Текст книги "Ловушка. Плутониевый рассказ"

^{Глава 4. Завод «Луч» – Маша}

Ручьевск. За 8 месяцев до настоящих событий.

Маше нравился Миша, ничего в этом явлении необычного не было. Зарождение служебного романа между ними на режимном предприятии могло бы стать пикантной подробностью в жизни местного научного сообщества. Но этому роману не суждено было появиться на свет. Миша был обыкновенным слесарем «КИП». А Маша была женой молодого, всеми уважаемого специалиста – Александра Евгеньевича Журакина. Саша – человек с замашками партийного лидера и руководителя. Он подавал большие надежды. Кое-кто из коллег с опаской поглядывали на этого недавнего выпускника Ивановского Энергетического Института. Они даже не подозревали, что Александр Евгеньевич оказался в этом городе волею странного случая. Отец его, один из руководящих работников в Министерстве Среднего машиностроения – «Минсредмаш», пристроил его после института в организацию, которая называлась «Экспериментальная лаборатория ядерных реакторов». Когда сынуля окончил институт, лаборатория эта уже начала строиться в Мелекессе. Журакин младший был назначен начальником участка энергоснабжения на объекте под номером «176». История с девушкой – электриком, которую чуть не убило током по недосмотру мастера участка, подкосила его карьеру. И папа не смог помочь. Саша был переведен на завод «Луч». Сначала он был простым инженером у электриков, а потом неожиданно стал начальником участка водозабора.

Через некоторое время молодой специалист заметил Машу. Саша стал ухаживать за ней неумело и как-то неуклюже. А Маше почему-то это пришлось по душе, и она ответила. Так и вышла замуж. Правда, через некоторое время стала ощущать, что с мужем происходит что-то странное. А может, и не происходит вовсе, может он такой и был? Ничего не замечая поначалу, она полюбила его взъерошенный хохолок на макушке и запах одеколона, перемешанный с запахом табака. Но вдруг он стал меняться. Поначалу открытый, как ей казалось, молодой человек. То, как «Александр Евгеньевич – начальник» стал отзываться о сослуживцах и подчиненных, сильно отличалось от того, что говорил о людях «простой инженер Сашка». Впрочем, никто не знает, каким он был в Мелекессе. Тогда, до истории с электриком Ниной. А Маша стала ощущать это, внезапно появившееся в нем, легкое презрение к «простым смертным». Она стала сильно переживать, немного отстранилась от мужа, всеми силами пытаясь скрыть возникшую холодность в их отношениях. Впрочем, Саша ничего не замечал.

Однажды девушка вдруг обратила внимание на Мишу, который украдкой ее разглядывал. Хотя места для случайных пересечений у них не было совсем – лишь столовая, да лаборатория по ремонту приборов. Маша всего пару раз заходила туда сообщить о поломке манометра. Хотя, само собой, плановые проверки приборов никто не отменял, а дежурная служба ремонтников работала исправно. Но когда однажды начальник попросил ее «по пути» зайти в лабораторию к «киповцам», она вдруг обрадовалась. Девушке было приятно подняться в небольшую комнату на пятом этаже и встретить потаенный, похожий на искорку, взгляд Миши. За несколько лет жизни в лесном полувоенном городке «Ручьевск-70», который все звали просто «Cемидесятка», Маше надоели бесконечные разговоры мужа о завоевании руководящих постов.

Александр Евгеньевич быстро сообразил, как надо расти. Он написал заявление в члены КПСС. Ходил в кандидатах меньше, чем год. А потом на партсобрании предложил переименовать самый важный продукт работы химкомбината, ради которого все и происходило в закрытом Ручьевске, – в элемент «Лаврий». Кандидат в партию горячо доказывал, что материал, ради которого был построен такой огромный завод, – достоин такого названия. Ведь начиналась эта важная стройка именно под руководством Лавра Петровича! Предложение это отклонили, а вот Сашу в партию приняли без разговоров.

