Текст книги "Игра как жизнь. Часть 3. Ярославль, 1948-1958"

Кроме своей школы, я знал папин институт, Дворец пионеров. О существовании других организаций и предприятий города я тоже, конечно, кое-что слышал: например, о комбинате СК. Поскольку мама входила в состав родительского комитета, она ездила на комбинат «СК» – «Синтетический каучук», – который являлся шефом нашей школы, чтобы получать там книги. Книги предназначались для школьников, успешно окончивших очередной учебный год. На них производилась надпись типа: «Белкину Сергею за хорошую учебу и отличное поведение. 23/V – 1958». Ставились круглая гербовая печать школы и подпись директора Красильникова. Приведенная выше надпись сделана на книге «Лесная газета» Виталия Бианки, хранящейся дома до сих пор. Второй экземпляр книги был вручен Сашеньке с почти такой же надписью: «За отличную учебу и отличное поведение» – так надписывали только отличникам. Книги для подарков отбирались самые лучшие и самые дефицитные: достать их и оплатить мог только такой комбинат, как «СК». Так что о комбинате «Синтетический каучук» я узнал благодаря подаренным книгам. А вот об автомобильном заводе «ЯрАЗ» я знал потому, что его грузовики ездили по городу и их легко было отличить по фигуре медведя на капоте. Часто можно было наблюдать картину, как в кузов едущего новенького грузовика передними колесами поставлен еще один новенький грузовик, который своими задними колесами едет по дороге: так иногда осуществлялась транспортировка готовой продукции. Еще я, конечно, знал о существовании махорочной фабрики, которая была недалеко от дома. Ребята постарше добывали там курево, передаваемое рабочими прямо через окно, выходившее на улицу. Сколь-нибудь адекватного реалиям представления о промышленности города у меня в детстве, конечно, не было.

Я поделился воспоминаниями ребенка, который жил в Ярославле, но мало что успел в нем увидеть, осознать, прочувствовать. О том, что Ярославль – заповедник русской архитектуры, что в нем сохранились выдающиеся памятники: церкви Николы Надеина, Илии Пророка, Михаила Архангела, Спасо-Нагородская, Бородская и многое другое, – я узнал гораздо позднее. И всеми ими любуюсь во времена нынешние, посещая город уже как благодарный и восхищенный турист.

Семейная экономика

Мамины записные книжки – бесценный документ для работника статистического управления, желающего восстановить структуру расходов средней (пожалуй – обеспеченной выше среднего) советской семьи. В случае особой заинтересованности готов предоставить исходные данные за период лет в тридцать—сорок. Мама всю жизнь скрупулезно записывала все расходы и доходы. Приведу выборочные записи. Вот, например, запись от 18 ноября 1950 года:

Одеяло бабушке – 230 р.

Сахар – 21 р.

Пирожное – 9 р.

Цепочку, замок, валик – 22 р.

Килька – 11 р.

Термометр – 5 р.

 
Подобных записей много, приведу еще один пример:
 

1) Костюмы детям – 242 р.

2) Дяде Коле – 75 р.

3) Сметана – 16 р.

4) Молоко – 32 р.

5) Сухари – 13 р.

6) Творог – 6 р.

8) Яблоки – 9 р.

9) Печенье – 8—30 р.

10) Конфеты – 16 р.

11) Булка – 2—55 р.

12) Хлеб – 8 р.

13) Сахар – 10—40 р.

14) Манка – 12—20 р.

При желании можно сделать некоторые выводы и о составе продуктов питания, и о ценах. Ещё одна запись (думаю, 1952 года): «Гале Московцевой зарплата: июнь – 100 р.; июль – 100 р.; август – 100 р.».

