Текст книги "Парализатор"

14

– Как только увидишь его, сразу бей в лоб! Усек? – наставлял Тиски Кабана, пока шел от ресторана к джипу. – Чтобы он отключился и ничего не успел предпринять.

– Врежу.

– Только совсем не пришиби, мальчишка мне нужен живым. И ломать ему ничего не надо.

– А Голубок, вроде, базарил, что…

– Ты чё, под Голубком ходишь? – Тиски остановился. Кабан ошалело замер под напором жесткого взгляда Тиски. – Тогда слушай меня. Оглушить, шапку на голову и удавку на шею.

– Какую шапку?

– Любую, лишь бы ему глаза закрыть.

Около машины сплевывал кровавую слюну угрюмый Моня.

– А с девсонкой, сто делать? – спросил он.

– Ты что сипишь? – удивился Тиски.

– Девку однорукую на вокзале застукал, хотел под себя подмять. А фраерок колченогий ему в подбородок лбом саданул. Моня, чуть язык не откусил, – заржал Кабан.

– Я девку заметил, а его нет.

– Надо глаза разуть и соображаловку включить, братан, когда на дело идешь!

– Да кто ж знал, что хмырь рядом.

– Хорош базар. Погнали! – приказал Тиски, садясь в машину.

Марго без тени сомнения переступает через безвольную руку свалившегося Дэна и бросается к тумбочке в прихожей.

– Чего застыл? Ищи деньги! – шурует ящиками она, опустив котенка на пол.

Вот дела! Еще утром я возмущался кражей в магазине, а сейчас участвую в ограблении квартиры. Назовем это справедливым возмездием.

– Ух, ты! Это же наши паспорта, Пашка. Смотри! – потрясает Марго найденными документами. – Лежали сверху. Да теперь мы, куда хочешь, умотаем. А это что? Ничегосеньки! Личные дела. Твое и мое. Для чего он их приготовил?

Марго сует паспорта в джинсы и исчезает в комнате. Слышно, как она бесцеремонно обыскивает квартиру.

Я с волнением открываю папку со своим именем на обложке. На первой странице анкетные данные. Я родился в Москве шестнадцать лет назад. Значит, все-таки, я из Москвы! Тут же имена родителей: Алексей Викторович и Наталья Олеговна. Леша, Наташа! Эти имена недавно вернула мне память, теперь буду знать отчества. А ниже… Кто это? Неужели та малышка, которая порой всплывает из подсознания моя сестренка?

Я закрываю глаза, память медленно прорывается через пласт забвения. Звонкий смех, пухлые ножки, торчащие из-под розового платьица, сваливающийся на лоб белый бант. Точно! Я вспомнил! У меня есть сестра Лена! Совсем маленькая, ей только три годика, но сейчас она должна вырасти.

Листаю дальше. Краткие сведения об автокатастрофе. 29 декабря, Московская область, Дмитровское шоссе, заснеженная дорога. «Камаз» по неизвестной причине выехал на встречную полосу, водитель сбежал. Мои родители погибли на месте, а сестра… Я нахожу нужную строчку, и сердце обрывается.

Ну почему так несправедливо!

Леночка не выросла. Она так и осталось трехлетней.

Из папки вываливается конверт с московским адресом. Он не запечатан. Внутри свежая выписка из моей медицинской книжки. Что за дела, кому его хотели отправить? Внимательно читаю адрес – нотариальная контора на проспекте Вернадского. Название проспекта мне кажется знакомым. В конверте записка Дэна. Он сообщает, что я вспомнил, как катался на горных лыжах, гонял на велосипеде, а в школу меня мама возила на машине.

Кисель трепло! Об этом я рассказывал только ему!

Еще Дэн пишет о прогрессе в лечении моего паралича.

Кого интересуют подробности моей жизни в интернате?

– Пашка, ты где застрял? Сюда! – зовет Марго.

Я захожу в комнату. Марина сидит около работающего ноутбука.

– Дэн вел видеозапись своих извращений. Полюбуйся, что он смотрел, когда мы пришли.

