Текст книги "Там, где билось мое сердце"
Автор книги: Себастьян Фолкс
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Тут он опять сделал паузу, давая ребятам возможность порадоваться высокой миссии. Удивительным человеком был Ричард Вариан. С его страстью к сигарам и томикам поэзии, с его порою колкой иронией он меньше всего напоминал вояку. И однако же был блестящим офицером и настоящим солдатом. Страшно смущался, когда ему вручали орден «За боевые заслуги», говорил нам, что эта награда за доблесть всему батальону. Но мы-то сколько раз видели его в деле и точно знали: орден он заслужил.
– Противник будет зубами и когтями удерживать завоеванные позиции, – снова продолжил Вариан, – но вот что я хочу вам сказать. Лучше уж воевать здесь, бок о бок с теми людьми, которых вы давно знаете. Гораздо лучше, чем партизанить в джунглях Бирмы, как это выпало бедолагам из третьего батальона, откомандированного бить японцев. Обещаю, что пайки станут гораздо качественнее. Мы будем действовать совместно с американцами, а вы знаете, что это означает. Гарантированное питание. Десантируемся сегодня на берег. Нам предстоит двигаться по суше, между береговой линией и горами. Возможно, там будет довольно сыро, зато дорога плоская, а значит, наш второй эшелон не отстанет.
В нашем полку всегда любили хорошо поесть, поэтому вышеозначенные гастрономические перспективы грели душу. Ричард Вариан закончил свою речь традиционным призывом вспомнить историю полка, в том числе и войны с Наполеоном, а потом выразил надежду на то, что наши храбрость, чувство локтя и железная дисциплина и впредь останутся неизменными.
Когда нам приказали разойтись, меня нагнал Роланд Суонн и схватил за рукав.
– Готовься, старик, – изрек он. – Раз Ричард заговорил о храбрости и чувстве локтя, потери предвидятся колоссальные.
После общего сбора состоялась беседа с узким составом, куда вошли «надежная пятерка» (то есть Сидвелл, Пирз, Суонн, Пассмор и я, так нас называл Вариан) и все замы командиров рот. Нас пригласили в каюту Вариана. Обстановка была самая неформальная, на столе виски, сигареты.
– Ну что ж, обсудим итальянскую кампанию, эту нашу итальянскую авантюру. Строго между нами, чтобы никому ни слова за дверью этой каюты. Чую я, что наше командование заносит не в ту сторону. Мало нам было провала на Галлиполи в пятнадцатом году. Все эти совместные операции… ну, не знаю. Я не имею ничего против американцев, но у них свои приоритеты. Этот их генерал Кларк, похоже, теряет терпение, может и дров наломать. И вообще, слишком много на нас начальников, ребята. Главное командование союзных сил, политические деятели. Они правят бал, сразу ясно по этой фразе – «серьезный удар по амбициям Германии». Политикам приспичило затеять сражение, нас, солдат не спросили. А задачка-то будет намного сложнее, чем тогда в Тунисе. Успех зависит от слаженности действий, стало быть, от качества коммуникаций, и от фактора скорости. Действовать надо быстро. Ну и, само собой, от главного фактора. От какого?
Это мы все знали отлично. От удачи.
– Помните плач пророка Иеремии? «Преследовавшие нас были быстрее орлов небесных; гонялись за нами по горам, ставили засаду для нас в пустыне»…[22]22
Пл. 4:19.
[Закрыть] и чем скорее мы покинем плацдарм высадки, тем лучше для нас. В противном случае… гм. Полагаю, в каждом подразделении есть мастера рыть окопы. Атака будет серьезной, рыть надо быстрее. К тому же рельеф местности таков, что не исключен ближний бой с противником.
– Ну а если мы там, на плацдарме, застрянем, сэр? – спросил Брайан Пирз.
– Тогда задействуем все наши ресурсы, подумаем, как быть. Главное – исправные коммуникации. Проверьте заранее. Чтобы никаких сюрпризов с радиосвязью.
– Все когда-нибудь случается впервые, – выдал вдруг Пассмор.
– Разумеется, – отозвался Вариан. – На это мне возразить нечего. Но постарайтесь предусмотреть все форс-мажорные ситуации.
