Текст книги "Жизнь как секс на первом свидании. Записки Тревел-Маньяка"

Покой нам только снится, или Лето без секса

Монголия высосала. Подготовка, нервяк, боязнь неизвестности, сложный внедорожный маршрут, выкапывание машин из песка крышками от кастрюль, пыль, въевшаяся в каждую клетку тела, и сон по 3–4 часа, потому что нужно было еще забросить две обязательные статьи на «Дзен»: путешествие путешествием, а блог должен работать и приносить доход.

Я летел домой и буквально видел, как залипнем дома на пару дней с Алисой, наалкозожимся шампанским и утрахаемся, пока не будет тошнить от секса.

– Сергей, добрый день! Это пресс-служба Mercedes. Подскажите, не заняты ли у вас даты с 28 мая по 10 июня? Мы хотим пригласить вас поучаствовать в поисковой экспедиции по встрече космонавтов, приземляющихся с МКС, и запуске корабля «Союз» с новым экипажем с Байконура. Вам интересно?

– Бл…. снова мастурбэ на пару недель, а не #алкозож с Алисой… Да, конечно, интересно! Расскажите подробности!

Через сутки после прилета из монгольского путешествия я уже стоял с чемоданом и рюкзаком с фототехникой около «Олимпийского», откуда мы должны были стартовать в семитысячекилометровый маршрут по «космическим местам».

Музей космонавтики в Калуге, место приземления Юрия Гагарина под Саратовом, сборочный цех «Союзов» в Самаре, какая-то старая электростанция в Омской области (я так и не понял, зачем ее включили в маршрут), Караганда и Центр обеспечения космической связи, поисковая экспедиция в Жезказганской степи, куда должен был приземлиться спускаемый аппарат с тремя космонавтами, Кызылорда и Байконур с запуском нового экипажа на МКС.

Ради такой истории можно пожертвовать шампанским и сексом, пусть ты их и ждал всю последнюю неделю. Тогда я еще не знал, что планы поменяются: сразу после космического проекта, даже не доехав до Москвы, из Оренбурга я улечу в Питер, а оттуда спустя три дня в Иркутск. А потом в Минск – на Кавказ – снова в Питер.

Лето неслось мимо со скоростью токийского экспресса «Синкансэн»: неделя за один день.

– Сынок, ты сейчас где?

Наши разговоры с мамой снова начинаются с этой фразы, чего не было последние год-полтора: родители не успевают следить за моими передвижениями.

– В Калайхумбе, мама! Это на границе Таджикистана и Афганистана.

– Папа и маленький Юрчик передают тебе привет. Малыш сегодня ночует у нас.

– Передавай и им привет. Вернусь в Москву, позвоню вам, пообщаемся спокойно.

– Береги себя…

Нужно как-нибудь слетать к родителям. Давно не был у них. Уже несколько лет.

Позвонить я забыл. Мой рейс из душного июльского Душанбе задержался на несколько часов, и все, что я успел сделать перед следующим вылетом – это примчаться на такси домой, не отпуская машину, вытряхнуть пыльные и очень ароматные вещи после недельного трипа по Памиру и Бадахшану в огромный мусорный пакет, чтобы они не провоняли квартиру за следующие две недели, заполнить чемодан «холодным» комплектом и запрыгнуть обратно в такси. Лишь бы Киевка не стояла: времени оставалось впритык.

Вы когда-нибудь летали рейсом, которого не существует?

На Чукотку я летел именно на таком рейсе.

Примчавшись в аэропорт весь в мыле, встал как вкопанный перед табло во Внукове, ничего не понимая.

Учащенный пульс, стекающие по позвоночнику ручьи пота и натертое лямкой тяжеленного рюкзака с фототехникой плечо не давали нормально сосредоточиться:

– Я что, даты перепутал? Да нуна! Завтра нужно, что ли, лететь? Или вчера нужно было? Что за…

Моего рейса 9733 на табло не было. Вернее, такой номер был, но вместо Певека было написано Якутск, и мой мозг начал закипать.