Напомню: Галя Московцева – моя няня. Она жила «на всем готовом», плюс к этому получала зарплату. Для сравнения: средняя по стране зарплата в 1950 году была около 600 руб. в месяц. При этом в промышленности средняя зарплата была свыше 700 рублей, а в сельском хозяйстве – менее 400. Надо сказать, что в 1950 году уровень жизни по сравнению с послевоенной пятилеткой – по всем показателям – существенно вырос. В последующие годы жизнь неуклонно становилась все лучше и лучше: росли зарплаты, увеличивался ассортимент товаров и услуг, возрастала их доступность. При этом, конечно, до «удовлетворения потребностей» было ещё очень далеко. Денег большинству людей едва хватало на самое необходимое, многим часто «не хватало до зарплаты», и люди друг у друга одалживали «до получки». Продолжу выписки. Вот несколько записей 1955 года.

– Должны Вл. Эд. Земиту 1000 р. с 17/I-55 года. Коля принес 3900 р. 8/II-55. Отдали 500 р. Парт-проф взносы – 184 р., музыка – 150 р., телефон – 75 р., сахар – 10—40 р., рынок – 100 р., электроплита – 18 р., пододеяльник – 123 р., бельевое полотенце – 108 р.

Потом появляется такая запись:

– Долг Вл. Эд. погасили полностью 22/II-55 г.

Правда, и после этого в тетради регулярно появляются записи о возврате Вл. Эд. разных сумм: видимо, приходилось одалживать неоднократно. Фамилия и «Земит» звучит необычно, хоть я ее помню на слух с раннего детства. Вездесущий Интернет подсказывает: «Зе́мит Владимир Эдуардович (1904—1957) биолог: селекция растений (лен); кандидат сельскохозяйственных наук, доцент Ярославского сельхозинститута, заведующий кафедрой ботаники, селекции и семеноводства».

В Интернете есть даже его точный адрес: Ярославль, Гражданская ул., 39, кв. 16 – стало быть, второй подъезд, третий этаж (на первом в этом подъезде квартир не было). Судя по фамилии и некоторым однофамильцами или родственникам, упоминаемым в Интернете, по национальности он был латыш.

В 1955 году мамой заведена целая таблица под названием «Вере Михайловне Сретенской», где ежемесячно записывается: «150 рублей уплатила». Вера Михайловна – это учительница музыки, к которой ходит заниматься Павлик. А ее сын Лёва в те годы был молодым преподавателем на кафедре истории пединститута, но впоследствии стал человеком известным. Вот информация из Википедии: Лев Владимирович Сретенский (1925—2002) – ректор Ярославского государственного педагогического института имени К. Д. Ушинского (1966—1970) и Ярославского государственного университета (1970—1983), профессор, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации (фото 140).

Добавлю эпизод из недавнего прошлого. Году, наверное, в 2010 или чуть позднее мы с братьями – по дороге из Москвы в Кострому – побыли полдня в Ярославле, зашли в наш двор, прогулялись по Гражданской, ставшей проспектом Октября, и тут Павел – для меня неожиданно – говорит, показывая на угловой трехэтажный дом явно дореволюционной постройки: «А сюда я ходил к Вере Михайловне заниматься на фортепиано». Дом выглядел тревожно: его не ремонтировали уже много десятилетий. Мы заглянули в открытый подъезд. Было ясно, что люди тут ещё живут, но стены облезли, лестница выглядит опасной, двери в квартиры давно никто не красил. Зато на лестничной площадке между этажами стояло старинное пианино! Оно уже было в непригодном для игры состоянии, часть клавиш отсутствовала, крышка сорвана, – но сколько эмоций вызвала эта встреча спустя шесть десятилетий!

Вернемся к «экономическим тетрадям».

Одна из записей говорит о том, что в какой-то период в связи с ограниченностью средств мама устанавливает сама для себя правило «в день тратить 50 р.» и, по крайней мере, некоторое время его придерживается: «Мясо – 25; молоко – 6; овощи – 10; фрукты – 8; Итого: 50 р.». Через несколько дней: «Мясо бар. – 25; молоко – 6; помидоры – 4 р.; капуста – 3; хлеб – 5; Итого: 43 р.».

