Текст книги "Разыгрыш Творца"

– Помню. Я обещал его решить, и я его решил, – холодно и спокойно отвечаю я. – Ты работаешь у меня уже два года, зарабатываешь больше, чем раньше, и я не собираюсь тебя увольнять. Это и есть решение. Я же не обещал за тебя заплатить.

Я нахожу в своей голове раздражённые мысли: «Да что он о себе возомнил? Неужели он сам не понимает, что мне логичнее не платить? Ведь если тебе некуда идти, то и работать на своём текущем месте ты будешь лучше и старательнее, будешь держаться за это место. Да и экономия к тому же…»

Дилшод молчит какое-то время.

– А могу я вам рассказать восточную притчу? Мне поведал её дедушка Шерзод, когда я был маленьким.

– Ты ещё никогда не рассказывал мне притч. Валяй, – подозрительно, но с интересом разрешаю я.

– Однажды по пустыне шёл караван. Опустилась ночь, и караван остановился на ночлег. Мальчик, присматривающий за верблюдами, спросил у проводника: «Верблюдов 20, а верёвок всего 19, как быть?» Тот ответил: «Верблюд животное глупое, подойди к последнему и сделай вид, будто его привязываешь, он поверит и будет вести себя спокойно». Мальчик сделал так, как велел проводник, и верблюд действительно спокойно стоял на месте. На следующее утро мальчик пересчитал верблюдов, все 20 были на месте. Торговцы погрузили на них поклажу. Все верблюды выстроились в вереницу и направились к городу. Все, кроме одного. «Старший, один верблюд не идёт за караваном», – заметил мальчик. «Тот, на которого вчера не хватило верёвки?» – переспросил проводник. «Да, как вы догадались?» – подтвердил мальчик. «Не важно, подойди и сделай вид, будто отвязываешь его, иначе он будет считать, что всё ещё связан, и не двинется с места». Мальчик так и сделал, и караван в полном составе продолжил путь.

Я молчу какое-то время…

– Что ты мне этим хочешь сказать, Дилшод?

– Вы сами прекрасно всё понимаете, Александр Сергеевич. Мы все – верблюды в этой жизни. Мы привязаны тем, чего не существует. Вот вы привязаны алчностью, жаждой наживы, стремлением заработать во что бы то ни стало. Поэтому не стали держать обещания. Но всего этого не существует. Верёвки нет, понимаете? Верёвки не существует! И когда вы поймёте это, вы сможете проснуться.

– Что ты сказал? – еле слышно переспрашиваю я, впрочем, уже не удивляясь ничему…

– Я хочу сказать: просыпайтесь, Александр. Вы – не ваша жадность. Вы – не ваша жажда наживы. Вы – не ваша власть. Просыпайтесь…

– Останови… – тихо говорю я. – Я дойду дальше сам… Ну… Останови же немедленно! – практически обессиленно говорю я.

Я хватаю подарок для Виктории и выхожу из машины. До Сити осталось примерно триста метров. Я перешагиваю через маленький заборчик, который отделяет дорогу от газона, через пять метров перешагиваю ещё через один, отделяющий уже газон от набережной. Целый день мне говорят, чтобы я проснулся. И весь день меня сопровождают всякие заборы и ограды. Интересная у нас всё-таки страна. Не зря её называют Заборией! Пожалуй, можно вернуться в зал заседаний.

СТАРТ!

Дилшод ответил на вопрос прокурора:

– Охотно. По дороге в школу я молчал, но на обратном пути я… – и далее Дилшод детально пересказал весь диалог, который я только что наблюдал.

– Но ведь вы вряд ли до этого додумались сами, верно?

– Верно. Меня подговорил к этому обвиняемый – Вадим Викторович.

– Обещал ли он вам что-нибудь в качестве вознаграждения?

– Он внёс за меня компенсацию, и теперь меня нет в чёрных списках таксистов. Также он заплатил мне аванс за полгода вперёд, как он сказал, «на всякий случай».

– Спасибо, у меня больше нет вопросов.

– Очередь стороны защиты. Пожалуйста, – поторопил адвоката судья. Заметно было, что судье нравится всё происходящее и ему самому не терпится узнать, как развивалась история дальше.

– Дилшод, расскажите, пожалуйста, – неторопливо начал Генрих, – как Вадим аргументировал необходимость сделать то, что сделали вы.

