Текст книги "Позади Москва"

Капитан скомандовал «вольно», и старший сержант продублировал его команду уже громким голосом. Это было даже скучно. И так было еще минут пять, пока они обменивались словами, по очереди подавали команды и так далее. Обещание себе самой «быть внимательнее» не помогло ни на одну минуту: довольно большой период времени опять выпал из ее понимания, и Вика двигалась и отвечала что-то совершенно автоматически. Причем на этот раз вроде бы делала все верно. Пришла в себя она, только получив в руки тяжелый, жирный от смазки автомат из длинной дощатой коробки, похожей на гроб для железяк.

– Клеймо, маркировка, номер! – надрывался сержант за одним из столов в углу громадной комнаты без окон, уставленной такими и многими другими ящиками. – Левая сторона ствольной коробки, под колодкой прицельной планки! Находим и подходим по одному!

Машинально Вика покрутила автомат в руках. Что это малокалиберный «АК-74», это было ясно даже ей. Ощущение от того, как ей всунули оружие в руки, не проходило. Самого момента она, от той же своей общей обалделости, не могла вспомнить уже сейчас, через какие-то минуты, но было именно ощущение. Память мышц и кожи.

Звездочка, двухзначный номер, затем пробел и семизначный номер. Найдя нужное без большого труда, Вика шагнула вперед и встала в хвост короткой очереди к столу. Трое ребят перед ней назвали номера своих автоматов. Выждав, пока сержант снова прокричит ту же фразу отставшим и скомандует подходить, она скопировала форму сказанного.

– Рядовая Петрова! Девяносто четвертый год, девять-пять-пять-один-один-шесть-пять!

– Так, девяносто четвертый, номер девять-пять-пять-один-один-шесть-пять!

Забавно, но на слово тут не верили, щекастый сержант-кладовщик внимательно проверил номер, вписал его в журнал, коротким движением развернул его по столу и дал ей расписаться. Бумага в журнале была серовато-желтоватая, чернила в ручке почти закончились, а слева от колонки с повторяющимся «94» – годом выпуска автоматов – у всех стояла аббревиатура ТОЗ[13]13
  Тульский оружейный завод.


[Закрыть]. Все это было нелогично, а то и просто глупо. Гораздо проще было проверить номера, затем дать расписаться и только потом выдать оружие каждому. Какое достанется. Видимо, папа был очень прав, когда говорил про «баланс» в вооруженных силах. В том значении, что если все по уставу, то служить невозможно, а если начать его коллективно презирать, то неожиданно получаешь по мозгам от папуасов. В каком месте этого «баланса» находится она сама, Вика не имела понятия, и от этого было чуточку более легко, чем могло быть. Даже смешно…

– Магазины, две штуки.

А то она не видела? Причем пустые магазины. И не рыжие или черные, как все привыкли по фильмам, а фиолетовые.

Вика постаралась иметь на лице спокойное выражение, а не тупо-растерянное, но работало это плохо.

– Кура, – снова сказал ей тот же неприятный худой парень, – дура.

Сказал со злобой, а не с насмешкой. Стараясь обидеть. Но она была старше его лет, наверное, на пять. То есть на четверть жизни. Ей хватило десятка слов, чтобы парень пожалел о сказанном, а хихиканье сзади подтвердило, что все верно. Ну, хоть что-то.

– Второй взвод, первое отделение! В две шеренги стано-вись!

Она в первый раз посмотрела на командира своего отделения внимательно. Ничего примечательного в нем не было, совсем. Лицо абсолютно незапоминающееся, рост средний, волосы не разобрать какие, глаза светлые: то ли серые, то ли темно-голубые. Никто.

Они построились в том же коридоре, не очень торопясь. Командир взвода наблюдал молча, стоя в стороне. Зачем это он так?

– Напра-а-во! В колонну по два, шагом… марш!

