Текст книги "Серебряный вариант"

18. Пресс-конференция

Сегодня в девять – полдень по-здешнему – в Главном полицейском управлении состоится пресс-конференция по делу о похищении серебра с «Гекльберри Финна». Бойль уже объявил, что следствие закончено и он может назвать ожидающих суда виновников преступления.

Сейчас семь утра – у меня еще два часа свободного времени. На улице дождь и слякоть; можно, конечно, побродить по бесконечным коридорам Леймонт-пассажа, но почему-то не хочется, и я – от нечего делать – отсиживаюсь у себя в гостиничном номере.

Что я узнал о Городе в его нынешнем состоянии? Пожалуй, все, чтобы возвратиться на Землю, домой.

Я бродил по его улицам, бывал в общественных местах, учреждениях, сенатских залах и на «дне» Города, в его ночных клубах, барах, бильярдных и простых забегаловках, где можно перекусить и выпить за несколько медных монет, в смраде требухи, поджариваемой на горячей плите, в копоти и вони от газовых ламп и дешевых сигар. Я видел, как изменился внешне Город за пятьдесят лет, как постарел. Я слышал обрывки разговоров в ресторанах, магазинах и за стойками баров вроде «Аполло», вопли на бирже, шепоток в кулуарах сената. Но, находясь рядом с людьми, я никогда не чувствовал себя одним из них, не знал ни их дум, ни тревог, ни радостей.

У меня почти не было здесь друзей, приятелей, даже просто знакомых, за исключением лиц, с которыми общался по службе. Я ни у кого не бывал запросто, ограничивался чисто деловыми встречами, как с Мердоком и Уэнделлом. О многом я только догадывался, читая газеты, раздумывая об увиденном и услышанном. Минни, например, рассказывала о монастырском пансионе, вероятно типичном женском учебном заведении в Городе, где пуританское воспитание вполне соответствовало представлениям Стила и Уэнделла о нравственном облике порядочной девушки. Минни говорила мне и о том, что девушке или даже замужней даме неприлично показываться в общественных местах без спутника – отца, брата, мужа, предполагаемого жениха. Действительно, ни в ресторанах, ни в кафе я не встречал одиноких женщин, женских студенческих стаек, кроме девиц городского «дна».

Однажды я увидел в руках Уэнделла книжку с яркой обложкой. Уэнделл, заметив мое внимание, спросил: «Не читали? Ну и не читайте. Чтиво для клерков и продавцов, но развлекать – развлекает». Я перелистал книжку: старомодный цветистый язык, смесь сантиментов и жаргона.

Была в городе опера, давались концерты, но к музыке я не проявлял интереса и на Земле. Театральные афиши пестрели незнакомыми мне именами авторов – должно быть, современных и популярных. Попав как-то на представление одной из таких пьес в драматическом театре, я так и не досидел до конца. Сентиментальная мелодрама о девушке, пренебрегшей богатым женихом и влюбившейся в клерка своего отца-банкира. Но зрителям нравилось – они аплодировали и утирали слезы. В кинотеатры я вообще не ходил. Трудно смотреть сейчас старинные немые фильмы с Полонским и Холодной или Глупышкиным и Монти Бенксом. А фильмы такого типа, с молча бегущими фигурками и огромными, заменяющими диалог титрами, наводняли городские экраны.

Я втянулся в политику. Именно она давала мне возможность верно понять законы исторического развития Города. Ведь для того, мне казалось, и позвали нас хозяева этого мира. Я уже понимал, что экономика Города мало чем отличалась от экономики наиболее отсталых капиталистических стран Европы лет восемьдесят назад. Правда, безработицы тут не было из-за острой нужды в рабочих руках. Это же являлось и одним из факторов, противодействующих повышению эксплуатации трудящихся на фабриках и в мастерских, но полное отсутствие техники безопасности и длинный рабочий день не могли не вызывать протеста у нарождающегося рабочего класса. Не сладко жилось мелким фермерам и батракам или арендаторам у крупных фермеров вроде Веррье и Стила. Здесь тоже возникало движение, свидетельствующее о росте политической сознательности масс, что отмечалось и поддерживалось ассоциацией Донована. Трудовиков нельзя еще было назвать коммунистами, но я понимал: создавалась и крепла марксистски мыслящая партия. Пока слабая, численно небольшая, она со временем, в случае победы на выборах, могла бы повести страну к социализму.