– Вадим Викторович сказал, что он хочет, с одной стороны, разыграть Александра, а с другой – помочь ему исправить свои ошибки.

– Вы согласны с тем, что у него не было умысла причинить вред Александру Непобедимому?

– Разумеется.

– Благодарю вас.

Дилшод спустился со сцены. Зал тут же загудел ещё сильнее. Зрители перешёптывались, и со всех сторон можно было услышать обрывки фраз: «А что этот ему сказал?.. Ты – не твоя жадность?.. Ты – не твоя жажда наживы?.. Какой розыгрыш!.. Розыгрыш про пробуждение, получается?..» – повторяли все вокруг и фотографировали сидящих в первом ряду свидетелей. Ну а я подгоняю время, чтобы понять, почему они убили меня, а главное – как они это сделали.

* * *

СТОП!

Что тогда происходило со мной? Вот я стою и долго смотрю на Лоскву-реку за гранитным ограждением набережной. Пустота. Потерянность. И какая-то безысходность и бессмысленность. Что вообще происходит сегодня? Дико хочется курить. И вдруг я замечаю рядом облокотившегося на гранитный парапет набережной Телёнкина – референта Вадима! Он весь в чёрном, его давно не мытые волосы противно блестят на солнце. А я даже не помню, как его зовут…

– Вы случайно не курите? – не здороваясь, я обращаюсь к нему.

Он поворачивается ко мне, улыбается во весь свой жёлто– и кривозубый рот и быстро-быстро кивает. Странный тип.

– Ради бога, угостите, пожалуйста, сигареткой?

Он протягивает мне пачку. Это оказываются тонкие сигареты Vogue. Я беру одну, он тоже, и мы закуриваем. Затягиваясь, спрашиваю:

– Прошу прощения, но я совсем забыл, как вас зовут…

Он улыбается ещё шире и отвечает:

– Ну, конечно, мы же не общались с вами раньше. Зовите меня, скажем, Фегот.

– Фегот? Не Федот? Не Фёдор?

– Ну, конечно, Федот, – отвечает он, но я-то точно слышал, как до этого он сказал Фегот. Что за странное имя? Я перемотал обратно и прослушал снова. Точно. Фегот. Действительно, странное имя…

– А вы – личный референт Вадима Викторовича? – больше чтобы поддержать диалог, спрашиваю я.

– Да, именно так. И Виктории Викторовны, – и он продолжает так же нагло улыбаться.

– А давно вы с ним?

– Вот уже как почти семь лет… – таинственно подмигивая и будто гримасничая, отвечает он мне.

– А как давно вы референт Виктории? – мне интересно всё, что связано с Викторией.

– Ооооо… С Викторией Викторовной я уже очень-очень давно. Боюсь и года считать – собьюсь! – и он стал смотреть на водную гладь реки.

Мы молча докуриваем. Я решаюсь его попросить:

– А можете отдать мне всю пачку? Или продайте мне её! Вот пять тысяч, пожалуйста! – я смущённо тяну ему купюру, но он смотрит на меня с усмешкой.

– Что, тяжёлый день, братишка? – неожиданно фамильярно вдруг заявляет он. – Ты какой-то потерянный, сонный. Тебе бы взбодриться, а ещё лучше…

Я уже знаю, что он мне скажет. Ну, конечно…

– …проснуться!

Ну вот, и ты туда же?! Я уже молчу. Не реагирую. Всё-таки референт Вадима Викторовича. Нет сил говорить и удивляться.

– На, бери всю пачку, денег не надо. И зажигалку тоже, – так же фамильярно продолжает Фегот, или как его там? – Береги себя!

Он уходит, ссутулившись, в другую от офиса сторону по набережной.

Закуриваю вторую сигарету. Давно не курил, кружится голова. Ещё больше пустоты. Отрешённость. За второй закуриваю третью. В руках подарок для Виктории. Виктория! Осталось совсем недалеко дойти до офиса. Я обещал тебе рассказать про свой опыт медитации. Сегодня твой день рождения.

И, может быть, пойдём выгуливать твоих кошек? Я иду к зданию, и… У входа меня встречает Лёша Востряков – мой вице-президент по коммерции. Да он же, должно быть, следующий свидетель!

СТАРТ!

Я хочу узнать, что он скажет!