Судорожно достаю из рюкзака Макбук. От резкой остановки и невероятной духоты я целиком мокрый. Finder-Документы-Путешествия-Билеты-2018… Да нет, все нормально. Ничего я не перепутал. Вылет сегодня, Москва – Певек, никакого Якутска.

– Вы не обращайте внимание, что написано Якутск. Идите на стойку и регистрируйтесь. Самолет действительно летит до Якутска, а тех, у кого билеты до Певека, там пересадят в другой самолет.

Если бы это была не книга, а кино, в этом месте должен был бы появиться кадр с моим опешившим лицом, застывшим на какое-то время в полном непонимании около стойки информации.

– Это как?

– Молодой человек, не отвлекайте! Я вам все сказала. Идите на стойку и регистрируйтесь. Следующий!

Мы действительно вылетели в Певек рейсом, который летел только до Якутска. В моём посадочном было написано «Певек». У женщины в соседнем кресле – тоже. Приземлились мы глубокой ночью, и по прилёте часть пассажиров отправилась на выход, а часть – через какой-то хитрый коридор провели в зал ожидания.

Сюр продолжался! Три десятка пассажиров несуществующего рейса расползлись по пустому убогому залу ожидания, даже не понимая, сколько придется здесь пробыть. Просто нашего рейса снова не оказалось на табло! Только в Хабаровск, в Черский, в Нерюнгри, в Новосибирск, в Москву. Певека след простыл. Спросить тоже не у кого, ни одного сотрудника аэропорта в 4 часа утра в пределах видимости не оказалось.

В итоге кто-то спал, скукожившись между подлокотниками спаренных кресел, кто-то поедал пирожки-тошнотики по триста рублей в одном-единственном работающем в это время суток кафе, а кто-то молчаливо сидел в уголке, обхватив перевязанные веревкой десять лотков с яйцами. Никогда не видел, чтобы в ручной клади в самолете везли три сотни куриных яиц.

– Уважаемые пассажиры! Около выхода номер один начинается посадка на рейс 9733 авиакомпании «Якутия» до Певека. Просьба приготовить посадочные талоны и паспорт в развернутом виде.

– Епт! Посадка! Ура! – Народ подхватился с кресел и из-за столиков, потянулся к выходу. На табло все так же значились Черский, Нерюнгри и Новосибирск с Москвой, Хабаровск уже улетел, а Певек так и не появился.

Да и фиг с ним. Чукотка-то оказалась бомбически потрясающей!

Застывший в советском прошлом Певек с зияющими глазницами брошенных жителями квартир; суровая тундра, заваленная ржавыми железными бочками и остовами брошенных машин; полуразрушенный аэропорт, поселки-призраки, любопытные евражки, полярный день и снег в июле, которые сводят с ума. И подземные золотые рудники…

– Сережа, ты когда возвращаешься?

– Алиса, должен 30-го.

– Хочу тебя и шампанского.

– У меня по возвращении жесткий плотняк. На следующий день в Питер, потом сразу в Крым.

– Ну хоть вечер будешь дома? Я заеду!

– Да, давай. А то никак не увидимся с мая.

– Лови фоточку. У меня для тебя есть новый костюмчик…

Стюардесса по имени Ксю

– Нет, я не сяду за руль, ты что! Я давно не ездила, да и вообще…

– Да забей, это же «гелик»! Вот посмотришь, на дороге все от него шарахаются и отруливают: мало ли кто там за рулем, от греха подальше.

– А у тебя уже был секс в «гелике»?

– Ксю! Я его всего три дня назад взял у дилера на тест.

– А когда отдавать?

– Послезавтра.

– Ну, нормально, время есть.

Мы познакомились три недели назад на утреннем рейсе в Питер. Том самом, на котором я летел на следующий день после возвращения с Чукотки. Мне повезло получить от «Аэрофлота» апгрейд в «бизнес», а бокал игристого перед взлетом был как нельзя кстати: накануне мы все-таки утрахались с Алисой, хорошенько набравшись шампанским.