– Ладно. Предусмотрели, окопались, – сказал Дональд Сидвелл. – Мне тогда сколотить разведгруппу, чтобы выявить расстояние до позиций противника?
Ричард Вариан раскурил сигарету и откинулся на спинку стула.
– Мой дорогой Дональд, вы в своем уме?
Когда мы встали из-за стола, Вариан обернулся ко мне:
– Минутку, Хендрикс.
Все ушли, а я остался.
– Еще виски?
– Спасибо. Мне чуть-чуть. – Виски я никогда особо не жаловал, но знал, что это напиток для избранных.
– Как только мы завершим высадку на плацдарм, – продолжил Вариан, – я назначу Николса командиром базовой роты. И мне потребуется новый адъютант. Как вам этот вариант? Получите звание майора.
– Нельзя бросать майора Суонна в такой момент, сэр. Когда на носу высадка.
– И не надо. Поможете ему переправить вторую роту на берег и окопаться. А потом он назначит своим замом Белла. Белл ведь хороший парень, верно?
– Парень классный.
– Не стоит так переживать, Роберт. На войне постоянно происходит перетасовка кадров. Поймите, командиров рот я сейчас трогать не могу. И напрасно вы беспокоитесь, что пропустите драку. Ничего мы не пропустим. Работы хватит на всех.
Стоя под палубами среди синюшно-бледных, сотрясавшихся в рвотных конвульсиях парней, я обдумывал предложение Вариана. Я был горд тем, что меня не выворачивало наизнанку, но пот лил с меня градом и дрожали колени, в любой момент могло подкатить. А пока я еще что-то соображал. Ясно, что подъем уже скоро, иначе мы просто не успеем пересесть на десантные баржи. Впрочем, смерть от пули, возможно, будет не так мучительна, как эта жуткая дурнота…
Раздался свисток, потом чей-то окрик. Вразнобой застучали по металлу подбитые гвоздями подошвы.
…И вот мы на палубе, после света дневных ламп ночь кажется угольно-черной. Я минуты две глубоко вдыхал соленый воздух. Осмотревшись, заметил сзади очертания громадных кораблей с поднятыми пушками, готовыми по сигналу открыть огонь. Прежде я их видел только на солидном расстоянии, в гаванях, а то и вовсе на открытках. А эти левиафаны были здесь, рядом, я и помыслить не мог о том, что увижу их так близко. Их привели сюда по распоряжению политиков, которые сейчас далеко-далеко, скорее всего, лежат в теплых постелях. Только в тот момент я осознал масштабы нашей замершей на рейде армады. Впереди тральщики, которые проложили путь эсминцам и сторожевым кораблям, чьи громады я только что рассмотрел. Ближе всего к нам находились суда поменьше, охранявшие конвой, и сотни десантных барж. Увидев такое количество мощных кораблей из самой твердой стали, я даже немного успокоился. Но ненадолго. Раз сюда нагнали целый флот, да еще высадят на берег пятьдесят тысяч живой боевой силы, то… каким же крепким должен быть орешек, по которому собрались долбануть такой гигантской кувалдой?
Сделав еще один глубокий вдох, я приказал себе отвлечься от орешка. Попытался представить итальянских обывателей, живущих в городе и за городом. Странно было, что совсем неподалеку от нас копошится почти мирная жизнь: спят в деревянных кроватках дети, по двое, а то и по трое в одной; бабушки в черных вдовьих платьях; фермеры, уже отдавшие свой скудный урожай врагу. Лодочные мастера и крестьяне… Кто еще смог бы как-то выживать среди без конца марширующих солдат? А совсем скоро Юпитер Всемогущий нашлет громы и молнии на долы и равнины Лацио, знаменитого предместья Рима.
…Мы спустились по плотным крупноячеистым сетям в баржу. Воздух был наполнен гулом голосов, потрескиваниями раций, криками: «Вторая рота сюда!» или: «Четырнадцатый на корму!», это чтобы люди сели в нужную посудину, к своему взводу.