– Вызываем следующего свидетеля, Алексея Вострякова!

Так и есть! Вадим вызывает их по порядку! Лёша выходит на сцену. Лёша. Мы 24 года работаем вместе, с тех пор, как я принял его на позицию ассистента трейдера. Он всегда был моей правой рукой. Когда я поднимался по служебной лестнице, он шёл за мной следом. Когда я стал президентом группы, выбор нового вице-президента по коммерции был очевиден. Такой же жёсткий, как я. Такой же целеустремлённый. Острый, неудержимый, смелый. И преданный. За все эти годы ни разу меня не подвёл. Неужели и ты, Брут? Вадим продолжает своё странное шоу:

– Алексей, расскажите, пожалуйста, о том, что произошло двадцать девятого февраля.

– Я встретил Александра у входа в здание штаб-квартиры…

СТОП!

– Привет, Саша, – издалека приветствует меня он. В нашей компании все топ-менеджеры обращаются друг к другу на «ты» и по имени, но это не дозволяется подчинённым, которые обращаются к руководителям на «вы» и по имени-отчеству. Ещё издалека я заметил у ног Лёши огромный золотой кубок, который я вручил возглавляемому им департаменту коммерции чуть меньше месяца назад.

– Привет, Лёша. Что это у тебя? И зачем?

– Это кубок – приз самому инновационному подразделению, разве ты не узнаёшь?

– Да, но зачем он здесь?

– Я хочу вернуть тебе его. И командную премию тоже. Если не возражаешь, мы отдадим её в фонд Хвабенского и потратим на десять операций для малышей.

– Но почему? – уже не удивляясь странностям этого дня, интересуюсь я.

– С тех пор, как ты инициировал вручение этой награды четыре года назад, её ежегодно выигрывало только одно подразделение – коммерческий блок. Неудивительно. Ведь мы больше всех общаемся с клиентами, слышим их чаяния и ожидания и нам легко предлагать идеи для инноваций.

Я вяло возражаю:

– Но ведь благодаря этому количество инновационных проектов выросло в пять раз в целом по компании.

– Пожалуй. Но другие подразделения перестали вообще предлагать что-либо.

– Полагаю, ты прав… – безразлично соглашаюсь я. Мне, честно говоря, уже всё равно. – А почему от денег отказываетесь? Если коммерсанты отказываются от денег – это тревожный симптом, – пытаюсь шутить я, но Лёша не улыбается.

– Знаешь, я понял, что улучшать компанию за вознаграждение – это всё равно что заниматься сексом за деньги. Я не хочу больше играть в такие игры, – неожиданно смело заявляет он.

– Да? А в какие игры ты хочешь играть? – пытаясь выразить удивление, спрашиваю я.

– Знаешь, Саша, я так много узнал за последний месяц. А что, если можно создать организацию, в которой люди будут предлагать идеи… просто для того, чтобы сделать мир лучше? Чтобы творить и получать от этого удовольствие? Чтобы реализовывать свой потенциал?

– Ты думаешь, такие организации существуют? Даже в церкви это невозм… – я вспомнил Андрея и осёкся.

– Но ведь это возможно? – продолжает Алексей. – А если возможно, то почему бы в это не сыграть? Знаешь, мне сейчас кажется, что все люди спят, но они могут проснуться…

– Проснуться? – предвидя, что дальше скажет он, переспрашиваю я тихим голосом.

– Да, именно.

– И как это должно выглядеть?

– Да просто, Саша! Просто! Просто просыпайся, Саша! Пойми, что ты – не твоя карьера! Не твои победы! Не твои награды и эти чёртовы кубки! – и Алексей пинает кубок, который опрокидывается и, гремя, катится к моим ногам.

Я смотрю на себя со стороны. Ни один мускул не дрогнул на лице. Уже всё равно. Нет никаких сил. Сумасшествие. Какое-то безумие весь день…

– Оставь меня, Лёша, пожалуйста. Пойду, – я направляюсь к входу в здание, но перед дверью останавливаюсь, оборачиваюсь и бросаю: – Не думал, что и ты туда же… Эх…

СТАРТ!

Вадим переспрашивает Алексея:

– Значит, так всё и было? Какое отношение к этому имеет обвиняемый?

– Месяц назад Вадим собрал топ-менеджеров и сказал, что мы должны пройти вечерний курс обучения у Виктории Колесниковой. Но об этом обучении не должен знать Александр Непобедимый.

