Текст книги "Душа Ардейла"

Барат отрицательно помотал головой.

– Тогда как же ты можешь нас этому научить?

– Боюсь, что этому нельзя научиться, – вклинился Брамур. – Это как дар от рождения. Он один только может такие делать.

– Тогда с какой стати мы должны учить его искусству «синего пламени»? Если мы не можем получить ничего взамен, – недоуменно поднял на Брамура взгляд Мартрехт.

– Взамен мы можем получить несколько секир и мечей с душой, – ответил тот, пожимая плечами. – Мне кажется, что это равноценная замена. Теперь этот мастер не у ардейлов, а у нас.

– Каким образом? Если он сам не знает, как это он делает? – осведомился Мартрехт.

– А за каким горным духом мы сюда приехали? – огрызнулся Брамур.

– Действительно! За каким? – прищурился на него Мартрехт.

– Да чтобы разобраться с этим!

Некоторое время Мартрехт сидел, задумавшись, изредка поглядывая на Барата и теребя свою бороду пальцами.

– Эту тайну ардейлы хранили очень тщательно. Когда мастер начинал работу над клинком, он уходил вместе с тем, для кого это делалось, на несколько дней. Все это время никто не мог даже близко подходить к кузнице. Воины ардейлов выстраивались вокруг нее и бдительно следили за этим. Они уничтожали все, что пересекало невидимую границу. Даже птиц и насекомых! Правда, ни птицы, ни насекомые в это время туда не совались, как будто знали. Даже пищу, перед тем как ее передать в кузницу, тщательно проверяли и оставляли на специальном месте. Мастер сам выходил за ней и забирал ее. – Мартрехт замолчал и тяжело вздохнул: – Вот и все, что я об этом знаю. Не много, правда?

– Значительно больше, чем знаю я, – отрезал Брамур. – Ну а ты что скажешь, парень?

Барат пожал плечами:

– Мне об ардейлах рассказывал отец. Он называл это искусством Сараташ. Создание клинков с душой. Как это делалось, он конечно же тоже не знал.

– А об этом, – Мартрехт ткнул пальцем в сторону Огня, – ты что можешь сказать?

– Тоже немного. Я просто долго смотрел на заготовку, а потом вдруг увидел клинок… Ну каким он должен быть. А потом не помню… Какая-то музыка звучала, я ковал, а молот вроде сам знал, куда бить и как.

– Очень понятно! – саркастически заметил Мартрехт. – Вот только не хватало водить к тебе толпу музыкантов, когда ты будешь работать. Да и молота у меня такого нет, чтобы знал, куда и как бить. Эх! А я бы от такого не отказался.

– Но одно понятно. – Брамур, подперев голову рукой, уныло водил пальцами по поверхности стола. – Для создания клинка необходимо присутствие того, для кого он делается.

– А мне вот непонятно! – повернулся к нему Мартрехт. – Почему ты так думаешь?

– Так когда Барат делал свой клинок, рядом никого не было, вот он и сделал его для себя.

Некоторое время все переваривали эту мысль.

– Больше ты ничего не пытался сделать? – прервал молчание Мартрехт.

– Нет.

Снова повисла тишина.

– Ладно! – решил наконец Мартрехт. – Сейчас поедите, отдохните с дороги, а завтра начнем мудрить, что да как. Я сам над этим думать буду. И смотрите мне! Чтобы об этом клинке ни одна живая душа не знала! По крайней мере, пока.

Мудрить как-то особо не получалось. На следующий день (и как это гномы умудрялись различать их?) два гнома и Барат сразу после завтрака направились в кузницу. На художника, который попытался было заявить свои права на время Мартрехта, тот так грозно рыкнул, что бедняга рванул в сторону, горестно причитая на ходу, что тут не понимают искусства.

Барат напрасно тужился, пялясь на раскаленную заготовку. Она, проклятая, никак не реагировала, лежа на наковальне. Как только не пытались пробудить дремавшие в Барате необычайные способности гномы. Они требовали вспомнить все, что тогда побудило его выковать клинок. Гномы выходили, оставляя его одного, чтобы в точности воспроизвести то состояние, но ничего не помогало! Не помогли и музыканты. Мартрехт пригласил их из соседней таверны. Они наяривали на своих инструментах, вдохновленные щедрой оплатой, на которую не поскупился кузнец. Брамур только вздыхал, видя подобное расточительство, но перечить не смел.