Голос тоже был бесцветный. Но деловой и даже уверенный. Это не сочеталось с лицом, но чувствовалось. Короткий этап по коридору, потом по другому, потом снова двойная дверь, ведущая наружу. Там снова было холодно, с темно-серого неба падали одинокие снежинки. Еще полчаса назад от света хотелось жмуриться, а сейчас уже начало заметно темнеть. Оказалось, что первый взвод ждет их на том самом месте, где мерзли они. Двадцать человек с оружием, причем двое с ручными пулеметами. Гранатометчика и снайпера она не заметила, хотя в составе мотострелкового отделения они вроде бы должны быть. Но на кой вооружать до зубов химиков?

Сзади их уже подпирали, и старший сержант перехватил инициативу у командира отделения и построил свой взвод в такие же две шеренги по левую руку от первого взвода. Выровняв строй с использованием коротких, сильных толчков в плечи и животы и нескольких банальных слов, он перешел на правый фланг и замер там. Минут пять или даже больше они все довольно спокойно чего-то ждали. Лично Вика ждала очередных речей командиров разного ранга о долге, который на них возлагает страна, и об ответственности, которое налагает оружие. Это просто напрашивалось, но почему-то не случилось. Вместо этого опять пришлось ждать, все дольше и дольше. По ощущениям – еще минут двадцать, по стрелкам часов – раза в полтора меньше, но им не верилось. За это время влево и вправо по строю взвода прошло несколько слухов, один нелепее другого. Про то, что главнокомандующим вместо пропавшего с вершины «вертикали власти» человека сделают «Батьку» Лукашенко; про то, что их прямо сейчас из химиков переформируют в отдельный легкопехотный батальон и так далее.

– В лыжный, бля… – сказал по этому поводу тот самый худой парень, который все время оказывался рядом.

– Слушай, хватит тебе, – буркнула Вика. Парень еще не забыл произошедший совсем недавно обмен любезностями и тут же замолчал. Минуту спустя Вика спросила, как его зовут. Оказалось, Костей: это имя было в ее поколении довольно редким, она что-то по этому поводу сказала, тот ответил, и в целом «диалог наладился». А когда она отвлеклась, то поняла, что происходит что-то не то. По территории части пробежало несколько небольших групп людей с оружием. Причем если сами они держали новенькие автоматы закинутыми за спины, то пробежавшие держали их в руках. Более того, Вика заметила на бегущих то, чего не было у них: подсумки – по одному или два у каждого. Нервничавший старший сержант тоже побегал туда и сюда вдоль их строя, не отходя дальше нескольких метров, а потом окриком вызвал из строя командира одного из отделений. Они неслышно переговорили, и рядовой тут же убежал.

– Бре, – непонятно и негромко произнес командир их собственного отделения. – Како заебанция…

– Ох, еботе! – вдруг сказали сзади. – Говорите српски?

– Да, бре… Маму ти ебем… Какво изненадженье!..

На них пооборачивалось сразу несколько человек, но никакого продолжения не последовало. Вика ничего не поняла, кроме того, что это снова мат, и только отметила, что вторым из непонятно говоривших был тот мужик постарше остальных, которому все казалось «интересным».

– О, бежит, – заметил парень Костя. Рядовой действительно возвращался бегом, причем от его головы отлетали отчетливо видные рваные облачка пара, как от трубы антикварного локомотива, и это было забавно.

Рядовой подскочил к старшему сержанту, напряженно стоящему в интервале между двумя взводами, и снова последовал полуминутный обмен неслышимыми словами.

– Амеры Новгород взяли, – мрачно предположили справа-сзади. – Подпол уже растравил себя, и сейчас мы пойдем в атаку.

– Да пошел ты…

– Во-во, точно отвечено. Пошел, куда шлют… Пока не вломили…

– Кто мне вломит, ты?

– Так, тихо. Ща нам всем как вломят… Тихо, я сказал.

Голос командира отделения опять был негромким, но его опять все послушались. Новобранцы смотрели на происходящее с интересом и недоумением. Впечатлившая всех организованность вдруг показалась нарочитой, поверхностной. Да, прочитали речи, приняли присягу, выдали оружие. И что? Что дальше?

Офицер подошел к строю быстрым, ровным шагом, появившись ровно с того же азимута, что и вернувшийся посыльный. Он остановился в десятке метров перед подобравшимся строем – по мнению Вики, слишком далеко, чтобы командовать.