Что? Без моего ведома? Ну и ладно. Впрочем, я не удивлён. Логично всё складывается. Снова Виктория. И Вадим. Это они убили меня! Но как?! Алексей продолжает:

– …Это обучение перевернуло моё представление о менеджменте. Виктория рассказала, как устроена Игра. Она рассказала нам о том, что есть следующий уровень Игры! Но… Я не мог рассказать об этом Александру, Вадим настойчиво попросил меня не делать этого.

– А что он попросил вас сделать?

– Вернуть ему кубок, премию и произнести вот эти фразы про пробуждение, но Александр меня не дослушал и сразу ушёл в здание. Он был такой уставший тогда, такой странный. Я никогда раньше его таким не видел.

Вадим закончил:

– Ясно, спасибо, у меня больше нет вопросов.

Очередь перешла к Генриху:

– Вы сказали, уважаемый Алексей, что… эммм… Работать ради денег – это всё равно что жить, чтобы дышать и есть?

Алексей улыбнулся:

– Не совсем так, но близко по духу.

– А для чего тогда работать?

– Чтобы получать невероятное удовольствие от творчества – от того, что делаешь этот мир лучше, сильнее, светлее… – голос Алексея вдруг стал звонким и самозабвенным, – да вы даже не представляете, какая энергия скрыта внутри каждого из нас! Настоящий ядерный реактор! Понимаете ли вы это?

– То есть то, что Вадим попросил вас сказать Александру, вы считаете благом, верно?

– Только так и считаю. За последний месяц я совсем иначе увидел эту жизнь – как Игру! Но… Кто же знал, что так всё закончится…

– Спасибо, у меня больше нет вопросов.

* * *

– Следующий свидетель – Денис Бушман – личный финансовый консультант Александра. Прошу!

На сцену вышел среднего возраста человек в элегантных брюках и водолазке. Вадим начал:

– Расскажите о ваших отношениях с потерпевшим, пожалуйста.

– Я управлял значительной частью его активов и по доверенности от его имени совершал инвестиционные сделки с личным капиталом Александра Сергеевича.

– И что же произошло между вами двадцать девятого февраля?

– Короткий телефонный разговор…

СТОП!

И вот я уже в холле нашей офисной башни. Я миную пост охраны, его сотрудники услужливо пропускают меня через турникет без электронного ключа. Поднимаюсь на шестидесятый этаж для руководителей высшего звена на специальном лифте, на котором могут ездить только топ-менеджеры компании, направляюсь к Виктории. В руках подарок. Пусть будет то, что будет. Я внимательно смотрю на себя со стороны, изучаю последние, как оказалось, минуты моей земной жизни. Что заставило тебя совершить это, Александр? Лифт останавливается, я выхожу в коридор, и вот он – телефонный звонок от Дениса Бушмана.

– Алло!

– Александр Сергеевич. Плохие новости. Простите меня, – Денис говорит сбивчиво, что очень на него не похоже. Плохой знак, но за сегодняшний день я уже привык и готов ко всему.

– Что случилось? – как-то безразлично спрашиваю я.

Странно. В обычной ситуации я бы очень напрягся, когда финансовый распорядитель так начинает разговор. Но на своём лице я не увидел уже никаких эмоций.

– Я проиграл без вашего согласования более девяноста процентов капитала портфеля. Долго объяснять. Это всё акции Tezla. Я поставил весь портфель на понижение, ну некуда им больше расти! Должен был сорвать куш! А они выросли в полтора раза! Я не успел, и позиции закрылись по Margin Call. И сразу же акции рухнули в два раза! Тут же! В общем, расскажу при встрече. Когда мы можем увидеться лично? Я всё объясню… Я готов свою квартиру продать, но этого будет недостаточно… Встретимся?

– Видимо, не сегодня… – совсем тихо протягиваю я.

Молчание в трубке… И вдруг Денис начинает говорить совсем о другом:

– А знаете… Мне так всё это надоело. Активы, рентабельность, ликвидность, медведи, быки… Будто какой-то сон длиной в 25 лет. Не могу больше! Хочу проснуться от этого всего.

И ты туда же!

– О чём это ты?.. – обречённо протягиваю я, впрочем, уже зная, что он скажет.