Я мысленно как бы видел дальнейший путь исторического развития Города, умеющего сдерживать наскоки реакционеров и реваншистов типа Мердока, – Города, который не скоро, может быть, но обязательно признает ведущую политическую роль Донована или его преемников. Теперь, казалось мне, галактисты «прочли» мои соображения и выводы, они могут объяснить себе все происходящее здесь и отпустить нас с Мартином домой, не задерживая больше в чужом пространстве и времени.

А пока мы остаемся в нем, надо делать то, что и делали, или, вернее, доделывать то, что начали. Надо ехать на пресс-конференцию в Главное полицейское управление.

Проводится она в большом зале с чисто вымытыми окнами и натертым до блеска дубовым паркетом – Бойль во всем любит порядок. Присутствуют корреспонденты «Брэд энд баттер», «Джентльмена», популистской «Сити ньюс», французской католической «Суар» и биржевого «Бюллетеня», фоторепортеры, кинооператоры и просто любопытные, получившие пропуска в канцелярии полицейского управления.

Бойль. Леди и джентльмены, мадам и месье! Итак, следствие закончено. Как было похищено серебро и как оно было найдено, вам уже известно. Сейчас я расскажу о том, чего не знала общественность, пока велось следствие. Нам удалось установить, что похищение готовилось заранее – была построена новая пристань на лесистом берегу, организована шайка головорезов, которых у нас зовут «пистолетниками», куплена у Вудвилльского охотничьего общества лесная хижина, куда затем преступники и доставили серебро с парохода. Приобрел эту хижину некий Чек Пасква за тридцать тысяч франков через комиссионную контору «Гопкинс и сын». Пасква, хорошо известный полиции уголовник, был арестован нами за убийство в ресторане «Аполло». Он находился в тюрьме, когда мы нашли серебро и узнали имя владельца хижины. В покупке хижины Пасква сознался, но свое участие в похищении серебра отрицал, уверяя нас, что и понятия не имел о таком богатстве. Тридцать тысяч франков он якобы выиграл в карты и совершил сделку с представителем комиссионной конторы в состоянии полного опьянения. Прекрасно понимая, что он лжет, и выяснив, что покупка хижины производилась подставным лицом лишь от имени Пасквы, мы решили проследить его связи. Был инсценирован побег, который Пасква совершил, не подозревая о слежке. К сожалению, наши люди допустили оплошность: у привокзальной бильярдной, в момент смены наблюдавших за ним агентов, Паскву застрелили из проезжавшего мимо фиакра. Ни фиакр, ни убийцу обнаружить не удалось. Хозяин бильярдной признал, что за Пасквой уже охотились подозрительные личности, угрожавшие отомстить ему за Бидо. Итак, главаря банды мы потеряли, но сумели задержать его ближайших сообщников. В своем прошлом интервью о найденном серебре я не сказал вам – не имел права сказать, пока не закончится следствие, – что в лесной хижине, где было спрятано серебро, мы арестовали четырех уголовников. Их клички – «Жаба», «Хлыщ», «Теленок» и «Одноглазый». Подлинные имена устанавливаются. В похищении серебра они сознались и назвали других членов банды, которые в настоящее время разыскиваются. Троих мы уже взяли: бывший ранчмен из Сильвервилля Биг Дро и два его конюха, Уилки и Формасьон. Нашли и рабочих, строивших пристань (список их можете получить у меня после пресс-конференции). В упомянутом интервью я не рассказал вам и о том, кто навел нас на мысль искать серебро в лесной хижине. Теперь, по окончании следствия, могу это сделать. Охотник и землепроходец Фернан Марти. Он сейчас находится где-то в приречных лесах на юго-западе, но обещал вернуться к первому же судебному заседанию и подтвердить свои показания, если потребуется.

«Сити ньюс». Как вы нашли охотника, и почему он предположил, что серебро спрятано именно в этой хижине?

Бойль. Вы меня не поняли. Охотник только заявил вудвилльской полиции, что обнаружил в лесу необитаемую хижину. В полицию он пришел, когда до него дошли слухи о наших поисках. Мы вели розыск открыто, обыскали все побережье до Сильвервилля, расспрашивали повсюду – в городках и поселках, в кабачках и на рынках – об укромных местах, где можно спрятать две тонны серебра в слитках. И мысль поискать их в лесной хижине возникла не у охотника, а у нас.

«Суар». Много ли французов-«пистолетников» в шайке?

Бойль. Вывод об этом можете сделать, прочитав список привлекающихся к суду.

