Текст книги "Дети Духов. Часть 2"

 
Что делать? Дочь моя растёт.
Уж вскоре в возраст свой войдёт,
И руководство отберёт.
А я… Вина-ка мне налей…
Привыкла власть считать своей.
Отдать всё дочери моей?!
 
 
Позвольте дать один совет,
За много бед, один ответ.
Коль изуродовать её,
Чтоб не признал в лицо никто?
И тело, духов не видать,
Тогда и род не распознать!
Народу нравится краса,
В уродстве ж видит он врага…
 
 
Девчонке власть я не отдам,
Уж лучше тьме всё запродам!
Вот насылаю колдовство,
Всё тело изменю её…
 

Снова лес, снова гуляющая девочка. Подходит к ручью, в который и заглянула, желая полюбоваться своей красой. Вдруг раз, и куклу резко заменили. Вместо милой девочки в сарафане, из-под занавеса выглянула вытянутая как палка фигура девицы, без всякой одежды, лысая, и чёрная вся, словно головешка. И новая кукла воскликнула, страдальчески заламывая руки:

 
О ужас! Как же я страшна!?
Я жуткая уродина!
Колдунья прокляла меня,
Царевной ночи стала я!
 

– «Стыд то какой! Ой, духи, позорище…» – Жердь от стыда старалась поглубже натянуть капюшон на голову.

Вдруг кто-то подёргал её за полу плаща. Обернулась, а перед ней детишки. Глазеют с любопытством, с ноги на ногу переминаются смущённо, да друг друга подталкивают, будто поспорили о чём-то да спросить стесняются. Наконец одна девочка, с раскрасневшимися щеками, от мороза вестимо, спросила:

– Тётенька, а правда говорят, что это вы и есть княжна заколдованная?

Только тут Жердь сообразила, что её и в этом наряде уж знают все. Кинулась прочь, ничего не ответив, тем более что и её выход вскоре. Пробралась сквозь толпу, и ничего не видя перед собой, не соображая, кинулась бежать. Так и не досмотрев представление до конца, лишь слыша позади голос Чароплёта, с выражением читающего на всю площадь:

 
С тех пор, коря свою судьбу,
С медведем верным в поводу,
Обходит дева землю всю.
С надеждой, что найдётся тот,
Кто темень, мрак, с неё сдерёт.
Но слеп и глух её народ,
Сердца заперты на замок.
Страшна ты внешне, быть беде,
Не видит мир красы в душе…
 

В проулок, в сторону дома свернула, уже чу-чуть осталось, как внезапно перед ней фигура, откуда-то из сугроба, образовалась. Мужчина ухмыльнулся, дорогу перегораживая:

– Куда спешишь? – сам здоровенный, ножик большой на поясе, да и вообще, так и веет от него угрозой. Жердь остановилась резко, а тот к ней шагнул – Поговорить надобно…

Девушка от него шарахнулась, хотела уж в обратную сторону побежать, как сзади чья-то рука обхватила, и другой голос, прямо в ухо, произнёс:

– Не бойся девочка, ничего плохого мы не сделаем, просто пойдёшь с нами.

Жердь рванулась в страхе, оставив свой плащ в руках разбойника, метнулась в спасительную тень.

– Где она?!

– Да не ори ты! – этот второй, медленно обшарил глазами вокруг, наконец сообразил, посмотрел вниз, в надежде на оставленные следы на истоптанном, слежавшемся снегу. И… улыбка исказила его лицо, а взгляд снова пошёл вверх.

– «Валенки» – панически вспомнила девушка про обувку, которая её выдала, потому как не могла сливаться с тьмой, как тело самой Жерди.

В какой-то момент враг посмотрел чётко ей в глаза.

– Попалась!

И взгляд врага будто прилип, не в силах отвести зрение, заметить что-либо ещё, эти чёрные глаза будто заполонили всё вокруг. Враг дёрнулся, отрывая свой взгляд, моргнул, мотнул головой и пришёл в себя, но никого вокруг уже не было. Только пустые, кое как сброшенные с ног валенки, одиноко валялись на снегу.

А она распласталась по стене, слилась с ней и не то что не дышала, боялась даже думать, чтобы они не учуяли её. Лишь спустя время, тихонько, на цыпочках по обжигающему снегу, пошла в сторону, обходя шарящих вокруг, и тихонько переговаривающихся, разбойников:

– Может у сарая ихнего подождём?