– Я? – как-то сонно вдруг произносит Денис. – Знаете, у нас в детстве в пионерском лагере была такая забава. Мы покупали два ящика лимонада и садились в круг. Ставили песочные часы на минуту, в течение которой игрок должен был выпить стакан. Через минуту стакан передавался следующему игроку по кругу и так далее. Кто раньше всех вставал и бежал в туалет, тот и платил за весь лимонад. Ну или тот, кто обоссался, хотя до такого почти никогда не доходило. Почти… У нас был мальчик, у которого не было денег заплатить за всех. Но он всё равно играл в эту игру, потому что любил лимонад и верил, что никогда не проиграет. В итоге он не выдержал и обоссался прямо в комнате. Мочевой пузырь не выдержал. Мы избили его, конечно, так как он не смог заплатить, и потом всю смену называли его зассанцем, бомжом и голодранцем. Такая вот жестокая игра. Ничего не напоминает вам?

Я нашёл в себе силы улыбнуться и ответить:

– Пожалуй, напоминает. Ты только что проиграл в этой игре. И я вместе с тобой. Мы с тобой оба теперь, получается, зассанцы.

Денис устало продолжил:

– Мы растём, но это всё равно – игры. Просто во взрослом возрасте мы их не выбираем. Это они выбирают нас. Я хочу сказать вам о том, что нам всем пора проснуться от этих крысиных бегов, от всех навязанных нам игр. Просыпайтесь, Александр Сергеевич! Просыпайтесь! Вы – не ваши деньги! Вы – не ваши инвестиции! Вы – не ваша алчность! Вы – не ваша жадность! Вы – не…

Я перестаю слушать неожиданную для Дениса, но ожидаемую для сегодняшнего дня тираду и равнодушно сбрасываю звонок и как-то машинально с силой швыряю телефон в стену, разбивая его. В моей руке свёрток с подарком для Вики. Вот и всё, что мне сейчас необходимо. Я иду к ней. Ничто уже не имеет значения. Разве так я представлял себе этот момент, когда покупал подарок для Виктории?

СТАРТ!

Вадим продолжил задавать вопросы свидетелю:

– Денис, а какое отношение к данному разговору имеет подсудимый?

– О, это он заплатил мне хорошую сумму и попросил так разыграть Александра. А на следующий день я должен был с ним встретиться и сообщить, что это типа… Розыгрыш! Все капиталы целы, и даже прирост в криптовалюте в два раза! Но… Кто же знал, что так всё закончится.

– А розыгрыш, предложенный Вадимом, мог предполагать последствия в виде суицида?

– Увы, это так. Люди нередко выбрасываются из окон из-за потери капитала. Весьма типичный сценарий.

– У меня больше нет вопросов.

– Слово адвокату, – с интересом наблюдая за происходящим, проговорил судья.

Надо же, Денис оказался единственным, кому эти ребята не промыли мозги. Видимо, даже чары Вадима и Виктории не действуют на финансовых консультантов. Воистину, сказано, что проще верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем человеку, который считает, что он – это его деньги, в Царствие Небесное. Так ведь, вроде?

– Скажите, уважаемый Денис, – подхватил Генрих, – является ли потеря инвестиционного портфеля чем-то необычным в практике вашей сферы деятельности?

– Нет, отнюдь не является. Такое происходит постоянно. Люди азартны. Люди жадны. Люди сребролюбивы. Так всегда было, так всегда будет.

– А является ли предательство финансовых доверителей чем-то выходящим из ряда вон?

– И такое случается, но гораздо реже.

– То есть и это, можно сказать, обычный сюжет?

– Можно и так сказать.

– Вы ведь не призывали подсудимого к самоубийству?

– Нет, как вы сами можете понять из моих слов.

– На ваш взгляд, расстроился ли потерпевший из-за ваших слов?

– Удивительно, но мне показалось, что он был безразличен к новостям. Что-то другое заботило его.

– Спасибо, у меня всё.

– Тогда прошу выйти следующего свидетеля – Викторию Колесникову.

* * *

Она не вышла, а выпорхнула, взлетела на сцену. Ну почему? Почему я продолжаю её видеть летающей и скользящей по этой жизни? Вадим звонко и возбуждённо не сказал даже, но будто просвистел:

– Ну и что же произошло у вас в кабинете, Виктория? Расскажите нам. Зритель в предвкушении развязки и жаждет определённости! Не томите его, пожалуйста.