Стандартно на утренних рейсах перед вылетом предлагают только воду и соки, но, если попросить, игристое нальют. Я попросил. Бокал неожиданно принесла старший бортпроводник:

– Ваше игристое.

OKSANA прочел я на ее бейдже и улыбнулся. Она смущенно отвела глаза.

Впервые я хотел, чтобы полет длился как можно дольше. Я бы даже оказался не против, если бы борт долго обслуживали, мы ждали опоздавших, из-за какого-то чиновника долго не вылетали. Все, что угодно, потому что переглядываться с Оксаной было до невозможности волнительно. Она больше не отводила взгляд. А я нагло пялился, не скрывая своего интереса.

Написал на визитке свой номер телефона. Но, выходя с борта, так и не отдал его: рядом стояли вторая стюардесса и представитель авиакомпании в зеленом жилете: не хотелось компрометировать Оксану попыткой подката.

Зато я теперь знаю, как найти понравившуюся тебе стюардессу – отметка аэропорта в инсте. Мимо. Хештеги. Мимо. «Фейсбук». Не знаю фамилии, просто имени мало. «ВКонтакте» – то же самое. Паблики! Точно! Так, вот и три группы стюардесс «Аэрофлота». Ксю Андреева. Добавить в друзья. Написать сообщение.

«Оксана, весь полет не мог спокойно на Вас смотреть) У вас какая-то невероятно притягательная улыбка!»

«Улыбаюсь, спасибо огромное, очень приятно!) Как Вы меня нашли????»

Сердце колотилось. Давно такого не было.

Несмотря на огромное количество перелетов, у меня никогда не было романов со стюардессами. Как-то даже в одном из интервью задали вопрос по поводу «небесных романов» и очень удивились моему отрицательному ответу. И вот…

Я даже загорелся. Грустил, когда она пропадала из эфира, и скучал, когда долго не выходила на связь во время рейсов в Майами, Пекин или ЭлЭй. Такое, знаете, подзабытое чувство и ощущение. В последний раз что-то подобное было несколько лет назад, с Лерой.

Ксю любила маринованные огурчики-корнишоны, холодный брют, долгие поцелуи и пошлые шуточки. Мы встречались во все свободные окна между ее рейсами и моими поездками, иногда выкраивая буквально несколько часов.

Она, полуголая, готовилась у меня на кухне к переэкзаменовке на Airbus A320, и мы вместе выбирали подарок для ее брата. Гоняли по Москве на «гелике», ходили в кино, покупали мне джинсы и… даже планировали куда-нибудь слетать отдохнуть вместе.

Мы могли есть ее любимые огурчики прямо из банки в G63 AMG за пятнадцать миллионов или ночью арбуз на лавке на площади около Белорусского вокзала, потому что она только что вернулась из рейса на последнем аэроэкспрессе, а мне через три часа нужно выезжать в аэропорт, чтобы улететь в Амстердам.

Но я был бы не я, если бы наше такое яркое знакомство переросло в полноценные отношения. Отношения я теперь убиваю. Неосознанно, но таки убиваю. Особенно когда мне что-то начинает очень нравиться в женщине.

Я ненавижу себя в такие моменты. Ведь сам для себя все уже четко понимаешь. Но… молчишь. Не подаешь виду. Не сейчас, не сегодня. Не хочется огорчать человека: она же так задорно сейчас смеется, так потрясающе выглядит, явно не пожалев времени, собираясь на свидание.

Но всегда наступает тот момент, когда приходится говорить неприятную правду. Ведь иначе обманываешь человека, которому ты сам небезразличен.

