Текст книги "Разыгрыш Творца"

Виктория с Вадимом стали приходить на все совещания. Они лишь наблюдали со стороны и тихо перешёптывались. Иногда к ним зачем-то, семеня ногами, подбегал Телёнкин, что-то шептал на ухо Вадиму, и тот в ответ всегда улыбался. Но даже сейчас, перематывая эти сцены вновь и вновь, я не могу услышать, о чём конкретно они тогда шептались. Как же мне мешает этот белый свет, исходящий от них! Странно, но Телёнкин вообще не излучал никакого света. Будто обычное тело человека, но никакого свечения.

Спустя некоторое время Вадим с Викторией стали ездить в командировки по всем нашим бизнес-единицам. А через два месяца Вадим объявил, что Виктория теперь руководит проектом развития нашей собственной операционной системы управления, основные принципы которой нам всем предстоит сформировать вместе в ближайшее время. «Наш холдинг будет работать на основе системы балансировки интегральных принципов, которая называется “ТВОЯкратия”, а мы будем называть её “Тундрократия”, – так заявил тогда Вадим. – А пока Виктория проведёт подробный анализ и индивидуальные подготовительные встречи с каждым членом команды».

Мы впервые увиделись с ней наедине спустя целый месяц после её назначения. Я перемотал картинку на момент нашей первой индивидуальной консультации. Мы сидим в переговорной комнате, из окна открывается ставший уже привычным мне великолепный вид на столицу Забории с её хаотичным смешением архитектурных стилей всех времён и эпох. Вот здание в стиле конструктивизм, рядом готический собор, чуть дальше высотка в стиле хай-тек, около которой – рубленый расписной терем.

Виктория притащила в переговорную двух своих кошек. Они были в огромной сумке-переноске с отдельным входом в отсек с кошачьим туалетом. Серую кошку шотландской породы зовут Таисия. А белую британскую – Снежинка. Виктория иногда надевала на них шлейки с поводками и выходила с ними гулять в небольшой сквер рядом с Сити. Но в тот день кошки вальяжно развалились прямо на столе, а Виктория тем временем задаёт мне вполне обычные вопросы: «В чём вы видите свой главный фокус приложения усилий как топ-менеджера?», «Каким вы видите дальнейшее развитие системы управления группой компаний?», «А каждой бизнес-единицей в отдельности?», «Какой вы видите оптимальную корпоративную культуру компании?» – ну и прочий консультантский бред. Я, руководствуясь правилами корпоративного ритуала, отвечаю ей соответственно: «Повышение эффективности, конкурентоспособности, прибыльности, вовлечённости персонала…» В конце встречи она задаёт мне последний вопрос: «Как вы считаете, в чём лично вам как лидеру компании стоит развиваться?» Я – готовый на всё, лишь бы общаться с ней как можно дольше – делаю вид, что затрудняюсь с ответом, и прошу, чтобы она помогла мне определить эти самые мои векторы развития как топ-менеджера. Кто из нас коуч, в конце концов? Виктория, что было крайне для меня неожиданно, произвела тогда на меня абсолютно неизъяснимое словами впечатление, и меня вдруг потянуло к ней так, как давно не влекло ни к одной женщине. Я не мог себе это объяснить хоть сколь-нибудь рационально. Виктория обворожительно улыбнулась мне и пообещала помочь.

С тех пор мы стали проводить коучинговые сессии регулярно, хотя я не осознавал их ценности ни для себя, ни для компании. Но мне так нравилось просто общаться с ней. Каждой встречи я ждал с нетерпением. А её голос… Он пронзал моё тело, словно электрический ток, и каждая его волна вибрировала какой-то необыкновенной радостью и предвкушением… Предвкушением чего?

С каждой встречей я влюблялся в неё всё сильнее. Однажды в конце летнего января[6]6
  Позволю себе напомнить читателю, что действие данного повествования проходит в другом мире, в котором Забория находится в Южном полушарии. Поэтому в январе там лето, а в конце февраля на центральных островах страны уже понемногу начинается осень.