Маша стала замечать странную энергию, исходящую от мужа. Прямо какую-то нехорошую силу! Отношения потихоньку разваливались. Любовь, если она и была, стала остывать, а дети появляться не собирались. Поработав на заводе всего несколько лет, Маша стала выглядеть изнуренной, какой-то нездоровой худышкой, даже двигаться стала по-другому. А Саша долго ничего не замечал, увлеченный своим карьерным плаванием.

В семье девушки все отличались крепким здоровьем. Жили до глубокой старости. Так что, скорее всего, причина увядания Маши была в специфическом продукте, который производился на заводе. Изготавливали там начинку для ядерных зарядов, а именно – плутоний. И речка «Серебрянка» была отравлена на все двести километров своего пути. Не будем сильно влезать в принцип добычи плутония, отметим только, что поначалу «Луч» был лишь обогатительным комбинатом. В июне пятидесятого года был запущен первый реактор. Этот трудовой подвиг был совершен путем объединения усилий огромного количества людей: солдат, заключенных, вольнонаемных и, разумеется, ученых – химиков и физиков.

Какую цену заплатили люди за создание атомной бомбы? Никто и не подозревал тогда, что бесконтрольный слив отходов в озера и реки убивает природу. Работники завода, даже специалисты, не очень разбирались в страшном воздействии радиоактивных веществ на человека. Буфет, поначалу, был расположен в «грязной» зоне. Народ забегал туда в рабочей одежде. Ситуация, в наше время, просто немыслимая. А чего только стоит любимая фраза начальника металлургического цеха Афанасия Кулагина! Когда народ опасался влезать в какое-нибудь «зараженное» место и что-то брать в руки, он говорил с потаенным смешком, но очень убедительно: «Хочешь лизну?» И непременно высовывал язык.

Маша работала техником в химическом отделении. В последнее время ее состояние ухудшилось. Девушка все свободное время лежала и пребывала в унынии. А чего можно было ждать от жизни в таком состоянии? Она похудела, появился сухой кашель. Муж прозрел и кинулся спасать жену. Александр Евгеньевич быстро решил вопрос – ей дали путевку в санаторий под Ленинградом, который был построен для таких больных в лесах около Луги. Там работал в то время известный медицинский специалист из Москвы.

Маша сидела на заправленной тахте, которая стояла у стены напротив окна. Девушка потихоньку собирала вещи в небольшой чемодан, который остался у нее с того времени, когда она только приехала в Ручьевск. Прошло с того времени пять лет. Однокомнатная квартира на проспекте Ленина не особо отличалась от большинства квартир того времени. Одна комната и кухня. Стол, тахта, сервант с тарелками, которые были подарены кем-то из гостей на свадьбу. Фужеры за стеклом, слегка запылились. Между стеклами подоткнуты семейные фотографии. Некоторые из них когда-то стояли на столе в комнате студенческого общежития.

Вот мама с папой, совсем молодые. Мама в красивом платье, папа в смешном картузе. Наверное, так было модно в то время. Вот сама Маша с подругами после института. А вот свадьба, гостей было совсем немного. Никого из родственников пригласить не получилось – закрытый город. Недалеко от окна на столе стояла радиола «Аврора». Рядом стопка пластинок. Маша подошла и вытащила наугад какую-то: Понаровский – «Чайная». Включила радиолу, убавила громкость. Загудел двигатель, и пластинка с шорохом закрутилась. Полилась музыка. Песенка была веселая, но Маше было грустно. Сегодня ей предстояло уезжать в санаторий. Санаторий этот назывался «Жемчужина». Находился он в лесах, где-то под Лугой. «Сплошные озера вокруг! Здоровье прямо в воздухе летает!» – весело балагурил знакомый Алексей. Впрочем, сам он там не бывал. Бог, как говорится, миловал. Но кто-то из его знакомых там поправлял здоровье. Видимо, отдых закончился успешно. Приятель этот заходил недавно, вместе с Сашей. Они работали на одном объекте. Маша улыбалась и делала вид, что все в порядке. Но внутри у нее давно поселилось устойчивое ощущение страха. И кашель этот надоел. Девушка пока не знала, что с ней, но догадывалась – ничего хорошего.