Я не смог взять себя за яйца и сказать Ксю прямо как есть. День, второй, седьмой. А потом просто зацепился за какую-то обычную ситуацию, и мы повздорили. Ну и это послужило катализатором охлаждения в общении. По-детски, по-дурацки. По-мудацки. И я так ничего и не сказал ей. Что просто застопорил себя и стал стремительно охладевать внутри. Все еще гуляя за руку. Целуясь. Открывая бутылку шампанского или задирая платье. Что был при этом уже совсем не тем человеком, который сидел в кресле 1F, с замиранием сердца ловил взгляды и потом полдня искал ее контакт в сетях.

Мы иногда общаемся. Без дела, в комментариях. Нет каких-то обид, претензий, упреков или предвзятости. Но сам для себя в короткой истории с Ксю я так и остался человеком, который не нашел в себе смелости честно и прямо сказать о потере интереса. Хорошо, что она не влюбилась по уши и я не успел стать для нее проблемой.

Папа

– Сынок, как дела, ты приземлился?

– Да, мам, все в порядке. Еду на вокзал, так что через несколько часов буду у вас.

Я не был в гостях у родителей ровно три года. Прилипнув виском к стеклу автобуса, я смотрел сквозь проносящиеся мимо разноцветные осенние пейзажи, провалившись в меланхолию воспоминаний. Память – удивительная штука. Вот как ей удается выхватывать из своих закромов какие-то эпизоды или события, которые происходили много лет назад, не оставили какого-то яркого следа и ни на что не повлияли? Просто вдруг вспоминаешь какую-то мелочь. Вот как мозг это хранит? И почему он вдруг именно эти моменты вспоминает?

Почему-то вдруг вспомнил, как впервые в жизни ел окрошку в каком-то кафе после неудачного экзамена во время поступления в университет. Я на тот экзамен по математике очень рассчитывал, но не решил одно задание. Было понятно, что пять баллов уже не будет и для гарантированного поступления на бюджет почти наверняка их не хватит. Отец не стал корить, ругать или показывать свое огорчение, чего я ждал от него с вероятностью около семисот процентов, а вместо этого мы пошли в то кафе, и он заказал мне окрошку.

Вспомнил, как возвращался по этой же трассе точно в такой же маршрутке из командировок, когда жил два года с родителями после своего развода. Вспомнил еще какие-то эпизоды: флешбеки из прошлого сыпались один за другим. Вот что значит, приехал на родину. Туда, где тебя всегда жду, и единственное место на земле, где тебя по-настоящему любят.

Отлипнув от окна, ощутил, что где-то в уголках глаз набухает влага. Эмоции.

Почему редко приезжаю, если испытываю здесь такие чувства? Не знаю. Нет ответа на вопрос. Может быть, не хочу этих эмоций? Или тоже их боюсь, как отношений?

– Покажите, пожалуйста, воооон тот букет хризантем. Сколько стоит?

Дверь подъезда, кнопка лифта, знакомый с детства лязг дверей. Звонок. Секунды. Мамина улыбка. Мы обнялись, я отдал маме букет хризантем, поцеловались с отцом. Папа всегда сдержан в проявлении подобных чувств и эмоций. И при этом яркий и невероятно активный в абсолютно любых других ситуациях. Удивительный контраст.

– Мой руки и за стол: мамулька тебе борща наварила, голубцы сварганила.

– Уже иду.

– Сынок, я там тебе зеленое полотенце приготовила.

Мама немного суетливо, будто бы нервничая, разлила по тарелкам борщ. Я вошел в кухню, приобнял ее за плечо. Они улыбнулась в ответ, с теплотой провела рукой по моей руке. Папа достал из серванта бутылку водки и красного вина.

– Давайте, за встречу. Давно сын в гости не приезжал.

С отцом, как сейчас с мамой, мы никогда не приобнимались. Ну, вот так сложилось. Он строгий. Резкий. Своенравный, любитель поспорить и сложно переубеждаемый. Такой вот – правильный, консервативных взглядов и не стесняющийся говорить напрямую все, что думает. Бывало, не ладили. Бывало, ругались. Не жестко, без размолвок. Но зато, когда нужно, он переключался в другой режим: не критиковал, не высказывал собственное мнение, а протягивал руку и поддерживающе улыбался.