[Закрыть] я засыпал и думал: почему у неё такая банальная фамилия – Колесникова? Что это за фамилия такая? Не Нарышкина, не Долгорукая, не Толстая или, хотя бы, Михалкова. Думал-думал, а на следующее утро проснулся с испепеляющим огнём любви в груди. В феврале неожиданно для самого себя я стал видеть свет вокруг и внутри Виктории. Смотрел на неё и видел свет. Я понял, что схожу с ума. Этот свет переходил от неё ко мне, и я начинал видеть мир сквозь какое-то сияние. Всё становилось исполненным счастья и умиротворения. На какое-то время. Потом мне снова нужна была доза Виктории. Тогда в феврале чувство было уже таким сильным, что не было и мгновения, когда бы я не думал о ней. Виктория была всюду, я разговаривал с ней, даже когда находился в одиночестве. Это было настоящее сумасшествие!! Да-да! Именно так! Сумасшествие! Но о близости с Викторией или даже о флирте с ней не могло быть и речи: она же партнёр жизни Вадима. Вадим легко мог организовать моё внезапное бесследное исчезновение. Он совершал подобное много раз в лихие перестроечные времена, когда рушилась Империя Истины. Это невозможно! Это могло мгновенно разрушить всё, что я строил всю жизнь! И даже лишить меня этой самой жизни… Тем не менее моя страсть к Виктории никуда не девалась, но лишь усиливалась. В последний месяц жизни я даже не мог заниматься сексом со своей содержанкой Анжеликой. Я старался представлять Викторию на её месте, но увы… У меня ничего не получалось. Я продолжал пересматривать кадры наших встреч в феврале. Какая всё-таки странная штука – любовь. Интересно, что даже сейчас, являясь, по сути, пустотой, я испытываю к Виктории те же чувства.

Наша последняя коучинговая сессия произошла накануне моей смерти вечером двадцать восьмого февраля. Вновь и вновь я просматриваю этот эпизод.

Виктория приходит ко мне домой в апартаменты соседнего с нашим офисом небоскрёба в Сити. Её квартира находится на два этажа выше, но я никогда не бывал у неё дома, как и она у меня до этого. Вот она спрашивает, почему я такой мрачный, и я решаю хоть как-то намекнуть на свои чувства. Отвечаю, что совсем запутался и не знаю, как жить дальше.

«Так уж сильно запутался?» – с озорной улыбкой спрашивает Виктория. «Да… Это самая сложная ситуация в моей жизни», – отвечаю я с намёком на продолжение беседы и предлагаю выпить чаю. Я спрашиваю, какой она предпочитает. Она отвечает, что хочет чаю её собственного изготовления. Я улыбаюсь и спрашиваю, что за чай такой. «Разыгрыш», – не без игривости отвечает она, доставая два обычных пакетика с чаем из сумки. Мне слышится «Ройбуш», и я не уточняю. Она кладёт на стол свой телефон и ставит кипятиться воду. Я обращаю внимание на её телефон. Это старенький iPhonus с разбитым экраном. Почему Виктория не заменит его? Неужели для неё это не имеет никакого значения? В конце концов, это неприлично: ходить со старым, да ещё и разбитым iPhonus.

Тем временем Виктория заливает кипятком чайные пакетики, протягивает мне две прозрачных стеклянных чашки и, продолжая улыбаться, предлагает выбрать. Я обратил внимание, что чаи разного цвета: красный и почему-то синий. Прямо как пилюли Морфеуса в фильме «Матрица». Я не мог тогда не пошутить: «Красная покажет мне, насколько глубока кроличья нора?» Виктория смеётся и тут же звонко подхватывает: «О, ещё как покажет. А ты готов?» Она смотрит на меня пристально, чуть улыбаясь. Я молча беру у неё чашку с красным чаем и начинаю пить. Виктория же пьёт со мной и продолжает задавать разные нелепые вопросы вроде «Видишь ли ты возможность, чтобы организация стала давать своим сотрудникам смысл их жизни?». Ты в своём уме, Виктория? Смысл жизни! Как это вообще возможно?! Коммерческая организация существует для того, чтобы приносить прибыль акционерам! А смысл работы сотрудников – получать зарплату и делать карьеру! Это же так очевидно… Но я, разумеется, отвечаю иначе. «Конечно, мы готовы рассмотреть любые возможности повышения эффективности. А привнесение высшего смысла в работу, безусловно, будет полезно для персонала». Виктория улыбается на слове «персонала» и меняет тему.