– Командира ко мне, – спокойно произнес он. Старший сержант посмотрел налево и направо, явно ожидая, что материализуется пропавший лейтенант. Выждав ненужную паузу, он протопал к ждущему офицеру, после чего начался очередной раунд неслышимых разговоров. Пару раз сержант пожал плечами, и раза по два каждый из них кивнул. Потом офицер внятно, для всех приказал: «Командуйте», – и тут же организованность вернулась. Старший сержант козырнул, быстро сделал несколько шагов к строю учебной роты, и начал командовать тем же хорошо поставленным голосом, что и раньше, только обращался теперь уже к двум взводам по очереди.

– Ну и че это означает?

Вика фыркнула.

– Че тебе?

– Сбиваешься, – пояснила она. – Если «че», то тогда «значит», а не «означает». Или сразу матом, в том же смысле. А ты сбился. Какой курс?

– Четвертый, – признался парень, который произнес вслух тот чудесный риторический вопрос, который задавали себе все они.

– А вуз?

– Политех. Факультет металлургии, машиностроения и транспорта.

– Необычно тогда, что в химики.

– Ничего необычного, – не согласился парень. – Ты стенды в этих учебных классах видела? Пособия? Там машины от автоцистерн до действительно ядреной техники. Пригожусь.

– Не сомневаюсь.

Вика кивнула на ходу и ему, и самой себе. Нормально. Все они пригодятся, так или сяк. И про машины верно.

Первый и второй взводы дотопали до здания, украшенного сразу несколькими красными табличками. Здесь их поставили на секунду по стойке «смирно», затем дали «вольно» и снова заставили минут десять мерзнуть. Постепенно народ начал, что называется, «роптать». Когда гул четырех десятков голосов перешел за какую-то чувствительную для старшего сержанта черту, тот рявкнул, но в этот раз не сработало. Сложно сказать, что придавало уверенности в себе, если не наглости: может быть, наивность, несерьезность, но не оружие точно. Девять автоматов и один ручной пулемет на отделение, по два отделения в каждом из двух взводов учебной роты – это только теоретически представляло собой некую «огневую мощь». На самом деле это были дубины: магазины им выдали, а вот патронов нет, ни одного. Даже штык-ножей не выдали, хотя они являлись как бы частью самого оружия: во всяком случае, именно так рисовали «АК-74» на плакатах.

Командир второго взвода учебной роты растерялся лишь на какую-то секунду, затем внутри его словно включилась вторая передача. Отогнувшись в поясе назад, он набрал полную грудь воздуха и выдал такое, что все четыре десятка человек притихли, подавленные. Не давая никому переключить внимание, «старший братик» продолжал изливать на оба взвода сок своего мозга, при этом каждое слово было простым, доходчивым и образным. В частности, все объекты его красноречия имели возможность не просто навсегда уяснить свое место в пределах иерархической лестницы Вооруженных сил Российской Федерации, но и перспективы на ближайшее будущее. Из прочего, Вике в частности, запомнился номер их воинской части – 33884. Номер был эстетичный, поклонник и знаток нумерологии что-нибудь из него наверняка вывел бы.

Ну а дальше было скучно. На крики и мат из здания вышел сначала один офицер, затем второй. Оба стояли молча, слушали, и на их лицах не отражалось вообще ничего, никаких знакомых гражданскому человеку чувств. Потом вышли еще двое: одним из них был офицер, который двадцать минут как впервые появился в их поле зрения, – его приводил посыльный, и потом, насколько было понятно, именно он отдал приказ сержанту вести оба взвода сюда. Вторым был подполковник, фамилию которого Вика помнила: Кузнецов. Не став спускаться с крыльца, они оглядели происходящее сверху и со стороны. Старший сержант прервал свой монолог, чудесным образом снова сделавший одетых в ярко-зеленый камуфляж и голубоватые меховые шапки людей хотя бы чуть-чуть похожими на солдат, и довольно молодцевато отрапортовал, что, мол, «вверенная мне рота» и «жду дальнейших указаний». Подполковник приказал «ко мне» и задал несколько вопросов. Можно было уже не удивляться тому, что обмен репликами – между ним самим, старшим сержантом, и стоящим рядом с ним офицером – опять велся тихо.