В такие жесткие моменты я начинал обдумывать варианты спасения. Например, попробовать в ходе боя спрятаться за плечом Билла Шентона или за чьим-нибудь еще, глядишь, и пронесет. Подверну ногу или сделаю вид, что подвернул; неплохо бы первым заползти в укрытие, соответственно, последним оттуда вылезти, хоть из окопа, хоть из-за уцелевшей стены раскуроченной бомбой виллы. Какие еще варианты? Я парень опытный, прошел через Дюнкерк и южно-африканскую кампанию, то есть запросто могу вспомянуть с Ричардом Варианом и с командирами рот былые заварушки, потом потрепать по плечам того-другого солдатика, ругнуть рацию за помехи и – исчезнуть. С этой десантной операцией такая будет грандиозная морока, что можно под шумок притаиться и сбежать, никто и не хватится. Мама точно бы меня поддержала. Сразу представилась ее спальня в нашем доме с древним имечком «Старая дубильня», на волосах бигуди и сеточка, лицом уткнулась в подушку, поза напряженная, чувствуется, что сон неглубокий, тревожный. И я словно наяву чувствую запах промозглого зимнего сада, слышу, как падают на стену капли, срывающиеся с веток кедра. И кажется, что дом мой где-то рядом, но я осознаю, что это наваждение, подвох памяти. На самом деле в щеку дует ледяной ветер, а под ногами покачивается стальная палуба. Странно, как ветер и палуба могут сосуществовать с маминой спальней.
…Некоторые ребята про себя молились. Это было понятно по склоненным головам и шевелящимся губам. Не нужна им предстоящая эпопея, никому она не нужна. Ни один мальчишка не рождается солдатом. Не для этого появились на свет Стори, Холл, Макнаб, Джонс, Резерфорд и все остальные, чьи лица невозможно рассмотреть в темноте. И тут до меня дошло, что парням тоже очень страшно, невыносимо страшно, и я приказал себе сделать все, что потребуется, и будь что будет. Кому пуля, кому осколок снаряда, еще запросто можно утонуть на январском мелководье, сведет от холода руки, и баста, прощай, солдат.
Ладно. Раз уж я решился ввязаться в эти гибельные игры, пусть бог войны или какой-нибудь еще обезумевший вождь хотя бы прикончат меня быстро. В такие минуты что бог, что вождь – существа одного порядка.
Берег внезапно запульсировал вспышками зарева. Взлетали вверх фонтаны песка, деревья, дома. Мы услышали, как на соседней барже выстрелили из ракетниц, а издали с моря донесся грохот мощных орудий. Земля, небо и вода окрасились ослепительно-оранжевым светом; и словно по сигналу раздался далекий гул и свист бомбардировки над Албанскими холмами. Меня охватил восторженный азарт: я представил себе летчиков в промерзших кабинах, штурманов, бомбардиров и хвостовых стрелков, как они поднимают вверх большой палец, защищенный перчаточной кожей. Долетели ведь, даже с самых далеких баз. Как же я любил этих парней, несшихся по морозному небу. О Господи, может, мы и впрямь сделаем это, положим конец мясорубке, внезапностью атаки добьемся более или менее убедительной победы. Однако восторг мой тут же сменился жалостью к противникам, гибнущим под бомбежкой, к чьим-то пробитым черепам и раздробленным скелетам.
На миг все стихло, словно у времени не было сил двигаться дальше. Но в этой войне всегда находился некто неугомонный, чаще всего тот, кто все это затеял, действовавший тихой сапой, однако обладавший железной хваткой. И потому ты неотвратимо будешь приближаться к намеченной не тобой цели. Вот и наши катера-баржи продолжали плыть.