«Вот и ладно, – загадочно продолжает Виктория, а её губы ещё шире расплываются в мягкой улыбке, – но для этого нам необходим новый уровень лидерства. Ты готов попробовать, Александр?» Ну как я мог оказаться не готов в такой момент! Конечно, я с радостью готов пробовать всё новое!

«А где у тебя спальня? Покажешь мне, Александр?» – ошеломляет меня вопросом Виктория.

Я остановил кадр. Всматриваюсь в своё лицо. Какая нелепая похотливая улыбка застыла на твоём лице, Саша… Кто же знал, что всё так закончится, кто знал… Продолжаю смотреть дальше. И вот Александр с воодушевлённым выражением лица провожает её в спальню. Что за мысли у тебя в голове, Александр?!

«Как ты относишься к медитации, Александр?» – всё с той же мягкой улыбкой спрашивает Виктория. «Честно говоря, пробовал, но не понимаю, как она работает». Виктория парирует: «Ничего, надеюсь, сегодня получится. Садись вот так на кровать, можно просто по-турецки – умеешь?» Я скидываю тапочки и усаживаюсь лицом довольно близко к спинке кровати. Виктория достаёт из сумки лист бумаги с нарисованным маркером по центру чёрным кружком диаметром в несколько сантиметров. Бумажным скотчем прикрепляет лист к спинке кровати и спрашивает: «Александр, у тебя есть сила воли?» Ну что может ответить мужчина на такой вопрос женщине, в которую он влюблён? «Конечно, есть!» – отвечаю я. «Тогда попробуй прямо сейчас смотреть в эту точку 30 минут, не отрывая взгляд. Сможешь?» Как 30 минут? А куда ты уйдёшь? Разве у нас сейчас ничего не произойдёт? Бормочу, разумеется, что смогу… «Ну и ладненько. Если не будешь отрывать взгляд, то увидишь, насколько глубока кроличья нора. А завтра зайди ко мне в кабинет, расскажи о своём опыте. Или даже, может быть, не в кабинет? Давай вместе выгуляем моих замечательных кошек? Приятного путешествия тебе».

Она уже направилась к выходу из спальни. И вдруг спрашивает:

– Можешь пообещать мне одну вещь?

– Конечно!

– Досиди, пожалуйста, до конца, что бы ни происходило. Не отрывай взгляд от точки. Это очень важно. Иначе всё испортишь. Обещаю, что не произойдёт ничего страшного. Договорились?

И в это самое мгновение она неожиданно обнимает меня и целует в щёку впервые за время нашего знакомства. Боже, каким счастливым я чувствую себя в этот момент! Я разглядываю подробнее её глаза в ту секунду. Яркий зелёный цвет её левого глаза оказывается лишь вокруг зрачка, ближе к центру он переходит в жёлтый, а у самой чёрной бездны превращается в тёмно-оранжевый. Правый глаз тёмный, как чёрная дыра, в нём невозможно даже различить зрачок. Какой удивительный взгляд, думаю я тогда… Настоящая ведьма! И лишь киваю головой, соглашаясь на всё. Влюблённый сорокапятилетний мальчишка! Как так можно?! И какое же это счастье… Не зря все люди так стремятся к этому ощущению влюблённости…

«Я просто захлопну дверь. До завтра!» Она оставляет меня одного. Что ж, полчаса смотреть в одну точку – это запросто. Главное, что завтра твой день рождения, Вика, и ты уже назначила мне встречу. А я уже нашёл и купил тебе подарок, хоть он и обошёлся мне в сто тысяч долларов. А может быть, это будет даже свидание?! Она предложила мне выгулять вместе с ней кошек! Господи! Какое счастье…

Я ещё ни разу не возвращался в момент моей медитации за все три дня моего нахождения в состоянии бесформенной пустоты. Видимо, настала пора пересмотреть. Вот моё тело сидит перед этой чёрной точкой. Я проникаю самому себе в голову и внимательно наблюдаю, что же там происходит в тот самый момент.