– Не валяй дурака, заметят. А нам сказали тихо, чтобы никто не прознал…

– Ерундой занимаются… Взяли бы так, будто золотому поясу кто-то указать может?

– Значит нельзя. В девке этой тайна какая-то, не просто так слухи ходят…

– Народ и не то судачит.

– Кабы народ… Тут может с самого верху замешены. Как бы не Государыня сама, тогда всем головы не сносить…

Наконец добралась до поворота, где уже можно свободно вздохнуть и бежать к дому. И так уже опаздывает… А что Мыта скажет?! Как узнает, что валенки пропали, которые она ей купила… И плащ жалко, тёплый, мягкий, пушистый, немного бесформенный и на медведя похожий, с ним Жердь уж сроднилась, за всё то время, что со скоморохами скиталась.

В амбар ворвалась, а все уже готовые, только её и ждут, даже возок, в котором утварь для выступлений возили, запрягли и выкатили. Ну не на себе же, каждый день, до площади и обратно всё таскать туда-сюда.

– Ну ты где блукаешь, опаздываем ведь? – Пуза возмутилась.

– Помогай, а то он без тебя выходить не хочет – пожаловался мелкий Волчок, толкая в зад здоровенного медведя в сторону выхода. Впрочем тот, только заметив хозяйку, сразу встрепенулся и на улицу выскочил.

– Чего, так и пойдёшь голая? – уже прикрывая за всей толпой ворота, поинтересовался Игрун.

По дороге сообщила о случившемся. Впрочем, так спешили, что её и не слушал почти никто, тем более тут бежать-то.

– Вы что так поздно? – как подошли запыхавшиеся, сразу Мыта накинулась – Мы замучались время тянуть, продрогли уж все…

– Да Жердь ограбили.

– Что?! Ладно, начинайте, потом разберёмся…

Выступление на этот раз тяжело далось, всякие мысли мешали, да и мышцы потряхивало невпопад, будто перетрудилась. Но ничего, справилась кое-как, хоть и недовольная осталась.

Как вернулись, только к печке присела погреться, скукожившись вся. А тут расспросы начались. И так уж: голая, замёрзшая, уставшая, да всеми этими переживаниями измученная, так ещё по сотне раз отвечать, «что да как?» Еле отделалась, сумбурно рассказав.

– Непонятно ничего… – поморщилась Мыта – Однако ярыжке пока не будем жаловаться!

– Правильно – поддержала Жита – пусть Чароплёт вернётся, тогда и подумаем, что делать…

– А где он?! – встрепенулась Жердь, сообразив, что его и вправду в жилище нету.

– Да кто его знает – ответила Жита, как-то странно переглянувшись с Мытой. И та, одновременно с сестрой пожав плечами, добавила:

– Меч свой взял, да ушёл куда-то. Никогда не говорит ничего, лицедей этакий…

А тут ещё медведь пристаёт, прямо при всех свой нос между ног суёт, и не отпихнёшь зверюгу такого. Опять значит месячные начались, ну хоть ладонь резать не надо. Вскочить пришлось.

– Ты куда? Ужинать не будешь что ли?

– Не – головой мотнула – голова что-то разболелась…

– Бывает, со страху-то…

Не слушая, ушла подальше во тьму, на их с медведем ложе улеглась, ноги разведя, да зажмурив глаза, губу прикусила, дабы не выдать себя, когда сильный шершавый язык ласково коснулся лона, так что аж затрепетала вся.

Проснулась от рыка грозного, предупреждающего. Голова мишки над бёдрами её приподнялась, смотрит в сторону настороженно. На груди белеет детская рука Волчка, сам прижавшись к боку девушки по плотнее, сопит во сне. И надо же, сверху плащ меховой накинут… И валенки рядом стоят… К шороху прислушалась, что из дальнего угла доносится, на локте чуть приподнялась во тьму вглядываясь, которая для неё-то прозрачна. А там Чароплёт возится, стараясь никого не разбудить, меч свой прячет. Так и подмывало встать да расспросить обо всём, да не стала, люди спят все, да и не расскажет он ничего, всё в тайнах каких-то делает.

– Всё хорошо милый – успокаивающе погладила медвежью морду. И тот, нежно ткнув широким носом в промежность, чуть лизнул, и успокоившись снова положил голову на её бёдра и живот – У-у, защитник мой…

– Чего?