СТОП! СТОП! СТОП!

Зеркальная дверь кабинета Виктории не была закрыта. Я смотрю на своё отражение и вижу уже немолодого, уставшего, испуганного человека. Нет, в таком виде входить не следует. Я иду в туалет, умываюсь холодной водой, закрываю глаза, настраиваюсь. Ничто не имеет значения. Ничто не важно теперь. Есть только любовь, и она важнее всех сегодняшних потерь.

Надеясь сделать Вике сюрприз, вхожу без стука. Я впервые в её кабинете. Рабочие консультации мы обычно проводили в переговорных комнатах или у меня в кабинете. Я вижу зеркальные стены во всю высоту кабинета, зеркальный потолок и даже пол. В центре стоит прозрачный стеклянный стол с прозрачными же стульями. Невероятно светло и ярко. У стены белоснежный диван, на нём мирно спят две кошки. Я выхожу в центр комнаты и вижу многочисленные отражения самого себя, уходящие в бесконечную даль взаимно отражающихся стен, пола и потолка. На столе у Виктории горящая свеча, её огонь тысячами отсветов отражается в зеркальных стенах комнаты.

У всех топ-менеджеров на верхнем этаже есть особый стеклянный балкон, получающийся из раскладывающегося стеклопакета простым нажатием на кнопку. Виктория стоит на балконе над бездной города, наслаждаясь величественной панорамой Лосквы. Одета она как всегда странно: рыжие брюки в обтяжку и такая же обтягивающая водолазка. Её костюм напомнил мне расцветку рыжей кошки. Да, дикая кошка – это её сегодняшний образ. Миниатюрная. Взгляд мой сам собой падает ниже её спины, и я замечаю, что совершенно не чувствую похоти. Её фигура сзади идеальна, она потрясающая, но мыслей о сексе совершенно не возникает. Замечаю, что Вика курит. Никогда раньше не видел её с сигаретой. С минуту я молча стою в центре кабинета и любуюсь ею. Холодный осенний ветер играет с её огненно-яркими бронзовыми волосами, солнце снопами искр отражается в них. Виктория так прекрасна на еле различимом стеклянном полу балкона. Я тоже закуриваю и решаюсь тихо подойти к ней сзади. В одной руке сигарета, в другой подарок. Подхожу ближе и аккуратно поднимаю на уровень её глаз оранжевый свёрток.

– Ух ты, что это такое?! – будто из недр груди вырывается её мурлычущий голос.

Она берёт сверток, оборачивается ко мне и обольстительно улыбается, бросая игривые взгляды то на меня, то на подарок. Я не успеваю ответить.

– А ты тоже куришь?! Не знала… Не знала… А я вот тоже иногда… Знаешь, в день рождения, бывает… Что ты мне подарил?

– С днём рождения тебя… – думаю, как её назвать. Хочется сказать «любимая» или хотя бы «родная», но обращаюсь по имени, – …Вика.

– Спасибо! Очень интересно, что там! – заливисто щебечет она.

Она начинает раскрывать свёрток, я стою на расстоянии вытянутой руки, чувствую аромат Виктории. О, как же он меня пьянит! Ни от одной женщины за всю жизнь я не ощущал такого благоухания! Мы так близко…

Но вот свёрток открыт, Виктория выходит с балкона в центр комнаты, читая, что написано на подаренной ей фоторамке.

– Интересно-интересно! Неужели это… – и она начинает читать вслух: – «Смерти нет… Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты… Мы увидим чистую реку воды жизни… Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл… большего порока… трусость…». Неужели это автограф самого Булгакова?

– Так и есть… Ты подарила мне книгу «Мастер и Маргарита» месяц назад, сказав, что она твоя любимая. И я решил сделать тебе такой подарок.

– А вот здесь ещё красными чернилами написано. «…и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок».

– Это не чернила, Вика. Это кровь. Я попросил провести химический анализ. Возможно, это кровь самого Булгакова.

– Неужели… Я слышала историю о том, что Булгаков написал более ста листов рукописи со словами про страх и трусость. Он очень любил разыгрывать людей и завещал раз в год дарить по одному из этой сотни листов тому, кто выполняет определённые условия. Например, один из вариантов был подарен молодому человеку, который в день сожжения первой версии рукописи первым положил цветы ему на могилу. Там много условий было. Откуда это у тебя? Что ты сделал?