В первые минуты всё остается без изменений: я просто смотрю в центр листа бумаги. Затем я снова увидел и пережил момент, когда чёрная точка стала почему-то светиться ярким белым светом. Потом по листу пошли волны. Далее пятно начало увеличиваться, и вдруг я увидел в нём различные моменты своей жизни. Я мог видеть любое событие, и, к моему удивлению, чем дольше я за ним наблюдал, тем больше становилась точка. Когда пятно выросло до размера моей головы, оно вдруг превратилось в туннель, в его центре появилась далёкая белая точка, и всё моё внимание устремилось к ней. Я обнаружил тогда, как бешено бьётся моё сердце. Мне стало дико страшно, что сейчас я умру от инфаркта. Захотелось всё остановить, но тут же я вспомнил, что обещал Виктории досидеть до конца, что бы ни происходило… Если сейчас я остановлюсь, то что скажу ей завтра?! Нет уж…

И вот я уже внутри какой-то чёрной трубы несусь куда-то в бездну белой точки. Сердце бешено бьётся, и в какой-то момент я перестаю вообще что-либо чувствовать… Я вылетел из своего тела и увидел, что оно продолжает сидеть в позе медитации, но глаза теперь закрыты. «Видимо, я впал тогда в транс и просто заснул, – подумал я. – Интересно, долго ли я так сижу?»

Я включаю ускоренную перемотку и вижу, что сижу так всю ночь и просыпаюсь только утром. Ноги сильно затекли и почти не слушались. Чувствительность стала понемногу возвращаться. Я увидел, как началось то злополучное двадцать девятое февраля. Вот я открываю глаза и еле-еле шевелю ногами. Я помню, что мне снились странные сны. Там была Виктория, моя бывшая жена, дочка, Анжелика… Да вообще все люди, которых я встречал в жизни. Но пока я разминаю ноги, всё это практически моментально стирается из памяти, как это часто бывает со снами, и я совершенно не понимаю, о каком именно опыте рассказывать сегодня Виктории. Впрочем, просидеть всю ночь в трансе – достойный опыт, пусть и без сохранившихся воспоминаний. После десяти минут массажа ноги стали снова меня слушаться, я встал и отправился в ванную. Двадцать девятое февраля началось. Впрочем, пора вернуться в зал так называемых судебных заседаний. Очень уж не терпится послушать тех, кто убил меня.

СТАРТ!

* * *

Вадим сел на прокурорское место. Слово предоставили адвокату, но Генрих ограничился лишь дежурной фразой: «Я сделаю всё возможное, чтобы доказать невиновность подзащитного. Пусть это и театрализованное шоу – обещаю, я приложу к этому все усилия». Я думаю, Генрих заслуживает снисхождения: всё-таки ему впервые в жизни приходится защищать силиконовую куклу, которая может отвечать только заранее записанными странным клиентом репликами. Кто платит – тот и заказывает музыку. А у богатых, как известно, свои причуды.

Судья громко, как привык делать на съёмках многочисленных телешоу, провозгласил:

– Ну что ж, дамы и господа, перейдём к опросу свидетелей. Со стороны обвинения девять свидетелей, со стороны защиты – ни одного… Приступим. Господин обвинитель, прошу!

– Я приглашаю Геннадия Митрофанова, – тут же подхватил Вадим.

Из зала поднялся тот самый лощёный щёголь в приталенном костюме. На его гладко выбритом, блестящем в свете софитов лице красовались очки без оправы.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил его Вадим.

– Геннадий, председатель оргкомитета самого престижного конкурса среди топ-менеджеров Забории, который называется, как все вы знаете, «Доминанта».

– Расскажите, пожалуйста, суду о вашем взаимодействии с потерпевшим двадцать девятого февраля сего года.

– Как скажете, Вадим… эммм… господин прокурор, – смущаясь, ответил Геннадий и продолжил почему-то сухим официальным тоном:

– Утром двадцать девятого февраля я позвонил потерпевшему Александру Сергеевичу Непобедимому и сообщил, что мне придётся предать огласке факт дачи им вознаграждения в размере ста тысяч долларов за присвоение ему звания лучшего исполнительного менеджера Забории в категории «Управляющий крупными диверсифицированными холдингами». Я принёс ему извинения и сообщил, что наша встреча и передача денег вместе со всем разговором была тайно записана на видео журналистами и должна выйти на телевидении в ближайшее время в прайм-тайм и что я совершенно ничего не могу с этим сделать, чтобы предотвратить обнародование этой видеозаписи.

– А можно поинтересоваться, почему Александр дал вам взятку? – уточнил Вадим.

– Да, хорошо, я расскажу, – гораздо живее ответил Геннадий и энергично продолжил: – Дело в том, что Александр смог попасть только в число номинантов премии, но на самом деле выиграл другой менеджер. Я сказал об этом всем номинантам, рассчитывая, что они начнут предлагать деньги за присвоение премии им. И собирался выбрать того, кто предложит больше остальных. Когда я сообщил ему об этом, он категорически настаивал на присвоении премии себе. В итоге мы договорились на сто тысяч долларов. Остальные номинанты… эммм… просто предложили меньше.

– Что, на ваш взгляд, было мотивом Александра? – продолжал допрос Вадим.

– Кто же теперь знает, господин прокурор? – пожал плечами Геннадий. – Но обычно людьми в такой ситуации движет банальная зависть к успеху других и жажда авторитета, ну и признания в обществе.

– Спасибо. Следующий вопрос: какое отношение к вашему звонку имеет подсудимый Вадим Викторович Валанский? – и Вадим указал рукой на собственный манекен.

Геннадий посмотрел на куклу, потом на Вадима и с некоторой неуверенностью произнёс:

– Это Вадим Викторович убедил меня в необходимости такого звонка ровно в семь тридцать утра. И хорошо за это заплатил.

– Прекрасно. Что было обязательным условием вашей сделки с Вадимом?

– Я должен был в конце разговора сказать Александру, что…

СТОП!

Я останавливаю заседание. Да, всё так и было, что теперь скрывать. Я действительно заплатил эти деньги, чтобы в третий раз подряд получить самую престижную награду среди менеджеров Забории. Никто и никогда такого ещё не добивался! Трижды подряд! Не вижу в этом никакой проблемы. Сейчас не вижу… На войне как войне. Но тогда всё было иначе. Я возвращаюсь в то злополучное утро. Я вижу себя голым, идущим в душ. И вот он – этот звонок от Геннадия. Я, раздетый, стою в душевой и ору в телефонную трубку: «Ты понимаешь, что твоему бизнесу после этого пиндец?! Понимаешь, что ты теперь мой личный враг?!» Моё тело почти целиком охвачено красным свечением. В ответ из трубки продолжают сыпаться извинения и уверения, что ничего сделать невозможно. Мне от этого не легче. Я закипаю от ярости и бессилия. Мне страшно представить, что об этом узнают все. Что моя репутация рухнет! О господи, за что мне это?! Так удивительно сейчас из пустоты смотреть на эту сцену… Но что именно меня задело тогда больше всего? Да, пожалуй, эта его последняя фраза.

СТАРТ!

Я вернулся в зал заседаний и включил продолжение. Геннадий заканчивает мысль:

– Я должен был сказать в конце разговора, что… что я хочу проснуться. Что я считаю эти звания лучших менеджеров чем-то лишним, пустым и ненужным. Что это лишь иллюзия, что это сон, который мы сами себе придумали. И что я не собираюсь в это больше играть. Что я просыпаюсь. И я сказал тогда Александру: «Александр! Ты – это не твой авторитет! Ты – не твоя должность! Ты – не твоя зависть! Просыпайся и ты, Александр! Просыпайся!»

– Хотите ли вы что-то сказать напоследок суду?

– Да. Вадим мне сказал тогда, что это розыгрыш и на следующий день после этого разговора я могу позвонить и сказать ему об этом. Что нет никакой видеозаписи и не будет никакой телепередачи. Я не думал, что всё так печально закончится. Если бы я знал… – с искренним сожалением в голосе протараторил Геннадий.

– Спасибо. Я закончил, – Вадим сел за свой стол.

Судья жестом предложил адвокату перейти к допросу.

Генрих вышел, протирая очки, и задал свидетелю лишь один вопрос:

– Геннадий, скажите, пожалуйста, руководствовался ли мой подзащитный лучшими намерениями?