В углу комнаты на бельевой тумбочке стояла швейная машинка – попросила у подруги ушить новый комбинезон. «Саша принес, хоть и замок сломан. Как он ее тащил – непонятно? Крышка не закрывается. Крепко обхватил, что ли, и нес в руках? Так ведь тяжелая она!» – лениво размышляла Маша. Посмотрела на белый комбинезон, лежащий рядом с машинкой, и подумала: «Зачем принесла? Теперь не пригодится, и ушивать ничего не нужно». Грустные мысли не оставляли девушку: «Сколько придется жить в чужом месте? Чем закончится эта поездка? Саша сказал, что после Луги я на юг поеду. Там тоже какой-то дом отдыха».

В прихожей раздались звуки открывающейся двери – вернулся с работы Саша. Муж, потоптавшись, разулся и, повесив ключи на гвоздик рядом с выключателем, зашел в комнату.

Маша сидела на тахте, поджав ноги в шерстяных носках. На полу рядом с тапочками, неожиданно, стояла пустая чашка из-под чая.

– А где тут наш зайчонок? Он уже собрал морковки в дорогу? Скоро ехать на станцию! – Преувеличенно бодрый голос гулко громыхал в полупустой комнате.

– Морковки все на месте. Книжки и одежду тоже собрала, – Маша кивнула в сторону угла, где стоял чемодан. Она со вздохом потянулась за чашкой. Одеяло сползло, обнажив худую руку. Увидев, что чашка пустая, девушка опять залезла под одеяло. – А ты чего так поздно?

Чуть слышно шуршала пластинка. Из динамика радиолы доносилось ритмичное потрескивание – проигрыватель не хотел останавливаться.

– Забежал в кафе. У Сергея Ивановича день рождения. Сегодня отмечать некогда, конечно, но поздравить надо было. Хотя бы книгу вручить! – Саша встал спиной к окну, прислонившись к подоконнику.

– Мы же успеваем? Или уже бежать надо? – Маша посмотрела в сторону комода. Часы в пластмассовом розовом корпусе исправно тикали на полке с книгами. Времени еще было достаточно.

– Машенька, ты теплую одежду не забыла? Уже сентябрь, а в Ленинграде климат влажный и холодный, – Саша подошел к приемнику и щелкнул выключателем. Проигрыватель, уставший крутить пластинку, тихонько хрюкнул динамиком и замер. Супруг вернулся к окну и выглянул на улицу. На фоне деревьев, пока еще зеленых, сыпалась мелкая водяная пыль, сверкая в косых лучах солнца – неожиданно начался осенний дождь.

– Это в Ленинграде, наверное, климат такой. У меня подружка была из Ленобласти. Помнишь, я тебе рассказывала? Она говорила, что в области климат нормальный. Как на курорте! Правда, я не помню, где она жила точно. Вроде «Васькелино» или какое-то похожее название.

Вдруг Маша наморщила лоб и, как будто, что-то вспомнила. Встала и подошла к этажерке с книгами. Стала перебирать бумаги – газеты, старые письма, скрепленные листы, упакованные в самодельные обложки. Девушка рылась там некоторое время, что-то перекладывая с места на место. Потом извлекла из этой кучи увесистую тетрадь, похожую на самодельную книгу. Маша полистала ее и растеряно вздохнула.

– Ты чего? – Саша смотрел на жену с легким недоумением. – Чего ты ищешь? Билеты не там лежат, они в серванте!

– Я забыла девочкам пьесу отдать. Слушай, Саша, так неловко. У них завтра репетиция, а я уезжаю. Ведь целая неделя была! А я ее потеряла и поэтому забыла, а теперь нашла и вспомнила. И роль моя, непонятно у кого будет. Наверное, Ольге отдадут. Но, ведь, и пьесу вернуть надо, – Маша бормотала все это скороговоркой, потому что лихорадочно думала непонятно о чем. Вдруг ей пришла в голову мысль, что, может быть, она уедет сегодня и никогда больше никого не увидит. И этого светлого паренька Мишу. Мысль эта, созрев, выскочила наружу. Круглая и твердая, словно весенний снежок вылетел из рук школьника – хулигана. И мысль, в отличие от снежка, была не холодная, а какая-то горячая и даже жгла немного голову. – Сашка, позвони в «КИП», пожалуйста. Пусть пришлют Мишу! Может, он на работе, или пусть из общежития вызовут. Тут же рядом все. Он тоже в кружок ходит и сценарий им передаст. Больше я не знаю, кого можно попросить.

