Текст книги "Расчет вслепую"

Глава 11

Было чудесное утро. Покрытые лесом берега Кросхевена спускались к воде, и солнце делало дубы блестяще-зелеными, когда взятая напрокат машина пробиралась по узкой дороге над гаванью.

В большом, из гофрированного железа эллинге Билли было прохладно, высокая крыша делала неясными голоса трех человек, стоявших вокруг корпуса «Аэ». Это были Просероу, Билли Хегарти и Андрэ Мартэн, человек из компании «Ллойд». Я встречался с ним раньше, когда пытался убедить агентов, что мои рули представляют собой изделие, вполне подходящее для страховки. Мартэн был гладким и круглым, уголки глаз у него как бы загибались вверх, и в них отсутствовало всякое выражение. Его было трудно в чем-то убедить, насколько я помнил. Однако такова уж его работа. Сегодня утром не должно возникнуть никаких трудностей.

После обмена приветствиями Мартэн взял дело в свои руки.

– Итак, вы думаете, что имела место диверсия, – сказал он. – Мы позволили себе осмотреть наружные части.

– Прекрасно, – произнес я.

– Теперь разберем сам руль. – Он взглянул на удерживающие его болты. – Я полагаю, мы все согласны, что здесь нет следов насильственных действий?

Мы посмотрели. Не оказалось никаких царапин на болтах. Тот, кто испортил руль, действовал очень осторожно, и столь же осторожен был и я вчера вечером.

– Билли!

Билли Хегарти вынул болты и опустил перо руля. Мы подошли ближе, чтобы осмотреть стержень. Билли всунул руку и вытащил кусок болта.

– Вот эти штуки застряли там.

– Ну? – изумился Мартэн. – Вы что-нибудь можете сказать, мистер Эгаттер?

Я глядел на сломанные кусочки металла в руке Билли.

– Невероятно. – Из пересохшего горла у меня вырвался какой-то квакающий звук. Болты, которые вчера вечером были из алюминия, каким-то непостижимым образом изменились. Теперь сломанные части в загрубевших руках Билли имели светлый шелковистый блеск титана. – Невероятно, – повторил я.

– Боюсь, нет, – сказал Мартэн. – Мистер Эгаттер, я полагаю, что до исследования болтов вы должны объявить своим клиентам, что «Ллойд» отказывается выдавать свидетельства о страховании судам, оснащенным рулем такого типа. И то же самое, я полагаю, нужно сообщить руководству Международной ассоциации береговых гонок.

Просероу пронзил меня взглядом чайки. Он сказал:

– Ты меня подвел, парень. – Повернулся и пошел рядом с Мартэном.

Я знал, что больше в качестве заказчика я Просероу не увижу. Дверь эллинга закрылась. Я сел на какой-то ящик.

После вежливой паузы Билли заметил:

– Они не должны были сломаться, титановые болты. Значит, были не титановые. Или не ломались.

– Да, не ломались, – сказал я. И сообщил, что обнаружил накануне. – Так что кто-то, должно быть, вынул их, заложил в тиски, сломал и подменил кусочки вчера, после того как я ушел. Ты кого-нибудь видел?

– Конечно нет, я был на свадьбе. – Билли отвел глаза.

Я видел, он не вполне верит мне.

– Ты говорил о сторожевой собаке.

– Да, но когда я пришел сегодня утром, эта чертова тварь спала.

– А где она сейчас?

– Не могу сказать.

Мы обошли вокруг эллинга. Большая восточноевропейская овчарка лежала на солнце и спала. Билли подошел к ней и пнул ногой. Собака открыла один глаз и тотчас вновь заснула.

– Чудно! – удивился Билли. – Обычно она готова откусить тебе ногу... – Он поддал ей еще посильнее и немного потряс. На этот раз собака даже не шевельнула веками.

– А был ли здесь сторож? – спросил я.

– Был. Но он проводит ночь в «Марин-баре», внизу.

– Великолепно, – сказал я.

– Это не так уж глупо, если знать, что здесь только одна дорога, – пояснил Билли. – Увидев машину или незнакомого человека, сторож выскочит навстречу немедленно.

– Может, спросить его? – предложил я.

– Наверняка он спит, – сказал Хегарти. – Но я ему позвоню. – Он подошел к телефонному аппарату, висевшему на стене над захламленным рабочим верстаком, и долго разговаривал. Наконец вернулся. – Он никого не видел, – сообщил Хегарти.