Окрошка, та самая окрошка, которая навсегда врезалась в память, хотя прошло уже больше 25 лет. Тогда вообще был непростой период: середина 90-х, ужасно нищее время и поступление в университет. В Харьков на поступление мы отправились с отцом вдвоем. Я отчетливо помню, как папа с мамой накануне выезда пересчитывали деньги, прикидывая, хватит ли этого на две недели жизни в чужом городе. Они были в мелких купюрах, и это были все деньги нашей семьи.

Во время поступления мы с отцом жили в квартире каких-то дальних знакомых в рабочем поселке на окраине: на отель или общежитие бюджета уже не хватало, да и в те времена даже мыслей про отели не было, всегда искали знакомства и вписки. Квартира была ужасно грязной, перенаселенной тараканами, а ее хозяин каждый вечер возвращался с завода пьяный в хлам. Я учил билеты, а папа готовил еду и экзаменовал меня. И каждый день покупал вкусные свежие фрукты и мои любимые медовые соты. Он не жалел ни копейки. Даже мне было жалко, и я каждый раз, когда откусывал персик или ел черешню, думал об этом. А потом этот экзамен. И окрошка. Это было дорого для нас – пообедать в кафе в центре города.

Мне повезло: я поступил. Мы возвращались домой к маме и брату, с пустыми карманами, но хорошими новостями. А ведь они, отец с матерью, были тогда как раз в таком же возрасте, как я сейчас. Я катаюсь по миру, пью виски, развлекаюсь в своем блуде, а они выживали. Поднимали нас с братом. Впахивали. Так что я не в обиде на сдержанность отца, на его консерватизм, резкость и своенравность. Он – настоящий отец.

– В грибы не хочешь завтра съездить?

Папа всегда так говорил: не «по грибы», не «за грибами», а «в грибы». Так говорят на его родине, в Белоруссии.

– Конечно!

Полшестого утра. За окном темень, на столе ароматный чай, нарезанный сыр и мамин мясной рулет. Рядом собранный «тормозок»: вареные яйца, солёные огурчики, хлеб, котлеты, яблоки, термос. У входа – две корзинки, сапоги, ножи. Все точь-в-точь как в детстве.

…И точь-в-точь как в детстве, я кимарил на сиденье сонный, подсунув ладони под ноги, и молчал, глядя на несущуюся навстречу темную дорогу с редкими фарами машин.

– Смотрел твою Камбоджу. Для меня она, правда, всегда Кампучия. Что, правда, ел пауков там?

– Ну да. Интересно было попробовать.

Отец редко спрашивает меня о моих поездках. Может спросить, где я сейчас. Может спросить, куда собираюсь дальше. Но не расспрашивает. Все читает, всегда сам находит – мои новые каналы и проекты, когда я начинаю развивать блог на какой-то новой площадке. И ЖЖ он нашел сам, и «Инстаграм», и «Дзен».

– Пап, а ты когда студентом был на практике на Дальнем Востоке, откуда отправляли вашу партию в тайгу?

– Охотск, это в Хабаровском крае.

– Ну, вот я помню, что Хабаровский край, ты рассказывал. Мы на следующий год с той же компанией, с которой работали по Чукотке и Колыме, думаем: может быть, как раз туда. У них есть месторождение как раз рядом с Охотском.

– Хаканджинское. Под него мы и делали разбивку в 75-м.

Мне было лет десять, может, меньше. Отец впервые рассказал про Дальний Восток. Три месяца в тайге. Медведи, девственная природа, лосось из ручья, борода на лице, романтика студотрядов. Я всегда слушал те истории, открыв рот. Они тогда, в 1975-м, рисовали карту этих мест под найденное месторождение золота.

То самое. Хаканджинское. Сейчас мне сорок. И я туда собираюсь.

Удивительная штука – жизнь, и удивительно тесен наш мир.