– Эммм… Если честно, я купил это у распорядителя архива в главной библиотеке за сто тысяч долларов, предложив самую высокую цену.

– Вот как? – мне показалось, что Виктория чуть расстроилась. – Какие времена нынче пошли. Никаких тебе розыгрышей и условий, только деньги. Хорошо хоть они исполняют его завещание и раз в год освобождают по одной странице рукописи… Но спасибо тебе. Я очень тронута. Это очень ценная для меня реликвия. Как твоя чёрная точка? Как прошла твоя практика?

– Вика, знаешь… Это не имеет значения… Я хочу сказать тебе одну действительно важную вещь…

Я смотрю на себя из пустоты. Волнуюсь, как десятиклассник. Такой забавный. Такой беззащитный. И жалкий… Виктория резко прерывает меня.

– Я догадываюсь, что ты хочешь мне сказать. Но сейчас я некоторым образом в роли коуча, поэтому расскажи-ка мне про свой опыт с чёрной точкой.

– Знаешь… Это было интересно. Пространство расширилось, точка засосала меня, но я мало что помню. Там было что-то про моих детей, про бывшую жену, вообще про всех, кого я встречал в жизни. Но я ничего уже и не помню. Это не имеет никакого значения для меня сейчас. Мне важно сказать тебе… – неожиданно для самого себя я возвращаюсь к своему решению, но…

– Прекрати!

Я замечаю, что на моём лице появляется какой-то жалкий испуг. Виктория же продолжает деловым тоном спрашивать.

– А что случилось после пробуждения? Что произошло до того, как ты пришёл ко мне?

– Чертовщина какая-то, честное слово. Такое впечатление, что я попал в некий вселенский розыгрыш, будто все сговорились и просят меня проснуться. Какой-то безумный флешмоб…

– Можешь мне рассказать?

– Абсолютно все, с кем я сегодня встретился, только и твердили мне, что я – не моя похоть, не моя алчность, не мои деньги, не моя карьера… Да много чем я как бы не являюсь. И постоянно этот призыв от всех… Просыпайся! Просыпайся! Просыпайся…

– Вот как? И что же ты? – продолжала мурлычущим будто из недр груди голосом задавать вопросы Виктория.

– Я? Сначала я был в ярости. А теперь мне всё равно. Меня будто не стало сейчас. Я – будто никто. Просто всё перестало иметь значение. Есть только ты… И есть только моя к тебе…

– Подожди! – Виктория заливисто хохочет. – То есть что же: чего не хватишься, у тебя ничего нет?

– Я запутался, Вика… – и вдруг быстро, почему-то хрипящим голосом, громко выкрикиваю: – Я люблю тебя, Вика! Я люблю тебя! Люблю! – и сам ужасаюсь, как неловко это получается, как глупо…

Я делаю шаг к ней, но она тут же по-кошачьи отскакивает на три шага назад и как ни в чём не бывало продолжает:

– Любишь? Ну и чего же ты хочешь?

– Я… – я не понимаю, что мне делать теперь и лишь повторяю: – Я… я…

– Ну хорошо, вот ответь мне: что такое твоя любовь?

– Я вижу в тебе… Я вижу в тебе свет… Я через тебя везде вижу свет… – и в сердцах кричу: – Любовь – это безумие какое-то!

– Безумие, говоришь? Хорошо. Принято. Неплохой ответ, кстати, хоть ты и не осознаёшь пока его сути. А кто ты? Ответь мне. Кто ты?

– Я? Что за странный вопрос. Я – Александр Сергеевич Непобедимый, человек.

– Да? И из чего же состоит этот Александр Сергеевич Непобедимый? Этот человек? Эта личность?

– Как из чего? Я – президент «Тундра Групп», я – отец своих детей, я – гражданин Забории. У меня много ролей.

– Хорошо. А кем ты не являешься, Александр?

– Я не… – и в этот момент я понимаю! Понимаю, наконец, чем я не являюсь, и почти криком отвечаю Виктории: – Точно! Я – не моя похоть! Я – не моя алчность! Я – не моё тщеславие! Я – не моя жадность! Я не являюсь ничем из того, что бы являлось для меня важным до сегодняшнего дня! Я – Любовь! Я – это моя любовь к тебе, Вика! Я понял!