– Тогда это называется работой изнутри.

Билли скорчил гримасу:

– Я чертовски надеюсь, что нет. Однако с собакой что-то не так.

– Да. – Я посмотрел на свои ноги, согнувшись под серой тяжестью уныния. – Ты не мог бы испытать болты на сжатие и проверить собаку, не подсунули ли ей что-нибудь? И пожалуйста, отремонтируй лодку. Счет пришлешь.

Билли кивнул.

– Поспрашивай немного своих людей. Знаешь ли...

– Сделаю, – заверил Билли. Его морщины выражали беспокойство и отвращение. – Но они хорошие парни.

– И все же вдруг ты на что-нибудь наткнешься? – сказал я. – Мне надо возвращаться в Англию. Но я вернусь. Скоро.

Мы попрощались. Я пошел к машине, посмотрел на морскую карту, затем поехал по неширокой дороге, ведущей к вершине утеса, западнее Кросхевена.

Вскоре началась береговая тропа. Ветер относил в сторону клубы дыма из высоких труб нефтеперерабатывающего завода Уайтгейта, видневшегося на той стороне. Земля на парковочной площадке в конце дорожки была мягкой; два заброшенных домика береговой охраны прятались среди черновато-зеленых кустов утесника. Я наклонился, разглядывая торфяную черную грязь. Там виднелись следы – достаточно четкие, небольшие, возможно женские, от сапог, подбитых выпуклыми гвоздями с широкими шляпками. Они вели вниз, к берегу. На самом берегу следы терялись в мягком песке. Я подошел к одному из домиков и постучал в дверь, затем к другому. Они пустовали в ожидании сезона. Черные окна глядели бесстрастно, когда я вновь сел в машину.

* * *

Я все рассказал Салли. Она выслушала молча. Прошлый вечер обернулся свинцовой тяжестью. Мы оба погрузились в собственные мысли. Возникло затянувшееся молчание. Я снес вниз ее вещи и пошел платить по счету.

Любитель океанских гонок находился на дежурстве. У меня не было желания обсуждать вчерашние события, но у него оно было.

– Я узнал еще об одной вашей беде, в Англии, с мистером Чарлтоном, который умер и все такое. Бедная женщина! – сказал дежурный. – Но чувствуется, что мужественная.

– Вы о ком, собственно? – спросил я.

– Миссис Чарлтон. Она великолепно выглядела сегодня утром. А о несчастье я прочел в английских газетах.

– Эми... Миссис Чарлтон была здесь?

– Разве вы ее не видели?

– Нет.

– Ну вот. Какая досада для вас! Она только что оплатила счет.

– В самом деле? – сказал я. Что, черт возьми, Эми здесь делает? – Потом я подумал о следах на берегу и спросил: – А во что она была обута?

– Обута? – удивился дежурный.

– Да. – Я чувствовал себя полным идиотом.

– "Веллингтоны"[38]38
  «Веллингтоны» – здесь: резиновые сапоги.


[Закрыть]. Зеленые. Такие, знаете ли, с большими гвоздями, – сказал дежурный, щеголяя наблюдательностью. – Полагаю, вы встретитесь в аэропорту. Это будет славно, не так ли?

Но мы не встретились.

Я сказал своим гостям, находящимся у Просероу, что уезжаю. Чувствовал, что не смогу вынести их присутствия. Прежде чем Салли и я сели на вечерний рейс, я проверил в справочной – Эми не значилась ни в одном из списков пассажиров этого дня. Может быть, она отправилась морем или через Дублин.

Всю дорогу домой зеленые «веллингтоны» Эми маршировали в моих мыслях.

Нет, продолжал говорить себе я, это абсурдно, слишком похоже на простое совпадение. Мне бы хотелось иметь время, чтобы поболтаться тут, в Ирландии, и провести серьезное расследование. Но время поджимало, надвигались отборочные соревнования, я что-то должен был предпринять, чтобы попасть на них.

Гонки на Кубок Капитана гораздо важнее, чем такие мелочи, как диверсия и убийство.