Она нажимает кнопку воспроизведения. На мониторе Кисель и Дэн. Обнаженный Кисель стоит на четвереньках у кровати, а Дэн в черных кожаных трусах и черной жилетке шлепает его по заду и шепчет мерзости. Вот он надвигается и расстегивает молнию. Я знаю, что подобное насилие существует, но никогда не видел этого в реальности. К горлу подкатывает тошнота. Вспоминаю свое унижение от Дэна, хватаю ноутбук и грохаю им об пол. Монитор раскалывается.

– Сдурел! – возмущается Марго. – Можно было на рынке толкнуть.

– Мы пришли за деньгами. Вот и ищи!

– Нет нигде.

– В одежде посмотри.

Марго роется по карманам в прихожей. Я подхожу к пианино. Кажется, что музыкальному инструменту не место в квартире извращенца. Но Дэн действительно когда-то окончил музыкальную школу и умеет играть. Рядом на полке книги по музыке. Я перебираю их и нахожу «Нотную грамоту».

Вот так удача! Я обещал учебник Вонючке.

Я пихаю потрепанную книгу вместе с личными делами за пояс.

– Нашла его кошелек! – радуется Марина, пересчитывая купюры. – Теперь на билеты хватит.

Мы стоим над поверженным Дэном. Он хлопает глазами, но не может пошевелиться. Я сожалею, что парализовал его рот. Так хочется выпытать про странное письмо, которое он приготовил. Кому предназначен отчет о моем физическом состоянии?

Дэн беспомощно валяется у наших ног, и во мне пробивается росток жалости. Во что я ввязался. В кого я превращусь, если буду парализовывать людей и пользоваться этим. Неужели я поступаю мерзко?

Марго, с присущей ей непосредственностью, поддевает ногой подбородок Дэна.

– Может, зубы ему раскрошить? – Она замахивается ногой. – Хочешь пососать мои грязные кроссовки беззубым ротиком, суслик?

Перед моими глазами сцена насилия над Женькой Кисилевым. Скольких мальчишек Дэн использовал для своего удовольствия? И что с ними стало потом? Росточек жалости смывает поток гнева. Он начал первым! Он заслужил настоящее наказание.

– Голубева надо сдать полиции, – решаю я.

– Выкрутится. Для этой сволочи есть способ получше.

– Выбить зубы?

– Нет, он вставит новые.

– Сбросить с балкона?

– Второй этаж – отделается переломами. – Марго явно задумала нечто особенное. Она загадочно улыбается и заглядывает мне в глаза. – Если ты способен отключить его большое тело на час, то его маленькую писюльку сможешь отключить на годы.

Три пары глаз перемещаются на пах Дэна. Марго смотрит с издевкой, я с сомнением, а Дэн со страхом. Черт его знает, что-то нам талдычили на уроках о связи массы с энергией.

– Попробуй, – подбадривает меня Марго. – Принудительную кастрацию для педофилов общество одобряет.

Кабан остановил джип у подъезда пятиэтажки.

– Зачастили мы к Голубку. Много чести для педика.

– Ты воздух не сотрясай. Два дня хромоногого пацана ищете – и бестолку, – осадил его Тиски. – Короче, так. Первым идет Кабан. Увидишь мальчишку – бьешь в лоб. За тобой Моня. Если Кабан облажается, бьешь ты. Усекли?

– С чего это я облажаюсь! – возмутился Кабан.

– Один раз уже было. Вперед, братки. Парнишка должен быть здесь. Прошло всего пятнадцать минут, как Голубок стуканул по мобиле.

– Ну? Получилось? – торопит меня Марго.

– Не знаю. Башка трещит. – Я трясу тяжелой головой.

Я чувствую, как перепуганный Дэн пытается сжаться, прикрыться руками, но тело его не слушается. А я больше не могу.

– Это контрольный выстрел. Лично от меня. – Марго с размаху бьет Дэна ногой в пах.

Даже я невольно сжимаюсь, каково же Дэну, глаза которого выпрыгивают из орбит. Мы покидаем квартиру. Марго проворно ссыпается по лестнице, пересчитывая быстрыми ножками ступеньки. Я отстаю и вижу в окно между этажами, как к подъезду направляются знакомые бандиты.