Я понял!

Вдруг я раскрываю объятия и бегу к Виктории, но она легко уворачивается, вновь в два прыжка оказывается в другом конце комнаты и тут же со своей хитрой усмешкой почти кричит мне весело:

– Молодец! А что, если я скажу тебе, что ты – не твоё тело? Что ты – никакой не Александр Сергеевич Непобедимый?

Я стою на месте и уже ничего не понимаю.

– Что значит – не моё тело? А кто я тогда?

– Да ты же сам мне сегодня подарил рукопись! Вот, читай, там в самом начале написано.

Я беру со стола рамку и вижу в самом верху страницы: «Смерти нет…». Что значит – смерти нет? Разве люди не умирают каждый день? Разве я не умру?

– Я не понимаю, Вика… Что значит – смерти нет?

– Да пойми же, что ты – не твоё тело. Ты – не Александр Непобедимый. Ты – не твой страх смерти! Просыпайся, Александр! Просыпайся!

Вот он – кульминационный момент! Я ставлю действие на паузу. Что сейчас в моей голове? Ничего! Пустота и… дикий страх… Что значит «я – не я»? Что значит – нет смерти? Я же люблю…

Я продолжаю действо.

– Вика, я люблю тебя! Я пришёл сюда сказать тебе это!

– Тогда просыпайся, Александр!

– Но как?

– Смерти нет! Смерть – это жизнь! А жизнь – это смерть! Ну, соображай же, давай! Ты почти готов!

– Я не понимаю… Не понимаю… – бормочу я тихо, – ты так нужна мне сейчас. Всё, что было мне дорого… Я так много потерял сегодня. Я не понимаю. Ты нужна мне, Вика!

Виктория звонко хохочет, и её смех, будто круги по воде, распространяется вокруг и заставляет пространство вибрировать. Внутри меня всё сжимается, мир начинает уплывать из-под ног. Я схожу с ума. Звенящий голос Виктории разящими пиками пронзает меня:

– Да кто ты, чтобы любить меня?! Пойми, кто ты такой? Кто меня на самом деле любит?

– Господи… – потерянно лепечу я, – если я – не мои привязанности, которые были всю жизнь важны для меня… Получается, я – никто?

– Как никто может любить? Что такое любовь? Ну же!!! – наседает Виктория.

– Любовь для меня сейчас – это всё… Получается, что я – это всё и ничто одновременно? Но как это возможно? – совсем потерявшись, бормочу я.

– Так же, как возможны жизнь и смерть одновременно, Саша! Просыпайся же!

– Что мне следует сделать? Я не понимаю…

– Проснуться! Тебе следует проснуться, Саша! Просыпайся! Просыпайся! Просыпайся!

Я не могу это больше терпеть! Это безумие! Безумие! Я кричу:

– Ты нужна мне Вика! Я не могу без тебя! Я пришёл в этот мир, чтобы любить тебя!

– Ты ничего не понял! Ничего! Ты сейчас пуст и ждёшь, что я заполню твою внутреннюю пустоту? Но я не собираюсь этого делать! Тебе придётся это сделать самому! Почему ты только сегодня сказал мне, что любишь? – задаёт она свои беспощадные вопросы.

– Потому что я боялся чего-то… – тихо отвечаю я.

– Но чего, Саша? – вдруг так же тихо спрашивает она, будто сочувствуя мне.

– Что… потеряю всё, что потерял сегодня! Это всё мешало сказать тебе о любви! А теперь я могу сказать это тебе! У меня теперь нет преград! Я ничего не боюсь теперь! – восклицаю я!

– Молодец, ты начинаешь осознавать суть твоего сегодняшнего подарка. Но ты не готов. Ты пуст и не знаешь, что делать с твоей пустотой. Ты будешь ждать от меня, что я заполню её. А я не собираюсь этого делать. Поэтому сначала проснись, Саша! Увидь того, кто на самом деле любит! Меня же любит не твоё тело, не гражданин Забории, не отец твоих детей! Стань им! Стань собой! Ты знаешь, что нужно сделать! Просыпайся!

Я в нерешительности стою, не двигаюсь и как-то глупо хлопаю глазами. Виктория, посмотрев на меня несколько секунд, вдруг холодно начала говорить: