Текст книги "Разыгрыш Творца"

У отца Андрея интересная судьба. Он служил по призыву, прошёл войну, потом сделал вполне успешную карьеру федерального чиновника, дошёл до должности заместителя министра промышленности, но в какой-то момент бросил всё, окончил семинарию и вот уже почти десять лет был батюшкой в храме, вокруг которого каждый год вырастали всё новые и новые небоскрёбы. Отец Андрей любил рано утром собирать на небольшой площади в центре внутренней территории, как он любил выражаться, весь боевой состав своего храма для проведения планёрок и раздачи поручений на день. С верхних этажей небоскрёбов это действо было прекрасно видно, и из-за него отца Андрея за глаза все прихожане называли полковником. Хотя в армии он был всего лишь старшим сержантом.

Сюр двадцать девятого февраля продолжался. Вот я звоню отцу Андрею, но он не отвечает. Поэтому прохожу через храм на территорию бывшего монастыря.

Первое, что я вижу, это два автомобиля эконом-класса небесно-голубого и ярко-оранжевого цветов. Они стоят на том самом месте, где раньше стояли белый и чёрный внедорожники Lexus LX570, которые я подарил отцу Андрею и его супруге – попадье Алёне.

Переведя взгляд с недорогих легковушек, я вижу, как под навесом рядом с трапезной стоит весь боевой состав храма вместе с диаконами, псаломщиками, пономарями и многочисленными женщинами в чёрных одеяниях, выполняющих разнообразную работу при храме.

Собравшиеся что-то активно обсуждают, и тут я вижу, что отец Андрей стоит перед флипчартом с маркером в руках, а рядом другие участники действа передвигают стикеры по канбан-доске! КАНБАН, плять, доске! В храме!

Я смотрю на себя со стороны и вижу, как у меня поднимаются брови, расширяются глаза… Я не верю в то, что вижу. Что происходит с этим миром?! Они планируют недельный спринт! НЕДЕЛЬНЫЙ СПРИНТ![7]7
  Спринт (Sprint) – один из инструментов краткосрочного командного планирования по методологии Agile. Его суть заключается в том, что команда производит обзор самых приоритетных задач, и каждый член команды берёт себе в план периода (обычно 1–3 недели) объём задач для выполнения, координируя свою работу с остальными.


[Закрыть]

Но вот отец Андрей замечает меня и делает мне знак открытой ладонью с просьбой немного подождать: сейчас всё закончится.

Через пять минут участники начинают расходиться и отец Андрей идёт мне навстречу. Чрезвычайно интересно наблюдать сейчас со стороны, как я отреагировал тогда на его джинсы и белую рубашку. А где борода? Откуда этот хвостик? Выражение моего лица, мягко говоря, удивлённое, а если не мягко – то охуневшее. Удивление! Какая сюрреалистичная сцена!

Отец Андрей подходит и протягивает мне руку. Я протягиваю свою, чтобы взять ладонь отца Андрея и привычно поцеловать её, но он опережает меня. Хватает мою ладонь крепким рукопожатием, притягивает меня к себе и крепко обнимает левой рукой!

– Как я рад тебя видеть, Саша! Здорово, что ты пришёл! А я знал, что ты скоро будешь здесь! Мы звали тебя на совет церкви, но ты не явился. А знаешь, столько всего тут произошло и как много мне нужно тебе рассказать!

Действительно, в чате нашего прихода сыпались какие-то сообщения, и я видел, как меня там отмечают тегами, но в последний месяц мне было совершенно не до этого… Я удивлённо отвечаю:

– И что же произошло с момента нашей последней встречи?

– Ооооо… – неожиданно бодро и живо прогремел басом отец Андрей. – Я так много понял за последнее время, так многое осознал, так многому научился!

Здесь я задаю так мучивший меня вопрос:

– Куда вы дели мои… эммм… свои Lexus? Что здесь делает это дешёвое барахло? Там, наверное, и кондиционера-то нет?

– Прости, что я продал твои подарки. Знаешь, нам вполне достаточно и этого. Даже более чем достаточно. А деньги с продажи мы пустили на наши новые проекты.

– Да что с вами случилось, отец Андрей?! Меня сжигает любопытство!

– Да обращайся ко мне уже на «ты»! Мы столько лет знаем друг друга! Что случилось… Ты знаешь Викторию Колесникову?