– Маша, ты чего? – Саша изумленно посмотрел на жену. – Какая пьеса, у тебя сегодня поезд! Да разберутся как-нибудь, тебе-то что? И вообще, откуда эта тетрадка взялась? Ты больна, тебе лечиться надо! Какие спектакли, какой еще драмкружок?

– Саша, как ты можешь так говорить? Ты знаешь, сколько эту пьесу на машинке перепечатывать? Каждому ведь надо, а нас там много. И Валентина Ивановна столько их напечатала!

– Какая еще Валентина Ивановна? Какую пьесу? Какой еще Миша? И зачем нам тут какие-то… – Он не смог сформулировать свое отношение к Мише и натянуто замолчал.

– Теплова Валентина Ивановна. Она руководитель нашего драмкружка. А пьеса – «Двенадцатая ночь». А Миша, между прочим, в сказке недавно так хорошо играл ослика. У него талант, точно талант. Он так органично подпрыгивал! – ответила Маша возмущенно и замолчала.

– Ну, Маша, ну ты придумала. Нам через три часа ехать. Ну да ладно. Твое счастье, что я теперь в руководстве, и у нас телефон есть. – Саша с гордым видом отправился в прихожую. На тумбочке стоял почти новый, угловатого вида телефон из карболита. Муж полистал справочник местного абонента. Набрав несколько цифр, он дозвонился на вахту и попросил соединить с лабораторией «КИП».

– Его зовут Миша, – бросила ему вслед девушка, и уселась на тахту. Саша в ответ махнул рукой и пробормотал: «Отстань, знаю, приходил он к нам».

– Але, Михаил Иванович! Тут такое дело. Где там ученик твой? А, не ученик уже? Так ты про которого? Ну этот, как его? Миша, Миша – Леснов? Ну, наверное, Леснов, раз Миша. Уж ты отправь его ко мне, будь добр. Улица Ленина, двадцать пять, квартира двенадцать. Что, он домой уже уходит? Со смены? Прошу тебя, пришли его. Тут кружок театральный надо спасти. Жена тут чего-то крик подняла. Уезжает в санаторий, а пьесу отдать забыла! Да вот я и говорю, что сам отдам. Но нет ведь, у них все по другому. Мы недостойны прикасаться к этим шедеврам. Ха-ха-ха! – Засмеялся он громко. – Все, ждем. Спасибо!

– Дозвонился, да? – Нетерпеливо спросила Маша.

– Ну вот! Сейчас прибежит. – бодро сообщил Саша. Но все же, в словах его промелькнуло раздражение. Было заметно, что настроение у него испортилось.

Маша вздохнула и потянулась под одеялом.

Через полчаса раздались два осторожных звонка. Саша затопал в прихожую. Открыл, звякнув замком, дверь.

– Заходи. – Впустил растерянного Мишу, предварительно окинув его внимательным взглядом. – Разувайся, вот тапочки. Я пойду покурю на лестнице.

Муж, загремев спичками, вышел на лестничную клетку. Маша, засунув ноги в тапочки, поднялась и подошла к дверному проему. С улыбкой взглянула на Мишу. Тот так и стоял в прихожей. Топтался на месте и растерянно мял кепку в руке.

– Миша, привет. Проходи, хочешь чая? Мы с тобой даже никогда не разговаривали. Так глупо все это, взяла и текст потеряла. Знаешь, столько всего произошло за последнюю неделю. Сегодня уезжаю, и вдруг поняла, что пьесу отдать не успела. А Саша точно или забудет, или потеряет. И вдруг я ее нашла. Причем ее там не было, я уже все перерыла. А потом вдруг – раз и появилась! Только подумала: «Где же моя пьеса?» и словно голос в голове отвечает: «Лежит под газетами!» Представляешь, там она и лежала! Нам через три часа на станцию, а я еще не собралась.

Миша был очень рад видеть девушку. Впрочем, осунувшееся лицо Маши не давало ему никаких поводов для веселья. Он вспомнил слова Шуры, и в груди у него что-то екнуло. Как будто льдинка упала за ворот рубахи. Но когда Маша улыбнулась, он сразу забыл про льдинку. Сам не мог сдержать смущенной улыбки.

– Хорошо, конечно, отнесу. Я чай не буду, нет, спасибо. А пьесу не забуду и не потеряю. Я, правда, только недавно в ваш кружок вступил. Не всех там знаю. Там из общежития есть ребята. И девчонок несколько знакомых. – Миша вдруг почувствовал себя самым счастливым человеком. – Они прежде ни разу не разговаривали. Только однажды поздоровались в столовой, когда он встретил ее со знакомой девушкой из общежития. И тут – такое счастье! Ему было неважно в данный момент, что девушка вообще-то была замужем и что она больна. Он так и не разулся, и не одел тапочки. Просто стоял в прихожей и глупо улыбался.

– Миша, так жалко, что я заболела. Все дела приходиться бросать на полпути – я про пьесу. Да и про работу тоже. – Маша вздохнула и поежилась. – Вот вернусь и встретимся на репетиции! Правда, когда это будет?

– Маша, как бы я хотел помочь тебе! Но не знаю, как. Я не доктор и не разбираюсь в болезнях. – Миша грустно вздохнул.

– Ты мне сейчас как раз помогаешь! Я разговариваю с тобой и выздоравливаю. – Правда? – Смущенно улыбаясь, спросил Миша и неожиданно принялся изучать содержимое своих карманов.

– И радуюсь, что ты отнесешь пьесу, – добавила девушка, услышав звук открывающейся двери.

В прихожую вернулся пахнущий табачным дымом Саша. Он прошел на кухню, зажег газовую плиту и, громыхнув чайником, набрал в него воды из крана.

– Конечно, мне совсем не трудно, – Миша радостно взмахнул руками.

– Слушай, Миша, у меня тут браслетик на часах сломался. Ты не мог бы починить? У вас ведь в мастерской все есть, инструменты разные. А мне пока часы эти не очень нужны. К тому же у меня есть другие, идут довольно точно. И ремешок у них крепкий.

– Ну, конечно, давай сюда. – Миша взял часы, покрутил рукой и посмотрел на разъединенные хвосты браслета, грустно висящие с двух сторон. Осторожно сунул часики в нагрудный карман рубашки и застегнул его на пуговицу.

– Спасибо Миша. Не забудь отдать сценарий. Не оставь его где-нибудь!

– Не сломай часы, мастер. А то у вас там главные инструменты: труба и ключ «32 на 27», – добавил стоящий рядом Саша, скривив губы в подобие улыбки. Он словно почувствовал, что какие-то искры летали по комнате, пока он курил на лестничной клетке.

– До свидания, Маша, не волнуйся! Я все доставлю. – Миша взял завернутую в газету пачку бумаги и двинулся в сторону двери. Он тактично обошел Сашу и улыбнулся ему. – До свидания. «Инструментов разных хватает, даже сверло для лоботомии есть!» – мрачно пошутил парень. Он быстро выскользнул в подъезд. Там гулко прозвучали его прыжки «через две ступеньки».

Маша вернулась в комнату и села на кровать. Следом быстро зашел муж с дымящейся папиросой. Он подошел к кровати и, уперев руки в бока, произнес сквозь папиросу: «Маша, ты вообще понимаешь, что ты делаешь?»

– Что я делаю, Саша? – Она поджала ноги и закрыла их одеялом.

– Ты за моей спиной медленно и неторопливо заводишь роман на стороне. Да еще и с каким-то безродным щенком! – Саша два раза подряд яростно затянулся и выпустил дым прямо над головой Маши. А потом он неожиданно топнул ногой. И хотя проигрыватель был выключен, иголка слетела с подставки и упала на пластинку. Звукосниматель со скрипом проехал по ней, оставив глубокую царапину, и заскочил, подпрыгнув, на бумажный пятачок с надписью «Ленинградский Совнархоз». Маша услышал этот острый звук: «Цок!». А потом ядовитое, хотя и тихое продолжение: «Бзиу!»