Барат сидел на табурете подавленный, избегая смотреть на Мартрехта и Брамура. Крупные капли пота, от усилий вспомнить что-то такое-этакое, усеяли лоб. Брамур, с сочувствием глядевший на него, набрал в кружку воды и протянул парню.

В момент, когда рука Барата коснулась кружки, что-то произошло. Как-то изменилась заготовка. Барат замер, так и не притронувшись к воде. Надо ли говорить о том, что оба гнома моментально это заметили.

– Что? – жадно спросил Брамур, убирая кружку в сторону.

Легкое марево, окутавшее заготовку, исчезло. Барат тряхнул головой и снова потянулся за водой. Брамур разочарованно снова протянул ему кружку. И снова, едва Барат коснулся металла, с заготовкой что-то начало твориться. «Так, кажется, понял!» – пришла мысль Барату. Он жадно выпил воду и отдал кружку Брамуру, не сводя взгляда с пышущей жаром заготовки. Брамур протянул руку, забирая емкость, но Барат, неожиданно выпустив кружку, с необычайной силой ухватил Брамура за руку.

В тот же миг заготовка изменилась. Проступили призрачные контуры, в которых безошибочно угадывалась секира. Снова Барат услышал тяжелые аккорды почти забытой музыки. Его уже ничто не интересовало! Он держал за руку Брамура и впитывал в себя что-то, непонятное окружающим, но очень важное. Брамур даже не пытался вырваться из тисков, в которые превратилась рука Барата.

А Барат весь отдался ритму. Музыка звала, требовала, молила. И вскоре ей набатом начал вторить молот. Время от времени Барат хватал заготовку и разогревал ее в горне, но не так, как обычно, а частями. То есть раскалялась только та часть, над которой он работал. Как это получалось, пожалуй, Барат и сам не смог бы объяснить. Но вот получалось! И снова гремел молот…

Все! Работа закончена. Барат тяжело рухнул на табурет, жадно хватая воздух пересохшими губами. Пот градом стекал по лицу, шее, груди. Руки дрожали и вибрировали.

В кузнице повисла тяжелая тишина. Мартрехт пораженно всматривался в лицо Барата, а Брамур, не отрываясь и не моргая, уставился на лезвие великолепной секиры, лежащее на наковальне.

Внезапно Брамур судорожно вздохнул. Мартрехт перевел взгляд на него, а потом на наковальню. Лезвие менялось! Нет, не форма лезвия, которое было выковано идеально, а внешняя его часть. На блестящей поверхности начал медленно проступать черный сложнейший узор. Точно такой, какой украшает с незапамятных времен ворота в Курхан-Старотсе. Никто не может его воспроизвести в точности, настолько он сложен. И вот этот сложнейший узор красуется на лезвии секиры. Медленно растет рукоять из неведомого материала, покрываясь при этом узором из блестящих кружочков и звездочек. Ближе к окончанию рукоять покрылась шершавой, очень удобной для держания и ударов кожей. А может, и не кожей, просто чем-то, похожим на нее. Гномы зачарованно смотрели на это чудо.

Барату же было не до чудес. Он был полностью истощен и опустошен. Казалось, что он отдал часть себя за время работы, и немалую часть!

Брамур нерешительно оглянулся на Мартрехта. Тот мотнул головой:

– Это твое! Он тебя прочувствовал, а не меня или кого-то еще.

Брамур гулко сглотнул и, поднявшись, осторожно подошел к наковальне. Нерешительно протянул руку, отдернул, снова протянул. И вдруг, решившись, схватил секиру за рукоять, поднял ее и замер, вслушиваясь в себя. Постепенно его борода раздвинулась, обнажив белые зубы, густые усы встопорщились – лицо гнома расползлось в счастливой улыбке.

– Я его чувствую! Я его слышу! – потрясенно прошептал он. – Это просто чудо! Это магия!

Последовало несколько взмахов секирой, во время которых было только слышно шипение разрезаемого воздуха.