– Назад, – зову я Марго, шарахаясь в сторону, и тычу пальцем в окно.

Путь во двор отрезан. Мы возвращаемся в квартиру, перешагиваем через корчащегося Дэна, бежим в спальню и распахиваем балкон. И тут я понимаю, что спрыгнуть со второго этажа мне не позволят слабые ноги. Быстро прикидываю, если сначала повиснуть на тренированных руках, прыгать придется ниже. У Марго, наоборот, недокомплект рук, зато с ногами полный порядок.

Хлопает входная дверь. Секундная пауза и рычание Кабана:

– Где он?

Я шепотом тороплю Марго:

– Прыгай первая.

Она вцепляется в меня, в глазах паника.

– Атя!

– Прыгай, пока не поздно.

– Без котенка я не уйду. Атя, Атя, – тихо зовет девушка.

Слышится писк из-под кровати. Марго бросается на пол. Кабан не дожидается ответа от Дэна и топает дальше. Тяжелые шаги приближаются, а Марго теряет драгоценные секунды, пытаясь извлечь котенка. Щель под кроватью узкая, проходит только ее рука.

Мы пропали!

15

– Ты конченный лох, Голубок. Одноручка с Колченогим обули тебя на бабки и смылись! – отчитывает Дэна жесткий голос человека, привыкшего командовать.

Дэн мычит нечто невразумительное, кося глазами на телефон.

– Одного звонка мало. Ты должен был задержать мальчишку любой ценой. Что тебе стоило войти в доверие, улыбнуться, пригласить к столу, а ты сразу схватился за трубку. Ты напугал его, дебил! Теряешь квалификацию, Голубок. Ты же по жизни змей-искуситель. Сам знаешь, что по согласию лучше, чем по принуждению. А у тебя прокол за проколом.

Мычание Дэна прерывают шаги. В квартиру возвращаются Кабан и Моня.

– Тиски, мы обчесали район. Пусто. По ходу мальцы успели свалить. И всё из-за этого петушка! Отвесить ему по полной?

Я лежу под широкой кроватью, ко мне прижимается Марго, между нами котенок. Когда Марго бросилась за Атей, я приподнял кровать, чтобы быстрее извлечь рыжего несмышленыша. И тут я заметил, что щель под кроватью кажется узкой из-за широкой декоративной рамы. На самом деле между матрасом и полом достаточно пространства, чтобы спрятаться. Я кивнул Марго. Она поняла меня и юркнула под кровать. Чтобы составить ей компанию, мне пришлось лечь на пол, приподнять кровать и протиснутся под матрас. Благо руки у меня жилистые, не подвели. Успел спрятаться, прежде чем Кабан вошел в комнату.

Теперь я понимаю, что за «тиски» упомянул Дэн по телефону. Это имя главного бандита, которому подчиняются Кабан и Моня. Вот его ботинки с красивой прострочкой появляются в спальне. Кожа на них эластичная, обувь не скрипит и не мнется. Тиски останавливается у кровати. Мы с Марго задерживаем дыхание. Только бы котенок не пискнул!

Балконную дверь я оставил нараспашку и даже сбросил пару листков из личного дела, будто потерял в спешке. Бандиты клюнули на уловку. Они решили, что мы спрыгнули с балкона. Тиски послал подручных в погоню. Пока он отчитывал Дэна в соседней комнате, я был спокоен.

Однако сейчас Тиски стоит в полутора метрах от меня. Любой шорох нас выдаст с головой. Мы с Марго понимаем серьезность ситуации, а вот глупая Атя. Если котенок пискнет – нам конец!

Я мысленно представляю глиняную фигурку Тиски. Пока глина мягкая. Может, обжечь ее в огне своего страха? Но если Тиски рухнет, прибегут Кабан и Моня. Они уже опытные, сразу сообразят, что к чему, и перевернут кровать. С ними я точно не успею справиться.

Котенку тепло и хорошо между нами, он урчит от удовольствия. Урчание переходит в утробное клокотание. Я злюсь. Тупое неблагодарное животное! Марго отдает свою любовь котенку, который способен угробить ее. А рядом человек, готовый ради нее на всё. Я не вру! А она вечно пилит меня упреками – то за пиво, то за сигареты. Где справедливость?