Кроме еды попадаются и иные покупки: «тетради», «карандаши, пластилин, кубики», «раскраска», «лупа», «ботинки Саше», «кино, шоколад», «чулки», «ботинки Паве» и т. д. Есть и очень редкая запись: «Выигрыш 1000 рублей». Выиграли по 2% займу. Причем расшифровано, как этот выигрыш был истрачен: «Детям формы – 500 р.; фуражки – 56 р.; белье – 200 р.; рынок – 200 р.» Об этом событии в воспоминаниях Павла имеется эпизод, в котором рассказано, как отец проверял таблицу тиража в газете – я этот фрагмент цитировал.

А вот еще интересная запись, отражающая особенности регионального снабжения тех лет. Дело в том, что жителям многих городов вещи и продукты нередко приходилось покупать в Москве либо у кого-то, кто побывал в Москве и привез что-то на заказ или на перепродажу. Например: «Привезла Ольга Михайловна из Москвы 1 ноября 1955 года: рукавички синие шерстяные, по 23 р. 40 коп., две пары = 46 р. 80 к.; носки дамские шелковые фельд. = 10 р. 30 к.; резинки мужские подвязки = 4 р. 60 к.; носки мужские вигонь. = 11 р.40 к.; масло сливочное = 27 р.»

На всякий случай – время течет, слова выбывают из обихода – поясню, что «фельд.» – это ошибочное сокращение слова «фильдеперсовые»: так назывался особо качественный – тонкий и прозрачный – трикотаж, из которого делали чулки и носки. Происхождение слова: от французского «филь де перс» – «персидская нить». «Резинки мужские подвязки» – это вышедшее из употребления устройство, удерживающее носки от сползания. Крепилось в виде пояска под коленом, над икроножной мышцей, было снабжено защелкивающимся зажимом, который захватывал верх носка, не давая ему сползать: у носков тогда не было такого, как сейчас, верха-резинки, самостоятельно обхватывающего ногу. Наконец – «носки вигонь». Не все, думаю, знают, что есть на свете вигоневые носки. Вигонь (или викунья) – животное, похожее на ламу. Из его шерсти делают дорогую ткань, обладающую характерным красновато-бурым цветом. Но носки из такой ткани делали разве что для очень богатых людей и точно не в нашей стране. Название «вигоневые» прилепилось к недорогим носкам красно-бурого оттенка, сделанным из низкосортного хлопка с добавлением шерстяных очесов.

Работая в Уссурийске, отец переводил деньги семье: в архиве сохранилось заявление в сберкассу с просьбой перевести вклад в размере 2600 рублей из Уссурийска в Ярославль. Вот выписка из маминой тетради 1958 года:

– С февраля месяца Коля посылает мне 3000 р. Оклад 5900. Вычеты:

Подох. налог: 510 р.;

Парт. взносы: 180 р.;

Профсоюз: 60 р.;

Квартплата: 60 р.;

Стирка, уборка: 50 р.

________________________________

Итого: 860 р.

3000 рублей высылает семье, 2040 остается у Коли».

Для ориентировки в ценах приведу еще одну запись, сделанную, как обычно, после возвращения из магазина или с рынка: «Мясо – 55 р., молоко – 25 р., яйца – 35 р., огурцы – 10 р., хрен – 4 р., изюм – 12 р., яблоки – 10 р. Итого: 151 руб.»

Вот еще дополнительные сведения об экономике нашей семьи – показания счетчика:

Снимала Зоя – 571 Квт, 3/I-58;

Снимала Зоя – 777 Квт. 4/II-58;

Снимала Зоя – 942 Квт. 5/III-58.

Ну и так далее – каждый месяц. «Снимала Зоя» означает, что показания счетчика снимала учетчица по имени Зоя. Учетчицы ходили по квартирам регулярно и раз в месяц записывали показания. Весьма трогательная деталь: записывать имя контролера электроэнергии. Стоимость электроэнергии тоже отражена: «149 квт – 59 руб. 60 коп.; 165 квт – 82 руб. 40 коп.» и так далее.

Для интереса подсчитаю, сколько мяса на зарплату отца могла купить наша семья в 1958 году. Мамина запись «мясо – 55 руб.» относится, скорее всего, к мясу, купленному на рынке. В магазинах Ярославля тогда мяса, можно сказать, не было. Но для сравнения: стоимость мяса в магазинах (скажем, в Москве) в 1958 году была примерно 15—20 рублей за килограмм. На папину месячную зарплату (5900 руб.) рыночного мяса в Ярославле можно было купить 107 кг (магазинного – около 300 кг). Можно сравнить с другими годами. Скажем, в 1985 году зарплата проректора университета – около 600 рублей, средняя цена мяса на рынке – около 4 рублей (в магазине – около 2), то есть мяса «с базара» можно купить 150 кг (магазинного – 300 кг). Ну, а если взять нынешний уровень, то зарплата проректора университета уже не относится к высоким и составляет в большинстве вузов не более 100 тысяч рублей в месяц. Стоимость мяса колеблется в очень широких пределах. Взяв для оценки цену в 500 руб. за кг, получим, что нынешний проректор может на зарплату купить до 200 кг мяса.

Никаких серьезных, обобщающих выводов из этих оценок в духе «посчитать в биг-маках» сделать нельзя – слишком много факторов не учтено, велик и разброс по всем показателям по годам, но для мемуарной литературы как иллюстрация и пища для размышлений это, думаю, уместно.

Детские болезни

Все дети болеют. Болел и я, и мои братья. Не больше других детей, но, наверное, и не меньше. Стандартный набор детских болезней – корь, коклюш, ветрянка и свинка – считался нормой для всех. Ну и текущие «простуды» – тоже. И вряд ли я пустился бы в связи с этим в воспоминания: как потому, что не вспомню – кто, чем и когда болел, так и потому, что в этом нет ничего необычного. Но одно нетипичное обстоятельство подвигает меня к этому роду мемуаров: уже не раз цитированные записи из маминой «Общей тетради». Воспринимаемые целиком – день за днем, год за годом, – они формируют исторический документ высокой важности, выходящий за рамки банальных сведений медицинского характера. Это содержательная панорама жизни, палитра жизненных ценностей и модели поведения, представляющей интерес для многих людей. Я сделал некую выборку из этих записей и распределил их по небольшим главкам. И ещё: я постарался не упустить возможности рассказать о врачах, которые нас лечили. Для этого мне пришлось предпринять некоторые изыскания, выходящие за пределы семейного архива.

«Общая тетрадь»

Понятие «Общая тетрадь» – устойчивое обозначение тетрадей с большим – более 24 – количеством листов, чем она и отличалась от обычной ученической тетради, имевшей 12 или 24 листа. На рис. 141 – обложка той самой тетради, в которой мама вела свои записи о детях. К ней впоследствии подшивались дополнительные тетради. То, что мамина «Общая тетрадь» сохранилась в семейном архиве, – большая удача. Мама завела эту тетрадь в 1945 году – в связи с рождением первого ребенка. С присущей ей аккуратностью она стала записывать самые разные вещи, касающиеся Павлика, начиная со дня его рождения (рис. 142): Вес Павлика. Родился – 3, 900 гр. 11 августа 1945 года в 10 ч. 45 м. вечера.

16/Х-45 – 5 кгр. 8/IV-46 – 10,500 – 10 месяцев. В 8 месяцев – 8, 500 гр.

1 год 17 дней вес – 11 кгр. 28/VIII-46 г. Общее развитие хорошее. В 10 ½ месяцев имеет 7 зубов, ходит хорошо за ручки и немного сам.

По мере роста и развития ребенка стали появляться и другие записи. Вот, например, записи, сделанные через год и три месяца.

– Папу любит очень, ждет его, когда нет дома, и на каждый звонок бежит открывать дверь. Часто подходит к папиной книжной полке и разбрасывает книги, а сам знает, что нельзя, и смотрит на папу, как он будет реагировать. Папа на него крикнет. А он еще больше повалит книг, а если ему ласково сказать – положи книжки на полку, – он слушает и собирает книги…

– Папа рассказывает ему сказку: Ворона делает – на-ш-ш, на-ш-ш, на-ш-ш! А когда спросишь: Павличек, как папа рассказывает сказку? – он говорит так же протяжно: На-ш-ш!“ „На кота Дымку говорит: Ди-а; слово где? – де?, шляпа – апа“. „Сегодня Павлик сказал слово Гоголь – дядя Гого.

Спустя полгода мама записала: «Павличку сегодня один год и девять месяцев. Он почти все говорит. Некоторые предметы называет очень правильно, а некоторые по-своему. Например: гакуть (галстук), вакака (запонка), пепапа (пепельница), палюлёз (паровоз), аука (автомашина), къума (чернильница). В шахматах называет все фигуры: колёль, пека, туля».

Большая часть записей в этой тетради посвящена все-таки различным недомоганиям детей. Например, в таком виде: «Сегодня, 5 апреля 1947 года, вечером начался кашель. Аппетит у Павличка плохой, сон очень беспокойный». Далее следуют аккуратные записи ежедневных, а иногда и по несколько раз в день измерений температуры. Точно фиксируется прием лекарств и оценка общего состояния.

В конце 1947 года на свет появляется второй ребенок – Саша. И в «Общей тетради» появляется новый раздел, озаглавленный «Сашенька».

В ходе работы над этой книгой, разбирая хаотично хранившиеся бумаги семейного архива, а нашел нечто, о существовании чего не подозревал. Думаю, об этом документе мои братья если когда-то и знали, то позабыли. Я говорю о маленькой – в сложенном вдвое виде примерно 5 на 10 см – рыхлой, ветхой, истончившейся пожелтевшей бумажке, на которой от руки чернилами написано «Паспорт новорожденного» (рис. 143). На внутренней стороне сделана запись:

Фамилия: Христофоров. Пол – мальчик. Дата рождения: 20/XII 1947. Вес при рождении: 4200,0. Дата выписки: 31/XII 1947. Вес при выписке 4100,0. ВСЩ – 3 раза. Адрес: ул. Шаумяна, №3, кв. 3. Вр. /подпись/

У ребенка был абсцесс на правой боковой поверх. груди. /нрзб/

В хорошем состоянии выписывается. Вр. /подпись/

Речь в документе идет о Сашеньке. Почему он здесь записан как Христофоров – не знаю. Родители зарегистрировали брак в 1945 году, и мама – в девичестве Христофорова – тогда же взяла фамилию мужа: Белкина. Ясно, что это документ не вполне официальный (в свидетельстве о рождении, которое я приводил во втором томе, фамилия уже записана верно), это просто справка из роддома, но тем не менее мне неясно, почему так записали. А вот про «абсцесс» я вспомнил: мама говорила, что новорожденного Сашеньку в роддоме нянька слегка поцарапала. Но об этом в «Общей тетради» мама ничего не написала. Первая запись в разделе «Сашенька» – сразу о первом заболевании (рис. 144):

Сашенька заболел 12 апреля 1948 года вечером. Т-ра вечером – 37,7; Ночью – 38; Утром – 38,2; Вечером – 37,7.

Рядом на полях более поздняя приписка: «Родился Сашенька 20 декабря 1947 года в 9 часов утра. Вес 4200, рост 52 см.».

И далее на той же странице:

– Сашенька упал с моей кровати 2 июня 1948 года в 10 часов вечера; ударил лобик с правой стороны (красный).

Я оставила Сашеньку на кровати у стенки и даже не могла подумать, что он может ползти так много за минуту. Павочку положила в кроватку, и пошла Павочке налить молочка. Не успела дойти в кухню, как слышу плач Павлика, причем с таким криком: «Мамочка, скорей, упал Сашенька с кровати!» Я бегом обратно, вижу, Сашенька с сильным плачем на полу (но он плакал и до этого, за то, что я его положила), держится за пол ручонками, лежит на животике. Я схватила его, дала ему грудь, он сразу успокоился, начал смеяться, шалить. Потом он уснул.

Тетрадь отправилась с мамой и в Ярославль. Вот записи, сделанные уже в Новоселках.

– Говорит Сашенька в год и два месяца: мама, папа, баба, Ава (Пава, т. е. Павлик), паака (палка), адио (радио), хорошо танцует, играет на губной гармошке, бегает на улице сам в валенках (не держась за ручку).

– 26 июня 1949 года. Говорит почти все слова, но больше – окончания слов. Мальчик очень хороший, полненький, чистенький, головка кудряшками золотыми, нежный, как девочка. Мой милый хороший Тася – как он себя называет, и добавляет – Белкин. «Ду колу» – иду в школу, «Мама дём месте» – идем вместе, «Биюсь люшку» – боюсь хрюшку, «Дать Тяси кометы, колады» – дать конфет и шоколада, «Буду тать Голь» – буду читать «Плотник Егор».

Приблизительно к этому времени относится еще один замечательный документ, составленный совместными усилиями всей семьи. Обращаю внимание на шутливую, но строгую форму документа: указано кто составил (– мама), кто утвердил (– папа, а в верхнем углу более высокая инстанция – бабушка Люба), с кем согласовано (Павлик и Саша) – рис. 145. Меня там нет по естественным причинам: я ещё не родился.

Записи о детских болезнях не прекращались: «…Заболел Сашенька 22 июня 1950 года. Ночью в 2 часа пожаловался на боль в правом ушке. Закапала камфорное масло. Утром в 9 час. T – 38,3. Дала стрептоцид 0,25 гр. В 10 час. утра. Днем t – 37,5…»

Дальше в течение пяти дней идут записи температуры трижды в день: утром, днем, вечером. К 25 июня температура пришла в норму, но измерять ее продолжали до 27 числа.

Обращаю внимание на дату – конец июня, и напомню, что менее чем через две недели в семье появится третий ребенок – я!

В 1950 году в «Общей тетради» появился третий раздел «Серёженька» с первой записью (фото 146).

Ушко. Доктор Лянде

В моей «памяти о себе самом» нет провалов и разрывов, а это, мне кажется, очень важно. Я встречал немало людей, у которых нет подобной цельности, преемственности в восприятии собственной жизни. У меня – благодаря родителям и братьям, которые вспоминали, воспроизводили разные эпизоды жизни, – не так. И я хочу, чтобы у моих детей тоже формировалось собственное внутреннее ощущение непрерывности жизни. Такое ощущение всегда опирается на некий каркас из событий и «картинок», существующих в памяти и стоящих в более или менее упорядоченном виде. Этому способствуют не только устные воспоминания, но и сохранившиеся предметы быта, письма, фотографии и дневники. Так, например, если б не мамины записи в «Общей тетради», не сохранилась бы с такой полнотой память о событии, произошедшем со мной в четырехмесячном возрасте: воспаление среднего уха, полученное, как считали родители, из-за того, что меня, спящего возле недостаточно хорошо законопаченной балконной двери, просквозило. Вот первая запись, посвященная этому действительно тревожному факту: «Заболел Сереженька 9 ноября 1950 года – во время кормления в 12 часов дня сильно заплакал, перестал сосать. Я поставила ему клизму, грелочку на животик. Весь день сильно плакал, стонал, сонное состояние. Вечером в 9 часов tº – 38,7º. Насморк сильный».

На следующий день появляется запись, произведенная папиным почерком – едва ли не единственная запись, сделанная его рукой в этой тетради: «10/XI в 10 часов вечера t = 37,3. Очень капризный, с трудом затихает, когда носим на руках».

Помню воспоминания родителей о том, как приходилось по очереди чуть ни всю ночь носить меня на руках. Читаю тетрадь дальше, вижу, что к врачам пока не обращаются, измеряют температуру: ночью повышается, утром приходит в норму. Так продолжается до 15 ноября. В этот день записано: «Потекло из ушка правого, протерла раствором соды одна чайная ложка на стакан воды» То же самое на следующий день. И только 17-го ноября, на восьмой день, обращаются к врачу «уха, горла и носа». Прописали теплую ванну и капли пенициллина по 5 капель каждые три часа. Затем в тетради идут аккуратные записи о выполнении процедуры «в 5 часов», «в 8 часов», «в 11 часов» и т. д. круглосуточно вплоть до 19 ноября, когда появилась запись: «Течь прекратилось, самочувствие хорошее». В тот же день начали прикармливать жидкой манной кашей, о чем тоже сделана запись. Потом все, видимо, наладилось: какое-то время записей нет. Но болезнь, оказывается, только на время отступила: «25 декабря 1950 года заболел Сереженька, ночью спал беспокойно, кричал, плакал; t-Nr. Насморк, хриплый лающий кашель».

На третий день записано: «Утром из правого ушка выделения гноя, на ночь компресс». На следующий день пригласили врача на дом, она установила диагноз «гнойное воспаление среднего уха». Назначили повторное лечение пенициллином. В новогоднюю ночь снова сильно плакал. Мама вновь обращается к врачу: «2 января – были у хорошего, опытного врача Лянде в областной поликлинике, он установил, что было воспаление среднего уха, выписал мазь (салицилка, висмут, вазелин) и предупредил, чтобы не попадала вода в ухо. Купать нужно, вкладывая в ушки ватный промасленный тампон. Выделений нет, самочувствие хорошее. 3 января – самочувствие хорошее».

Как человек дотошный, я поискал в Интернете «врача Лянде из Ярославля» и нашел, что Вольф Самойлович Лянде заведовал кафедрой отоларингологии в Ярославском мединституте в период 1950—1952 гг. Институт, к слову сказать, был создан в 1944 году на основе эвакуированных Минского и Витебского медицинских институтов. (Снова впору вспомнить об «игре как жизни», о роли непредсказуемых, кажущихся случайными событий мировой и отечественной истории в судьбах людей.) Доктор Лянде оказался весьма примечательным человеком (фото 147). Вот выписки из разных источников.

Доктор медицинских наук, профессор Вольф Самойлович Лянде (1893—1981) родился 3 ноября 1893 г. в городе Могилеве-Подольском Винницкой области на Украине. В 1912 г. поступил на медицинский факультет Кенигсбергского университета, но через два года, незадолго до начала 1-й мировой войны, возвратился на родину. За время пребывания в Германии Вольф Самойлович в совершенстве освоил немецкий язык. «Я понял это, когда почувствовал, что стал думать на немецком языке», – вспоминал он впоследствии. В 1920 г. В. С. Лянде окончил медицинский факультет Северо-Кавказского университета в Ростове-на-Дону, после чего находился на военной службе в РККА. С 1922 по 1924 гг. он работал интерном в Харькове, где специализировался по оториноларингологии. Затем в течение двух лет работал заведующим ушным отделением в Волочанске, а с 1927 по 1941 гг. – в Харькове в хирургической клинике профессора В. Н. Шамова и в Украинском ЛОР-институте, где им было организовано сурдологическое отделение. В 1939 г. Вольф Самойлович защитил кандидатскую диссертацию «Лечение при стойких стенозах гортани». Во время Великой Отечественной войны он работал начальником ЛОР-отделения эвакогоспиталя. После войны был ассистентом и доцентом кафедры ЛОР-болезней Ярославского медицинского института, а с 1949 по 1952 гг. заведовал этой кафедрой. В 1954 г. В. С. Лянде защитил докторскую диссертацию на тему «Трахеотомия».

Видны некоторые параллели с нашей семьей: Украина – Харьков, потом – Ярославль. Они продолжились и далее: В. С. Лянде, как и наш отец, оказывается на Дальнем Востоке: с 1956 по 1966 гг. он заведовал кафедрой болезней уха, горла и носа Хабаровского медицинского института, с сайта которого я и взял информацию. Доктор Лянде развернул в Хабаровском крае большую работу – как по организации ЛОР-помощи, так и научную, по разработке новых методов лечения различных заболеваний. Об этом и его последующей жизни довольно подробно сказано на сайте. Вот выписка из некролога.

С 1 сентября 1966 г. Вольф Самойлович оставил кафедру ЛОР-болезней ХГМИ в связи с уходом на пенсию и уехал в Ленинград, где работал врачом-консультантом. Им было отдано более 50 лет борьбе за здоровье людей. Последние годы жизни В. С. Лянде провел в Москве в семье дочери. Он скончался в ночь с 12 на 13 февраля 1981 г. от желудочного кровотечения. В те дни дочь Вольфа Самойловича написала: «Вот и закончился земной путь необыкновенного отца моего. Путь был длинный, разнообразный и насыщенный, и нельзя сказать об этой смерти, что она безвременна».

Вот такое перекрестье судеб! Я рад, что смог вспомнить об этом человеке и, тем самым, отдать дань памяти и высказать слова благодарности.

Вернусь к «Общей тетради». После записи от 3 января в ней спокойная пауза до 24 февраля. А в этот день произошло немаловажное событие: «24 февраля (суббота) 1951 года в 10 час. утра первый раз в жизни привили Сереженьке оспочку. Оспочка принялась».

Через неделю мама, наблюдая за образовавшимися на коже пузырьками и оспинками, запишет, что «все прошло хорошо, корочки отпали». Прививки от оспы имели у нас в стране массовый и обязательный характер. Оспопрививание в России началось со времен Екатерины Великой, показавшей всем личный пример. Но победить оспу – и то не сразу – смогли только большевики, после того как Ленин в 1919 году подписал декрет «Об обязательном оспопрививании». Лишь к 1937 году, благодаря настойчивой вакцинации населения, оспу удалось победить полностью. Для осознания масштабов бедствий, приносимых оспой, приведу две цифры: в двух мировых войнах погибло около 92 млн человек, тогда как от оспы в XX веке, по оценкам ученых, умерли от 300 до 500 миллионов.

Я пишу эти строки в период, когда весь мир переживает пандемию нового вируса – COVID-19. Наблюдаю неожиданную и странную реакцию части населения, выступающей против вакцинации. Причины этого, видимо, в печальном распространении мракобесного мировоззрения и действующего одновременно с этим недоверия правительству и власти вообще. Надо признать, что власть – и наша российская, и мировая – «постаралась» сделать все, чтобы любое ее действие сперва оценивалось как злой умысел.

Мое поколение от оспы уже было защищено, однако другие болезни продолжали существовать: ухо вскоре вновь разбушевалось: «18 июня 1951 года опять проснулся Сереженька в 4 часа ночи с сильным плачем, видимо, опять ушко».

Так и оказалось: вновь из ушка потекло, и снова были у врача Лянде. Он выписал «спиртовые капли». Лечение продолжилось, записи тоже. Выделения прекратились 23 июня. Выздоровление позволило запланировать и осуществить тем же летом поездку в Харьков.