– Ничего, спи давай – получше прикрыла, как следует плащ расправляя, что-то пробубнившего, и еле шевельнувшегося во сне паренька – ты тоже защитник.

– «И Чароплёт…» – подумала напоследок, опять засыпая.

А ещё через несколько недель, как-то раз поздно вечером:

– Всё Жердь, я договорилась о тебе! – сообщила, ворвавшаяся, вместе с холодным воздухом, самодовольная Пуза, подкидывая в ладонях, плотный и округлый, кожаный мешочек – И главное сам о тебе интересовался. Ух, богатенький! Только ты не прям так иди, в голом виде, и смотри чтобы не приметил никто, сама понимаешь.

– А… – растерялась девушка, она уж и забыла про «это». Посмотрела на остальных, но скоморохи ответили одобрительными взглядами и кивками. Даже Чароплёт лишь усмехнулся – …а не противный он? – попыталась отговориться – Может старик какой…

– Так я только со слугой общалась. Ничего такой, пригожий и одет хорошо…

– Господин этот?

– Так слуга же! Да какая тебе разница?! – и Пуза кинула Жерди туго набитый кошель, тяжело и с увесистым звяком шлёпнувшийся на чёрные бёдра – Серебро! С такими деньжищами можно хоть с самим духом уродства ночку провести… На завтра договорились. Сразу после выступления, а чего тянуть-то? Слуга этот прям на площади, недалеко от нашего возка ждать тебя будет…

– Вон он… – после мимолётно пролетевшего представления, указала Пуза на мужчину, стоящего в тени меж торговых ларьков – Ну куда?! Оденься хоть. Да не дрожи ты так, всё нормально будет…

Жердь полезла в возок, за своим плащом, который почему-то оказался не с краю, куда она его положила, а в самой глубине. Объёмно выступая, словно под ним что-то пряталось.

Вскоре, высокая, закутанная в меховой плащ фигура, выбралась из-под полога возка и молча отправилась в указанном направлении. Ожидающий мужчина, кивнул приветливо и, предложив свой локоть, повёл в сторону центра. Туда, где возвышались терема богатых бояр, из числа золотых поясов.

– Удачи! Мы тебя ждать будем – нарочито громко, будто и не для Жерди, пожелала Пуза, а для того, чтобы этот сопровождающий слышал и имел ввиду… на всякий случай.

– Оторвись там! – добавил Игрун – Повезло девахе, вмиг разбогатеет… – садясь на козлы и направляя лошадей к дому – И чё я не баба?

– Дак, кто мешает, хошь и для тебя какого дворянчика подберу? – пошутила Пуза, пристраиваясь рядом – Ой, прям рожу состроил… Резвые Ноги, вон, не брезгует…

– Чо-та не заметил, что он много имеет с этого. А за гроши зад подставлять, помилуй духи…

– Ну, чтоб нормальные деньги, так это надо молодых да красивых. А вы с ним хоть и не уроды, да только мужиковаты уже слишком. Вот Волчок бы вполне подошёл – добавила погромче, назад оборотившись – А, Волчок? Чего думаешь, разбогатеть не желаешь? И это! – вдруг встревожилась – Смотри там чтоб медведь за ней не дёрнул!

Волчок ничего не ответил, сидя на задке возка, он ревниво смотрел вслед удаляющейся парочке. А медведь? Медведь, словно позабыв о своей хозяйке, которую уводил куда-то незнакомый мужик, спокойно топал за повозкой.

Вот и ворота скрипнули, повозку в сарай загнали, да вечерними делами занялись. Лошадей распрячь да покормить, прибраться за ними, сами поужинать. И всё с разговорами:

– Дверь не запирай, вдруг Жердь посреди ночи вернётся.

– Да и Чароплёт снова пропал куда-то…

– Резвые Ноги, ужин готов, кончай там лопатой шерудить…

– Фух, хорошо хоть медведь умный, наружу гадить ходит, а не прям здесь, как лошади…

– Эй, Мишка, будешь кушать? Чего он возле повозок улёгся?

– По хозяйке небось тоскует.

– На, отнеси ему…

Забившись в угол возка, сливаясь с тьмой под плотным пологом, Жердь слушала эти разговоры и сидела тихо, ничем не выдавая себя. Хоть уже в животе бурчало от голода, да и прохладно тут. Но ведь Чароплёт так приказал, и она послушалась. Когда ещё на площади, растерянно забравшись в повозку и потянувшись за своим плащом, плохо соображая, что делать и как теперь быть? То ли бежать, то ли ещё чего… Продажной девкой она вовсе не хотела становиться, но и скоморохов подводить, которым вроде как обещала, и они надеются на неё и так уговаривают, мол «Да ничего такого… Пустяк… Раз и всё… Все так делают… Ничего не теряешь… Такие деньги на дороге не валяются…» И вдруг обнаружила под своим плащом лицедея, который и отправился на встречу вместо неё.

Наконец вечерняя суета закончилась, разговоры стихли, и потихоньку все разошлись спать, а она всё сидела и сидела терпеливо, мучаясь голодом, неудобством своего положения в тесном возке – «Уж все члены затекли!» – но слишком сильно шевелиться боялась, и волнением за Чароплёта – «И как-то он выпутается, когда увидят, что это вовсе не девушка никакая?» – да так, потихоньку, и сама за кемарила.

– Никто тебя не видел? – и огонь прямо в чёрные, разлепившиеся со сна, глаза.

– Не-а – помотала головой, протирая руками веки.

– Ну вот и ладно, и не говори никому – меховой плащ полетел ей на колени, а короб, на который она во сне склонила голову, чуть приоткрылся – не помнишь, тут где-то мазь была?

– Ты ранен… – наконец смогла видеть, как следует.

– Да ладно, в первый раз что ли – держа в одной руке тлеющую головешку, от которой свет не такой уж и яркий на самом деле, достал горшочек второй рукой и, сдёрнув зубами крышку, понюхал – В прошлый раз тоже, вон, оцарапали… – кивнул на плечо и оглянулся, в поисках, куда бы присобачить огонь, так чтоб пожар не устроить. Хотел уже ей всучить, но Жердь уже деловито выдернула горшочек из его ладони.

– Давай помогу – зачерпнув пальцем мазь – всё одно в таком свете не видишь ничего.

– Гм… но чувствую… – сообщил странным тоном, когда она пальчиками, начала нежно наносить лекарство на раны.

– Сколько же их… – имея в виду раны, сочувственно вздохнула Жердь. Впрочем, не особо-то и серьёзные, так, порезы да ссадины в основном, хотя есть и парочка довольно глубоких.

– Ну, их было несколько… – задумчиво и совсем не о том, ответил Чароплёт – Этот жирдяй оказался довольно проворный…

– А… Ты убил их?

– Кого?

– Ну сегодня… и тех, что в прошлый раз? Ты убийца?

– Разве ты видишь на мне метку убийцы?! Я всем даю честный поединок…

– Угу… – согласилась Жердь, хоть как бы она могла рассмотреть за слоями краски на скоморошьем лице, чёрную метку жестокого духа – Вот здесь ещё… – заметила на бедре струйку крови и чуть приподняла мочало, свисающее с пояса дабы срам прикрыть. Только оно всё равно мешает, волосья лыка к ране и измазанными в лекарстве пальцам липнут, да и не видать за ним ничего.

– К тому же это не я, а ты к боярину сегодня ходила. Да и те двое тебя искали – вдруг огорошил её, да ещё и добавил – чёрная да страшная вся, на тебя и подумают в первую очередь.

Испуганно взглянула на лицо его, и поняла, что тот насмехается.

– Ну и пусть – ответила решительно – если хочешь, сама пойду и скажу, что я это сделала. А потом признаюсь кто я такая на самом деле… – и также решительно рванув узелок на поясе, сдёрнула это мочало, оголив его чисто выбритые чресла.

Вот теперь лицо его выражало некоторую растерянность:

– Так тебе и поверили… – лишь молвил неуверенно.

Ах, как же хотелось, чтоб он так и был перед ней, голый, беспомощный. Интересно, он понимает, что в темноте она хорошо видит, его обнажённое тело и… начинающееся возбуждение от случайного касания её пальцев? Ну не такого уж и случайного, она даже одну ладонь между его ног просунула, будто ей так удобнее, когда придерживает за бедро и ягодицу. А у самой аж мурашки, во многих местах, а не только там, где эта штуковина об руку задевает.

– А зачем ты это делаешь? – спросила, разговор продолжая. А у самой совсем другие мысли в голове вертятся, ведь лицо так близко к затвердевшему стволу, покрытому узором, как и всё тело, лишь большая надувшаяся вершина имеет свой естественный, приятный нежно-розовый цвет. И если ещё чуть податься вперёд, поддавшись желанию, то можно…

Вот только он совсем не беспомощный, как она размечталась было. Наоборот, весь такой уверенный, сильный, таинственный…

– Обещание выполняю! – отрезал жёстко. Резко оттолкнул её руки, выхватил горшочек, сунув вместо него головёшку и, больно схватив за руку и под зад, грубо вытолкал из повозки – Спать иди! – вышвырнул следом меховой плащ.

Хорошо хоть она довольно ловка, не упала и не ушиблась. Будто в тумане, пошла к печке, пихнула головешку в топку, из котелка взяла пареную репу. Надкусывая и жуя, пошла обратно, а к горлу что-то подступает, так что глотается с трудом. И в глазах щиплет. Всё ж подобрала плащ и устроилась возле медведя, всё медленно, аккуратно, кусая губы и носом шмыгая. Наконец легла, положив под щёку ту ладонь, которой трогала, чувствуя, как на ягодице, за которую он схватил, когда выталкивал, ещё остался приятный след его руки. Даже свою ладонь туда приложила, поглаживая. И только теперь дала волю своей обиде – «Ну вот сейчас-то чего он злится?! Всё же хорошо было… Потому что я лысая, чёрная, уродливая… Длинная и худая как палка… Даже грудь не растёт, какие-то маленькие холмики вспучились и всё, не торчит как у некоторых…» – уткнула лицо в тёплую и живую медвежью шкуру, мигом намокшую от горючих девичьих слёз.

20. Храбор

Оставив позади, вместе с порыжьем и землёй таннов, большую часть рати, воинский отряд отправился наискосок, чуть ли ни через весь торжский край. По заснеженным просёлочным трактам, практически налегке, лишь с небольшим обозом. Минуя в стороне не только сам Староторж, но и сколь-нибудь крупные поселения, дабы не выдать себя. При этом торопясь и поспешая что есть сил, через незнакомые и пустынные северные земли, где и еды-то достать негде. Уже и подсумки пустые, и средь коней начался падёж, когда наконец, измученная и оголодавшая дружина, почуяла дым жилья и вышла их леса. Как раз в том месте, где на побережье обосновался небольшой городок рыбаков и добытчиков морского зверя, Лидан.

– Думал уж не доберёмся – не смотря на все трудности, Задорн так и не утратил своей обычной полушутливой манер – глупая и рискованная затея.

– А что ж согласился тогда? – как и Несгибаемая Рябина своей строгости.

– Дык из-за удачи, написанной на лице нашего Великого воеводы. За один этот переход, в нашу честь былины слагать будут.

– Видать слава тебя более жизни привлекает.

– Жизнь кончится, слава да честь останется. Ты то сама для чего воюешь? Что оставишь после себя, коль в бою помрёшь?

– Родину и верность Государыне. Что слава? Всё одно переврут. А честью и поступиться можно, ради земли своей. Земля-то всяко дороже будет. Да и честь у каждого тоже своя, другим не понятная…

Всю дорогу эти двое вели такие заумные споры. Постоянно на привалах, грызя скудный сухарь и устраиваясь спать вокруг костров одной большой кучей. Или, когда перебирались через овраг, вытаскивая коней, с головой провалившихся в снег. И даже в тот раз, блуждая в метели, хорошо ещё дух пути, что на левой ладони Храбора, не давал сбиться и верно указывал направление. И лишь теперь, когда почти прибыли, и перед глазами, до самого горизонта, раскинулась ледяное поле, кое где покрытое ледяными и снежными торосами, словно застывшими в бурю волнами, наступило наконец молчание.