– Во-первых, прекрати дымить в квартире. Только недавно эту вонь вывели. У меня с легкими проблемы. И уже давно. Во-вторых, что это за разговоры про «безродность»? Это ты у нас, что ли, породистый такой?

Маша встала с кровати, посмотрела на мужа исподлобья и добавила: «А в-третьих, Саша, я больна!» Она сбавила тон и продолжила: «Какие романы? Мне о романах вовсе не думается. О другом думается! И день, и ночь! Что со мной будет теперь, и что с тобой? А если я умру?»

Саша, понурившись, отправился на кухню тушить папиросу. Маша подошла к окну и открыла нараспашку форточку. Свежий мокрый воздух с запахом дождя ворвался в комнату. Девушка, вздохнув, пошла в прихожую. Открыла входную дверь, предварительно вставив цепочку в рейку. Подперла дверь ботинком. Сквозняк, разгоняя остатки табачного дыма, радостно метался по квартире. Стало прохладно. Из кухни доносился звон чайной ложки, которой Саша размешивал в кружке сахар.

Маша подошла к кровати и надела кофту. Села на смятый плед, набросила одеяло на плечи. На ее глазах выступили слезы. «Да мне-то что теперь? – прошептала она. – Живите, как хотите! Хотите – гуляйте, хотите – веселитесь. Ходите на дни рождения, читайте книги. Бегайте по сцене, изображая любовь и счастье. А я уеду сейчас и умру там одна! Чего мне еще осталось ждать от жизни?»

^{Глава 5. Пропала собака}

Балашово. Настоящее время (май 1957г.)

Главный радиолюбитель деревни Балашово неторопливо шел по улице. Он возвращался из школы. Учеба почти закончилась. Экзамены в восьмой класс Колька сдал на отлично. Не считая, как ни странно, физики. Постоянные придирки Василия Александровича довели его до того, что предмет, который должен был быть самым любимым, вызывал у него неприязнь. Хотя дома он сидел с паяльником с утра до вечера. Поэтому мальчик все еще посещал школу – отрабатывал четверку, которую ему «с натяжкой» поставил учитель. Впрочем, как отрабатывал? Как раз практика началась, вот и вся отработка. И нельзя сказать, что ему было не по душе возиться с приборами. Сегодня он перемотал сожженную кем-то из девочек катушку гальванометра и шел домой в хорошем настроении.

Вчера отпраздновали День рождения Володи. Колька «вручил» лучшему другу тренажер – раскрыл «тайну запертого сарая». Можно ведь и так сказать. Володька сделал вид, что удивился. Впрочем, он снова был в восторге, радовался совершенно искренне, будто первый раз увидел волшебный механизм! Мама подарила сыну новую рубашку, Танюша нарисовала картинку. Папа соорудил турник на огороде – очень «полезный» подарок. Одноклассников на празднике было восемь человек. Пришли даже две девочки из класса, тоже подарки вручали. Было весело – ели пироги и пили чай.

Майский светлый день, казалось, освещал собой весь мир. Чирикали воробьи, вдалеке над полем носились грачи. По траве бродили вороны, подозрительно поглядывая на изредка проходящих мальчишек. Основная часть взрослого населения в этот час находилась на работе. Коля шел по пустой улице, опустив глаза и погрузившись в мечты. Вдруг он едва не врезался в молодую яркую особу, непривычно одетую в модную столичную кофточку. Из-под кофты виднелось светлое платье. На ногах красовались чулки в сеточку вызывающего вида. Не многие местные красотки имели такие в своем гардеробе. Колька не поверил своим глазам – это была Вера.