После нескольких минут неразличимого «бу-бу-бу» и обмена взглядами и жестами подполковник кивнул старшему сержанту, сказал ему несколько слов, и тот тут же козырнул и сбежал вниз по лестничным ступеням, автомат на его спине подпрыгнул. Десяток шагов – и все замерли.

– Роо-та! Равня-ясь! Смир-рно!

Подполковник сошел со ступеней вслед за старшим сержантом, но гораздо более неторопливо. Он прошел то же расстояние, пока все ждали, остановился.

– Товарищи солдаты! У нашего батальона долгая и славная история! Вы совсем молодые солдаты, вы еще не слышали об этом ни слова, и у вас не будет времени на то, чтобы слушать лекции на эту тему. Предшественник нашего батальона, 3-й отдельный батальон химической защиты, воевал на Ленинградском и Волховском фронтах. Преобразованный в 21-й полк химической защиты, он с честью выполнил правительственное задание по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. И никогда, ни разу в батальоне, полку и снова батальоне не происходило того, что произошло сегодня… Слушай мой приказ! Командование учебной ротой 10-го отдельного батальона РХБЗ передается старшему лейтенанту Проскурину, командование 1-м взводом учебной роты – лейтенанту Вишнякову! В качестве командира 2-го взвода утверждаю старшего сержанта Ежова. Старший сержант Ежов!

– Й-я!

– За образцовое выполнение своих обязанностей объявляю вам благодарность!

– Служу России!

Вике стало смешно и неловко. Как дети, честное слово. Как будто играют. И оружие на спину закинуто, и выкрашенные густо-зеленым цветом кокарды на шапках, и все прочее – а играют. Вика попыталась в четверть голоса окликнуть соседей по строю, поделиться своим мнением, но ее жестко оборвали и слева, и справа.

– Старший лейтенант Проскурин, командуйте!

Старший лейтенант, один из тех двух, кто не производил вообще никакого впечатления, будто ходячее пустое место, произвел положенные по уставу движения: туда-сюда, отдать приветствие, снова туда и сюда. Игры… Сколько на это ушло времени! Половину любой главы можно было вызубрить!

Повинуясь командам старшего лейтенанта и старшего сержанта, они направились наконец к конкретной цели – готовить места для размещения. И то дело. Впрочем, у Вики имелось собственное мнение, как обычно. Ей казалось, что подполковник просто прогнал их с глаз долой. Ради собственного комфорта.

Как ни странно, распоряжение прошлого командира учебной роты поселить ее с кастеляншей, а не среди казармы с мужиками дошло до кого нужно. Кастелянша, некрасивая, тяжелая женщина средних лет, покачала головой, но никаких грубостей или по крайней мере колкостей говорить не стала. Показала на узкую койку в своей комнате – основной причине ее работы здесь в качестве «вольнонаемной» за копейки. Выдала подушку в рыжем напернике, тонкое одеяло с бело-синим рисунком, положенное белье, включая два вафельных полотенца. И заставила таскать тяжелые стопки простыней, наволочек, пододеяльников и тех же полотенец наравне с собой. Потому что «нечего мальчиков гонять, не до того им». К слову, пододеяльники здесь были с ромбовидным вырезом посередине: таких Вика не видала уже лет десять. Штампы на всех, разумеется. Пятиконечная звезда и расплывшиеся буквы.

Солдаты ее учебной роты устроили в казарме балаган. Занимали места, двигали «мебель», состоящую из двухъярусных кроватей и монументальных тумбочек. Стены в казарме были залиты отблескивающей лаком масляной краской в два цвета, а свободная стена украшена вычурной эмблемой – это ее украшение было единственным. Таскать стопки пришлось долго, во много ходок, и Вика устала еще и физически, несмотря на свою спортивную подготовку. И все время были какие-то колкости в бока и в спину, подначки, на которые приходилось реагировать. День был слишком длинным. Заметив, как она двигается, командир ее отделения вдруг остановил ее, задал вопрос, который она даже не поняла, – и через две минуты несколько солдат уже топали за ней в кладовку, где кастелянша, ругнувшись на Вику, выдала все и сразу многими стопками.