ЧТО?! ПРИЧЁМ ЗДЕСЬ ВИКА?!

– Эм… Да, знаю. И как же она могла на вас… на тебя повлиять, отец… Андрей?

– Всё началось месяц назад. Она пришла на службу с непокрытой головой и в каких-то оранжевых штанах, не то деловых, не то спортивных, представляешь? На воскресную службу! Я, конечно, не мог на это не отреагировать! Какое святотатство! И вот…

СТОП!

А вот это я хочу увидеть своими глазами! Я переношусь во времени назад и, так как я при жизни много раз был в храме, попадаю на службу. Вот она – Виктория, стоящая в ряду с другими прихожанами. В ярко-жёлтом то ли полуспортивном, то ли деловом костюме из эластичной ткани, с распущенными волосами и почему-то в круглых жёлтых очках. Но прихожане вокруг, одетые в чёрное и серое, почему-то не обращают внимания, не шикают на неё, будто не видят… Замечает только отец Андрей. Сразу после окончания службы он выходит за ограду алтаря и говорит ей достаточно резким тоном, но при этом как-то наигранно, будто бы театрально:

– Как смеешь ты являться сюда в таком виде, дьявольское отродье?

Виктория ожидаемо улыбается и что-то отвечает отцу Андрею. Но почему я не могу слышать, что она говорит?! Почему?! Отец Андрей свирепеет и кричит на неё:

– Как можешь ты раскрывать дерзновенно свой грешный рот на помазанника Господня?!

Виктория, продолжая улыбаться, вновь что-то отвечает отцу Андрею. Почему никто вокруг не слышит их разговора и не обращает на эту сцену никакого внимания? Прихожане будто и не замечают такой эмоциональный диалог между священнослужителем и прихожанкой. Как Виктория это делает, чёрт возьми?!

Но что происходит с отцом Андреем? С каждой фразой Виктории его лицо становится всё более умиротворённым, ярость сменяется сначала на удивление, а потом и улыбку.

Вдруг Виктория берёт отца Андрея под руку и уводит его во двор, под навес трапезной. Им приносят чай. Они мило беседуют. Говорит в основном Виктория, и я, как обычно, не могу слышать её реплики. Отец Андрей лишь изредка выдвигает возражения вроде таких:

– Но сказало в Писании: повинуйтесь начальникам вашим и будьте им покорны…

Виктория что-то отвечает. Отец Андрей вновь восклицает:

– А ещё сказано: будьте покорны всякому человеческому начальству для Господа: царю ли – как верховной власти, правителям ли…

Улыбка не сходит с уст Виктории. Она что-то отвечает. Отец Андрей через какое-то время снова уже неуверенно говорит:

– Но разве достойно начальствующим пресвитерам не должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и в учении?

Она снова что-то отвечает, и её глаза всё сильнее разгораются чёрно-зелёным огнём.

– Но ведь противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение.

Но и здесь Виктория с озорной улыбкой что-то отвечает…

Виктория смеётся во весь голос. Как жаль, что я не могу сейчас его слышать!!!

Отец Андрей не сдаётся:

– Но ведь всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены.

Почему? Почему я не слышу ничего из того, что отвечает Виктория?! Почему?

С каждым ответом Виктории отец Андрей меняется в лице. Его глаза будто воспламеняются от огня взгляда Виктории. Самое интересное, что цвет свечения его тела меняется. Тёмно-красный превращается сначала в ярко-синий, затем в оранжевый, потом в зелёный, жёлтый и наконец становится всё более и более белым. Но он ещё не верит до конца. Различные цвета продолжают пульсировать в нём. Я влетаю в его голову. Интересно, какие у него сейчас мысли? Но там нет ничего, кроме каких-то обрывков-осколков вроде: «Не может быть… Не верь ей… Она ведьма… Сожги её!.. Преступница!.. Преступница!.. Преступница!..» Будто Виктория произнесёнными ею словами вдребезги разрушила его картину мира, и её осколки пытаются собраться обратно и занять свои привычные места.

И вдруг происходит нечто, что окончательно меняет отца Андрея. Он обращает внимание на то, что чайник уже пуст, и поднимает руку, чтобы позвать к себе одну из прислуживающих при храме, но Виктория, обворожительно улыбаясь, останавливает его. Она открывает и переворачивает чайник, как бы демонстрируя, что в нём совсем не осталось чая, затем ставит чайник на стол, подносит к нему руку, что-то произносит, щёлкает пальцами… и наливает из него две полные чашки чаю!!!

Что за плятский фокус!!! Как она это сделала?! Как?!

В этот момент я вижу, как все разноцветные мысли Андрея, будто от взрыва, разлетаются в разные стороны. Белый цвет в его теле становится основным, хотя разноцветные сгустки тёмных оттенков всё равно остаются в изобилии вокруг тела. Андрей падает перед ней на колени и бормочет сбивчиво:

– Воистину… Вначале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог… Я готов начать завтра. Завтра же я соберу всех, и мы начнём.

Ничего не могу понять! Что она с ним сделала? С убеждённым консерватором, государственником, с самым ревностным служителем Церкви из всех, кого я знал? Из глыбы – человека, прошедшего закалку войной, государственной службой и самой мощной Церковью в мире?! Как она менее чем за час сделала его таким радостным, лёгким и беспечным? Мне нужно послушать Андрея лично.

СТАРТ! СТАРТ, чёрт возьми!!!

Снова зал суда. Отец Андрей отвечает на вопрос Вадима.

– Да, я расскажу. В тот день я поведал Александру о своих открытиях. Месяц назад мне приснился чудный сон. Будто наша церковь – это старый покрытый копотью ржавый паровоз, который еле-еле едет. И вот он въезжает в тёмный и узкий, будто кроличья нора, тоннель…

ЧТО? ОПЯТЬ ЭТА КРОЛИЧЬЯ НОРА?!

– …а выезжает из тоннеля уже современный, чистый, блестящий сверхскоростной поезд на магнитных подушках! На следующий день я встретился с Викторией Колесниковой.

Отец Андрей указал на первый ряд и обратился к ней: «Я очень рад видеть тебя здесь, Виктория».

– В общем, я рассказал Александру о том, что я понял. Что пусть почитающиеся князьями народов господствуют над ними и вельможи их властвуют ими. Но между нами пусть да не будет так: а кто хочет быть большим между нами, да будет нам слугою; и кто хочет быть первым между нами, да будет всем рабом. Я рассказал Александру о том, что нужно пасти божье стадо, которое у меня, надзирая за ним непринуждённо, но охотно и богоугодно; не для гнусной корысти, но для богоусердия; и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду.

– Вы сейчас цитируете Евангелие, Андрей. Достаточно банальные истины, которым две тысячи лет, не находите? – резко прервал его Вадим.

– Пусть так. Но я понял их только после общения с Викторией… – проговорил Андрей и тихо добавил: – понял по-настоящему…

– Ну, хорошо. Что же ещё вы рассказали Александру?

– Я не только рассказал, но и показал ему…

СТОП!

Возвращаюсь обратно в двадцать девятое февраля. Вот Андрей ведёт меня в какую-то просторную келью. Я с удивлением обнаруживаю там множество фасилитационных клейких стен и прикреплённых к ним карточек разнообразных форм. Я узнаю их. Именно такие использовала Виктория на наших внутрикорпоративных мозговых штурмах. Какое мощное впечатление на меня это произвело тогда! Фасилитация в церкви – вы вообще о чём?! Андрей в тот момент эмоционально объясняет:

– Вот! Вот оно – наше предназначение! Мы создаём атмосферу любви, принятия и доверия. Мы взращиваем взрослых людей! Мы помогаем людям переживать встречу с Богом! Помогаем людям быть с Иешуа! Понимаешь, Саша?! Мы – помощники! Мы не погонщики, понимаешь? Погонщики гонят стадо сзади! А мы – пастыри! Мы идём впереди и помогаем пастве идти вместе с нами! Ведь нам также нужно пройти этот путь! Мы тоже идём по этому пути! Этот путь! Виктория рассказала нам про этот путь! Вот, смотри!

Андрей подводит меня к наклеенному на стену листу бумаги из флипчарта с изображённой на нём разноцветной спиралью. Каждый её уровень подписан:

1. Игра в Выживание

2. Игра в Племя

3. Игра во Власть

4. Игра в Правила

5. Игра в Успех

6. Игра в Смысл

7. Игра в Игру.

Что за чертовщина какая-то?! Что ещё, плять, за Игра? Игра – это для детей! Это несерьёзно! Где святая Церковь – и где какая-то там Игра?!

– Вот здесь! Вот здесь, смотри, начинается настоящая Игра! – Андрей энергично тычет пальцем в верхнюю точку седьмого уровня жёлтого цвета.

Я ничего не понимаю. Какие-то разноцветные круги разных размеров по стенам вокруг. Что это значит? Я неуверенно спрашиваю:

– Что за Игра, отец Андрей?

– Александр, дорогой! – восхищённо захлёбывается Андрей. – Пойми же, нет злых людей! Есть люди с различными картинами мира! И вот здесь, здесь, – он снова тычет в верхнюю точку, – нет никакого зла! Пойми же, что нет никаких конфликтов! Нет чувства вины! Не существует! Есть желание сделать как можно лучше! Нет никаких ошибок! Есть просто лучший из возможных на данный момент вариант действия! Но потом… Когда мы будем на него смотреть потом, мы только тогда поймём, что можно сделать ещё лучше! Нет никаких врагов! Есть разные точки зрения на то, что такое добро! Нет никаких должностей! Есть просто договорённости о том, кто и что делает в команде! Нет никаких помазанников божьих! Мы все уже, понимаешь, УЖЕ помазаны Господом Богом! Он всех нас благословил на Игру! Нет никакой правильной или неправильной одежды или причёсок. Иешуа не требовал от нас и не указывал нам, как правильно одеваться или стричься!

Я внимательно смотрю на себя со стороны. Глаза помутнели. Эмоциональный поток неожиданной информации от Андрея перегрузил меня. Я ничего не понимаю. В голове пусто. И тут происходит кульминационный момент нашей встречи. Андрей вдруг крепко хватает меня за плечи, несколько секунд смотрит мне прямо в глаза и вдруг произносит почти шёпотом и очень медленно:

– Знаешь, Саша… Я понял, что я – не моя должность. Я – не моя власть. Я – не мой духовный сан… Пойми это и ты, дорогой мой… Ты – не твоя должность. Ты – не твой успех… Ты – не твоя власть… – и вдруг эмоционально восклицает: – Просыпайся, Саша! Просыпайся!!!

Я резко скидываю его руки с плеч и ору:

– И ты!? И ты туда же?! Вы все сегодня сговорились, что ли?! Да пошёл ты на хун, понял?! Святоша, плять, нашёлся… Я думал, что мы друзья! Да будь ты проклят, предатель!

Рывком распахиваю дверь и выбегаю на улицу, направляясь к припаркованному у набережной Лосквы-реки автомобилю.

СТАРТ!

Что там будет дальше на суде?

Андрей продолжил:

– Я не только рассказал, но и показал ему, как выглядит живая организация. Виктория объяснила нам, как быть единой командой, как понять своё предназначение, как распределять роли и осознанно создавать свои смыслы, в которых каждый сможет найти себя настоящего таким, каким его задумал Бог! Но не уверен, что он меня услышал. Он послал меня на три буквы, хлопнул дверью и ушёл.

– Хорошо. Это понятно. А какое отношение к вам имеет подсудимый? – и Вадим указал на свою силиконовую копию.

– Вадим пришёл к нам на завершающую часть трёхдневной сессии, которую проводила Виктория. Она представила его как своего ученика…

ЧТО??? УЧЕНИКА?! ВАДИМ – УЧЕНИК ВИКТОРИИ?! ОНА НЕ ЕГО НАЛОЖНИЦА?! ЧТО?!

– …В конце сессии Вадим подошёл ко мне и сказал, что через три дня Александр придёт ко мне, и мне следует сказать ему, что он – не его власть, не его должность, не его успех. И попросить проснуться.

– Как именно Вадим попросил вас сказать это?

– Именно так: «Просыпайся, Александр! Просыпайся!».

– И вы сделали это?

– Да, я сделал это. И знаете… Пожалуй, я бы сказал это Александру и без просьбы Вадима. Слишком уж потерянным, сонным, каким-то запутанным был он в тот день.

ЗАОДНО! Они действовали заодно! Вадим и Виктория! Я так и знал! Они свели меня с ума и убили! Я подлетел к Виктории. Какой яркий белый свет исходит от неё! Но почему, Виктория? За что? Ведь я так любил тебя… Я так люблю тебя… Господи, что происходит вообще? Хорошо, что я не могу сойти с ума. Ведь у меня нет тела. Просто нечему сходить с ума. Или всё-таки есть чему?

Суд продолжился.

– Спасибо, у меня больше нет вопросов, – Вадим сел за прокурорский столик.

– Есть ли вопросы со стороны защиты? – с неподдельным интересом спросил наблюдающий за происходящим судья.

– Да, Ваша честь. Пожалуй, есть один вопрос к свидетелю. Скажите, пожалуйста, какое влияние, по вашему мнению, оказали высказанные вами идеи на потерпевшего?

– Ну… Он послал меня на три буквы и сказал только что-то вроде «И ты туда же?!» – и убежал.

– То есть вы не призывали его к самоубийству?

– Ни в коем случае. Знаете, в церковном учении много сказано о пробуждении, – и Андрей начал цитировать: – «Так поступайте, зная время, что наступил уже час пробудиться нам от сна». Или вот ещё: «Посему сказано: встань, спящий, и воскресни из мёртвых, и осветит тебя Всевышний». Да много там про это, долго можно цитировать. Продолжать?

– Пожалуй, не стоит. Думаю, все в этом зале читали Библию. То есть лично вы не считаете, что пожелание пробудиться является чем-то дурным или опасным?

– Ни в коем случае!

– Спасибо вам большое.

Генрих сел на место, а Андрей уточнил у судьи:

– Я могу быть свободен? Мне пора на отпевание Александра.

– Да, конечно, отец Андрей.

– Подождите, Андрей, – обратился к священнику Вадим, – пожалуйста, не хороните Александра без нас. Мы все приедем на кладбище часа, думаю, через два.

– Да, конечно, я прослежу.

– Спасибо.

И отец Андрей удалился.

Мда… Как интересно развиваются события. Интересно, чем же закончится этот суд?

* * *

– А я вызываю следующего свидетеля и невольного соучастника – Ирину Непобедимую – бывшую супругу потерпевшего.

На сцену выпорхнула изящная красивая женщина.

– Итак, расскажите, пожалуйста, кем вы приходились усопшему и какие у вас были взаимоотношения в последнее время?

– Я – его бывшая жена. Мы развелись семь лет назад через год после рождения нашей дочери Полины, и с тех пор наши отношения были, мягко говоря, прохладными.

– Можно ли узнать причину развода?

– Мне очень тяжело дались роды дочери. Гормоны, долгое сохранение в больнице, сами понимаете. Я набрала почти 50 лишних килограммов, и у меня совсем не было энергии заниматься собой. Все силы уходили на Полину. Саша не стал этого терпеть и подал на развод.

– Расскажите, пожалуйста, что произошло двадцать девятого февраля? – спокойно продолжал задавать вопросы Вадим.

– Александр должен был перед работой заехать на школьный утренник дочери в столичную школу Церкви Истины Забории. Полина пела в школьном церковном хоре. Я позвонила ему и предложила встретиться перед выступлением.

СТОП!

Вот я уже сижу в своём чёрном представительском автомобиле. Дилшод аккуратно ведёт машину. Всё-таки хороший был у меня водитель! Немногословный, исполнительный, уверенный, надёжный. Играет лёгкая музыка, и я быстро успокаиваюсь после выплеска эмоций у отца Андрея. Вдруг раздаётся телефонный звонок. Это Ирина. Я смотрю на то, как сильно исказилось моё лицо. О чём я думаю сейчас? «Сука! Тварь! Неблагодарная сволочь! Как ты смеешь претендовать на мои достижения?! Как ты смеешь не давать мне видеться с моими детьми?»

Но тем не менее беру трубку.

– Я не хочу тебя видеть, ты! Я не хочу с тобой встречаться! Я просто хочу посетить представление любимой дочери! В последний раз? Ну хорошо, скоро буду…

До школы от Сити всего пять минут езды. И вот красивое чёрное здание с высокой оградой из почти трёхметровых оскалившихся острых копий. У входа ждёт Ирина. Я давно не видел её и удивляюсь тому, как она похудела. И как ей это к лицу. Но я не готов расщедриться ей даже на комплимент.

– Чего ты хочешь? – сэкономив на приветствии, сразу спрашиваю я.

– Саша, здравствуй… – неожиданно спокойно отвечает она, – я хочу рассказать тебе о том, что я поняла за последнее время.

– И ты тоже мне сегодня хочешь рассказать о своих открытиях? И что же ты поняла? – ехидно и с презрением спрашиваю я.

– Я поняла, что любовь бесконечна. Но её легко можно спрятать внутри. Её легко можно убить навсегда.

– Я не понимаю, о чём ты. И зачем ты мне это говоришь.

– Мы прожили с тобой вместе 20 лет. Пятеро детей. Ты – не последний в моей жизни человек.

– Да? И это говоришь ты? Женщина, которая судится со мной в течение последних семи лет? Шантажируешь детьми, пытаешься забрать у меня то, что Я! Я ЗАРАБОТАЛ!

– Это была не я, – тихо сказала Ирина и уверенно предложила: – Я согласна завершить нашу вражду.

– Да? И на каких же условиях? – повышенным тоном спрашиваю я.

– Наши четверо сыновей уже взрослые, они могут сами решить, когда и где с тобой видеться…

Меня передёргивает. Я не видел сыновей уже несколько лет. Единственное, что я мог, – читать их профили в социальных сетях и радоваться их успехам. Двое старших окончили престижные иностранные учебные заведения, один из них делал карьеру, второй развивал собственный весьма успешный стартап и уже готовился начать очередной раунд привлечения инвестиций. Двое младших ещё учились в университетах, причём самый младший решил остаться на родине. Но… Они отказывались со мной общаться… И лишь дочка – наша родившаяся перед разводом дочурка Полина любила меня всем сердцем. Господи… И как я её любил! Но Ирина…

– Я знаю про сыновей. Что с дочкой?

– Ты можешь видеться с ней когда захочешь. И сколько хочешь.

– А что насчёт материальных претензий? – с недоверием интересуюсь я.

– Ты можешь поступить так, как считаешь нужным. Дать мне столько, сколько я заслуживаю, – неожиданно спокойно отвечает Ирина.

– Меня это устраивает. Но в чём тут подвох? Каково твоё условие?

– Родной мой Александр… – она подходит ко мне близко… Берёт меня за плечи… ЧТО? ОПЯТЬ?! Не надо! Только не ты… – Просыпайся, Александр! Просыпайся! Пойми, что ты – не твоя ярость! Не твой гнев! Ты – не твои дети! Просыпайся, Александр! Саша, родной, миленький, просыпайся…

Пока Ирина говорит это, я наблюдаю за собой со стороны. Интересно, почему за все три дня после смерти я ни разу не просматривал этот эпизод? Мне чрезвычайно любопытно наблюдать за тем, как я меняюсь в эти моменты… Руки трясутся. Лицо искажается гримасой ярости. Я громко и медленно выцеживаю:

– ПРЕКРАТИ!!! ПРЕКРАТИТЕ! ВСЕ! НАДО МНОЙ! ИЗДЕВАТЬСЯ!

Я грубо сбрасываю её руки со своих плеч. У меня уже нет сил ни кричать, ни проявлять ярость. Ирина лишь шепчет:

– Иди к ней. Иди к Полине. Я подожду тебя здесь.

Я шатающейся походкой иду в школу. Мир кажется нереальным, будто мне снится кошмарный сон. Мутнеет перед глазами. Что за чертовщина со мной происходит? Остановлю просмотр здесь. Что там в зале суда?

СТАРТ!

Вадим спрашивает:

– И что же вы сказали ему на встрече? Дайте-ка угадаю. Вы сказали ему, чтобы он просыпался? Правильно?

– Верно… Я предложила ему прекратить наш бракоразводный спор.

– И что конкретно вы ему предложили?

– Любой вариант, который его устроит.

– Какое отношение к этому имеет подсудимый? – и Вадим яростно ткнул пальцем в восковую куклу.

– Это он попросил меня сделать так.

– Но почему вы согласились на это?!

– Вадим очень много сделал для меня в последние месяцы. Он помог мне выбраться из жесточайшей депрессии. Он познакомил меня с Викторией Колесниковой, и она провела для меня несколько потрясающих, если их можно так назвать, психоде… психотерапевтических сессий, позволивших мне снова начать жить…

ЧТО?! ВИКТОРИЯ КОЛЕСНИКОВА ПРОВОДИЛА ТЕРАПИЮ МОЕЙ ЖЕНЫ?! Она же теперь всё про меня знает! Всё! Хотя в моём нынешнем положении… Ну и пусть!

Ирина продолжила:

– Да… Начать жить… Я поняла свой путь, осознала, почему прожила жизнь так, как прожила, и как я могу снова начать жить, но теперь уже сама, настоящая. Без навязанных мне ограничений. Буквально за полгода мне удалось вернуть своё тело в отличную спортивную форму. Я вспомнила, что когда-то была мастером спорта по гимнастике. И… Я верю в то, что мне ещё удастся полюбить и стать любимой!

– Неужели Вадим не обещал вам никаких денег?

– Отчего же… Он сказал, что компенсирует всё, что мне недодаст Александр. Но он уверил меня в том, что Саша поступит справедливо. Будто бы он знал, чем всё закончится.

– Что произошло после того, как Александр ушёл в школу?

– Ничего. Я решила дождаться на улице и ещё поговорить с ним.

– Вы не знаете, о чём он говорил с Полиной?

– Не знаю.

СТОП!

Откуда Вадим знает о моём разговоре с Полиной?

Полина… Доченька моя… Когда ты родилась, я даже не подозревал, какое это счастье – быть отцом дочери. Как сжималось моё сердце, когда ты бросалась мне на шею. Как жаль, что наши встречи стали редки… Надо отдать должное твоей матери – при тебе Ирина меня никогда ни в чём не упрекала, и в твоём сердце не поселилась ненависть ко мне, как в сердцах сыновей. Пожалуй, я был счастлив только в те мгновения, когда мы были вместе: играли на детской площадке, строили замки из кубиков или смотрели мультфильмы.

Я прохожу через пост охраны школы. Если раньше они были только в частных школах, то в последнее время в Забории турникеты и так называемые секьюрити появились и в обычных школах, и даже в детских садах. Меня все знают, и я прохожу без предъявления пропуска, а охранники чуть ли не кланяются мне, выражая почтение. Но других посетителей останавливают и предлагают доказать родство с ученицами: просят показать документы, проверяют по базам…

Я захожу в актовый зал. В школе Церкви Истины Забории начинается постановка «Страстей Христовых». Полина поёт в хоре. Я попал на сцену суда Понтия Пилата. Внимательно слушаю. Такое ощущение, что поёт только Полина, все остальные голоса мне еле слышны. Я смотрю на неё. Она в первом ряду хора, который расположился слева от сцены. Дочка моя стала такой серьёзной в последнее время.

Я поставил задачу своей помощнице Даше обязательно планировать в моём календаре встречи с Полиной каждую неделю. Я не могу долго не видеться с ней. Но в последние недели она перестала радостно бросаться мне на шею при встрече. Что-то сломалось в ней.

В этом году она пошла в первый класс. Мне пришлось включить все свои связи и даже занести вознаграждение куда следует, чтобы Полина попала именно в эту школу. Близость к Сити и растущая популярность Церкви Истины Забории способствовали огромному конкурсу на поступление. Утром детей привозят в основном чёрные лимузины с мигалками на крышах. Заведение строго для девочек. Преподавательский состав – тоже исключительно женщины в строгих чёрных платьях с длинным подолом. Принятая для учащихся униформа – также чёрные платья с узкой белой окантовкой.

В сентябре дочь постоянно говорила мне, что ей страшно в школе, и просила меня перевести её куда-нибудь. Но надо, милая, нужно прижиться здесь. Тебя же не бьют? Не оскорбляют? Ну и что же ты? Ты заведёшь нужные знакомства среди детей правителей мира, обрастёшь правильными подругами, это пригодится тебе в будущей жизни. Но дочь не понимает. Только плачет и каждое утро говорит, что не хочет никуда ехать.

Я продолжаю смотреть на Полину. Вот представление заканчивается, и дочь бежит было ко мне, но вдруг смотрит на учительницу, которая почти незаметно приподнимает брови, и тут же переходит на степенный шаг. Но почему ты не обнимаешь меня как раньше, доченька? Что с тобой случилось, родная моя? Ты так прекрасно пела! Я горжусь тобой! У тебя настоящий талант! Папа, забери меня отсюда… Ну как же, дочка? Мы же столько раз с тобой обсуждали это. Это лучшая школа Лосквы для девочек из обеспеченных семей. Папа, хорошо… Я согласна… Каким же странным голосом ты говоришь это, Полина! Я сажусь к тебе ближе, крепко обнимаю. Ты смотришь мне в глаза своими ясными голубыми глазами и вдруг говоришь: «Я засыпаю, папа… Я засыпаю…» Что?! Что ты сказала?! «А ты знаешь, папа, если ты проснёшься, ты заберёшь меня отсюда. Поэтому просыпайся, папа! Просыпайся!» И такая редкая теперь озорная улыбка появилась на твоём лице. И вдруг промелькнул этот огонёк в глазах! Но неужели ты с ними заодно? Неужели ты тоже с ними?! И ты тоже? Не может быть! Что со мной происходит вообще?! Учительница зовёт детей к себе. Я целую тебя и выхожу на улицу.