Проверить, туда ли вообще мы плывем, можно было только в моменты вспышек на берегу – от разрывов наших ракет и снарядов, но летчики действовали методически, поэтому мы продвигались довольно-таки уверенно. До берега оставалось ярдов двести, когда вражеские батареи разразились ответным шквалом огня. Все вокруг присели и сгорбились, вжимаясь в стальное днище. Обхватили каску обеими руками, будто это могло спасти. Железные борта гудели и дрожали от взрывов немецких снарядов, падавших в воду. Когда наше транспортное средство ударилось о песок, мы по инерции врезались друг в друга, кто совсем упал, кого качнуло, кто непроизвольно вскочил на ноги. Носовую часть катера захлестнуло волной, и она ушла под воду. Я знал, что не все ребята умеют плавать, и очень важно было убедиться, что глубина по грудь, не больше. Некоторые катера врезались в песчаную отмель довольно далеко от берега, и ясно было, что не умевшие плавать обречены. Я все-таки сообразил, что нужно скомандовать: «Оружие не мочить!», и только потом выпрыгнул за борт. В таком холодном море я никогда не оказывался. Амуниция была тяжелой, а песок под ногами рыхлым, и я провалился по самые подмышки. На секунду почему-то вспомнился Бексхилл-он-Си, славный курортный городок из детства, вкус соленой воды… Зарычав от обжигающего холода, я стал выбираться на мелководье, где покачивались тела двух убитых парней, волны крутили их, то играючи подталкивая друг к другу, то снова раскидывая в стороны.
Мы долго шли по белой прибрежной полосе сквозь береговые минные заграждения, в кучу собрались уже потом, около полуразрушенного здания у дороги. Все мокрые насквозь, все трясутся, но счастливые, оттого что пронесло, уцелели. Кто-то даже хохмил: давненько мы не плавали брассом, вот и нахлебались. «Черт возьми, в Бридлингтоне водичка была теплее», – добавил Холл.
Сверху уже шпарили немецкие бомбардировщики, а со стороны Рима – зенитные установки, но пехтуры видно не было. Повадки противника мы давно изучили и догадывались, что немцы просто ждут наилучшего момента для атаки. И боялись засады, дико боялись. Слишком много солдат столпилось на единственной шоссейной дороге, попробуй тут отыщи свой отряд. Наконец, мне удалось собрать тех, кто был под моим началом; вооружившись фонариками и компасами, мы двинулись наискосок по полям, к реке Молетта. Со мной был третий взвод, Спичка Суонн приказал нам вести людей к месту первой дислокации, но до этого чертова дома надо было еще топать и топать. Все командиры рот в этом одинаковы: им бы сразу послать своего зама и его лучших ребят куда подальше. Главное, продемонстрировать боевую прыть и начальственный гонор. Не самому же идти. Рядовой Холл лучше всех читал карту, поэтому я поставил вперед его и сержанта Уоррена, а следом за ними шли шесть самых опытных и выносливых парней, которым я полностью доверял.
В ощетинившихся жнивьем полях горели дома, под нашими подошвами трещал лед на лужах. Каждый сарай, каждый амбар, каждый стог сена мы тщательно обшаривали: вдруг засада. Шли осторожно, с винтовками наперевес. Ребятам я ничего не сказал, но про себя подумал, что нам все-таки удалось застигнуть противника врасплох. Чтобы сориентироваться, я глянул влево, в сторону моря. В бухте горел наш корабль, кажется, фрегат. Сердце, дрогнув, заныло. Видеть это было даже больнее, чем живую горящую плоть.
Зайдя в густой ельник, мы еще сбавили темп. Когда большая часть маршрута была позади, темнота начала отступать, пятна света испещрили ржавые полосы болот. Мои ботинки, полные морской воды, постепенно просыхали. Пробираться по пересеченной местности сквозь мокрые заросли нам было не привыкать, здорово ныли плечи и шея, тем не менее ноги почти не устали.
Я позвал Холла и Уоррена, держать совет. В бинокль уже можно разглядеть конечную точку нашего пути: двухэтажный сельский дом ярко-синего цвета. Такие сотнями строили в ту пору, когда Муссолини рьяно осушал болота, мечтая реанимировать итальянское сельское хозяйство. Мы снова сверились с картой, чтобы убедиться: дом тот самый.
В сотне ярдов от дома мы несколько раз стрельнули из миномета по передовой линии, это был отвлекающий маневр. Я приказал Биллу Шентону и шестерке парней разведать, что за домом. Минут через пять взлетела сигнальная ракета, это был знак, что там все чисто. В доме жила семья из десяти человек, три поколения. Парни выстроили их всех в шеренгу в гостиной вместе с четырьмя захваченными немцами.