– Она же легкая, как перышко! – восторженно рявкнул Брамур.

Он перехватил свою секиру и прижал к груди. Мартрехт заметил, как по лезвию полыхнули чисто-белые всполохи. Старый мастер снова перевел взгляд на Барата и встретился с взглядом синих глаз, в которых читалась бесконечная усталость.

– Ты это… иди, отдохни, что ли, парень.

Барат с трудом встал, слегка покачнулся, упрямо нахмурил брови и твердо шагнул к выходу. Мартрехт слегка придержал его за локоть:

– Ну извини. Ты мастер! Да… Иди! Я научу тебя «синему пламени».

Барат устало кивнул и пошел к выходу.

Мартрехт наблюдал за Брамуром. Тот совсем ошалел от своего нового приобретения. Ну где это видано? Солидный мастер, а ведет себя, как мальчишка! Что это за танцы в обнимку с секирой? А эти прыжки и взмахи? Что за ухарские вопли? Надо бы прекратить это безобразие!

– Эй! Ты что, совсем голову потерял? – рявкнул Мартрехт. – Прекрати это непотребство! У нас проблема, если ты еще этого не понял. И проблема не из легкоразрешимых.

Брамур наконец остановился и непонимающе уставился на Мартрехта:

– Какая проблема? В чем?

– А ты не понимаешь?

Брамур отрицательно покачал головой. Мартрехт тяжело вздохнул:

– Грядущая война для тебя достаточно существенная проблема?

– Война? С кем? – моментально стал серьезным Брамур.

– С кем? С Ардейлом!

Брамур замер, явно еще ничего не понимая.

– А с какой стати им с нами воевать?

Мартрехт красноречиво махнул рукой в сторону ушедшего Барата:

– Он же ардейл.

– Ну и что?

– Это их мастер. Ради него одного может такое начаться, если они узнают, что и сказать страшно. А ты знаешь, какие они воины. Боюсь и подумать, чем может такая война закончиться.

Брамур присел на табурет, поставив секиру на пол.

– А какое они имеют отношение к нему? Нет, ты не спорь! – остановил он Мартрехта, уже открывшего было рот, чтобы заговорить. – Ты подумай. Ну какое они имеют право претендовать на этого паренька? Что они для него сделали? Успешно прошляпили и потеряли его? Чуть было не погубили? Воспитали-то его люди. Вырастили они же. А от Таш спас его кто? Мы его спасли! И искусству ковки мы его обучили. Не ардейлы, а мы! Да и он не горит особым желанием попасть к своим ардейлам. Я с ним столько переговорил и передумал. Веришь? Он ни разу о своих сородичах не вспомнил. Нет, Мартрехт, не имеют они прав на него. Не имели и не имеют!

Мартрехт, слушая Брамура, задумчиво жевал губами. С одной стороны, Брамур прав. Заслуги в том, что Барат жив, у ардейлов никакой. Но с другой стороны, парень ведь все-таки ардейл! А они своего мастера потеряли. А нового, насколько знал Мартрехт, у ардейлов не было.

– Слушай, Брамур, давай не будем раньше времени раздувать горны, – наконец предложил Мартрехт. – Пойдем к королю, расскажем, заодно и покажем кое-что. Мужик он правильный. Сам из кузнецов. Надо как-то определиться с пареньком. Не век же его здесь прятать!

– Ты как хочешь, но я свою секиру показывать буду! – решительно сказал Брамур. – Я покажу ее королю и объясню, что это для нас означает. И я докажу, что ардейлы свои права на него прошляпили.

– А я о твоей секире и говорю, – невозмутимо пояснил Мартрехт. – Пока парень отдыхает, пошли. Он теперь долго отсыпаться будет. Такие напряжения без последствий не проходят.

– А нас он примет, король-то? – осведомился Брамур, поднимаясь и подхватывая свою новоприобретенную секиру.

– Примет! Меня Трухтаргет принимает без доклада.

Глава 10

– Мне почему-то кажется, что еще несколько таких секир нам совсем не помешают!

Король Подгорного народа Трухтаргет, пожилой массивный гном, задумчиво рассматривал лежащую на столе секиру Брамура.