Вера, по слухам, жила в Москве. Да, не просто жила, а находилась на содержании какого-то «высокого» начальника. И вдруг она вернулась в родные края. Выглядела девушка очень странно. При всей молодости и привлекательности, лицо Веры напомнило Коле печальную гримасу соседки по парте после того, как та получила двойку за контрольную по математике. Голова модницы была туго повязана платком. «Прямо Джек-Снегирь» – подумал Коля. Он вспомнил книгу из библиотеки, где когда-то работала Вера. Там теперь работает его мама. Школьник читал захватывающую историю по ночам, под одеялом. С фонариком, разумеется. Книжка была очень интересная – про капитана пиратов, который при ближайшем рассмотрении оказался обыкновенной девчонкой. «Привет!» – томно произнесла Вера. Ей нравился Коля. Его чрезмерная молодость, не останавливала девицу. Наоборот, она служила дополнительным соблазняющим фактором, который подогревал ее интерес. Эта девушка иногда ставила мальчишку в дурацкое положение, причем ей очень нравилось это делать на глазах у всех. Сегодня красотка выглядела как-то странно. Правда, Колька давно ее не видел, уже полгода прошло, точно, он даже успел отвыкнуть от ее выходок. Но все же Коля чувствовал, что с ней что-то не так, с Верой произошла какая-то перемена.

– Вера привет, какая же ты у нас красотка! А голову завязала зачем? – Скороговоркой бросил парень. – Стирала что ли, или красила чего?

– Отстань, глупый, и так тошно. – Вера махнула рукой и отвернулась.

– Да что это с тобой? – Коля не понимал.

– Потом расскажу, а может, даже покажу. – Вызывающе ответила девушка.

– Эх, Вера, не комсомольская ты наша. Что это за жизнь такую ты себе придумала? Несешь чушь какую-то! Некогда мне. Да и муж твой злиться будет.

– Да ну тебя, комсорг хренов! И никакой он мне не муж, – беззлобно сказала девушка и, обогнув школьника, пошла дальше, соблазнительно двигая бедрами. Пройдя несколько шагов, она вдруг остановилась и обернулась. Коля стоял и смотрел ей вслед, ему вдруг стало неловко. Парень резко отвернулся и сделал вид, как будто ищет что-то в траве.

– Коля, у нас тут собака из оврага сбежала! Ты не видал?

– А какая из собак? У меня спуск в овраг недалеко от дома, вообще-то!

– Ну та, что самая горластая – Гурда. Мы с Виталиком обошли все окрестности. В лес сильно не углублялись, по краю побродили. Там можно неделю плутать.

– Да нет, Вера, не видал. Но ежели что, к вам зайду и скажу! Иль на ветряк залезу – повешу тряпку какую-нибудь, подам знак. Вам его видно с другого конца оврага-то?

– Да, видно.

– Или вот что: у меня на ветряке лампочка есть, я ее зажгу для тебя! Если увидишь огонек на мачте, заходи ко мне, я тебе расскажу, что узнал.

– Ладно, Коля, спасибо! – Вера грустно улыбнулась и потихоньку пошла своей дорогой.

Когда школьник пришел домой, он обнаружил, что папа и мама уже вернулись с работы. Хотя было еще рано. Глядя на их лица, мальчик понял – что-то произошло. Родители тихо разговаривали, обсуждая какую-то очень серьезную тему, когда увидели Колю, вдруг замолчали. Потом папа посмотрел на сына то ли сердитым, то ли виноватым взглядом. Отец вел себя странно. И сын понял, что произошло что-то необычное и тревожное. «Сходи за капустой, – тихо попросила его мама. – Что-то мне сегодня хочется кисленького и холодненького».

Коля вышел в сени. Взяв со стола большую эмалированную миску, отправился в сарай – в погреб. На крыльце шикнул на петуха, что гулял по нижней ступеньке. Парень обогнул дом и, зайдя в сарай, щелкнул выключателем. Поднялся по ступенькам на деревянный настил. Раскидал в стороны старые ватники и протертые бушлаты. Отодвинул щит из потемневших досок, открыл деревянный люк и спустился в холодную, пахнущую сыростью и плесенью, пасть погреба. Колька поежился – довольно холодно. В углу, за досчатой загородкой, лежала немного проросшая картошка. Под потолком, внутри старого ржавого плафона, горела тусклая лампочка. На плафоне паук сплел большую паутину. Сидел и задумчиво поджидал свою добычу. Несколько засохших, опустошенных мух висело тут же. Коля вспомнил, как когда-то на уроке природоведения учительница рассказывала о пауках. Про внешнее пищеварение – эта жутковатая история запомнилась. «Вот ведь какой странный этот паук. Сюда мухи не залетают, а он сидит и дежурит, – подумал мальчик. – Какой же страшноватый этот животный мир. Хорошо, что паук не может быть размером с собаку». Колька, набрав полную миску капусты, прикрыл бочку и неторопливо вернулся в дом.