Я приказал рядовому Холлу подняться вместе со мной наверх, где имелся небольшой сеновал, там дрыхли еще двое немцев. Холл потыкал в них прикладом, чтоб проснулись, и мы вдвоем вытолкали их из сена. Ужас был написан на физиономиях пленных, пока мы, светя перед собой свечкой, вели их по коридору, но когда спустились вниз, сквозь гримасу ужаса проступило спокойствие и даже тайное облегчение. Я приказал капралу Парфитту, надежному парню родом из Дарема, и еще двум ребятам из нашего взвода доставить немцев на базу. Жуткое дело, тащиться назад по всем этим болотным кочкам и чащобам. Зато я избавил их от рытья окопов, чем предстояло заняться всем остальным. Я смотрел на заспанных пленных, для которых война уже кончилась, и чувствовал, что дико им завидую.
Билл Шентон выбивал стекла из окон, он же организовал парней, чтобы наполняли мешки песком. Женщины рыдали в голос, видя, как крушат их дом. На своем ломаном итальянском я просил их успокоиться и приготовить что-нибудь поесть, мы очень голодные.
– Piano, piano, per favore… Inglesi molto gentili… Tutto bene, no lacrima… Mangare… Pasta, formaggio, zuppa… presto, presto[23]23
Тихо, тихо, пожалуйста… Англичанин очень вежливый… Все хорошо, слеза нет… Кушать… Паста, сыр, суп… быстро, быстро (искам, итал.).
[Закрыть]. Hy, скорее же, скорее! Domani, voi…[24]24
Завтра вы… (итал.).
[Закрыть] – Я улыбнулся и махнул рукой в сторону порта: завтра их туда доставят. Все хорошо. – Tutto bene per voi.
Женщина лет тридцати восьми, видимо, хозяйка дома, что-то поняла и с обреченным видом направилась в кухню. Тем временем связисты уже поднялись со своей радиоаппаратурой на второй этаж, чтобы обустроить пункт наблюдения в помещении, из которого мы с Холлом изъяли прилегших соснуть немцев.
Примерно в десять часов явился «Спичка» Суонн, которому осточертело отлавливать гребаных дезертиров в этих гребаных фермерских домах, совсем замаялся. Вид у Спички действительно был усталый, крупное бледное лицо осунулось, но я был рад передать ему командование точкой, которую успели прозвать «дортуаром» в честь бывших ее обитателей.
Вечером того же дня удалось выйти на связь с Ричардом Варианом, который до сих пор был в порту. Он сказал Суонну, что высадка действительно получилась внезапной, почти внезапной. Все четыре наши роты заняли отведенные им позиции, потери минимальные, правда, есть и утонувшие, несколько человек. Второй эшелон уже в пределах реальной досягаемости, и через несколько часов мы получим свои пайки.
– Думаю, на подходе приказ без промедления двигаться дальше, – добавил Вариан. – Так что по мере возможностей отдохните.
– Минометы и артиллерия у нас тут пока притихли, – доложил Суонн, – не иначе как подтягивают новые силы, гады.
– Наверняка, – подтвердил Вариан. – Потому нам и нужно скорее сняться с места. Если янки будут долго раскачиваться, тронемся без них.
…Я умолк.
Было уже почти два часа, Полетта заглядывала давным-давно, чтобы пожелать спокойной ночи. Я, пока рассказывал, все ждал, что Перейра начнет клевать носом. Но старикан смотрел на меня внимательно, с ненавязчивым, деликатным, я бы сказал, интересом, почти таким же, как в начале повествования.
Хоть я и подбадривал себя время от времени глотком воды или бренди и сигаретой, силы иссякли. Я ведь не столько пересказывал, сколько заново все проживал. Описывая то или иное событие, ловил себя на том, что многое вызывает у меня изумление, вот уж не ожидал. Я только сейчас осознал, какими мы были крепкими парнями, хотя сами не заметили, когда стали такими выносливыми. Только сейчас осознал, как же все они были мне дороги, фронтовые мои товарищи. И это поразительное чувство слаженности в те моменты, когда надо было действовать, когда вмиг забывались все претензии и обиды…
– Идите-ка вы спать, – сказал Перейра.
Глава шестая
Утром выяснилось, что садовник повез Перейру в порт и вернутся они только к ланчу.