Глава 12

В тот вечер я отвез Салли домой. Примерно на половине пути к Пултни имеется поворот на Брандейдж, где жил Генри Чарлтон. Я вспомнил об этом по дороге домой. Проехав сотню ярдов после поворота, я нажал на тормоза, вернулся назад и повернул на Брандейдж. Мне требовалось поговорить с Эми. Вероятно, этот разговор окажется крайне неприятным, поэтому мне хотелось поскорее с ним покончить.

Она жила в доме, переделанном из водяной мельницы. Ворота заперты, никаких машин на гладко утрамбованной дорожке. Я проскрипел по гравию и постучал в дверь. Домоправительница, толстая и важная, сказала, что миссис Чарлтон приедет сегодня очень поздно, бедняжка. Я просил передать, что заходил, и отправился домой.

Отец размешивал яйца всмятку и смотрел по телевизору «Песни хвалы»[39]39
  «Песни хвалы» – телевизионная религиозная передача.


[Закрыть], явно получая удовольствие. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь, но он был не в форме. Я прошел на свою половину, решил, что пить виски не буду, и позвонил Джорджии.

Она пришла около восьми, нагруженная пакетами из магазина, в забрызганных краской джинсах и старой синей шерстяной кофте. Мы сидели за столом и ели Приготовленных ею жареных цыплят.

Я попросил:

– Расскажи, что произошло после того, как вы уехали с Просероу?

– Мы вернулись к Просероу. Он собирался куда-то уходить, но мы немножко посидели, выпили. Не слишком веселое общество.

– Кто-нибудь отлучался?

– Ты смеешься? Куда там идти? Во всяком случае, старикан Брин чувствовал себя очень неважно. Да и все мы тоже.

– Так вы просто посидели и пошли спать?

– Мы поиграли в покер. Арчер немножко за мной ухаживал. Он всегда так, я ли это или кто-нибудь другая, лишь бы в юбке. Весьма лестно. – Она скорчила гримасу.

– В самом деле? – сказал я. – Арчер? Он мне казался таким... ну, как государственный деятель.

– Во всяком случае, я пошла спать вскоре после этого. И Скотто тоже. Другие сидели допоздна. Сегодня за завтраком мы почти не разговаривали, вернулись все одним самолетом.

– И насколько тебе известно, никто вчера вечером не отлучался?

– Во всяком случае, в машине. Я спала в передней части дома.

– Ты уверена?

– Да. Потому что слышала, как вернулся Гектор Поллит.

– Вернулся?

– Гектор вылез из автобуса в Кинсейле. Сказал, что ему надо с кем-то увидеться. Он приехал на такси после полуночи.

– Правда? – сказал я. – В самом деле?

Джорджия посмотрела на меня пристально.

– Чарли, в чем, собственно, дело?

– Ничего особенного. О чем говорили в доме?

– О тебе главным образом. Они прошлись по всей твоей карьере, ну и... Как бы правильнее выразиться? Производили переоценку.

Я кивнул. Я думал о Поллите. О нем и Эми, в Кинсейле предоставленных самим себе. Зачем кому-то из них портить «Аэ»?

После ухода Джорджии я лег в постель и лежал, глядя в потолок. Эми в зеленых резиновых сапогах все еще крутилась у меня в голове, но теперь – вместе с Гектором Поллитом, одетым в мокрую одежду, крадущимся в темноте. Меня изрядно беспокоили события того дня. И медленно, но верно число подозреваемых росло. Почему Миллстоун сказал: «Я не думал, что ты захочешь все это проделать»? И Арчер. Он всегда говорил немного, но иногда в его лице проглядывала такая холодность, что казалось, он способен на все. Даже Салли могла бы это сделать, у нее имелась такая возможность... Но если и дальше рассуждать в таком духе, можно дойти до мысли, что я это сделал сам.

* * *

Опять утро. Телефон разбудил меня в восемь. Эми. Я чувствовал себя одуревшим и совсем не в форме, чтобы противостоять ей.

– Что тебе нужно? – сказала она.

– Хотел с тобой поговорить.

– Я к твоим услугам. Не можешь ли побыстрее? У меня есть гораздо более важные дела.

Я все еще не совсем проснулся и не мог придумать, как потактичнее сказать то, что собирался. Но все-таки я спросил:

– Послушай, Эми, я хотел узнать, что ты делала в Кинсейле?

Я услышал шум ее дыхания и легко смог представить напряженную лисью мордочку Эми.