На эту красоту, с пригорка, взирала деревянная крепость. Заметив приближающуюся рать, в мгновенье всполошилась. Какие-то крики. Детишки, катающиеся с бруствера, похватав санки, в миг исчезли. Мужики, чинящие на побережье ладьи, сети, что-то коптящие и смолящие, скрылись за стенами. Из ворот выскочило несколько конников и помчались куда-то, по одежде так-то не салавы, однако больно резвые, не догнать и не спросить, на уставших-то лошадях. И вдруг стихло всё, лишь какая-то баба, в длиннополом тулупе, бежит заполошно к закрытым уже воротам, резво перебирая ногами, утопая валенками в снегу и чуть не падая. Так что дружина, будто к какому вымершему городу приблизилась. Ворота закрыты, тишина, лишь противные крики бакланов, дерущихся за, оставленную людьми, рыбную требуху.

– Эй? – Задорн обратился к, испуганно вжавшейся в угол башни меж стенкой и створкой ворот, женщине – Чего дрожишь как загнанная, не пускают что ль? Дык только скажи, поможем в беде твоей, враз все стены вынесем…

– То жонка моя, господин. Пугливая, страсть – сверху, из бойницы, высунулась растрёпанная и нелепая, несколько заискивающая, бородатая голова мужичка – из лесу возвращалась, людей незнакомых увидала, вот и трясётся теперь вся… – и уж ей, довольно грубо, даже кулаком потряс – У-у, говорил в лес одна не ходи! Дались тебе волки эти…

– А сами-то не от нас случаем заперлись? Аль знамён не видите?

– Да что вы господин, то от волков мы – ворота уж скрипнули, открываясь – не обессудьте, донимают стервецы этакие…

– Да, весело у вас – заезжая внутрь, Задорн всё продолжал ёрничать, потешая дружину – что ж она на волков-та, без копья, ножа, да хоть какой снасти? Да одна, по зиме-то они, говорят, целыми стаями бродят?

– Дык она их между ног… Гы-гы-гы… – тут уж и мужики местные, что ворота открыли, расслабились да повеселели, сами отшучиваться стали – Ага, бают, за ночь всю стаю в одиночку передушить может… Ха-ха-ха… Скажи Лапоть, ненасытная ж?

Лапоть, как раз спускавшийся с башни, лишь губы поджал, да со злой красной мордой на жонку свою гневно глянул. Так что та, не дожидаясь, подхватила подол, да помчалась меж домов. Муж ейный сразу за ней, с криками:

– Убью, гадина! Позорить меня будешь… – провожаемый громким хохотом мужиков.

– Старший кто тут у вас? – прервала это веселье Рябина.

Видимо потому, что сам Храбор говорить не мог. Он еле сдерживался, чтобы сохранить достоинство в этой ситуации. Впрочем, на него как-то и не обращали внимания, принимая юного воина, то ли за стремянного, то ли за вестового, что вечно крутятся возле военачальников. Так что и выступивший вперёд мужик, поклонился лишь Рябине и Задорну и, немного растерянно оценив обоих из-под кустистых бровей, обратился ко второму, полагая его за главного:

– Выборный староста я, Грудь – представился хмуро.

– Нам бы Грудь покушать чего, вишь отощали как, пока в ваше захолустье добирались, да коней накормить? – добродушно, с искренней полушутливой улыбкой, сообщил плесский воевода. Храбор даже завидовал Задорну. Как-то так, легко и непринуждённо, боярский сынок сразу располагал к себе людей – Ну и банька б не помешала…

– У нас много рыбы, мясо тюленей и китов. Людей накормим, а вот лошадей… Животину тут мало держат, в основном морем кормимся, рыбу да ворвань добываем. Попробуйте по деревням пошукать, коли найдёте… – непонятно что и имел ввиду, снедь для лошадей или сами деревни? В этаком захолустье их явно не особо много. Да и где искать, средь лесов глухих да болот? Впрочем, мужик хитро так глянул, да подсказал с намёком, голос понизив – У варгов ещё поспрашать можно. Эти и с собой привезли, и так… прибарахлились…

– Где варги стоят, покажешь? – сразу грубовато поинтересовалась Рябина.

– Дык сами найдёте, дело не хитрое – а сам глаза в сторону отвёл.

– Ага, по следам Лапотихи идти, так к волкам и выведут – пошутил кто-то. Впрочем, на него сразу зацыкали, толкая локтями.

Старосту можно понять, и так толпа варгов на шее, так и ещё целая рать припёрлась. Всех кормить никакая мощна не выдержит. А кто победит, а потом спросит за помощь врагу, и неизвестно. Так ещё и перед староторжскими боярами ответ держать.

– Чьи владения тут?