Очень люблю ходить за грибами. С самого раннего детства, когда мы неистово ждали поездку в Белоруссию, на родину отца, где всегда обязательно с дедом ездили в лес «в грибы». Прямо-таки какая-то ментальная связь поколений по мужской линии: дед, отец, мы с братом, дети брата, которые тоже любят ездить за грибами.

– Есть, есть белый! – Моему восторгу не было предела. Такое впечатление, что я выиграл 10 000$. А это была всего лишь коричневая шляпка на белой ножке, торчащая из-под сосновых иголок.

– Еще один! Большой!

– Ставь корзину и ходи вокруг, метра три-четыре радиусом. Еще должны быть, – посоветовал отец.

Котлета на хлебе на обочине лесной дороги была вкуснее камчатского краба, паэльи в Барселоне и стейка в «Челси-маркет» в Нью-Йорке, вместе взятых. Простая мамина котлета на кусочке черного хлеба вприкуску с соленым огурцом. С отцом в осеннем лесу. И снова я ощутил, что это тот момент, который я буду вспоминать еще очень много раз в своей жизни. Я снова поймал это ощущение! В груди что-то резко поднялось. Я ощущал себя счастливым человеком.

– Сфотографируй меня! – Папа взял в руки полную корзину белых и улыбнулся счастливой улыбкой.

А где ты работаешь?

За те много лет, что я «работаю» блогером, родители ни разу не задали мне этот вопрос. Но его мне задают десятки и сотни раз подписчики, случайные комментаторы, девушки в тиндере.

Не знаю: то ли они понимают, то ли, наоборот, не понимают, но не боятся, что не смогут понять, то ли…

Но это волнует всех посторонних. Если не «Где?», то «Как?», «Как так возможно?». Все из этой серии. Многим из вас действительно непонятно, как живет этот человек, чью книгу вы сейчас читаете. Дорогая квартира в Москве, «Рендж», тридцать стран в год, бизнес-классы и покупка айфонов с макбуками в первый день продаж. Бесконечный разврат. Отели, яхты, Антарктида. Кто ему проплатил кругосветку, в чьих интересах он ездил в Сирию? Люди понимают, когда ты работаешь в офисе, занимаешься бизнесом или делаешь какую-то понятную всем работу.

Чем занимаешься ты, многие вроде тоже понимают, но вот как именно все устроено, откуда брать деньги не только на существование, но и на нормальную полноценную жизнь, не понимают. Сидишь ты такой, вертишь в руках очередной новый айфон, который «Эппл» представил только неделю назад, и тут же вспоминаешь, как куковал буквально полгода назад на кухне в другой квартире, поставив ногу пяткой на стул, и думал, что запас средств есть только на определенное время, как-нибудь разберемся. Мог не разобраться. Повезло, удалось быстро вникнуть в странности и специфику «Дзена». Поймал волну, быстро развил канал, закрыл им образовавшийся от про…й инсты провал. Вообще, хорошо, когда становишься на привычные лыжи, понимаешь, что нужно делать и как, тебе это все не в новинку.

Сразу начинает получаться, больше не давит осознание неясности впереди, ты снова заводишься, как машина. Как типографский станок, который выпускает два материала в день. Щелк, щелк, щелк…

– Сережа, ты скоро?

– Подожди, мне нужно минут 20. Сейчас на завтра допишу пост, присоединюсь.

– Я давно без ничего.

– Ну, хорошо! Не отвлекай. Я занят.

«Дзен» оказался совсем не таким, как довольно долго кормивший меня ЖЖ, так и не ставший удобным «Инстаграм», «Ютьюб», к которому у меня никогда не лежала душа. Но мне было легко. Опыт ЖЖ дал о себе знать: регулярность, поиск тем, чутье на то, что точно зайдет, работа с заголовками. Восемьсот тысяч просмотров в месяц – 2,4 миллиона – 3,7 миллиона. Не охватов, не показов, а настоящих живых просмотров. Текстов!

Просмотры в «Дзене» – это деньги. Как в «Ютьюбе» за показы рекламы. Набрал на публикациях 18–25 тысяч просмотров – тысяча рублей на балансе. При дневном трафике около двухсот тысяч просмотров в месяц можно вполне неплохо зарабатывать.