Мама как раз закончила что-то говорить папе. Повернувшись к сыну, она произнесла негромко: «Спасибо, сынок, поешь тоже капустки. Полезная она!» Положила в тарелку вареной картошки, добавила туда пару ложек капусты, подлила масла и поставила тарелку перед Колей. На столе уже стояла миска с салатом из помидоров и огурцов. В комнате вкусно пахло подсолнечным маслом.

Коля сел есть. И вдруг увидел, что у отца перебинтована нога.

– Пап, что с тобой такое? – Мальчишка чуть не подавился куском хлеба.

– Да, вот коленвал уронили на работе. Ну, ничего страшного! Перелома нет. Просто ушиб, и нога сильно распухла, – ответил он, сделав виноватое лицо. – А ведь я завтра собирался в Ленинград ехать.

– Вот дела! – Колька вздохнул. – А в Ленинград-то зачем? Что у них случилось?

– Телеграмма пришла от бабушки Матрены, – сказал папа. – Похоже, дядю Ваню забрали в милицию. Написано, что «Ванюша дофутболился». А мне мужики рассказали, что там было, на матче этом.

– За что? Как это – «дофутболился»? – Коля изумленно посмотрел на отца. Из всех взрослых родственников, которых знал мальчик, дядя Ваня выделялся спокойствием и добротой. Для Коли это было определяющим моментом в вопросе – мог ли такой человек попасть в милицию?

– Я было с работы отпросился. Хотел рвануть в Ленинград. Дядю Ваню надо как-то спасать. Вечно с ним что-нибудь случается. Он как магнит притягивает неприятности. И такой он человек, ведь, а? Мухи не обидит! Но с ним постоянно что-то происходит, то одно, то другое. Вот и я сегодня с коленвалом этим – прямо в резонанс с ним вошел. А теперь на ногу ботинок не налезает. Наверное, это какая-то ошибка? – Папа потер лысину и посмотрел на Кольку. Было не очень понятно, в чем заключается ошибка. В ноге, которая не лезет в ботинок? Или в дяде Ване, который каким-то непонятным образом оказался в милиции?

Мама задумчиво смотрела в окно. Время обеда – это еще повод присесть и немного отдохнуть. Женская доля в сельской местности особенно тяжела. Помимо основной работы на маминых плечах все хозяйство – приготовление пищи, стирка, посуда и огород.

– Только в милицию ходить нельзя! Сам знаешь, как там бывает! – Сказала наконец мама, обращаясь к папе. Потом повернулась к сыну. – А ты, Коля, молчи, – сказала она неожиданно строго.

Мальчик только открыл было рот – чтобы узнать, каким образом отец собирался спасать дядю Ваню.

– Ну, наверное, со мной не нужно проводить инструктаж, – грустно сказал папа, обращаясь к маме. – Сергею, наверное, твои советы больше пригодятся.

А в милицию ему придется идти, уж наверняка.

Папа имел в виду своего друга Сергея – отца Володи. Коля сразу сообразил, что задумал его отец.

– Хотел поехать с Виктором утром в Лугу. Он картошку повезет в магазин, – продолжал папа озабоченным голосом. – А там дождаться 844-го автобуса и на нем в Ленинград, до площади Мира. Но теперь не пойму, как быть. Коля, ты ведь собирался к Володе? Попроси его папу к нам зайти, ладно? Попробуем его в Ленинград направить!

– Конечно, все передам. – сказал Колька, закидывая в рот последний кусок картошки. Выпил полстакана молока и с тревожным ощущением в груди отправился к Володьке.

Мальчишка прошел через огород. Нажал кнопку и щелкнув электрическим засовом калитки, двинулся по косогору.