Ребята ушли, и у Вики как-то сразу кончились силы. Она села на трехногую табуретку, на секунду прикрыла глаза и только теперь осознала, что бормочет на подоконнике дешевый батарейный приемник. Псков и Великие Луки. Два города, гербы и названия которых появлялись даже на монетах, настолько они были русскими. Сказанное просто не могло быть настоящим, реальным, поэтому Вика просто откинула услышанное от себя, чтобы не устать еще больше.

– Таня, – спросила она тихим голосом. – Ты вот все тут знаешь, да?

– Еще как все, – со вздохом подтвердила кастелянша, тоже устало присев, облокотившись о свой стол обеими руками. – И вот что я скажу тебе, дуреха. Неправильно все. Совсем все. Я ведь сколько уже лет здесь, привыкла и не хуже какого-нибудь капитана понимаю, как должно быть. Никогда мальчикам оружие не давали сразу. Курса молодого бойца не было, никто собирать-разбирать автомат не умеет, зачем он им? Как в Израиле, что ли, – спать с родным автоматом в обнимку?

Несмотря на усталость, Вика подняла глаза и кивнула. Это было сказано неожиданно умно.

– Тань, но я не про то, – произнесла она. – Что там за беготня была? Почему сначала в 1-й взвод нам назначили командиром того лейтенанта… Ну, того, со светлыми волосами… Красавчика…

Последнее слово просто вырвалось, исподтишка, воспользовавшись ее усталостью.

Кастелянша посмотрела с болью.

– Девочка, вам не сказали про ЧП? Что, совсем ничего?

Вика из стороны в сторону помотала головой: ничего им не говорили, не того они были полета птицы.

– Ваш свежеиспеченный командир роты… И этот лейтенант, чтоб его родная мать живым в землю закопала… Они ушли с оружием. У них уже были пистолеты, но им «калашниковых» хотелось, видимо. Старший лейтенант и лейтенант… Они застрелили мальчиков на КПП, своих… и ушли. Не захотели с нами оставаться.

Вика посмотрела на кастеляншу как на дуру. Такого быть не могло: она хорошо разбиралась в людях и отлично видела достоинства и недостатки мужчин, не слишком сильно отстоящих от нее самой по возрасту. Понятно, что это подколка, не хуже других, каких она наслушалась за день, но на этот раз чисто женская. Вика откинулась назад на своей табуретке и засмеялась.

Четверг, 21 марта

Энергетическая безопасность сегодня стоит в повестке дня всех международных конференций и всех организаций, какие только можно себе представить.

И вопросы, которые были подняты в ходе саммита НАТО в Риге, удивления не вызывают. НАТО на самом деле может заняться энергетической сферой, но почему Россия должна этому противостоять? Россия должна по этому вопросу с НАТО сотрудничать, потому что с точки зрения НАТО энергетическая безопасность – это безопасность каналов поставки энергоресурсов…

Александр Коновалов, президент Института стратегических оценок, 21 декабря 2006 г.

– Я даже не в курсе был, что такое место есть.

– Угу…

– В смысле про Ясную Поляну все знают. Но про другую, правда?

В этот раз курсант не ответил. И капитан-лейтенанту было отлично известно почему. Число на календарике наручных часов перещелкнулось всего несколько раз, считая от момента, когда парень получил неслабую контузию. По-хорошему, ему надо было плашмя лежать в госпитале: с капельницами, мочегонным и под пристальным контролем опытного невропатолога. А этого не было, – наоборот, в первые полсуток после выхода из Калининграда он чуть не загнал его, заставляя и заставляя бежать вперед.

Вообще с самого начала его план был просто обречен. Не «на провал», как гласит затертый литературный штамп, а вообще и окончательно обречен. На кранты.

– Сильно болит?

– Угу…

К этому он тоже привык. «Угу» оказалось словом, которое отдавалось в голове меньше, чем, скажем, «ага». Поэтому Дима употреблял именно его. Более длинные слова давались ему еще труднее. По сравнению с довольно бодрым первым днем выглядел он паршиво, и капитан-лейтенанта тревожило даже не столько это, сколько очевидная нехорошая динамика. Впрочем, ситуация вокруг была настолько остра, что и это было не самым плохим.