«Пиплс войс». У бандитов вроде Пасквы нет текущих счетов в банках. Откуда у него оказались тридцать тысяч франков для покупки хижины? Выиграл в карты? Но вы могли бы проверить, был ли такой крупный выигрыш в каком-либо из игорных домов незадолго до покупки дома. Или, может быть, крупное ограбление?

Бойль. Мы и проверили. Ни ограбления, ни крупного выигрыша нигде не отмечено. И столь крупных сумм у Пасквы никогда не было.

«Пиплс войс». Что вам сказали в комиссионной конторе? Они же должны помнить покупателя.

Бойль. Увы – не помнят. По-видимому, там действовало подставное лицо.

«Сити ньюс». А что предпринято для поисков этого подставного лица?

Бойль. О нем мог знать только Пасква. Но он уже не сможет дать показаний.

«Джентльмен». Кто финансировал строительство лесной пристани?

Бойль. По словам рабочих-строителей, нанял их тот же Пасква. Обошлось это строительство, по приблизительным подсчетам, в три-четыре тысячи франков.

«Пиплс войс». Опять выигрыш?

Бойль. К сожалению, мы нашли рабочих лишь после смерти Пасквы.

«Пиплс войс». Вам не кажется, что за спиной Пасквы стоял кто-то с весьма солидным банковским счетом?

Бойль. Предположение – еще не доказательство.

«Пиплс войс». Месть за Бидо тоже только предположение. Убийство Пасквы загадочно. Он явно кому-о мешал.

Бойль. Таких сведений мы не имеем. Следствие закончено, и дело передается в суд. Все дополнительные соображения могут быть проверены уже в процессе судебного разбирательства.

«Сити ньюс». Кто будет защищать обвиняемых?

Бойль. Та же адвокатская контора, которая взяла на себя защиту Пасквы после его ареста за убийство в «Аполло».

«Сити ньюс». Берне и Тардье?

Бойль. Вы не ошиблись.

«Пиплс войс». Но это одна из самых дорогих адвокатских фирм. Кто будет оплачивать ее услуги?

Бойль. Адвокатские конторы могут не оглашать имена своих клиентов.

«Пиплс войс». А что предполагает полиция?

Бойль. Полиция ничего не предполагает. Полиция расследует. Клиентура адвокатских контор не является в данном случае предметом расследования.

На этом и закончилась пресс-конференция. Ничего нового она мне не дала, но прессу, по-видимому, удовлетворила. Некоторые корреспонденты вообще не задавали вопросов. Только доновановский газетчик пытался добраться до истины. Бойль выдержал натиск. Он ждал своего часа.

Что ж, тактически он действовал верно. Теперь все зависело от Стила и его статьи.

19. Бомба

Статью для Стила мы писали вместе с Мартином, вернее, я уточнял тезисы и корректировал язык – все-таки я лучше Мартина знаю речевую манеру сенатора. Спорить приходилось чуть ли не по каждому абзацу. Как журналист-профессионал, Мартин, конечно, опытнее меня в таких делах, но я тщательно очищал статью от присущих ему выспренности и цветистости: Стилу они совершенно чужды.

– Опять «Мердок»! Убери.

– Можно ведь, не обвиняя Мердока, называть его главой партии.

– Во-первых, это не партия. И кроме того, ты знаешь, что имя Мердока в статье упоминать нельзя.

– Но здесь же нет повода для обвинения в клевете!

– Стил не должен давать ему даже лазейки. А это что?

– «Гангстеры». Нормальный термин.

– Стил не знает этого слова. Скажи еще: хунта. Не дури. Пиши просто: «убийцы», «грабители» – все, что здесь подойдет.

– А мошенники? Скажем, для усиления к «убийцам».

– Тут речь не о мошенничестве. О нем дальше. В случае с документом, подсунутым в карман убитого Ренье.

– Кромсаешь статью. Фразы как рубленые. Ни одного периода.

– Стил так говорит, а не я.

– Ну, оставь хоть метафору.

– Ни к чему. Во-первых, Стил не любит метафор, он лаконичен и прост. А во-вторых, слово «нео» ему не свойственно. Пиши прямо: «галунщиков».

– Так и писал бы сам.

– Ты лучше напишешь, если вообразишь себя Стилом. Не Мартином из «Брэд энд баттер», а именно Стилом, сенатором, разоблачающим шайку грабителей, претендующих на кресла в сенате.