Геннадий на секунду задумался и продолжил:

– Знаете, сумма, полученная мною от Вадима Викторовича за участие в этом шоу, достаточна, чтобы я мог сказать то, что думаю. И я скажу. Да, конечно, Вадим руководствовался лучшими намерениями. А про себя… Я считаю, что то, чем я занимался последние годы, действительно мерзко. Потому тот разговор с Александром… Он оказал очень благоприятное влияние на меня… Жаль, что с ним так получилось… Я, в свою очередь, больше не собираюсь заниматься никакими менеджерскими премиями. Пойду картины, наверное, учиться рисовать. Или фотографией займусь… У меня теперь есть финансовая подушка, чтобы быть самим собой.

И свидетель удалился обратно в зал. Я же пока сам ещё до конца не понимаю, почему покончил жизнь самоубийством. Сейчас, смотря на всё со стороны, считаю глупым платить сто тысяч долларов за звание лучшего менеджера Забории. А тем более – прыгать с шестидесятого этажа. В этот момент Вадим вызвал второго свидетеля.

* * *

– Я приглашаю в качестве свидетеля и невольного соучастника Галину Иванову. Прошу вас!

Из первого ряда вышла яркая блондинка с кудрявыми волосами и пышной грудью, одетая в строгое чёрное платье, подчёркивавшее её идеальное сексуальное тело. Она сняла солнцезащитные очки, и я увидел её опухшие от бессонницы зарёванные глаза. «Анжелика… – подумал я тогда. – Ну вот, теперь все узнают о моей личной жизни. Ну и пусть. Сейчас уже всё равно», – без сожаления дожевал я свою мысль. Странно в таком состоянии мыслить. Я не могу говорить, но эти мысли… Они стали моим голосом. Они стали единственным, что у меня осталось.

Мне захотелось вспомнить момент нашего общения с Анжеликой в тот злополучный день.

СТОП!

Я вновь остановил заседание и переместился в свои апартаменты.

Выйдя из душа, я чувствую себя лучше, хотя мерзкое ощущение от грядущего разоблачения Геннадием никуда не делось. В этот момент в дальней комнате открывается дверь и входит Анжелика. В халате на голое тело. Ровно в восемь утра, согласно нашему контракту, она должна была заходить и соблазнять меня. То в образе стюардессы, то полицейской, медсестры или тюремной надзирательницы, а иногда и школьной учительницы. Но больше всего она мне нравилась в обтягивающем кожаном белье в садомазо-образе. Эти образы специально для неё подбирала моя помощница Даша.

Анжелика была моей наложницей и жила в небольшой квартире рядом с моими апартаментами, имея возможность через специальную дверь заходить ко мне по утрам ровно в восемь, когда я собирался на работу. Анжелика была моей уже пятой по счёту наложницей. После развода с Ириной я посчитал, что гораздо интереснее, проще, дешевле и безопаснее нанимать женщину для секса по контракту на один год. Моя помощница Даша тщательно отбирала кандидаток под мои запросы, они проходили проверку, медицинское обследование, потом тест-драйв, затем мы заключали контракт. Наложниц временно стерилизовали, пережимая им маточные трубы, и я мог ни в чём себе не отказывать. Я щедро платил им как во время, так и после завершения контракта. Всё было продумано и просто. По условиям контракта Анжелика не имела права покидать квартиру без моего разрешения, и делать это она могла только в сопровождении одного из моих охранников женского пола. Таким образом, я был уверен в безопасности своего здоровья, а то этим распутным женщинам доверять совсем нельзя.

В моём возрасте важен регулярный секс, поэтому такое решение предельно рационально и логично. Но меня теперь нужно было соблазнять, особенно по утрам, когда я бодр и энергичен. Поэтому утренний визит в восемь часов стал обязательным пунктом контракта. И соблазняющая одежда тоже. Это всегда должен был быть сюрприз. И если я не соблазнялся, то ответственность за это несла наложница. Это влияло на показатели её эффективности, за которые полагался ежемесячный бонус. А то по вечерам ничего уже и не хочется. Но после знакомства с Викторией мне не хотелось секса с Анжеликой. Я распорядился, чтобы Даша начала поиск новой содержанки, похожей на Викторию, но ни одна из предложенных бронзово-рыжих и зеленоглазых мне так и не приглянулась…

Впрочем, пора вернуться в зал заседаний.

СТАРТ!

Вадим начал допрос:

– Итак, Галина Валентиновна, скажите, пожалуйста, кем вы приходитесь потерпевшему?