– Не понимаю, о чем ты?

– Ты была в Кинсейле.

– Кто это сказал?

– Я говорю.

– Занимайся своими чертовыми делами.

– Эми, я пытаюсь выяснить, что случилось с «Эстетом».

– Я полагала, что это уже всем известно. Особенно тебе, – сказала она. – Ты видел «Дейли пост»?

– А что там?

– Прочти и узнаешь. О-о, они доберутся до тебя, слышишь ты, ублюдок?

Трубку она положила явно с треском. В ушах у меня еще звучал голос Эми. Она, без сомнения, мечтала погубить мою карьеру. Но так ли сильно, чтобы совершить диверсию?

С дурным предчувствием я оделся и выбрался из дому.

Я понял, что дела плохи, по тому, как на меня посмотрел старик Джордж Мадиннис в своей лавке. Но до какой степени плохи, не знал.

Заголовок в «Дейли пост» гласил: «Лодка №2 избежала гибели», и далее продолжался весьма односторонний разбор биографий – моей и моих гостей. Алек Брин и Фрэнк Миллстоун были на пути к тому, чтобы стать общественно значимыми фигурами, и «Пост» обошлась с ними с обычной для нее подхалимской почтительностью. Но ко мне это ни в коей мере не относилось. Здесь у них не было ни малейших угрызений совести. Новая авария, писала газета, подтвердила подозрение, что мои рули (непонятным способом им удалось придать оттенок чего-то неспортивного этому предмету) представляют собой опасность для общества. Рассказывалось подробно, как репортер, пытаясь разыскать меня, выяснил, что я остановился в отеле «Шэмрок» с женщиной по фамилии Эгаттер. А известно, что я не женат. Та же история повторялась в большинстве других газет с различной степенью резкости, некоторые процитировали высказывание Просероу, что он больше не желает меня видеть и встретится со мной только в суде, где собирается предъявить мне счет и отобрать у меня последний пенс. Насколько я мог судить, единственное благо заключалось в том, что, когда суд присудит мне заплатить издержки, я уже буду полностью разорен. Хьюго всегда считал, что газетные сообщения – это всего лишь пустая трепотня. Мне его ужасно не хватало, поскольку я обнаружил, что слишком всерьез воспринимаю напечатанное.

Пока я изучал кипу газет, телефон беспрерывно звонил. Большей частью это были репортеры. Я сумел отделаться от них, прикинувшись, что я – это не я. У последнего звонившего, однако, манера говорить была не похожа на репортерскую. Его голос звучал веско, без наглости или заискивания, присущих газетчикам.

– Я бы хотел поговорить с мистером Эгаттером, – сказал неизвестный.

– Кто говорит?

– Полицейский инспектор Неллиган, Плимутское отделение уголовного розыска.

– В связи с чем?

– Я бы предпочел говорить с мистером Эгаттером.

– Это я.

– А-а. – Последовала пауза. – Могу я заскочить к вам?

– Если хотите.

– Через десять минут, – сказал полицейский, – если это удобно. – Хотя прозвучало все так, словно ему совершенно безразлично, удобно мне или нет.

– Пожалуйста, – ответил я.

Я позвонил своему адвокату и попросил его просмотреть газеты с целью определить, нет ли там чего-нибудь, что можно расценить как клевету. Он ужаснулся, поняв, о каких суммах идет речь. Я пошел повидать отца, тот смотрел по телевизору международные соревнования по крикету и пощипывал себя за нос. Он не узнал меня. Сестра Боллом сказала, что он очень плох.

– Сегодня он обделался, – объявила она.

– Но это не так уж необычно.

Она поджала красные губки.

– Э... мистер Эгаттер, – спросила она, – не знаете ли вы случайно, когда я могу ожидать получения жалованья?

– Извините, – сказал я. – Совершенно забыл.

Она выдала точно отмеренную порцию запачканных помадой зубов над накрахмаленным бюстом, и частицы пудры просыпались на ее небольшие усики.

– Ничего, – сказала она. – Я знаю, у вас много забот.

На столе рядом с чашкой кофе лежал экземпляр «Дейли пост». Я выписал чек на огромную сумму и ушел. Когда я вернулся на свою половину, телефон вновь трезвонил. Сняв трубку с рычага, я обложил аппарат четырьмя подушками. Был полдень. Обычно во время ленча я не пью, но утро, подобное сегодняшнему, заставило бы и Иова[40]40
  Иов – библейский персонаж; богобоязненный, благочестивый, непорочный человек.