– Так Староторжа. Люди вольные, кто в складчину, ватагами кораблём владеет, кто наёмный работник на судах добытчиков богатых. Сами купцы да бояре здесь гости редкие, только приказчики и управляющие от них. Ну а промыслы в основном посадничьи.

После баньки, воеводы, да и другие кто при должностях, в обширную избу старосты набились. Он уж и на угощение расстарался, и хмельные напитки выставил. Тут и разговоры полились, воины то повеселели, радуясь отдыху. Особливо Задорн старался, привлекая внимание местных рассказами всякими о землях далёких, да и сам то и дело расспрашивал, что тут мол, да как? И всё старосту локтем пихая. Однако тот старался отмалчиваться, более других слушая.

А вот Храбора, так похоже тут и не признал никто, впрочем, он и не высовывался, всё в сторонке держался. Может местные вообще и не слыхивали о нём никогда. Доходят ли в этакое захолустье вести, о делах Государей и князей всяких, кто ж его знает? Ну и хорошо, хоть тут никто коситься не будет, сравнивая его: с отцом, Ратом Бешенным, жестоким правителем и безжалостным полководцем; да с матерью, поганкой Ночкой, убийцей и предательницей.

Так тихо и сидел, да на плошки дивился, что вместо свечей тут расставлены часто, так что светло довольно. Жидкость какая-то густая в них налита, да нитка иль щепа плавает и огоньком полыхает.

Насытившись, подышать вышел, из духоты этакой, ну и до ветру заодно. Да так и застыл, забыв обратно порты натянуть, и на полыхающее холодным белесым цветом небо уставившись. Очнулся лишь когда услышал голос старосты совсем рядом:

– Духи холода и тьмы. Это что, на полуночных островах так вообще, разноцветьем пышут. Там им поклоняются и злыми не считают. Вишь как сияют…

– И что ж, постоянно так?

– Не, летом и без того светло круглые сутки. Только с морозами и тьмой приходят.

– Темнеет рано у вас, небось на улицу лишний раз не выйти, да и лучины не напасёшься? – вспомнил про плошки с фитилями и жидкостью горючей.

– А зачем? Ворвань же, тюлений жир. У нас много его, горит хорошо, да и копоти такой не даёт. Бочку поставил, да занимайся делами своими.

На завтра, через лес по следам гулящей жены Лаптя, всё же не пошли. Нашли более удобный путь, не без подсказки старосты. Коего Задорн всё-таки разговорил помаленьку, пока угощался его же копчёной рыбой. Впрочем, и без этого сообразили бы, конечно. Всадников-то, выскочивших из города при подходе войска, приметили. Вот по этой дорожке и отправились, вдоль моря, иногда углубляясь от кривого берега вглубь леса, а иной раз, наоборот, прямо по морскому льду. Довольно-таки натоптанная дорожка, видно, что в Лидан варги не редко наведываются. Да тут и совсем недалеко оказалось, уже через полдня вышли к узкому заливу, где, среди скальных обрывистых берегов, в одном месте имелась удобная бухточка, с пологим сходом.

Недалеко, чуть ниже и ближе к морю, имелось несколько, непривычных для салавов, вытянутых домов, явно отличающихся внешним видом и способом постройки. Из свежих брёвен. Как и невысокий и неравномерный частокол в несколько саженей шириной, обращённый остриями наружу, с одиноким проходом, перегороженным козлами, так же увешенными кольями. Вся эта чужеродная нелепость ярко выделялась на фоне местной, салавской, земли. А с десяток чёрных хищных профилей больших боевых кораблей варгов, вытащенных на берег и поставленных на специальные подпорки, только усиливали это впечатление.

– Такое чувство, будто они тут надолго решили обосноваться – Задорн с превосходством посмотрел на воевод, будто говоря: «Вот! Я же предупреждал, что не просто так староторжский посадник с конунгами варгов породнился!» Да добавил насмешливо – надеюсь варги принимают гостей не хуже, чем жители Лидана – кивнул на пару могутных воинов, что вышли за пределы частокола и встали в расслабленной позе – Встречают, заждались уж поди….

– Да, не очень-то похоже на простой отряд наёмников – в кои-то веки согласилась с ним Рябина, только наоборот, очень мрачным тоном – Настроены серьёзно, просто так не уйдут и не сдадутся.