Урчание нарастает. «Желудочек у котенка меньше наперстка», – сюсюкают в рекламе. Тогда почему он урчит, как взбесившийся пылесос! Мне кажется, что двуспальная кровать вот-вот задрожит. Нет, это невозможно! Я сверну проклятому котенку шею!

– Тиски! Мы под балконом нашли бумаги. Посмотри.

Это голос Кабана. Как он вовремя! Тиски выходит из комнаты, и я шепчу Марго, чтобы она убаюкала котенка.

– Марина Андреева, родилась в Москве, в Солнцево, проживала по адресу… Что это? – прерывает чтение Тиски. – Голубок, помимо бабок они уволокли у тебя документы? Те самые личные дела, которые я велел приготовить для меня. Там паспорта были? Ну, отвечай!

Послышалось утвердительное мычание. Я понимаю, что Дэн еще не вышел из транса, а я выбросил для убедительности первые страницы дела Марго.

– Ты, петушок, облажался по полной! – возмущается Тиски.

– Давай его с балкона швырнем, – предлагает Кабан. – Моня, тащи.

– Застыньте. За этот косяк Голубок мне неустойку заплатит. Рассчитывал получить за товар? Обломилось! Тройной гонорар мне вернешь, Голубок. Усек? Поддайте ему, ребята, чтобы запомнил.

С минуту я слышу увертюру из ругательств, тупых ударов и мученического стона.

– Достаточно, – останавливает подручных Тиски. – Сваливаем. У нашей парочки теперь деньги и документы. Глаз даю, они намылились из города. И я догадываюсь, куда.

Хлопает дверь. Я усмиряю биение сердца. Неужели пронесло!

Проходит несколько томительных минут. Тишина. Я приподнимаю кровать, и мы выползаем. В прихожей валяется Дэн в позе эмбриона. Его руки уже двигаются, он прижимает их к животу, на лице гримаса страдания. Я перехватываю его удивленно-испуганный взгляд, слышу невнятный скулеж.

– Можешь говорить? – Я склоняюсь на Дэном. – Твои губы шевелятся, значит можешь. Говори, для кого это письмо? Кому ты пишешь про меня? Ну! Или я сделаю сейчас с тобой такое!

Я теряюсь, чем пригрозить Дэну, но он, кажется, верит в мои жуткие способности и торопливо ворочает непослушным языком.

– Не знаю.

– Чего ты не знаешь?

– Мне перечисляют деньги, я высылаю информацию.

– Кому?

– Нотариус. Я знаю только адрес.

– Сколько раз ты писал?

– Каждый месяц. Третий год уже.

Ох, ни фига себе! Все годы, что я нахожусь в интернате, некий московский нотариус собирает обо мне сведения.

– О чем ты писал? Ну!

– О твоем здоровье. И что ты вспомнил.

– Да я ничего не помню!

– Я так и писал.

– А почему ты, гад, натравил на нас бандитов? – вмешивается Марго. – В бордель хотел сдать, да? Как остальных? Ах ты сволочь!

Марго лупит ногами Дэна. Тот кричит. Я оттаскиваю ее.

– Хватит шума. Уходим. – Напоследок я предупреждаю Дэна. – Если ты пикнешь про нас, тебе же хуже будет. Я скажу Тиски, что ты знал, что мы прятались под кроватью, а молчанку разыгрывал. Так что подумай прежде, чем докладывать ему.

– Не заложит. – Марго крошит пяткой мобильный телефон Дэна.

Мы с опаской выходим из подъезда. Джипа не видно. Мы топаем по ночной улице, прячась от фар редких машин.

– На вокзал? – спрашивает уставшая Марго.

– Там нас как раз и поджидают.

– Утром поезд. Как же мы уедем?

Марго останавливается, я долго думаю и понимаю, что у нас единственный выход.

– Сначала избавимся от Ати! – Решаю я, и выхватываю из ее руки котенка.