– Я была его фавориткой, наложницей. Ну или содержанкой.

– Можно ли уточнить условия вашей работы?

– Да. Срок контракта – один год. Мне оставался последний месяц работы.

– Расскажите, пожалуйста, что произошло между вами и Александром тем утром?

– Я, как обычно, зашла к нему согласно условиям контракта в восемь часов утра. В этот раз в обычном халате на голое тело.

– В этот раз? А разве в другие разы было как-то иначе? – подняв брови, переспросил Вадим.

– Да, всё регламентировалось условиями нашего соглашения. Я должна была принимать образ, который мне подбирала помощница Александра Сергеевича Дарья. Например, до этого я приходила в образе валькирии, пионерки и рабыни. Но в последние две недели Александр Сергеевич просто отправлял меня обратно или даже не давал доступ в его апартаменты, несмотря на все мои старания. И я уже, честно говоря, начала беспокоиться за свой ежемесячный бонус. Такого раньше с ним не случалось.

– Ясно, спасибо! И что же было дальше?

– Я подошла к нему, посмотрела…

СТОП!

Я хочу это увидеть сам! Я смотрю на себя. Моё лицо сильно раздражено после беседы с Геннадием. Видя это, Анжелика смотрит мне в глаза несколько секунд. Потом сбрасывает халат и поднимает свои тонкие руки. Её пышная грудь при дыхании медленно вздымается вверх-вниз, вверх-вниз… Что сейчас в твоей голове, Александр? Я попадаю внутрь, чувствую гнев и раздражение, которые постепенно стихают, и на смену им приходит вожделение. И что говорит Анжелика?

– Александр. Посмотри на меня. Скажи, что ты видишь? Или кого ты видишь? Тело для секса? Священную женщину? Бессмертную душу?

– Зачем… Зачем ты задаёшь мне эти глупые вопросы? – лишь неуверенно переспрашиваю я тогда.

– Александр, я пришла тебе сказать, что у нас не будет больше секса. Я не хочу больше заниматься этим вот так: из-за похоти, без любви. Это противно и мерзко. Пойми, Александр, что ты – не твоя похоть. Что ты не обязан ей подчиняться. Ты можешь проснуться, Александр! Просыпайся! Просыпайся!

Вот как! И она туда же! И что же я? Что я тогда сделал? Я смотрю из пустоты на самого себя. Вот ком подкатывается к горлу. Моё тело снова охватывает красный свет. Взгляд переводится в окно. Я перехожу на крик:

– Пошла отсюда вон!!! Хрен тебе, а не бонус! Поняла?! Не тебе указывать мне – кем я являюсь и кем не являюсь! Пошла прочь, шлюха!

Анжелика тихо плачет, надевает халат и медленно, опустив плечи и ссутулившись, уходит. Что же будет дальше?

СТАРТ!

Удивительно, но Анжелика повторила на суде всё произошедшее слово в слово!

– Больше вы с Александром не виделись, верно?

– Да, господин прокурор. Вечером я узнала, что он разбился насмерть.

– Спасибо, Галина. Позвольте теперь задать вам вопрос: какое имеет к этому отношение Вадим Валанский? – и Вадим снова указал на свою восковую копию.

– Это Вадим Викторович попросил меня сказать Александру эти слова. Он сполна заплатил мне, компенсировал возможные потери по контракту и щедро добавил сверху.

– Благодарю вас за искренность, Галина, у меня всё.

– Прошу теперь сторону защиты, – быстро подхватил судья, пока Вадим занимал место за прокурорским столиком.

– Да, спасибо, Ваша честь – медленно и уверенно ответил Генрих и спросил: – Уважаемая Галина Валентиновна, скажите, пожалуйста, на ваш взгляд, руководствовался ли Вадим Викторович добрыми намерениями?

– Да, конечно, разумеется. Во время нашего разговора он сообщил мне, что сильно переживает за Александра. Что такой образ не очень подходит для президента группы компаний. Поэтому он и предлагает немного его разыграть. Выбить из привычной колеи, так сказать.

– Скажите, пожалуйста, а является ли ваша эта так называемая работа на Александра Сергеевича официальным трудоустройством?

– Нет, конечно. Оказание сексуальных услуг за деньги запрещено законодательством Забории, как вы знаете.