Сенатор ничего не слыхал о Золя и тем более о его выступлении по делу Дрейфуса, и потому я, не боясь плагиата, предложил назвать статью «Я обвиняю». Но он предпочел свой заголовок.

– А ведь точно: Стил! – сказал Уэнделл, прочитав рукопись статьи. – Неужели это он писал?

– Какая разница, – пожал я плечами, – если есть его подпись?

Уэнделл хитровато подмигнул мне, еще раз пробежав глазами последние строчки.

– Вы правы, Ано. Техника изготовления бомбы меня не интересует. Важен взрыв.

Наконец передо мной лежит номер «Сити ньюс» со статьей Стила.

КТО БУДЕТ ГОЛОСОВАТЬ ЗА ГРАБИТЕЛЕЙ И УБИЙЦ?

«Я выступал против закона о политических ассоциациях, однако закон этот принят сенатом, и потому возвращаться к нему не буду. Но когда под флагом политической ассоциации рвутся к власти грабители и убийцы, я молчать не могу.

Кто такие «реставраторы»?

Те, кто зовет назад к зачеркнутому революцией прошлому.

Те, кто хочет вернуть полицейскую диктатуру галунщиков, запрещавшую все, что поддерживает ныне жизнь человека.

Старики помнят: запрещалось есть взращенные на собственной земле хлеб и фрукты, разводить скот, пить вино со своих виноградников, охотиться и ловить рыбу. Даже прогулки за Город требовали специального полицейского разрешения. Впрочем, ныне это известно каждому по школьным учебникам.

И вот теперь реставраторы открыто носят повязки или значки из галуна, который украшал когда-то мундиры полицейских рабовладельцев. Вы можете увидеть такие повязки у встречных на улицах, у посетителей трактиров и постоялых дворов, у бандитов, вооруженных полицейскими автоматами.

Того, кто убил сразу четырех человек в баре «Аполло» – его звали Чек Пасква, – тоже не раз встречали с повязкой из галуна на рукаве. Когда молодой человек, вошедший в бар вслед за убийцей, попытался остановить преступление, Пасква застрелил и его. А уходя, сунул ему в карман документ, украденный у меня в канцелярии. И документ, и показания свидетелей находятся сейчас в распоряжении Главного комиссара полиции. Вы спрашиваете, зачем это понадобилось убийце? Я вам отвечу. Чтобы скомпрометировать партию ненавистных им популистов. Чтобы скомпрометировать меня, известного как непримиримого противника реставраторов.

Убийства и мошенничество – вот характерные методы их борьбы. Прибавим еще и шантаж. Чек Пасква угрожал вудвилльской землевладелице Евгении Ланфиер, что сожжет весь ее урожай, если она со своими слугами и арендаторами не будет голосовать за реставраторов на ближайших выборах. Вдова Ланфиер готова подтвердить это под присягой. Но она не единственная жертва реставраторской шайки. Фермеров Монса, Люнэ, Шобера и Стиннеса также шантажировали нынешние галунщики: «Не проголосуете за нас – спалим урожай, сожжем фермы».

А кто оказался виновником самого крупного преступления века – похищения казначейского серебра? Я был с племянницей в каюте «Гекльберри Финна», когда началась перестрелка на палубе. Кто нас предупредил не выходить из каюты? Матрос из команды? Нет, человек с пистолетом и галунной повязкой на рукаве. Кто нам позволил не возвращаться в Сильвервилль, а добраться на лодке до моего поместья близ Реки? Владелец парохода? Капитан? Нет, опять же люди с повязками из галуна на рукавах. Не я один видел эти повязки, у меня есть свидетели.

И наконец, кто был владельцем лесной хижины, где обнаружили украденное с парохода серебро? Тот же Пасква, убийца из «Аполло». Кто были люди, арестованные во время полицейского налета на хижину? Его сообщники, участники бандитского нападения на пароход. Все они принадлежат к реставраторам. Ленты из галуна нашли и у них.

Итак, я спрашиваю у тех, кто прочтет эту статью, и у тех, кому расскажут о ней: если они еще носят повязку реставраторов, не стыдно ли им будет показаться на людях со знаком, поощряющим мошенничество, шантаж, грабеж и убийство?

И самое главное, я спрашиваю у них: кто же теперь будет голосовать на выборах за грабителей и убийц?»

Чтобы узнать результаты «взрыва», я поехал завтракать в сенатский клуб. В первую очередь меня интересовала реакция Донована.

