Текст книги "Тайна Несвижского замка"

11

У входа в подземелье оставили двух местных чекистов. Ещё одного, самого бывалого и, кстати, до зубов вооружённого, на всякий случай прихватили с собой.

Первым шёл Плечов с привезённым из Москвы мощным фонарём зарубежного производства. Питающимся, если верить инструкции на английском и немецком языках, от гальванических элементов. То есть – батареек, которых в его чреве было аж три штуки.

За Ярой с развёрнутой картой, в которой, к слову, не было никакой необходимости (ибо этот человек мог с закрытыми глазами ориентироваться в здешних катакомбах хоть днём, хоть ночью!) семенил знатный местный краевед. Звали его Яшей, то есть Яковом Семёновичем Пекуном. Был он неказист, близорук, неловок, но дело своё, несмотря на молодость (вчера парню исполнилось «целых» двадцать пять лет!), знал отменно.

27 декабря 1939 года власти Советской Белоруссии приняли постановление о создании во дворце Радзивиллов исторического музея, в котором Яше предстояло служить директором, но уже спустя несколько дней решение отменили, а сам замок передали в ведение НКВД – под госпиталь для… чекистов.

Правда, ненадолго.

Полгода спустя (в июле 1940 года) те же самые люди решили организовать в замке автодорожный техникум, в котором и преподавал Пекун.

Лаврентий Фомич, прекрасно помнивший, что «Сусанин» (как он мысленно окрестил проводника) был единственным, кто публично выступил против так называемого «разбазаривания» Несвижской коллекции, шёл следом за проводником и ни на секунду не спускал с него глаз.

(Напомню, что согласно Постановлению ЦК КПБ (б) от 3 января 1941 года в Государственную художественную галерею, расположенную в Минске, были переданы 264 ценных полотна, среди которых аж 64 портрета самих членов династии Радзивиллов, а также слуцкие пояса и антикварная мебель. Белорусскому государственному музею и основанной ещё в 1924 году киностудии «Советская Белоруссия» отошли пушки и стрелковое оружие разных лет; Государственному театру оперы и балета Белорусской ССР и Дому работников искусств – костюмы. А вот экспонаты «охотничьей залы» почти в полном составе достались Беловежской пуще.)

Замыкал процессию неприметный мужчина средних лет по имени Степан, а по фамилии Хованский – тот самый «крутяк» из Несвижского отдела НКГБ, о котором мы вскользь упомянули чуть выше.

– Вскоре в тоннеле будет развилка, там подземный ход делится на две ветки… Нам – налево, точней – на северо-восток – к Сейловичам, – как ушлый экскурсовод, каковым, по сути, он и являлся, заученно пояснил Пекун. – Ещё километров пять-шесть – и мы у цели!

– Мать честная… Это же больше часа тяжелейшего пути… – едва ли не застонал Цанава. – Может, даже два… Я столько не выдержу… в замкнутом пространстве!

– У вас клаустрофобия?

– А что это такое?

– Значит, надо было оставаться наверху, – не удосужив наркома ответом на предыдущий вопрос, язвительно заметил Ярослав Иванович. – Мы и без вас управимся!

Цанава промолчал.

* * *

Хованский с едва мерцающим армейским сигнальным фонариком образца 1936 года следовал, как мы уже сказали, позади остальных и всё время чиркал штыком, пристёгнутым к заброшенной за спину трёхлинейке, о верхнее перекрытие узкого тоннеля, что значительно замедляло и затрудняло его передвижение.

После развилки, когда проход ещё больше сузился, Степан не выдержал и начал молить о помощи, обращаясь, естественно, не к Господу Богу, а, как положено, – к главному начальнику.

– Лаврентий Фомич, родной, дорогой… (Видимо, они были близко знакомы, раз уж Степан смог позволить себе подобное – явно не по Уставу – обращение). Распорядитесь, пожалуйста, передать винтовку кому-либо другому, не то я точно кого-то покалечу. Хорошо, если самого себя, а не дай боже, вас или товарища учёного, вы ж меня на кол посадить прикажете!

– Прикажу! – хмыкнул Цанава. – Только кому её отдать? Кроме тебя, здесь все – люди штатские. Не положено им с оружием щеголять!

– Разрешите тогда хотя бы оставить её в тоннеле. Хватит с меня двух пистолетов и ножа. Назад будем возвращаться – заберём.

– Под твою личную ответственность.

– Нет. Так не пойдёт! Ещё испарится, что я буду делать?

– Вешаться, если кол тебе не нравится!

* * *

– Всё. Объявляю плановый привал, – нарком белорусской госбезопасности прижался к стене тоннеля и начал медленно сползать спиной книзу, пока не упёрся пятой точкой в земляной пол. – Через четверть часа продолжим движение. Прошу не беспокоить!