16

Переодеться для Вонючки проблема, его руки живут своей жизнью и через раз слушаются мозг, поэтому спит он в замусоленной одежде, хранящей следы нехитрого интернатского меню. Даже если бы в комнате стояла кромешная темнота, я бы нашел кровать Вонючки по запаху. Однако отсутствие занавесок на окнах и свет придорожного фонаря лишают меня возможности проверить тонкость собственного обоняния. Да я и так прекрасно знаю, что кровать Вонючки торчит на проходе, в самом неудобном месте. Хочешь, не хочешь, наткнешься сразу.

Мы только что с Марго проникли в спящий интернат. Для таких случаев в окне мужского туалета на первом этаже всегда сломаны шпингалеты. Когда-то администрация боролась со странным явлением, меняла шпингалеты и даже заколачивала гвозди в раму, но все равно уступила упорству воспитанников, и «окно свободы» грело сердце самого беспомощного колясочника.

Я осторожно захожу в спящую палату, сажусь на кровать и трясу Вонючку. Его руки дергаются хуже обычного, видимо, мое появление совпало со страшным сном. Я прижимаю Вонючку и шепчу:

– Успокойся. Это я – Солома.

Испуганные глаза Вонючки распахиваются шире рта, узнают ночного гостя и возвращаются к прежним размерам.

– Я принес тебе учебник, как обещал. Это нотная грамота. Держи.

Держать Вонючка толком не может, я демонстрирую ему обложку и запихиваю солидный фолиант под подушку. Так надежнее, наши «добрые» пацаны могут раздербанить книгу ради хохмы. Вонючка благодарно хлопает глазами, из приоткрытых губ стекает слюна, а его руки ловят друг дружку в непрочный капкан. С ним всегда так, когда он пытается улыбаться.

– Когда изучишь ноты, я тебе нарисую их на карточках. Здорово!

Вонючка ищет сияющим взглядом свою коляску со словами на планшете. Тут и ежу понятно, что он хочет найти карточку «радость». Когда он показал мне ее в первый раз, я почувствовал на губах вкус шоколадного эскимо. Вообще-то, эти карточки писал я, и всегда удивлялся, как абстрактные слова на картонке наполняются цветом и вкусом, если их показывает счастливый Вонючка.

Только одну карточку Вонючка приготовил сам. На мой день рождения он неуклюже сунул мне картонку и тут же укатил. На клочке картона вкривь и вкось были наклеены четыре буквы. Представляю, сколько терпения ему потребовалось, чтобы составить слово ДРУГ. В тот момент меня обожгло внутренним пламенем, и даже обездвиженные ноги слегка потеплели. Чертовски приятно иметь друга! Однако подарок я никому не показывал. Вонючка изгой, меня засмеют.

– У меня для тебя еще кое-что. – Я достаю открытку с собором Василия Блаженного, которую получил за победу в шахматах. Это своеобразный билет на поездку в Москву. Директриса придумала такой способ, чтобы поощрить лучших в учебе, самодеятельности и спорте. – Поедешь в Москву вместо меня.

Если бы Вонючка и мог говорить, он бы наверняка онемел в этот момент.

– Ты не волнуйся. Всё по чесноку! Я написал, что передаю тебе. Вот, читай.

Я показываю фразу, где написано, что если Вонючку не возьмут в Москву вместо меня, я покончу с собой и сообщу все газетам.

Вонючка дико вращает глазами.

– Да ты не бери в голову, – успокаиваю я. – Это я приписал, чтобы у тебя не отняли. Короче, кладу открытку под подушку. Завтра покажешь Валентине Николаевне. А за меня не переживай, я в Москве раньше тебя буду.

Я хотел признаться, что победу в шахматах не заслужил, а в Москву еду, чтобы узнать о своем прошлом, но воздержался. Получилось бы долго и путано, а у меня еще одно срочное дело.

– Слушай, у меня к тебе просьба. – Я поднимаю с пола коробку, в которой спит сытый котенок. – Это котенок. Зовут ее Атя. У нее сломана лапа, но она почти срослась. Ты же знаешь, у маленьких быстро срастается. Надо хотя бы недельку за ним поухаживать. Сможешь?

Вонючка с сомнением взирает на пушистый живой комочек в коробке, расцепляет руки, его плечи пытаются спросить «как»? Я беру с планшета две карточки: «да» и «нет», развожу их в стороны.