– Видишь его?

Курсант смолчал и даже не стал кивать, только изменил выражение глаз. Оно тоже казалось больным, но по-другому.

– Отсюда не достать.

Капитан-лейтенанта трясло ознобом, именно поэтому он и говорил так много. Судя по ощущениям, температура не была особо высокой, максимум 37,5, но ее хватало, чтобы чувствовать себя отвратительно. Во рту был гадкий кислый вкус, но и с этим ничего нельзя было поделать: под рукой как-то не находилось ни теплого питья, ни зубной щетки, ни хотя бы жевательной резинки.

– Суки. Просто суки.

На этот раз курсант Дима позволил себе неглубоко кивнуть, и от этого его лицо стало еще более бледным.

Ясная Поляна – это было не то место, где жил великий русский писатель Лев Толстой. Точнее, не только то. Ясная Поляна была, оказывается, еще и в Калининградской области; если точнее, в ее Нестеровском районе. Довольно прилично выглядящий малоэтажный поселок с несколькими двухэтажными белыми домами в центре однозначно немецкой постройки, украшенными сейчас трехцветными германскими флагами.

– Я бы понял, если бы тут «Леопарды» на перекрестках стояли… Но ни хрена ведь, ни хрена!

Голова гудела как колокол, а пальцы положенной на ствольную коробку автомата кисти руки мелко тряслись. Оказывается, патронов к автомату у них как не было, так и нет, но зато пистолетов теперь было два на троих. Впрочем, уже полчаса с лишком как один на двоих: курсант Рома был вне досягаемости, как на Марсе. Они договорились, что он не отойдет от их позиции дальше чем на три десятка метров: дистанция, на которой капитан-лейтенант мог попасть в цель хотя бы одной пулей из пяти. Но Рома проявлял много инициативы с самой первой их встречи и не изменил себе и сейчас. Приказы старшего по званию он воспринимал максимум как общее руководство к действию. И вообще, большую часть думал, а не слушал с обращенным внутрь себя взглядом. Это производило впечатление. Откуда у не участвовавшего в обороне училища курсанта пистолет, это капитан-лейтенант не выяснил до сих пор, хотя в принципе догадывался. Откуда у него манера действовать четко и преимущественно самостоятельно, не мог даже представить.

– О, назад пошел! Смотрим!

Камень, к которому они прижимались, был похож на громадную грушу, наполовину ушедшую в землю под собственной тяжестью. Он высасывал тепло из тел, будто клизма, и озноб становился все сильнее. Снова убрав руки с пустого автомата, офицер засунул обе кисти в рукава навстречу друг другу, пытаясь унять дрожь. Курсант Рома шел назад, к ним, не особо торопясь. Одна рука помахивает в такт шагам, вторая засунута в карман. Причем засунута левая, а не правая, хотя парень правша. Пятьдесят метров. Чуть ближе половины расстояния, на какое он ушел. Случись что – не достать и из «глока», не то что из «ПМ». Откуда парень взял «глок»? С кого снял?

Капитан-лейтенант клацнул зубами и с завистью убедился в том, что Роман идет с совершенно спокойным лицом. Минута, еще минута. Как и положено, он прошел мимо, не останавливаясь, не произнеся ни слова. Вместе со вторым курсантом бывший преподаватель радиотехники продолжал внимательно вести наблюдение, выжидая еще минуту, – не покажется ли кто за ним. Нет, пусто. И вообще, на улицах ни малейшего движения: ни машин, ни мотоциклов, ни просто идущих по своим делам людей.

Короткий свист сзади – и они по очереди оторвались от камня и осторожно оттянулись назад. Метров через двадцать можно было уже распрямиться, и оба нагнали парня одновременно.

– Ну что?

Курсант посмотрел спокойно и мрачно, но сразу не ответил. Капитан-лейтенанту захотелось рявкнуть, но он сдержался. Мало ли что: может быть, парень тоже контуженый, как минимум психически.

– Рома, не тяни резину. Не надо ничего изображать, просто скажи, как есть. Кого видел, что слышал. Есть ли возможность зайти.