Сначала он недоумевал, чем вызван приход Мартрехта. Да, они были добрыми друзьями еще до того, как Трухтаргета избрали королем. Да и потом Трухтаргет, переодевшись обычным гномом, выбирался из дворца, и они с Мартрехтом славно проводили время в одном из многочисленных кабачков, которыми так славился Каргерт. И Трухтаргет наделил Мартрехта правом беспокоить его в любое время без доклада. Но Мартрехт этим правом не злоупотреблял и избегал визитов во дворец. То, что он сам пришел, могло означать только одно: он пришел с чем-то важным.

Трухтаргет не ошибся. Он с немалым изумлением выслушал историю о том, как попал к гномам мастер ардейлов. Это могло показаться нереальным, но вот секира. Вот она лежит на столе перед ним. И она реальна! Трухтаргет чувствовал силу, которая струилась по смирно лежащей секире. Он примерно представлял, в какую страшную силу она может обернуться, прикоснись к ней кто-то чужой.

Король сразу сообразил, какими выгодами может обернуться пребывание Барата в его владениях. Да, это может вызвать конфликт с ардейлами. Но ардейлам совсем не обязательно знать, что Барат живет и работает во владениях гномов. Для короля выгоднее была точка зрения Брамура. То, что у них оказался такой кузнец, можно да и нужно использовать с пользой для своего народа. А что же касается воинских талантов белоголовых, то, может быть, в своих лесах они и сильны. Но вот в глубинах земли, где гномы хозяева, еще неизвестно, на чьей стороне сила. Пусть попробуют сюда сунуться! Пусть пройдут по коридору Смерти! И потом преодолеют три хирда Рыжебородых, личной гвардии короля.

А такие секиры гномам ох как нужны! Вон на юге обстановка та еще! Хреновая, прямо скажем, обстановка. Черные племена Таш совсем обнаглели. Того и гляди в пределы Курхан-Тароша прорвутся. А сколько вреда они могут этим прорывом нанести? При одной мысли об этом король поморщился. Может быть, послать туда пару хирдов для надежности? Да и катапульты не помешает. Прорыв допустить нельзя! И вообще, надо поставить этих зарвавшихся черных охламонов на место!

Король кивнул своим мыслям.

– Я хочу увидеть вашего мастера! – прогудел он. – Тогда и приму окончательное решение. Пока особо не мелите языком. Мартрехт, пусть он у тебя поживет. А ты, Брамур, можешь забирать свою секиру. Хороша! Ох, хороша!

Мартрехт поклонился, впрочем, не особо низко. А Брамур быстро подхватил свое оружие. Он просто не мог с ним расставаться надолго.

– Так! «Синему пламени» учи! Разрешаю. – Трухтаргет прошелся по залу, раздумывая. – На совесть учи! Ты это можешь. И вот что я вам скажу, гленды мастера: этот парень нам нужен. Очень вовремя он у нас появился! Мы просто обязаны воспользоваться его талантом. Но, насколько я знаю, такие вещи могут создаваться раз в два года. Не чаще. Мастеру именно столько надо, чтобы восстановить свои силы и способности. Короче, завтра приведите его. Я сам хочу на него посмотреть.

Барат с удивлением рассматривал гран-гленда Мартрехта. Мастер был очень торжественен и важен. За ним переминался с ноги на ногу Брамур, тоже одетый необычайно парадно. Чем это вызвано?

– Красивый камзол, – попытался сделать приятное учителю Барат.

– Может быть, – неопределенно отозвался Мартрехт. – А вот тебя мы во что одевать будем?

Барат посмотрел на свою одежду. Она у него была одна на все случаи жизни. Конечно, он старательно ее выстирывал и делал это часто, но вид уже был не тот, что раньше. Да и о каком виде можно говорить, обсуждая рабочую одежду? От частой стирки цвет ткани приблизился к серому, хотя раньше был приятного коричневого оттенка. А штаны так вообще стали похожи на мешковину, в которую крестьяне заворачивали домашнюю утварь, прежде чем положить ее в сундук. Одни лишь ботинки, которые Ребан-воин подарил ему на восемнадцатую годовщину, имели нормальный вид и готовы были служить своему хозяину и дальше.