– Прицельный удар, – сказал он. – Верный и неожиданный. Группа Мердока сразу теряет шансы. И мы рады, конечно: она ведь страшнее самых правых на правом крыле. Думаю перепечатать статью целиком. Разумеется, с согласия Уэнделла.

– Он не откажет, – заверил я. – Чем больше кругов по воде, тем лучше.

Во время завтрака официант передал мне конверт с запиской Мартина.

«Завтра ответа в газете не будет. В редакции не знают, что делать. Вся головка уехала к Мердоку. Совещаются. Вероятно, решат подождать, пока стихнет шумиха».

В дверях появился Уэнделл. Он оглядел зал и направился прямо ко мне.

– Что слышно, Ано?

– Потрясены. Сколько Мердок потеряет голосов – сказать трудно, но потеряет много. Донован хочет перепечатать статью. Позволите?

– Конечно. Я уже разрешил и французской «Суар». Взрывная волна растет.

– Удар столь силен, что «Брэд энд баттер» не дает завтра никакого ответа. Собираются ждать, пока утихнет шумиха, – повторил я Мартина.

– Она не утихнет, Ано. Мы будем продолжать кампанию. А кто рискнет возражать? Банкиры из «Джентльмена»? Едва ли. Слишком грязно для них, привыкших работать в перчатках. Да и на Мердока ставить уже невыгодно. Акции падают – я говорю о бирже… Акции всех компаний, на поддержку которых он мог рассчитывать.

Два дня подряд все газеты, даже биржевой «Бюллетень», гигантскими заголовками били по реставраторам, вспоминали преступления последних лет, приписывая их неогалунщикам. На улицах и в общественных местах повязки из галуна открыто уже никто не носил. Газете Мердока неудобно было молчать, и она заговорила.

«Мы не думали отвечать потерявшему разум сенатору Стилу, но явно провокационная кампания, развернувшаяся в печати под влиянием его статьи, заставляет нас высказаться.

Повязка из галуна – не членский билет политической ассоциации реставраторов. Ее может нацепить каждый, если это почему-либо ему выгодно. Полиция, арестовав похитителей серебра и убийцу, не обнаружила никаких серьезных доказательств их принадлежности к реставраторам, не говоря уже о членских билетах. Свидетельские показания, на которые ссылается в статье Стил и в которых упоминаются повязки из галуна у преступников, никого и ничего не разоблачают. Нами установлено, что главарь арестованной полицией шайки Чек Пасква не был реставратором. В списках членов ассоциации такого имени нет. Не признались в своих политических симпатиях и сообщники убитого главаря, ныне ожидающие суда.

Все это позволяет предположить, что повязки из галуна были надеты специально: либо для того, чтобы придать явной уголовщине политический оттенок, либо с целью скомпрометировать реставраторов перед выборами. Разве не могли надеть эти повязки единомышленники сенатора Стила? С таким же пафосом, с каким он обвиняет нас, мы можем переадресовать его обвинения по любому другому адресу.

Сомневаемся мы и в криминалистическом даровании Главного комиссара полиции. Два с половиной месяца он искал серебро и не нашел, пока не попался Пасква. Кстати, арестован тот был не за вооруженный налет на пароход, а за убийство таких же уголовников, как и он. И вдруг нам говорят: Пасква бежал по разработанному полицией плану, полиции якобы понадобилось проследить его связи. А не купил ли Пасква себе свободу, вернув казначейству украденное им серебро? Правда, он вскоре после этого был убит. Но кем убит и почему убит, комиссар Бойль со всем его криминалистическим талантом установить так и не сумел. А может быть, кто-то хотел спрятать концы в воду? Была ведь инсценировка побега. Не исключено, что и убийство произошло по замыслу того же режиссера.

Что же получается, уважаемые читатели? Старый сенатор витийствует, мстя за провал на голосовании билля о политических ассоциациях, его приятель – Главный комиссар полиции – зарабатывает политический капитал на подтасованном следствии, а популистская газета бесстыдно и мошеннически компрометирует своих политических конкурентов за несколько дней до выборов».

Уэнделл ответил коротко и резко:

«Мы не будем полемизировать с газетой галунщиков. Суд подтвердит все данные следствия, с которыми был ознакомлен сенатор Стил. Общественность Города узнает правду. А пока мы еще раз спросим читателей: кто же теперь будет голосовать на выборах за грабителей и убийц?»