб ее мешает
Плачевный побежденных стон.
 
 
Сия тебе единой слава,
Монархиня, принадлежит,
Пространная твоя держава,
О как тебе благодарит!
Воззри на горы превысоки,
Воззри в поля свои широки,
Где Волга, Днепр, где Обь течет;
Богатство, в оных потаенно,
Наукой будет откровенно,
Что щедростью твоей цветет.
 
 
Толикое земель пространство
Когда всевышний поручил
Тебе в счастливое подданство,
Тогда сокровища открыл,
Какими хвалится Инди́я;
Но требует к тому Россия
Искусством утвержденных рук.
Сие злату́ очистит жилу;
Почувствуют и камни силу
Тобой восставленных наук.
 
 
Хотя всегдашними снегами
Покрыта северна страна,
Где мерзлыми борей крылами
Твои взвевает знамена;
Но бог меж льдистыми горами
Велик своими чудесами:
Там Лена чистой быстриной,
Как Нил, народы напояет
И бреги наконец теряет,
Сравнившись морю шириной.
 
 
Коль многи смертным неизвестны
Творит натура чудеса,
Где густостью животным тесны,
Стоят глубокие леса,
Где в роскоши прохладных теней
На пастве скачущих еленей
Ловящих крик не разгонял;
Охотник где не метил луком;
Секирным земледелец стуком
Поющих птиц не устрашал.
 
 
Широкое открыто поле,
Где музам путь свой простирать!
Твоей великодушной воле
Что можем за сие воздать?
Мы дар твой до небес прославим
И знак щедрот твоих поставим,
Где солнца всход и где Амур
В зеленых берегах крутится,
Желая паки возвратиться
В твою державу от манжур.
 
 
Се мрачной вечности запону
Надежда отверзает нам!
Где нет ни правил, ни закону,
Премудрость тамо зиждет храм;
Невежество пред ней бледнеет.
Там влажный флота путь белеет,
И море тщится уступить:
Колумб российский через воды
Спешит в неведомы народы
Твои щедроты возвестить.
 
 
Там тьмою островов посеян,
Реке подобен Океан;
Небесной синевой одеян,
Павлина посрамляет вран.
Там тучи разных птиц летают,
Что пестротою превышают
Одежду нежныя весны;
Питаясь в рощах ароматных
И плавая в струях приятных,
Не знают строгия зимы.
 
 
И се Минерва ударяет
В верхи Рифейски[3]3
  Уральские горы.


[Закрыть] копием;
Сребро и злато истекает
Во всем наследии твоем.
Плутон в расселинах мятется,
Что россам в руки предается
Драгой его металл из гор,
Которой там натура скрыла;
От блеску дне́вного светила
Он мрачный отвращает взор.
 
 
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовет от стран чужих, –
О, ваши дни благословенны!
Дерзайте ныне ободренны
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.
 
 
Науки юношей питают,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастной случай берегут;
В домашних трудностях утеха
И в дальних странствах не помеха.
Науки пользуют везде,
Среди народов и в пустыне,
В градском шуму и наедине,
В покое сладки и в труде.
 
 
Тебе, о милости источник,
О ангел мирных наших лет!
Всевышний на того помощник,
Кто гордостью своей дерзнет,
Завидя нашему покою,
Против тебя восстать войною;
Тебя зиждитель сохранит
Во всех путях беспреткновенну
И жизнь твою благословенну
С числом щедрот твоих сравнит.