Брамур, заметив замешательство Барата, сочувственно хмыкнул. Он корил себя за то, что, озабоченный идеями использовать способности Барата, не обратил внимания на внешний вид ученика. А ведь мог бы!

Мартрехт, оттопырив нижнюю губу, прищурившись, рассматривал Барата.

– Брамур! Ты чего в дверях застыл? – наконец соизволил сказать он. – Быстро сбегай за портным Трухрахом! И пусть возьмет с собой все необходимое!

– Мастер, – с обидой заметил Брамур, – я ведь уже не ученик. Негоже меня посылать, коль ученики есть!

– Ты что, думаешь, Трухрах на них взглянет? Думаешь, он их послушает? Для него не имеет значения, чьи ученики. Главное, что они ученики, а значит, не стоят его внимания. Или ты прикажешь мне за портным бежать?

– А зачем бежать? – искренне удивился Брамур. – Можно и сходить. Раз такое дело, то пойду.

– Нет, Брамур! Тут в пору бежать. Забыл, что нас завтра ждут?

– Ох ты ж, котелок дырявый! – хлопнул себя по лбу Брамур.

– То, что он у тебя дырявый, я заметил давно, – ехидно подковырнул его Мартрехт. – Еще во времена твоего ученичества. Тоже мне мастер! До сих пор залатать его не удосужился.

Брамур, не отвечая на подколку Мартрехта, развернулся и исчез в дверях.

Барат недоуменно уставился на Мартрехта.

– Ну чего уставился? – заметил тот его взгляд. – Король разрешил тебя обучать, но сначала желает на тебя посмотреть.

– Король? – оторопело переспросил Барат. – Зачем?

– А вдруг ты ему понравишься, – хмыкнул Мартрехт. – Да не бойся ты! Что стал, как колонна? У нас король хороший, свой. Не то, что у некоторых.

Кто такие некоторые, Мартрехт уточнять не стал.

Пока Барат переваривал новость, в дверь вошел, вернее вплыл, образцово-показательный гном. Из-за его плеча озабоченно выглядывал Брамур. По тому, как одобрительно кивнул Мартрехт, Барат понял, что вошедший и есть ожидаемый мастер Трухрах. А по тому, что мимо вошедших мастеров бочком проскользнул еще один гном, с охапкой тканей и лекалами под мышкой, торчащими из кармана камзола ножницами и ежиком иголок, воткнутыми в шов на плече, Барат сообразил, что это по его душу.

Он вскочил на ноги и поклонился гному, который его оценивающе рассматривал.

– Ты этого хочешь одеть? – повернулся Трухрах к Мартрехту.

– Я могу одеть тебя, могу одеть вон того торопыгу. – Он небрежно кивнул в сторону Брамура, который только фыркнул в ответ. – Но тебе не кажется, что фигура этого человека не соответствует современным веяниям моды?

– Я с модой по этому поводу не советовался, – благодушно прогудел Мартрехт. – Но вот одеть этого парня необходимо. Ему предстоит встреча на высоком уровне. На самом высоком! И как знать, быть может, твое искусство будет замечено. Ну если ты постараешься, конечно. У тебя есть возможность блеснуть. Но о том, что ты его одевал, лучше на стороне не рассказывать. И твоего помощника это тоже касается.

– Я не болтаю о своих клиентах, – буркнул Трухрах, продолжая осмотр. – О моих клиентах лучше всего говорит одежда, которая их преображает в соответствии с модой.

– Да-да! – торопливо согласился Мартрехт. – Вот и преобразуй этого парня.

– Надеюсь, ты догадался приготовить стремянку? – язвительно осведомился Трухрах.

– Зачем? – удивился Брамур, пробираясь в угол, где стояло кресло, которое он облюбовал.

– Брамур, ты как был, так и остался невеждой в великом искусстве кройки и шитья! – обличительно выпалил Трухрах, гневно махнув рукой. – Как я буду измерять эту дылду?

– А на табуретку стань! – ехидно посоветовал Брамур, развалившись в кресле и с удовольствием наблюдая начинающийся спектакль.

Мартрехт укоризненно покачал Брамуру головой и повелительно крикнул своим подмастерьям, чтобы они принесли требуемое из кузницы.