– Чего гадать? Переговорим, да узнаем – Храбор спешился, кинул поводья Верну, поправил меч, да и направился пешком к ожидающим варгам. Рябина и Задорн поспешили следом.

При приближении, фигуры встречающих варгов становились всё выше, массивнее, сильнее.

– Какие ж они огромные?! – тихо восхитился Задорн, останавливаясь вслед за Храбором, не доходя трёх шагов.

Эта пара варгов и правда впечатляла, и даже пугала. Словно близнецы, хоть и видно, что второй помладше. Впрочем, ведь они и правда братья, те самые конунги, что взяли в жёны дочерей староторжского посадника. Одинаково рыжие и длинные, ниспадающие на грудь, усы и бороды, из-под которых на лица выступали непонятные знаки варгских духов. Оба на целую голову выше, грозный и насмешливый вид. Казалось, что прямо сейчас вынут свои секиры, рукояти которых торчат из-за плеч, у того, что держится чуть сзади две, а у того, что ближе одна, но зато здоровая и с двумя лезвиями, торчащими с боку у бедра, да как начнут крошить вставших перед ними салавов. Так и хотелось развернуться, да бежать без оглядки. Храбор даже заподозрил, что без какого-то духа ужаса тут не обошлось. Иначе как объяснить, что при попытке представиться, у него изо рта вырвалось нечто тихое, невнятное, будто испуганное:

– Я-а-э…

– Да по хрен! – рявкнул ближний варг.

А братец за его плечом осклабился, да сплюнул презрительно. Но неудачно, жидкая липкая слюна вывалилась на роскошную бороду и неприятно потянулась вниз. Так что Храбор изумлённо скривился, а Задорн так и вообще заржал. Даже старший варг оглянулся и хмыкнул. В общем эта ситуация малость отвлекла и разрядила обстановку, тем более что Рябина не нашла в этой сцене ничего забавного и, положив ладонь на плечо Храбора, с силой сжала, напоминая о деле и придавая решимости. Так что он отвёл взор от нелепо утирающегося здоровяка и, взглянув прямо в глаза старшему, продолжил свою речь уже более смело и даже с ноткой грубости:

– Вы находитесь на землях Салавии, и должны покинуть их.

– С чего бы это? – насмешливо приподнял варг рыжую бровь – Пока не получим оплату за свои мечи, некуда не уйдём.

– Получите, коли отработаете. Не на постой же, да безделье, вас нанимали? Присоединяйтесь к нашему войску в походе на Таннов.

– Гы – осклабился нагло – не ты нас нанимал, не тебе нам и указывать.

– Тогда нам придётся выгнать вас силой – прищурился Храбор.

– Попробуй – усмехнулся вызывающе – а лучше сразись прямо со мной.

– Только если пообещаешь уйти, даже если победа за тобой окажется.

– Трус… – варг презрительно скривился, и будто потерял всякий интерес к дальнейшему разговору.

– А вот я не против! – Задорн вынул меч из ножен.

Да и Храбор положил руку на рукоять и отступил на шаг, вставая в стойку готовности. Как и оба варга, что с ухмылками, потянулись к своим секирам.

– А ну стоять всем! – рванулась меж противниками Рябина – Нам это сейчас ни к чему! – строго проговорила, оборачиваясь к своим, и добавила тише – Всё одно не уйдут, да им и некуда, море замёрзло…

– Умная старушка, почти как моя жена…

– Гы-гы, так у салавов вообще бабы умнее мужиков… Слышь, бабуль, снимай эти железки и переходи к нам! Салавкам с нами хорошо, так и стонут…

– В битве увидим, кто как стонет – бросила Рябина через плечо.

– Ну-ну, будем ждать…

Новое оскорбление уже не возымело того действия. Храбор успокоился, понимая, что их специально провоцируют, рассчитывая одним махом обезглавить противостоящую рать.

– «И что только нашло на меня?» – глянул на Задорна, тот тоже уже взял себя в руки – Пошли – мотнул головой, и все трое направились обратно к своему войску, больше не оборачиваясь на варгов.

– Оставайся при войске в Порыже… Кому-то надо тут командовать… – шипела Рябина, передразнивая Храбора – Хорошо, что не послушалась, а то сейчас бы наделали глупостей, и поход бы загубили, и себя. Тогда б Ярка мне собственноручно голову оторвала…