– На кухне работает тетя Клава с искусственным глазом. Ты ведь знаешь ее?

Вонючка дергает руку в сторону «да».

– Возьмешь Атю с собой завтрак и покажешь Клаве. Она добрая и поймет. Сделаешь?

«Да».

– Я поставлю тебе коробку на кровать, в ногах. Котенок побоится спрыгнуть, и не убежит.

Вонючка тянется к коробке, и я понимаю, что он хочет потрогать котенка. Я прижимаю его ладонь к теплому существу. Приятные ощущения порождают четкое воспоминание. Вот так же когда-то с маленькой сестренкой я обнимал пушистого щенка. Да, так было! Это не наваждение! Но где и когда?

Вонючка доволен. Он улыбается, как умеет.

– Тебе нравится Атя?

«Да».

На кровати у окна ворочается вожак комнаты. Приподнимается.

– Кто там трепется? Солома, ты что ли? – звучит его сонный голос.

Всеобщая побудка в мои планы не входит.

– Спокойно, чуваки. Я комнатой ошибся.

Я оставляю котенка и ухожу.

– Слома, а где твоя коляска?

– Сломалась.

Пока вожак комнаты усиленно трет глаза, проверяя, не сон ли это, я успеваю закрыть дверь.

Марго меня не дождалась и заснула в кабинете физиотерапии. Мы не решились идти спать к своим, опасаясь ненужной шумихи. Скоротать ночь можно и здесь, тем более замок на качающейся двери легко отжимается.

Я осматриваюсь. Марго заняла единственный топчан. Мне остается рабочее кресло, запасная инвалидная коляска или линолеумный пол. Я выбираю хоть и твердую, но горизонтальную поверхность. Выключаю свет и засыпаю с мечтой о словах благодарности, которые услышу от Марго завтра. Ведь я добыл денег, пристроил ее любимую Атю, и у меня есть план, как выбраться из города.

Какой же я наивный! Забыл, что влюбился в девушку-взрыв. Такого яростного разноса как утром я давно не получал.

17

– Ты спятил, Солома! Он же позвонит Дэну, а тот заложит нас бандитам! Как можно быть таким идиотом! Мы снова в жопе! – возмущается Марго.

Это лишь малая часть ее словесной тирады, которая передает общий смысл долгожданной «благодарности».

– Вот и хорошо, – скриплю зубами я.

– Пошел ты в пень! И чего я с тобой связалась!

Я только что переговорил с Киселем. Он ковылял в столовку, а я выкатился к нему в коляске, чтобы отсечь лишние вопросы. Радость Киселя от возвращения друга сменилась кислой физиономией, когда я похвастался, что облапошил Дэна у него на квартире. Женька понял, что наши дорожки окончательно разошлись. А как иначе, если друг оказался стукачом и предателем!

– А может ты, все-таки, подумаешь? – заикается Кисель.

– Хрен твоему Дэну! Не хочу вертеть задницей в его фильмах. Так и передай!

Кисель становится мрачнее тучи. Теперь он наверняка изменит маршрут, протиснется в какой-нибудь кабинет с телефоном и звякнет Дэну. Если честно, на это я и рассчитываю. Это часть моего плана.

Марго не унимается, тычет мне в грудь единственным кулачком и мечет молнии из серых глаз. Кажется, я начинаю въезжать в суть семейных скандалов. Хорошо, что мы не на кухне, не надо уворачиваться от летящих тарелок. Интересно, на сколько часов у Марго хватит запала?

– Ты решил меня сдать в бордель, да? А сам опять станешь паинькой инвалидом и покатишься под крылышко Валентины Николаевны. Вот и колясочку уже присмотрел. Да черт с тобой! Катись! Я свалю одна!

Она отталкивает коляску и выходит из кабинета.

– Паспорт! – кричу я вслед прекрасной даже в гневе девчонке. – Марго, твой паспорт у меня.

Качающаяся дверь распахивается.

– Где?

– В заднем кармане.

– Отдай!

– Возьми!