То, что потом началось, Барат иначе как пыткой назвать не мог. Он был вынужден стоять, пока мастер с помощником кружились в непонятном танце вокруг него, яростно спорили о какой-то вилемской линии, стандартном и нестандартном покрое, постоянно упрекая Барата за то, что он имел несчастье родиться человеком, а не гномом.

В помещение к этому времени набилось еще несколько тружеников, вернее тружениц. Они кокетливо трясли бородками и хихикали, с неимоверной скоростью сшивая куски ткани, которые с объяснениями им подбрасывали мастер и его помощник.

Брамур хмуро наблюдал за тем, как вовсю нарушается распоряжение короля о секретности.

Барат стоял перед зеркалом и с интересом рассматривал свое отражение.

Он как-то не уделял особого внимания своей внешности. А что? Ну умыл лицо, ополоснулся после работы, пригладил пятерней волосы, почистил зубы – и все. Что еще надо? Когда волосы отрастали такими длинными, что начинали мешать, Барат их безжалостно отрезал длинным ножом Брамура, наточенным до такой степени, что им можно было на лету разрезать пушинку. Этим же ножом Барат брил пушок бороды, начинавший появляться на его лице.

Но сейчас, стоя перед зеркалом, он осознал, как изменился за последнее время. В зеркале отражался крепкий, атлетического сложения блондин. Синие глаза уверенно смотрят на мир. Черные брови контрастируют со светлыми волосами, но это ничего. Так выглядят все ардейлы, как объяснял ему Мартрехт.

Сшитый мастером Трухрахом камзол плотно обтягивает мощные плечи. Штаны облегают ровные крепкие ноги и прячутся внизу в ботфорты с неширокими раструбами. С сапогами пришлось поволноваться. Вызванный уже Трухрахом мастер наотрез отказался делать сапоги в авральном порядке. Степенный пожилой гном твердо, не повышая голоса, заявил, что скоро только крысы плодятся, а он, уважаемый мастер, привык работать очень качественно и тщательно. Это, как все присутствующие понимают, занимает время, а значит, сапоги за день мастер делать даже не берется.

К счастью, у мастера нашлись уже готовые сапоги, которые он сделал для какого-то заезжего дворянина-человека, но тот не успел их выкупить. Полез в какой-то заброшенный штрек, где его породой и завалило. А сапоги остались. И пришлись Барату точно впору.

Когда работа по обеспечению Барата костюмом была закончена, Брамур собрал всех и, грозно нахмурив брови, предупредил, чтобы языком где попало не болтали.

– Это самый верный способ, чтобы все узнали, – с досадой тихо пробормотал Мартрехт.

Барат обернулся на двоих мастеров, которые, сидя в креслах, с удовлетворением созерцали результаты трудов своих праведных. Мартрехт, правда, был не очень доволен. Кровопускание было учинено все-таки его кошелю. А гномы славятся своей прижимистостью и неохотой отдавать деньги.

– Ну что ж, – с удовольствием потирая ладони, изрек Брамур, – этого парня не стыдно и королю показать!

– Но дорого, – буркнул Мартрехт.

– Но не стыдно! – воинственно повернулся Брамур.

Мартрехт промолчал. Он все еще осматривал Барата. Сейчас, в новой одежде, Барат стал одним из тех, кого он, Мартрехт, знал как ардейлов. Когда Барат был в своей простой одежде, это не так бросалось в глаза. Там, наверху, людские женщины сами на шею вешаются таким красавцам. Даже остроухие не пользуются таким успехом. Правда, остроухие где-то там, за лесами Ардейла и горами сольфаров. Говорят, что между ними и ардейлами много общего. Наверное, поэтому и относятся они друг к другу с прохладцей. Впрочем, ему, гран-гленду Подгорного народа, нет никакого дела до грызни далеких народов.

Мартрехт встал и сделал красноречивый жест. Пошли, мол, чего время зря терять.

Барат встал, нервным движением одернул полы камзола и, пригнувшись, вышел из жилища Мартрехта.