Я спустился к calanque, но, к сожалению, Селин там не оказалось. Очередной погожий сентябрьский денек, слишком жаркий, чтобы торчать на солнце. Вернувшись в сад, я перетащил под дерево шезлонг и улегся с взятой в хозяйской библиотеке книжкой – сборником статей. Одолев несколько страниц, положил книжку на землю.
Волшебный, конечно, остров. Пряный ветер, восхитительная еда, вздохи и лепет моря. Очарование портила смутная тревога, что я и сам не замечу, как стану пленником этой вкрадчивой истомы, околдуют меня тут, как шекспировского Калибана. Я уже опасался, что никогда отсюда не уеду, не вернусь домой.
Подняв голову, я увидел ковылявшую по траве Полетту, в одной руке тащившую маленький столик, в другой державшую стакан. Она поставила столик рядом со мной, всем своим видом демонстрируя усталость и презрение. Но в ответ на мое «спасибо» все-таки милостиво кивнула. В стакане был розоватый sirop, холодный, со льдом и газированной водой.
Выпив почти весь стакан, я закрыл глаза. Лондонская моя жизнь казалась теперь совсем-совсем далекой. Наверняка Перейра еще не все мне рассказал и показал. Не все фотографии, письма. Пряжки от ремней, гильзы от снарядов и прочие сувениры. Но эти раритеты больше не вызывали досаду. Теперь я чувствовал, что должен все увидеть и все выслушать. Порадовать старика.
Приехал он почти в час. После еды мы перешли на веранду, под сень разросшихся лиан.
– Хорошо бы начать с того момента, на котором мы остановились ночью, – сказал он. – Если, конечно, это вам не в тягость.
– Напротив, – сказал я, – думаю, это принесет мне большую пользу.
Насчет большой пользы я слегка перегнул. Но некоторый прогресс несомненно намечался: события прошлого обретали чуть большую подвижность, преодолевая оцепенелость памяти.
– Мы пока еще в Анцио, – напомнил Перейра. – Там что-то еще происходило?
– О да. Чего там только ни происходило.
Если возникает ощущение, что ты добился преимущества или что победа почти в кармане, погоди радоваться – это я усвоил хорошо. За сутки, проведенные в «дортуаре», пока мы наполняли мешки песком, рыли окопы, принимали прибывшие пайки, подозрений, что что-то пошло не так, не возникало, как говорится, спасибо и на этом. Я даже отрядил одно подразделение в распоряжение нашей подвижной артиллерии, чтобы ребята помогли им закрепиться. Еще одно подразделение помогало инженерам прокладывать трассу поверх рыхлых троп, рассчитанных исключительно на гужевой транспорт. Я наслаждался этими хозяйственными хлопотами, прекрасно понимая, что передышка будет недолгой.
А потом настала ночь и начались обстрелы из минометов и еще винтовочными гранатами. Благодаря удачному расположению атаку мы отразили. Но меня очень тревожило, что немцы где-то под боком. Идея Дональда Сидвелла сколотить разведгруппу, чтобы выяснить, насколько немцы близко (тогда, в каюте Вариана), теперь казалась не такой уж и безумной. На рассвете приехал на джипе Ричард Вариан и сообщил, что в нашем «дортуаре» теперь разместится штаб батальона.
– А куда деваться штабу второй роты? – поинтересовался Спичка Суонн.
– На твое усмотрение. Подходящее здание есть в Априлии. Городок вон там, – он махнул рукой в сторону расположения противника. – Дивизия готовится нанести удар. Мы не можем больше ждать американцев, противник перебрасывает дополнительные силы. Лично я считаю, что мы уже должны быть в Риме.
Вариана, кажется, очень устраивало, что англичане будут действовать в одиночку; он хотел, чтоб наш батальон играл главную роль в предстоящей атаке. Он переговорил по рации с Пассмором, Сидвеллом и Пирзом, а потом сказал Спичке, что назначил меня своим адъютантом вместо Николса.
С тяжелым сердцем я наблюдал за тем, как Билл Шентон вечером строил третий взвод для марш-броска. Зря я согласился на предложение Вариана. Лучше бы пошел с ребятами…
Когда я с ними попрощался и пожелал удачи, ко мне подошел Шентон и тихонечко произнес:
– Наверное, он не знает, какой вы ценный боец.