[Закрыть] выпить. Я достал пиво и сел, вновь просматривая газеты и делая усилия, чтобы мне не стало совсем плохо.

Через десять минут в дверь позвонили. Я открыл маленькому стройному человечку с глазами, запрятанными под низкие брови.

– Неллиган, отдел уголовного розыска, – повторно представился полицейский. – У вас здесь славно. – Он оглядел сад с тюльпанами и ранней геранью, сверкающими на солнце, покрутил маленькие усики, высоко оценивая запах жимолости. Я пригласил его войти.

– Не возражаете, если я закурю? – спросил он. Я, в принципе, возражал, но не хотел начинать разговор с отказа в пустяковой просьбе. Он зажег «Джон Плейер Спешл» и украдкой огляделся. – Прелестные картины, – заметил он.

– Выпьете пива? – предложил я, думая, что он откажется, поскольку находится при исполнении, но представитель власти согласился.

– Славное пиво. Американское, – отметил он, посмотрев на банку «Будвайзера». – Да, славное.

– Хорошо, – начал я, желая, чтобы он прекратил вести себя как оценщик, наблюдающий за освобождением дома от конфискованного добра. – Так в чем же проблема?

– Проблема? О, я понимаю. – У него был легкий западный акцент. – Ну, к нам был очень странный телефонный звонок из редакции одной лондонской газеты. Они спросили, не прокомментируем ли мы тот факт, что... ну, это довольно личное.

– Все-таки скажите, – сказал я.

Атмосфера в комнате явно накалялась. Надвигалось что-то очень нехорошее.

– Они сказали, что вы останавливались в отеле в Ирландии со вдовой вашего брата, недавно погибшего во время аварии.

– Правильно, – подтвердил я. Затем, поняв, к чему он клонит, добавил: – В отдельных номерах.

– Мне сказали, что между ними была дверь.

– Кто это вам сказал? – спросил я и подумал: «Эми».

Он улыбнулся и покачал головой:

– Извините.

– И что же вы им ответили?

– "Никаких комментариев". Но вопрос все-таки остался. Правда ли это? Я имею в виду миссис Эгаттер.

– Нет, – ответил я. – Это позорная, недостойная ложь.

Он кивнул.

– Но... извините за мой вопрос... но вы уверены, что между вами ничего нет?

– Совершенно уверен.

– И до... э... несчастного случая с лодкой?

– Нет. – Я начинал сердиться. Но сердиться было крайне невыгодно.

– Так что, это... носило характер... одной ночи? Выгодно или невыгодно, но я потерял терпение.

– Если вы способны только на то, чтобы сидеть здесь и делать оскорбительные предположения, вам лучше убраться отсюда к черту.

Он не сделал ни малейшей попытки подняться или оскорбиться, лишь погладил свои маленькие усики и несколько смутился.

– Да. Ну, вы были весьма откровенны, мистер Эгаттер. Мы бы хотели взглянуть на эту лодку, когда ее поднимут. Возможно, тогда появятся новые факты.

– Извините, но у меня есть более важные дела, чем...

– Помогать полиции в расследовании? Да, парусный спорт – это жестокий спорт, не так ли? Случаются аварии. Но ведь стоит только сказать кому-то, что у вас был роман с миссис Эгаттер до смерти вашего брата, сразу возникнет предположение, что у вас мог быть мотив для... ну, чтобы вызвать аварию. – Он поднял маленькие мягкие руки, когда я поднялся со своего места. – Нет-нет. Не расстраивайтесь, мистер Эгаттер. Но вы ведь понимаете, что мы должны все расследовать? Потому что сначала это выглядело как несчастный случай, а теперь может оказаться убийством.

– Послушайте! – Я терял терпение. – Я только что пережил на своей яхте аварию в Ирландии, точно такую же, какая произошла с моим братом в Англии. Вы полагаете, что я и себя хотел убить? На вашем месте, вместо того чтобы приходить сюда с нелепыми предположениями, я бы занялся выяснением того, кто же пытается погубить мою карьеру, разорить меня, совершая диверсии на моих лодках и пытаясь повесить на меня убийство. Дошло это до вашей башки?