Трухтаргет, король Подгорного народа, восседал на каменном троне в зале Малых приемов. Честно говоря, трон был очень неудобен. Высечен из цельного камня Кельтальской породы. Холодный, как и все, что из Кельталя. Трухтаргет избегал ситуаций, когда приходилось на него взгромождаться. Но тут от этого было, по разумению короля, никак не отвертеться. Все-таки представитель людей, более того – ардейлов, с которыми все старались поддерживать хорошие отношения. А представителей людей все и всегда принимали только в зале Малых приемов.

Трухтаргет поправил венец (еще одна головная боль, жал в висках, зараза!) и вперил грозный взгляд в стоящих перед ним двух гномов и человека. А этот молодой ардейл, как там его… Барат выглядит внушительно. Никакого сравнения с их послом. Тот хлипковат, на взгляд короля. И высокомерия, так свойственного этому народу, за этим парнем не наблюдается.

Взгляд Трухтаргета опустился на руки Барата, в которых тот держал ножны с Огнем.

– Ну подойди ближе, молодой мастер, – предложил король.

Барат, получив чувствительный толчок в спину от Брамура, сделал несколько шагов в сторону трона. Король встал, облегченно вздохнув. Официальная часть, можно сказать, закончена, пора переходить к деловой.

– Показывай, что там у тебя! – распорядился Трухтаргет, направляясь к столу, над которым висело сразу два ярких светильника.

Барат нерешительно оглянулся на командира телохранителей, гран-гленда Страхарата, который подозрительно сопел носом под его локтем, внимательно отлавливая каждое, даже мельчайшее, движение.

– Я позволяю! – Король заметил колебания Барата и командира охраны. – Возможно, Подгорный трон возьмет под свою руку этого мастера. Я не вижу опасности от его действий.

Командир протестующее засопел, но все же сделал шаг в сторону. Один из телохранителей по его знаку поднял арбалет и взял Барата на прицел. Барат, молясь, чтобы у этого гнома выдержали нервы, аккуратно потянул Огонь из ножен. По краям освобожденного клинка проскользнул голубой всполох. Командир телохранителей восхищенно вздохнул. Еще бы! Кому как не ему, прошедшему множество схваток, оценить такое оружие. Да, оно не свойственно его народу, но в бою нет возможности выбора. Выбили секиру (а такое случалось) – воюй тем, что попало под руку. Человеческие мечи в таких ситуациях не раз спасали Страхарату жизнь.

Барат аккуратно положил меч на стол перед королем. Брамур, часто задышав, вытащил из-за пояса свою секиру и тоже, сделав шаг вперед, опустил ее рядом с Огнем Барата. Секира заиграла белыми огнями. Командир Рыжебородых тихонько застонал от зависти.

– Да. Впечатляет! – произнес король, обозревая лежащее перед ним оружие. – А это что такое? Что это они делают?

Между тем на столе произошло что-то непонятное. Между мечом и секирой начался обмен всполохами. Как будто они вели между собой разговор. Присутствующие, замерев от изумления, наблюдали эту своеобразную беседу. Обмен световыми сигналами прекратился так же внезапно, как и начался.

– И что? – кашлянув, спросил король. – Это всегда так, когда они встречаются?

– Э-э-э… – Брамур почесал в затылке. – Честно говоря, это их первая встреча. Мы как-то раньше не устраивали им свиданий. Когда было устраивать? Мою голубку только вчера выковали.

– Да? – Король весело приподнял правую бровь. – И о чем говорят эти сполохи?

– Может, они обмениваются знаниями? – задумчиво почесал бороду Мартрехт.

– О чем? – хмыкнул Трухтаргет. – О том, как сподручнее рубить головы? Или о методах заточки?

– Мой Огонь точить не надо, – осмелился заговорить Барат, – достаточно протереть мягкой тряпочкой. Ему это нравится.

– Он тебе что, сам сказал? – изумился Трухтаргет.

– Нет, просто я так чувствую.

– Я тоже свою голубушку чувствую, – вмешался Брамур.

Рука короля автоматически потянулась к тому месту, которое издавна чешут, дабы стимулировать мыслительную деятельность, но наткнулась на венец. Трухтаргет с досадой сдернул его со своей шевелюры и положил венец на сиденье трона.

Он наклонился над оружием, лежащим на столе, и начал пристально его рассматривать, что-то бормоча себе под нос и одобрительно кивая.