– То есть можно утверждать, что мой подзащитный освободил вас от сексуального принуждения?

– Ну, если бы это было принуждением, то можно было бы так сказать. Но это была всё-таки честная и хорошо оплачиваемая работа.

– Благодарю вас, у меня больше нет вопросов.

Анжелика заняла своё место в зале. Зрители молчали, никто не ожидал такого поворота событий. Какой-то странный, но интересный розыгрыш! Всем всё больше и больше хотелось узнать, что же было дальше.

* * *

– Приглашаю следующего свидетеля и невольного соучастника тех событий – отца Андрея, – позвал тем временем следующего свидетеля Вадим.

На сцену вышел мужчина в непривычном для священнослужителя Забории свободном образе: джинсы, рубашка и волосы, собранные в хвост. Фигура отца Андрея светилась не таким ясно-белым цветом, как фигуры Вадима и Виктории, но и не серо-болотно-блевотным, как другие люди в зале. В фигуре отца Андрея было много ярких светлых оттенков. Интересно, о чём он сейчас думает? Я влетаю в его голову, но почему-то мне сложно читать его мысли. «Любовь… Свобода… Творчество… Служение…» – лишь доносятся до меня обрывки его мыслей. Интересно, что произойдёт дальше!

– Отец Андрей… – начал было Вадим.

– Можно просто Андрей, – смиренно и добродушно оборвал Вадима святой отец.

– Хм… неожиданно. Хорошо. Андрей, расскажите о ваших отношениях с потерпевшим, пожалуйста.

– Охотно. Александр Сергеевич был одним из самых активных прихожан и самым щедрым жертвователем храма. Сегодня после суда мне предстоит отпевать Александра в церкви.

– Спасибо. Что же произошло между вами и Александром двадцать девятого февраля этого года?

– Да, я расскажу. В тот день…

СТОП! СТОП!

Я переношусь в момент, когда зарёванная Галина… то есть Анжелика, уходит, мягко закрыв дверь. Я вижу себя, одевающегося в строгий дорогой серый костюм с подогнанной к моему бывшему спортивному телу белоснежной рубашкой. Смотрю на ярко-синий, можно сказать, небесного цвета галстук в оттенках логотипа нашей группы компаний… решаю сегодня его не надевать и расстёгиваю верхнюю пуговицу. В петличку пиджака я прикрепляю массивный, усыпанный бриллиантами платиновый значок в виде логотипа компании. Вадим не так давно вручил его мне на торжественном вечере, посвящённом двадцатипятилетию моей работы в «Тундра Групп». Надеваю любимые итальянские туфли из крокодиловой кожи. Я готов к выходу! Что у меня сейчас в голове? Я влетаю в голову и вижу там лишь смятение да хаотичные мысли:

Что за бред происходит сегодня?

Будто всё это не по-настоящему…

Какой-то сон…

Какой-то сюр…

Я остро нуждаюсь в поддержке. Звоню водителю и прошу его ждать меня не в подземном гараже небоскрёба, а на набережной напротив храма. Я подхожу к двери, но вспоминаю о подарке Виктории. Рамка для фотографии формата А4, упакованная в оранжевую фольгу. Интересно, насколько сильно обрадуется Вика, увидев, какое сокровище я ей приготовил в подарок. Я спускаюсь и выхожу на улицу. Там последний день затянувшегося в этом году бабьего лета. Солнечно, светло и голубо! Храм отца Андрея находится между небоскрёбом и набережной, мне очень нужно зайти к нему. Мой духовник, мой пастырь… Сколько интересных бесед произошло между нами за последние годы! Удивительно, конечно, как его храму удалось уцелеть! Когда-то здесь был монастырь, потом появилась приходская церковь при монастыре. После революции и превращения Державии в Империю Истины здесь был детский лагерь и в бывших монашеских кельях жила ребятня, а сам храм использовался как актовый зал для концертов художественной самодеятельности и просмотра кинофильмов. После распада Империи Истины храму вернули исконный статус, а монастырские кельи попали в распоряжение отца Андрея и использовались для проживания его бойцов. Да-да, почему-то отец Андрей так называл своих подопечных. Бойцы. Бойцы за веру! Многие из них постоянно проживали на территории бывшего монастыря, а отец Андрей отвечал за всё.