– Есть, – очень ровно ответил курсант. – Но я бы не стал.

Он пожал плечами и прямо посмотрел на офицера, явно дожидаясь вопроса «почему?». Не дождался.

– Чужих в поселке пока нет. В том числе немцев. И еще не было. Но здесь такие «свои» нашлись, что лучше бы чужие.

– В смысле?

– В смысле мы все правильно сделали, что пришли и ушли тихо. Я поговорил с пацаном лет пятнадцати. Он весь трясется. Кто-то у него по соседству за старые долги рассчитался. Холодным оружием, три человека, если не преувеличивает. Просто один сосед другого. Новая власть все спишет.

– Немцев ждут?

Роман снова пожал плечами.

– Ждут чего-то. Но флаги немецкие – флагов ООН как-то не видно.

– Ладно, с пацаном ты поговорил. Что еще?

– Еще телевизор посмотрел.

– Че-го?

– Телевизор.

Они сидели на корточках, как азиаты, чтобы не было видно с дороги. Жестикулировать было неудобно, но Роман все же очертил рукой в перчатке квадратик перед собой, будто для маленького.

– Парень меня в дом отвел водички попить. Электричество есть, как ни странно. Сотовая связь не работает, городской в доме нет, не проведена. Вода есть, появилась сегодня с утра. Ящик включен на прием непрерывно. Парень дал пульт: отечественных каналов ни одного, все глухо. Ловятся прибалтийские и польские. На всех ликование и карты со стрелками.

– Ох… Поподробнее с этого места. Сколько у тебя было, минут десять?

– Чуть меньше. Значит, так… Знаете, что самое главное?

– Ну?

– Белоруссию никто пальцем не тронул. Ни одного авианалета, ни одного ракетного или артиллерийского удара. Батька объявил в стране всеобщую мобилизацию и ввел чрезвычайное положение: все войска на границах, гражданские организованно эвакуируются из городов, милиция и военные поддерживают стальной порядок. И все это показывается, вы не поверите, в довольно доброжелательном тоне. Вот, мол, маленькая страна, и там, конечно, тирания, но пусть балуются, только не лезут…

Капитан-лейтенант как застыл лицом в виде «брови домиком», так и продолжал сидеть, не меняя это выражение. Курсант Дима слушал, наклонив голову набок, как собака, старающаяся казаться умной.

– При этом про Россию все взахлеб и с удовольствием. Псков, Великие Луки, Невель… Пушгоры, Опочка, еще что-то… Мирное население вовсе не является мишенью. Разрозненные, лишенные центрального управления подразделения российских вооруженных сил оказывают неорганизованное, бесполезное сопротивление, но они не способны противостоять железным когортам польских легионов и союзников, двигающимся восстановить историческую справедливость…

– Так и сказали? Ты знаешь польский? – быстро спросил офицер.

– Да, довольно неплохо знаю. Так и сказали. Канал TRWAM, Варшава, если интересно.

– Как по-польски «железные когорты»?

– Żelazne kohorty. А историческая справедливость – это historyczna sprawiedliwość. А Ясная Поляна – это Trakany по-польски, Trakehnen по-немецки и Trakėnai по-литовски.

– Как, Тараканы?

– Да, почти.

Все трое замолчали и начали переглядываться, словно в детской игре.

– Поесть я взял, – сказал Роман после молчания. Нарушил, так сказать, очарование.

Хлеб капитан-лейтенант принял у него молча и так же молча сунул за пазуху. Есть хотелось, но терпимо, а делить здесь, второпях и на морозе – глупо. Вода у них была: две полные пластиковые бутылки, включая квадратную, которую он тащил от самого Калининграда. Пешком бы не стал тащить, конечно, а так…

– Про бензин спросил чего-нибудь?

– У парня бесполезно спрашивать. Дом бедный, у него и мопеда-то наверняка нет.

– Но не спросил.

– Нет, не спросил.

– Зря.

– Бесполезно, – вдруг произнес второй курсант, Иванов с факультета ракетного вооружения. – Даже если у них есть бензоколонка в поселке, что сомнительно… Чем мы бензин купим, пистолетами?