– Ох, хороша!.. Очень хорошая работа! – наконец вынес свой вердикт король. – Я думаю, что надо будет сделать такое же оружие каждому нашему военачальнику, командиру телохранителей и командирам хирдов…

– Кхм! – кашлянул Мартрехт, прерывая построения грандиозных планов.

– Ты хочешь что-то сказать? – повернул к нему голову Трухтаргет.

– Да тут есть… некоторые сложности, – нерешительно начал Мартрехт.

– Какие? – Брови короля поползли к переносице.

– Я видел, каков этот парень после работы, – уже решительнее заговорил Мартрехт. – Это выпивает из мастера столько сил, что потом он совсем никакой. Я очень сомневаюсь, что после создания секиры для Брамура он сможет что-то сделать в ближайшие месяцы. Ты же сам говорил, твое величество, что мастер ардейлов делал одну вещь в два года. А последний их мастер так и не смог ничего отковать после меча своего предводителя.

Король вопросительно повернулся к Барату. Тот, прислушавшись к себе, вынужден был кивнуть головой. Действительно, его передернуло только от одной мысли взяться за ковку нового оружия. Он не чувствовал в себе той силы, что толкнула его на такую работу. Нужно время. Но как Мартрехт смог это узнать? Барат вопросительно взглянул на старого мастера. Тот правильно прочитал вопрос в глазах Барата.

– Я, парень, уже немало прожил, – негромко сказал Мартрехт, подойдя к Барату и похлопывая его по руке. – Таких орлов, как ты, мне, конечно, встречать не доводилось. Но что такое вспышка озарения, мне известно. Да что там говорить! Сам ее испытывал не раз. После этого всегда, как пустая порода. Ни сил, ни желания.

– И какой тогда от него нам прок? – с горечью спросил Трухтаргет.

– Какой? – переспросил Брамур. – Уже одна секира есть! Она остается у нашего народа. Через несколько месяцев (ну, может, год) мы получим еще одну с душой. И этот мастер – наш. Мы его задницу из огня вытащили. Он с нами живет. Он наше искусство изучает. Он с нами и останется. А времени у нас впереди еще много!

– Ты думаешь, что ардейлы не узнают об этом? – продолжал хмурить брови Трухтаргет.

– Даже если узнают, какие у них права на него? – воинственно выставил бороду вперед Брамур. – Что они для него сделали?

– Да что вы говорите о нем, будто он вещь бессловесная! – вмешался Мартрехт.

– Действительно! – спохватился Трухтаргет. – Барат, ты что на это скажешь?

– Я не знаю своего народа, – медленно проговорил Барат. – Я не встречал никого из ардейлов. Я вырос среди обычных людей, а искусству научился у отца и у вас. И вы меня спасли от черных Таш. Я в долгу перед Подгорным народом. И как бы ни повернулась моя жизнь дальше, я это буду помнить всегда.

– Правильно мыслишь! – довольно кивнул Трухтаргет.

– И ведь дело не только в этих орудиях убийства с душой, – подхватил Мартрехт. – Он мастер справный. И обычные вещи из-под его молота выходят на славу. Сам видел и оценил.

– Значит, так и решим, – заключил король. – Барат отныне находится под нашей рукой и пользуется всеми правами наравне с Подгорным народом. Закончи его обучение, гран-гленд мастер!

Трухтаргет хотел сказать еще что-то, несомненно, важное и значимое. Но вдруг замер прислушиваясь.

Барат услышал топот ног. Кто-то бежал по коридорам изо всех сил в направлении королевских покоев. Топот быстро приближался. Командир телохранителей быстро извлек свою секиру и, сделав соответствующий знак своим, переместился, занимая позицию между дверью и королем. Барат и Брамур быстро подхватили свое оружие и встали по обе стороны от Трухтаргета.

В зал влетел запыхавшийся гном с каким-то свитком в руках.

– Твое величество! – заревел он еще с порога. – На нас напали! Курхан-Тарош… Черные прорвали внешние пределы!

– Что?! – Трухтаргет сжал кулаки. – Немедленно послать туда два… нет, три хирда на помощь! Выбить черных из пределов! Я чувствовал… Нет! Я знал, что они обнаглеют! Но настолько…