Господи… Что же за день сегодня такой?! Ирина ждёт меня у выхода.

– Саша, что случилось? На тебе лица нет…

– Знаешь, Ирин… Полина тоже попросила меня проснуться.

– Да? – удивилась она. – Вот ведь как. Значит, тебе действительно пора проснуться. Давай так… Я соглашусь с любым решением, которое примешь ты. Но ты настоящий! Не твоя ярость! Не твоя обида! Не твоя боль! Ты настоящий! Когда ты проснёшься!

– Да что ты заладила-то? – пытаюсь взорваться я, но уже нет на это сил и никакого желания. – А сейчас я ненастоящий, что ли?

– Да, сейчас ты закрыт в броню своих предубеждений. Пойми, что это наши роли убили любовь между нами! Но ты – не твой гнев! Не твоя ярость! Не твоя чёртова похоть! Пойми это! Просыпайся, Саша! Просыпайся!

Но я уже повернулся к ней спиной и пошёл к лимузину. Что за бред? Ересь какая-то!

Хватит это смотреть!

СТАРТ!

Ирина на суде продолжает рассказ:

– Но знаете, Вадим, он сказал мне тогда, что Полина тоже попросила его проснуться.

– Вот ведь как, а я и не знал об этом, – искренне удивился Вадим и обратился к манекену: – Что же вы, подсудимый, не сказали мне об этом?

Но силиконовый манекен не отвечал. Вадим закончил:

– У меня нет больше вопросов, Ваша честь.

– Может быть, вопросы есть у стороны защиты? – спросил судья.

– Да, позвольте, Ваша честь, – Генрих уверенно, но как бы небрежно вышел в центр сцены. – Уважаемая Ирина, правильно ли я понял, что подсудимый сделал для вас только добрые вещи?

– Да, господин адвокат.

– А как повлияли на Александра ваши фразы с призывом пробудиться?

– Я считаю, что они помогли ему задуматься о важных жизненных вещах.

– Благодарю. У меня больше нет вопросов.

Ирина задумчиво спустилась обратно в первый ряд.

* * *

– Я приглашаю Дилшода – личного водителя потерпевшего! – провозгласил Вадим.

И ты с ними заодно, Дилшод. Верный мой Дилшод…

На сцену вышел мужчина восточного типа внешности в аккуратном, чистом, недорогом чёрном костюме, в белой рубашке с чёрным галстуком.

– Уважаемый свидетель, расскажите нам, пожалуйста, как вы познакомились с потерпевшим?

– Два года назад я подвозил его на VIP-такси, и Александр сделал мне предложение стать его личным водителем.

– Можно узнать у вас, о чём вы говорили с Александром двадцать девятого февраля?

– Охотно. По дороге в школу…

СТОП!

Дилшод…

Два года назад он так подкупил меня уверенностью, учтивостью и какой-то восточной мудростью, что я просто не смог не сделать ему предложения о работе. Никто так элегантно не открывал мне двери. Я просто спросил тогда, сколько он хочет зарабатывать, и добавил к названной сумме ещё десять процентов на вечные чаевые, как пошутил я тогда. И Дилшод стал работать у меня. За два года он не задал мне ни одного ненужного вопроса. Ни одного косяка. Ни одного опоздания. Но только не в тот день…

– Могу я задать вам вопрос, Александр Сергеевич? – неожиданно спросил Дилшод, когда мы поехали обратно. Это случилось впервые за два года.

– Конечно, Дилшод, задавай, – удивлённо отвечаю я.

– Помните, два года назад, когда вы предложили мне работать на вас, я сообщил вам, что по правилам нашей организации, если компания-заказчик переманивает к себе на постоянную работу водителя, то должна быть уплачена компенсация в виде трёхмесячной зарплаты сотрудника? И если эта компенсация не платится, то водитель попадает в неофициальные чёрные списки таксистов и больше никогда уже не сможет работать в VIP-такси? Я сказал вам тогда, что не могу заплатить такую сумму. Помните, что вы обещали мне тогда решить этот вопрос?