Капитан-лейтенант посмотрел на него мрачно. Да, про три пистолеро, это была уже неновая их шутка «между собой». Один раз им совершенно добровольно подлил литров пять хренового бензина довольно бодрый дедок на «козлике», встретившийся им посередине проселочной дороги между Загорском и Щеглами, но это было вчера. Сегодня бак снова начал помигивать сигнальной лампочкой. В норме это означало около 60 километров, но так, как они двигались, выходило в три раза меньше. До цели не добраться. Да и цель-то…

– Можем попытаться слить у кого-то.

– Тогда нужен шланг.

– У нормального автолюбителя шланг всегда найдется. Главное – правильно попросить.

Вот теперь это был почти нормальный диалог. Конструктивный. После встречи с курсантом Сивым они двигались к своей новой цели гораздо быстрее, чем пешком и бегом. Но двигались дикими зигзагами, половину времени на второй передаче, вторую половину – затаиваясь с невыключенным мотором. Вот и результат.

– Мы не сумеем правильно. А выбора нет – что да, то да.

– От этого что-то меняется?

– Вовсе нет.

Действительно, с чего бы? После того как они не пробились к Полесску и ушли кривым и косым маршрутом на юг и восток, их новой целью был лесной участок на стыке трех государственных границ. Существовала вероятность, что при очень большом везении в нем можно было продержаться еще несколько дней. Но здесь, посреди дорожной сети, она становилась все более иллюзорной с каждым днем. Линия фронта, если она еще была, отдалялась все дальше и дальше на восток, и в любом случае между Калининградской областью и Россией лежали две чужие страны. Более оптимистичным вариантом выглядела бы попытка добраться до Беларуси, но это если забыть, что даже от собственно границы до Беларуси было еще 40 километров по Польше или Литве на выбор. Пешком не пройдешь точно, на машине не проедешь, даже если найти бензин. На лыжах и велосипедах тоже, тут можно даже не смеяться. Значит, что? Значит, не нужно даже тратить время.

– О чем думаете, курсант Сивый? – спросил капитан-лейтенант, заметив, что непростой курсант выключился из диалога. Ответ был довольно неожиданным.

– Об отце.

На такие слова невозможно было отреагировать правильно, что ни скажи. Поэтому офицер не сказал ничего, даже банального «все будет хорошо». Потому что ничего такие слова не стоят. И потому что откуда им знать, будет ли хоть сколько-то хорошо или уже никогда не будет. Пушкинские Горы, один из названных курсантом городков, названия которых звучали по польскому телеканалу, был настолько русским городом, что больше невозможно. Не умещалось в голове, что теперь там чужаки.

Хорошо, что парень был с ними. Как ни странно, после встречи с ним двое суток назад капитан-лейтенант почувствовал себя намного увереннее. И дело было даже не в машине, не в лишнем пистолете с патронами: много ли от них толку? Но чувство было знакомым: такое вызывает надежный старший брат, старший товарищ. А парень был, понятное дело, младше его, причем довольно намного. Оказалось, что они помнили один другого еще с их института, но тогда Роман Сивый был для капитан-лейтенанта Дмитриева всего лишь одним из многих десятков лиц. Нормальным неглупым курсантом, с быстрой соображалкой, но без уклонения в «ботанику». Впрочем, в наши дни в военно-морских институтах и вообще в военных вузах «ботанов» и чмошников не бывает. Теперь в них учатся действительно правильные ребята, в подавляющем большинстве – с очень и очень верным балансом интеллекта, физической подготовки и зачатков правильного характера. А у кого уже и не совсем зачатков. Почему? Вероятно потому, что вооруженные силы давно стали категорически непривлекательными для охотников за если не комфортной, то гарантированно обеспеченной жизнью. Многим, очень многим военным довелось повоевать или в одной «горячей точке» на территории бывшего Советского Союза, или в другой. Соответственно, поглядевшему на это со стороны умному и по-здоровому агрессивному старшекласснику лежала прямая дорога в бизнес. Не слишком, честно скажем, умному – и иногда агрессивному по-больному – в полицию. А когда и ума и агрессивности было в меру, да это еще приправлялось правильной ориентацией со стороны родителей… Имея в виду погоны…