– Не нужно выражаться, – сказал Неллиган мягко. – Вы сказали «диверсия». У вас есть доказательства?

– Нет. Но я их получу. – У меня звенело в ушах от негодования.

– Ну ладно. Я буду ждать их, мистер Эгаттер. А пока не исчезайте, хорошо?

Он весьма сосредоточенно погасил свою сигарету и вышел навстречу ветру, который не переставал дуть с той самой черной ночи, когда потерпел аварию «Эстет».

Глава 13

Я отправился в офис и засел за проект моторной лодки для «Пэдмора и Бейлиса». Но я был настолько встревожен, что не мог сосредоточиться. Надо предпринимать конкретные шаги, чтобы попасть в отборочные соревнования на Кубок Капитана, а работа для «Пэдмора» была сейчас потерей времени.

Спустя полчаса я бросил это дело. В голову ничего не лезло. Только соревнования. Как на них пробиться? Я позвонил в отель «Шэмрок» и, разыскав нашего во всем осведомленного дежурного, поинтересовался, были ли посетители у миссис Чарлтон вечером в субботу. Дежурный сказал, что нет, по крайней мере, он не видел. Она уезжала на обед и вернулась одна. Ну ладно, она могла пообедать с Подлитом. Но что это доказывало? Это было слишком – надеяться, что позднее возвращение Подлита к Просероу связано со следами сапог Эми на вершине утеса. Если это вообще были ее следы.

Мой следующий звонок был к Спирмену. Я застал Невилла. Он, казалось, был еще более мрачно настроен, чем обычно.

– Я о лодке Алека Брина, – сказал я.

– Да. – Насторожен он был всегда. На этот раз он был откровенно подозрителен.

– Должно быть, она занимает много места.

– Да, чертовски много, – согласился он. – Ты хочешь сказать, чтобы я продолжил работу? У меня очередь на строительство.

– Мне бы хотелось, чтобы вы ее закончили.

– Хорошая мысль. – Я знал, что за этим последует. Последовала долгая пауза, во время которой я мог представить, как он морщит лицо и потирает рукой окруженные темными кругами глаза. – Мы знакомы друг с другом чертовски давно, и конечно, я восхищаюсь твоей работой и все такое, но кто будет платить?

Это был самый щекотливый вопрос.

– Невилл, – сказал я, – как ты заметил, мы знаем друг друга около тридцати лет. И спасибо за теплые слова. Но не согласишься ли ты сделать эту работу с некоторым риском? Брин в конце концов изменит свое решение. Если нет, мы продадим ее кому-нибудь.

Я слушал, как он дышит в трубку. Наконец он заговорил:

– Чарли, позволь изложить тебе факты, как они есть. Первое, ты не успеешь получить готовую лодку к отборочным соревнованиям на Кубок Капитана. Второе, в этом нет ничего личного с моей стороны, но твое имя сейчас стало прямо-таки зловещим, звучит как вызов. Заканчивать эту лодку без определенного заказа – значит выбросить деньги, так как ее нельзя будет продать. Даже если это будет хорошая лодка, ты опоздал. Я сделаю тебе одолжение. Пусть она остается на верфи еще неделю. Но после этого я выброшу ее на свалку. Ладно?

– Неделя, – согласился я.

– Счастливо, – простился Невилл и повесил трубку.

Я составил список возможных покупателей и, глядя на него, старался раскачать себя, чтобы начать действовать. Чувствовал я себя, как будто стою босиком на Везувии. К тому же Невилл был прав. Мой поезд ушел.

Я опять потянулся к телефону, когда Эрни, чертежник, просунул голову в дверь и сказал:

– Звонила Салли. Сказала, что встретится с тобой на коктейле сегодня вечером. С ней будет мистер Бейс.

Было приятно получить весточку от Салли, но несколько огорчило, что на коктейль сопровождать ее будет Бейс. Воспоминание о том моменте близости в Кинсейле часто всплывало предо мной в последнее время. Конечно, это могло ни к чему не привести. В настоящий момент, может быть, нам обоим лучше держаться старых друзей вроде Эда.

Тем не менее, я не отказал себе в том, чтобы выругаться. Если требовалось какое-нибудь мерзкое завершение для этого отвратительного дня, то для этой цели очень годился коктейль. Этот официальный прием означал открытие сезона парусных гонок в Пултни. Проходил он в белом деревянном здании клуба с террасой, выходящей на гавань, и для серьезных претендентов появление там было совершенно обязательным. Мне следовало сделать вид, что я серьезный претендент, даже если у меня не было лодки.

* * *

Я провел день, безуспешно пытаясь организовать продажу яхты. В шесть я напялил блейзер и галстук члена Королевского клуба океанских гонок, глубоко вздохнули пошел в яхт-клуб.

Выпивохи помоложе делали вид, что им нипочем ветер, треплющий флаги на мачте, стоявшей на балконе. Более солидные просоленные яхтсмены уже подбирались к бару. Несколько пар глаз остановились на мне дольше положенного, затем были выразительно отведены. Я вышел на балкон, оперся на перила и стал рассматривать «Наутилус», зеленый и блестящий. Кажется, ветер начинал стихать. Я похлебывал виски и думал о себе, «Наутилусе» и Хьюго. Все мы были созданы для гонок, и никто из нас не будет больше участвовать в них.

Мне не хотелось думать о Хьюго здесь. Я еще раз отхлебнул из стакана, и, к моему удивлению, он оказался пустым. Следовало быть осторожным, чтобы не напиться.

Когда я вернулся, бар был заполнен уже на три четверти. Опять я ощутил, как по мне скользили взгляды. Арчер удостоил меня ухмылки и кивка, прежде чем вернуться к беседе с советником по связям с общественностью. Джонни Форсайт заговорщически подмигнул, затем ответил кому-то, кто окликнул его с другого конца бара. Форсайт болтается без работы, подумал я. Как все, у кого нет постоянного места, он всегда настороже. Я огляделся вокруг, ища дружественное лицо.

Салли не было. Зато я увидел искусственный загар и сверкающие зубы приближающегося ко мне Гектора Подлита.

– Привет, – сказал Поллит с широкой неискренней улыбкой. – Оправились от того дня? – Я кивнул. – Да, не повезло. Как вы оцениваете теперь свои шансы попасть в гонки на Кубок Капитана?

Я почувствовал, как весь ощетиниваюсь. Затем подумал: должно быть, он уже значительно принял, раз сказал нечто подобное. Может, удастся заставить его разговориться.

– Ну как провели вечер у Просероу? – спросил я.

Поллит посмотрел на меня слегка покрасневшими глазами.

– Я приехал довольно поздно, – сказал он. – Дела, знаете ли, многих надо было повидать.

– Готовили материал, не так ли?

Он засмеялся.

– Можно и так сказать.

– Не вас ли я видел в «Шэмроке»?

Он был не настолько пьян.

– Не знаю, – удивился он. – Разве? Нет, я там не был. – Он опять засмеялся.

– О Боже, это ты! – послышался рядом женский голос. Эми – в платье с высоким воротом, черным, вероятно из-за траура, подчеркивающим выпуклости ее острых грудок и резкость агрессивного подбородка. Рот представлял собой некрасивую красную линию, и глаза сужены от злости. – Я удивлена, что у тебя хватило смелости показать здесь свою физиономию.

Гектор засмеялся. Я произнес:

– Привет, Эми, – так любезно, как только смог.

– Нечего меня приветствовать, – сказала Эми высоким, пронзительным голосом. – Даже тут чертова полиция сует нос и задает всякие вопросы. Я сказала, что им следует говорить с тобой.

Гектор нервно приглаживал блестящие темные волосы ухоженной рукой.

Теперь в баре наступила тишина. Множество богачей из Нового Пултни с любопытством смотрели в нашу сторону или опускали глаза в пол. Там, где предположительно размещался мой желудок, образовалась большая пустота. Затем я почувствовал запах духов и услышал голос Салли:

– Ради Бога, Эми, заткнись, не делай из себя дуру.

Глаза Эми превратились в щелки, и она резко повернулась к Салли:

– А что касается тебя, шлюха, то как ты смеешь стоять здесь рядом со своим дружком и... толкать меня!

Я схватил ее в охапку и выволок из бара. Эд Бейс находился в зале. Он поднял брови, усмехнулся и сказал:

– Разумно ли это, Чарли?

Слишком разозленный, чтобы отвечать, я протащил ее через зал и вывел на набережную. Она колотила меня кулаками и визжала. Когда мы оказались на воздухе, она наконец заткнулась, утихомирилась, и я поставил ее на ноги. Небольшая толпа последовала за нами со стаканами в руках, чтобы поглазеть. Макияж у Эми смазался, лицо исказилось от ярости.

Сердце у меня неприятно колотилось.

– Скажи мне одну вещь, – спросил я, – это ты разгуливала на утесе около Кинсейла в субботу вечером?

На мгновение ее лицо разгладилось.

– Каким образом...

– А Гектор? – продолжал я, используя свое преимущество. – Он тоже был с тобой? Небольшая пробежка по берегу вниз к Кросхевену?

Ее глаза стали совсем черными и быстро перебегали, как «дворники» на ветровом стекле, от меня к стоящему невдалеке Гектору и обратно. Удивление на ее лице несколько ослабло, а гневное напряжение и расчетливость вернулись. Она засмеялась высоким некрасивым смехом, который эхом отразился от каменных сооружений гавани, и сказала:

– Это ты можешь выяснить и не учиняя мне допроса.

– Как все-таки относительно Гектора?

Сверкнув зубами, он развел руки и ответил:

– Она уже все сказала, старина.

– Пошли, – дернула его Эми. – Мне это общество не нравится.

Я вернулся в клуб и тотчас нарвался на Франка Миллстоуна.

– Эгаттер, – сказал он, – в этом клубе не любят парней, которые занимаются рукоприкладством по отношению к леди. Может, тебе лучше отправиться домой и подумать об этом?

Я посмотрел на его веселое лицо с холодными глазами, в которых светилось удовлетворение, пожал плечами, вышел из клуба и пошел по набережной, опустив голову. Яхт-клуб вобрал в себя все, что воняло в Новом Пултни.

Голос около меня сказал:

– Не расстраивайся, Чарли.

Я поднял голову. Это был Джонни Форсайт, его шея была непривычно туго зажата белым воротничком и галстуком яхт-клуба.

– Я бы на твоем месте держался подальше. Со мной опасно знаться.

– Не слишком приятно быть в зависимости от них? Мне-то это хорошо известно.

– Да, – сказал я, щуря глаза от блеска вечернего солнца над гаванью.

– Посмотри, как живем мы. Некоторые сезоны удачные, другие – нет. В этом году у жены в ресторане дела неплохи. А у меня работы немного, и если Фрэнк найдет лодку для гонок на Кубок Капитана, я буду разрабатывать для нее тактику. О Боже, извини, Чарли, я вовсе не хотел растравлять твои раны.

– Я понимаю, – кивнул я. – Спасибо тебе.

– Я просто хотел, чтобы ты знал.

– Благодарю, – сказал я. – Послушай, тебе лучше вернуться на вечеринку. – И я потащился по Кей-стрит.

* * *

Я органически не способен примириться с поражением. В таких случаях я всегда испытываю сильнейшее негодование. Но когда я, задевая ветки жимолости, остановился перед воротами своего дома, я уже знал, что следует делать, чтобы попасть на гонки. Я вытащил бутылку «Феймоуз Граус» и отхлебнул порядочную порцию виски. Мой проект требовал известного хмельного мужества. Затем я услышал скрежет шин по мостовой и скрип ворот: по дорожке шли Салли и Эд Бейс.

– Эми – сука, – сказала Салли. – Ты в порядке, Чарли?

– Я чувствую себя совершенным идиотом. Не надо было ее трогать.

– Тебе надо было швырнуть ее через парапет, – возразил Эд.

– Это мило с твоей стороны... защитить мою честь, – произнесла Салли, отводя глаза. – Эта шлюха...

– Шлюха?

– Она доставляла Генри немало хлопот. Однажды даже Хьюго пыталась довольно гнусно соблазнить. – Салли держалась спокойно и как бы просто сообщала факты, но я видел, что она очень зла. – У нее просто зуд, у этой особы. Ну, ты понимаешь.

– Не использует ли она и Гектора Поллита для утоления этого зуда? Как по-твоему?

Салли удивилась:

– Гектора? Вполне возможно.

– В субботу вечером в Ирландии они были вместе. На вершине утеса я нашел следы, которые по виду могли принадлежать ей. Во всяком случае, во время диверсии, когда происходила подмена болтов, она была рядом, под рукой.