Вроде бы и огромная цифра, но оказалось, что вполне достижимая.

«Дзен» стал основным. Инвестиции в инсту тоже дали о себе знать: пресс-туры, рекламные интеграции, платные выступления, личные профили. Постепенно пошли запросы и на рекламу в «Дзене».

Каких-то полгода назад ты думал: «Ну, посмотрим, как оно будет», а сейчас отвечаешь отказом на некоммерческие предложения путешествий и планируешь отнюдь не дешевые поездки, о которых думал очень давно: алжирская Сахара, Северная Корея, французская Полинезия.

А самый большой кайф, знаете, какой? Не смотреть на ценники в магазине.

Казалось бы, что в этом такого? Нормально, когда человек перед покупкой смотрит, сколько стоит молоко или упаковка сока. Думает, какую купить. Прикидывает: дороговато или не очень.

Кайф – не прикидывать. А просто брать с полки и класть в корзину то, что тебе хочется, нравится. Ты можешь себе позволить. Это кайф!

Сидеть на месте блогеру нельзя. Только расслабишься, откуда-то прилетит: то инста что-то глобально меняет, то в «Дзене» новые правила, то алгоритм подкорректируют, и в одно прекрасное утро ты видишь вместо привычного графика обвальное падение по всем материалам и затем долгих несколько месяцев шаг за шагом восстанавливаешь трафик (и свой доход), накапливая статью за статьей, статью за статьей. На каждую статью нужно найти сюжет, снять для него фото или видео, обработать материал, написать текст.

Твоя статья может полностью провалиться, и ее вообще никто не увидит. Несколько часов работы коту под хвост, и 1,29 рубля на баланс. А может выстрелить так, что даже у Макбука яблочко начинает светиться красным цветом от неожиданности. И тогда с балансом все в порядке. Вот и ходишь, смотришь, слушаешь, спрашиваешь, снимаешь, запоминаешь, пишешь и перекладываешь все это, вместе взятое, в виде статьи для читателя, сидящего где-то в офисе в Новосибирске, скучающего в очереди к врачу в Питере или валяющегося на пляже в Сочи. Он читает – ты зарабатываешь. Ты нашел и принес ему интересный сюжет, он отплатил тебе, прочитав материал до конца. Так это и работает.

Останавливаться нельзя. Расслабляться тоже. Знаю, не раз обжигался: выкарабкиваться потом сложно. Мой пример с протухшим ЖЖ и прощелканным «Инстаграмом» очень показательный.

Но в бесконечном потоке путешествия-контент-публикации-деньги-путешествия есть один большой подводный камень – выгорание.

Ты вдруг перестаешь находить сюжеты, интересно писать. Не хочешь подниматься с постели на рассвете или сдаешь купленные авиабилеты. Все задолбало.

Резкая потеря желания что-то делать и мотивации как вирус. Появляется резко, мутирует быстро, поражает весь организм. Упадок. Апатия. Опыт показал, что пытаться в такие моменты лезть из кожи вон нет никакого смысла. Только добавишь к апатии нервозности, ведь видимых результатов все равно не будет. Ты не творишь, а выжимаешь из себя. А так в нашем мире не работает, никто не читает «выжатые» материалы. Правильнее отдаться этому состоянию, забить на все и ничего не делать. Отодвинуть сроки, экологично объяснить заказчикам, если нет запаса времени, главное – не морозиться от них. Побухать, удариться в блуд, улететь на Шри-Ланку, встретиться с Алисой или Олей. Через несколько дней от апатии станет тошно, от шампанского будет воротить, и ты неосознанно откроешь «ВанТуТрип» или «Вандруки»: «Так, что там у нас со скидосами на билеты?»

И статьи каким-то волшебным образом снова начинают нормально писаться, и с идеями нет проблем. И стоит на работу снова так же, как на Алису с Олей.