Марго пытается сунуть руку мне в карман, но с сидячим упирающимся человеком этот трюк проделать сложно. Марго пыхтит, я я буравлю ее нарочито суровым взглядом.

– Я могут тебя уложить. Прямо здесь. А потом…

– Козел! – Звонкая пощечина обжигает мне щеку. – Гони паспорт!

– Ты забыла спросить о судьбе Ати.

Лицо Марго разом вытягивается. Она обеспокоена.

– Ты же отдал ее в надежные руки? Ты не можешь сделать Ате ничего плохого.

– Ты уверена? А вдруг, я оттащил котенка на кухню, отрубил голову и кинул в мясорубку.

– Напугал. Аж, описалась, – храбрится Марго, настороженно изучая меня.

– Значит, ты уверена, что с котенком я поступил хорошо?

– Ты же не конченый урод.

– А почему же ты уверена, что тебе я подготовил подлянку?

– Ты растрепался Киселю! Теперь бандиты знают, где мы, и едут сюда.

– Я сделал это сознательно.

– Потому что дурак!

– А как ты хочешь сесть в поезд? Кабан и Моня наверняка ждут нас на вокзале.

– Не твоего ума дело, Солома. Гони паспорт!

– Толкай мою коляску во двор.

– Чего?

– Того! Я всё рассчитал. Пока Бандиты едут сюда, мы рванем на вокзал. Соображаешь? – я киваю на настенные часы. – До поезда меньше часа.

Марго задумывается, но возмущение еще клокочет внутри нее.

– Как это мы рванем, если ты опять прилип к коляске?

– Хлебовозка. Каждое утро привозят хлеб, сейчас машина уже разгружается. Мы договоримся с водителем, и он подбросит нас к вокзалу. А коляска мне нужна временно, чтобы наши не приставали с вопросами.

– Не мог сразу сказать, идиот!

– Я тоже тебя люблю.

Я смущаюсь от неожиданного признания и выкатываюсь в коридор. Через пару метров мне не требуется крутить колеса, потому что в затылок дышит успокоившаяся Марго. Разум победил, мы снова вместе! Надо обучить ее играть в шахматы, чтобы попробовала мыслить на несколько ходов вперед.

В кабине фургона пахнет свежим хлебом. Марго сидит между мной и пухлощеким водителем с пшеничными усами. Седина тронула его виски так, словно обсыпала мукой. Наверное, таким и должен быть развозчик хлеба. Но растопыренные ноги мужика касаются бедра моей девушки. Мне это не нравится.

– Значит, посылку через проводника получаете, – повторяет нашу версию водитель. – И что вам присылают родственники?

– Как обычно, водку и сигареты, – брякаю я.

Кроме пшеничных усов у водителя имеются пшеничные брови. И то и другое разворачивается ко мне, при этом брови ощутимо опускаются к усам.

– Ты, парень, ничего не путаешь?

– Ах, да! Еще гандоны, чтобы мы сопляков не наплодили.

Под пшеничными усами отвисает балкончик с перилами в виде желтых зубов. А что я такого сказал? Ровно то, что о нас думают городские. Они уверены, что все интернатские воруют, бухают и трахаются. Чего еще от недоделанных детишек ожидать. Мы же выкидыши алкоголичек!

Неожиданно я замечаю мчащийся навстречу черный джип. Тот самый, с московскими номерами, который уже приезжал за нами к интернату.

– Марго, у меня шнурки развязались. Помоги.

Я силой наклоняю девушку к своим коленям и сам опускаю голову. «План сработал, бандосы едут в интернат», – объясняю ей шепотом. Марго касается подбородком моих бедер, а я уткнулся носом ей в волосы. Странная близость наполняет тело щекоткой.

Когда шум джипа проносится мимо, мы принимаем прежние позы и невозмутимо смотрим вперед.

– Он правду болтает? – тихо спрашивает водитель у Марго.

– Шутит.

– А я купился! – Водитель весело крутит башкой, его пшеничные усы растягиваются горизонтально.

– Нет у него шнурков. У него ширинка расстегнулась.

Пшеничные брови взлетают вверх, потом сдвигаются к переносице. Когда мы выходим около железнодорожного вокзала, водитель, по-моему, доволен больше нас.