– Ты не волнуйся, Билл, – сказал я, – штабным тоже скоро будет не до бумажек, все навоюемся.
Честно говоря, я был здорово тронут его поддержкой. Вспомнил день нашего знакомства во Франции, когда мне пришлось занять его командирское место. Как давно это было…
Пока было спокойно, я распорядился отправить наших итальянцев в порт, благо нашелся свободный армейский грузовик, который как раз туда возвращался. Одному Господу было известно, как они из этого порта потом выберутся: «люфтваффе» бомбили все, что движется. Но это меня уже не касалось. Может, отсидятся в погребе у знакомых. Я велел рядовому Джонсу прибраться в комнатке, где ютились наши итальянцы (все десятеро), и он притащил мне две забытые ими книжки. Одна оказалась популярным романом, а вторая вовсе даже и не книгой, а дневником. Судя по девчоночьему почерку, дневник принадлежал дочке хозяйки дома. Я попробовал его почитать, мало что понял, но сунул дневник в свой ранец: вдруг все-таки удастся передать владелице. Я часто надеялся увидеться потом, в мирной жизни, с теми, с кем судьба свела меня на войне. Со многими из тех, с кем я познакомился в бельгийской или тунисской мясорубке…
Среди плюсов должности адъютанта был и этот: возможность лишний раз подкрепиться и выпить. Некоторые офицеры регулярно запасались бутылками виски, кто-то устраивал праздник по случаю получения пайка. Наверняка многие делали заначку, чтобы было чем взбодриться или утешиться перед боем. Ричард Вариан постоянно себя подбадривал, но не забывал про старинный морской закон, про «солнце над нок-реей»: пока оно не опустится достаточно низко – ни капли. Но в итальянском январе солнце над нок-реей запросто могло оказаться уже в пять.
– Роберт, тебе кто-нибудь пишет? – спросил однажды Вариан, плеснув в эмалированную кружку виски.
– Мать присылает газетные вырезки, из «Иллюстрейтед Лондон ньюс».
– А братья и сестры?
– Их у меня нет.
– Девушки?
– Нет. То есть отчасти да. Иногда пишут две мои знакомые, Мэри и Пола. Но это просто приятельницы.
Вариан вскинул брови.
Он выглядел, как всегда, молодцевато. Гладко выбрит, усы и шевелюра идеально подстрижены.
– Вы владеете иностранными языками? – спросил я. Идиотский вопрос, но разговор начал меня тяготить. Еще и потому, что я не мог заставить себя называть его просто Ричардом и обращаться на «ты». И это тоже был идиотизм, в такие моменты неофициального общения фамилия режет слух.
– Неплохо говорю по-итальянски. Французский и немецкий на школьном уровне. Немного понимаю хинди и урду, освоил, когда служил в Индии. А ты?
– Так, ничего стоящего. Только мертвые языки. Латынь и греческий. До призыва учился на медицинском.
– Значит, собираешься стать врачом?
– Собирался. Но надо долго учиться. А после всего этого…
Мы оба обвели взглядом скромную маленькую гостиную, которую Вариан называл своим личным штабом. Вариан зажег свечу и долил в кружку виски.
– Ты прав, – сказал он. – После всего этого… жизнь покажется несколько пресной.
– Не знаю, как мне потом увязать то, что я увидел за эти четыре года, с прежней жизнью.
Вариан улыбнулся:
– Но иногда увязать все-таки хочется. Представить, что я снова в Нортумберленде, в родительском доме, и обнаружить, что все это было жестоким недоразумением, которое уже в прошлом. Мечты, мечты… Утром проснешься, увидишь казарменные стены и сразу поймешь, черт возьми, где ты. Прислушаешься к стрельбе, к грохоту артиллерии… и все становится на место. Проходит минута-другая, война никуда не девается, она тут, под боком. Зову денщика и бодро встречаю очередной день жестокого недоразумения.
И ведь действительно дикая, чудовищная нелепость. Берега Соммы, где сражались наши отцы, тысячелетиями были обычными сельскими угодьями, где крестьяне выращивали сахарную свеклу и все прочее, что родит эта земля. Селянин девятнадцатого века, взрывая плугом свой от прадедов доставшийся надел, и помыслить не мог, что это поле под низким небом станет новой Голгофой.
Земля вокруг нашего «дортуара» выглядела невыразительно, но стяжать кровавую славу тоже имела все шансы.
Находясь у перекрестья трех дорог, ведущих в сторону линии фронта, мы могли наблюдать за теми, кто возвращался оттуда. Кто-то шел медленным, но довольно ровным шагом, кто-то совсем еле-еле, явно уже отвоевался человек, а кого-то, прошитого осколками, вернее, то, что от него осталось, тащили на растянутом куске ткани, прихваченном лямками и ремнями, или на плоской доске. Увы, одним из таких несчастных на импровизированных носилках был рядовой Холл.
Ричард Вариан волновался все сильнее. Однажды вечером он разложил на столе карту и стал чертить на ней нынешнее расположение наших рот.
– И что мы тут сейчас имеем, а, Роберт? – спросил он, тыкая карандашом в образовавшийся на чертеже выступ. – Мы имеем вот этот гребаный клин.
Прежде я никогда не слышал от него бранных словечек.
– Неужели?
– Точно. Как тогда под Ипром. Помнишь?
– Мне рассказывали.
– Но что такое клин, знаешь?
– Это когда периметр линии обороны, огибая город или лесной массив, сильно выпячивается, как… как…
– …нарывающий палец. И его могут отрезать, палец этот. Ножницами откромсать к чертовой матери.
– Болезненная операция.
– Чрезвычайно болезненная.
– Вторая рота как раз на пальце?
– Подозреваю, что да, – сказал Вариан. – Там же и Егерский полк, отличные ребята. И орлы герцога Веллингтона, отборные парни. Что-то радио у нас…
– Барахлит?
– Да. Сплошные помехи, чтоб их. Сам послушай.
– Откуда немецкие войска попрут? – спросил я.
– А кто их знает. Кессельринг уже наверняка придумал ответный ход. У них было полно времени, чтобы подогнать подмогу из Франции. Брайан Пирз говорит, что за эти шесть дней они прихватили пленных из восьми разных дивизий.
– Ничего себе подарочек.
– Вот и я о том же. Эх, если бы мы поменьше валандались, они не успели бы.
Вариан сел. Я никогда еще не видел его таким растерянным.
– Кто из ротных командиров дольше всех не отдыхал?
– Дональд Сидвелл, – доложил я. – Пассмор был ранен, Пирз две недели отдыхал до нашего отплытия, Суонн пропустил несколько боев в Тунисе.
– Гмм. Не повезло бедняге Сидвеллу. И как он будет справляться дальше? Что ты по этому поводу думаешь? Вы ведь, кажется, старые друзья?
Я улыбнулся. Вспомнил, как мы застукали его верхом на лошади, он несся галопом и орал: «Вот она, милость Божья!» Вспомнил, как он рассказывал мне про Баха, сияя взглядом сквозь толстые линзы очков.
– Да нормально он будет, – успокоил я Вариана. – Знаете, какой Сидвелл умный, разносторонняя личность. Между прочим, обожает скачки, отличный наездник. Азартный жутко. Еще и пари заключит с Фруктом, то есть с Пирзом, чья рота продвинется дальше.
Вариан втянул сигарный дым, через пару секунд выпустил.
– Мне надо знать, какая там обстановка, до мельчайших деталей. Я бы и сам туда наведался, важно все знать досконально.
– Почему бы нам не попросить Джона Пассмора послать несколько ребят из его четвертой роты?
– Потому, что я решил всю четвертую роту бросить на подкрепление. Ты тоже пойдешь с ними, найдешь Сидвелла и передашь от меня, что он может убыть в двухнедельный отпуск.
– А нельзя ему передать насчет отпуска через кого-нибудь из парней Пассмора?
– Нельзя. Ты же у нас адъютант. Мой официальный представитель. Если я отправлю к Дональду посыльного, боюсь, он сам пошлет его куда подальше.
– А кто вместо Дональда будет командовать эти две недели?
– Таунсенд, его зам. Отрапортуешь потом, что там у них делается. Смотри, ничего не упусти. Задача ясна?
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?