Он нахлобучил на глаза командирскую фуражку и почти сразу же… захрапел.

Что-что, а нервы у комиссара были отменные. Стальные, как их характеризует народная молва.

Может, и не такой Лаврентий безбашенный, как кому-то поначалу показалось?

Избавившийся на время от надоевшей «мосинки», Хованский мгновенно последовал примеру своего начальника.

А вот молодёжь от даже короткой передышки категорически отказалась.

– Где мы сейчас находимся? – шёпотом поинтересовался Плечов, отводя «Сусанина» подальше от задремавших чекистов.

– Где-то под Цегельней…

– Это что за штука? – скорчил глупое лицо Ярослав, внутренне напрягшись – наконец-то он взял след!

– Там изготавливали кирпич, который шёл на строительство Несвижского замка.

– А-а…

– С установлением советской власти, деревня пришла в экономический упадок, практически полное запустение. Как, впрочем, и Сейловичи, куда в конечном итоге и лежит наш путь… А ведь когда-то здесь вовсю бурлила жизнь. Плавали-резвились в прудах экзотические рыбки, цвели и благоухали аллеи фруктовых деревьев – между прочим, ценных пород! Радзивиллы использовали каждую возможность, дабы снова побывать в этом райском уголке… Да и не только они. Геринг, – знаете такого?

– Слышал.

– Он очень любил охоту в наших лесах…

– Ой, только ли? – вырвалось у Плечова.

– Что вы имеете в виду? – прищурил и без того узкие глазки Яков Семёнович.

– Конечно, охоту, – вздохнул агент.

А что же ещё?

12

– Подъём! – ровно через пятнадцать минут, секунда в секунду, Лаврентий Фомич проснулся. – Идём дальше.

Пекун занял привычное уже место во главе процессии и, потянув длинным кривым носом, громко спросил:

– Кто из вас курит?

– Я! – пробурчал Хованский.

– Отставить, мать твою так! – не выбирая слов, принялся чехвостить подчинённого Цанава. – Немедленно погасить окурок!

– Да я не про «сейчас». Я про «вообще», – неуклюже начал оправдываться Степан. – Каюсь. Подвержен вредной привычке. С детства.

– «Вообще» к делу не относится, – по-философски рассудил юный, но уже довольно мудрый и опытный несвижский краевед. – Однако вот ошибиться я в данном случае никак не мог, нюх-то у меня отменный… Особенно на табак. За версту его чую!

– Следовательно, ты уверяешь, что здесь кто-то совсем недавно курил? – потянулся за табельным оружием народный комиссар государственной безопасности БССР.

– Ну да! Папиросным дымком откуда-то точно потянуло-повеяло. Причём – свежим. И, как бы это правильно сказать, не нашим, не советским – слишком мягким и не таким противным, что ли?

– Какие-то уникальные способности. Может, тебя на службу в НКГБ взять?

– Ничего особенного. Что б вы знали, под землёй и под водой люди ощущают различные запахи особенно остро.

– Что ты несёшь, «Сусанин»? – ещё больше повысил градус «беседы» Лаврентий Фомич. – Курить под водой? Ха-ха-ха… Покажите мне человека, который способен на подобный трюк!

– Вы немного не так меня поняли… Будем живы – рванём в выходной на здешнюю речку. Ушу[22]22
  Уша – река в Несвижском районе Минской области Беларуси; левый приток Немана.


[Закрыть]. Для чистоты, так сказать, следственного эксперимента, – не сдавался Яша. – Плавать-то хоть умеете? – неожиданно спросил он.

– Ещё бы! – усмехнулся Цанава.

– Вы нырнёте, а Степан Давыдович в это время затянется на берегу папироской, – принимая сторону знатного краеведа, вклинился в чужой разговор опытный подводник Плечов, ранее не раз убеждавшийся в реальном существовании феномена, о котором только что поведал их новый знакомый. – Тогда и спорить будете.

– Согласен, – припомнил немного подзабытое слово из своего репертуара нарком. – А ты что, Ярослав Иванович, тоже дымок учуял?

– Не уверен, но… Почему-то я всецело доверяю носу товарища Пекуна… Хотя… Откуда здесь может взяться кто-то посторонний, честно говоря, вразуметь не могу.

– В здешних катакомбах полно всяких ответвлений, неразведанных и заваленных ходов, тайных комнат, – присел, облокотившись спиной о стенку, юный «Сусанин» и, пользуясь моментом, незаметно поднял с земли какой-то предмет, по всей видимости – обрывок бумаги.

– Но ведь это не значит, что в них кто-то живёт, – начал заговаривать зубы остальным членам экспедиции Плечов (авось не заметят то, что успел увидеть он).

– Я такого не говорил! – догадался обо всём хитрый проводник, решив подыграть профессору и, таким образом, продлить свою собственную опасную игру.

– Что ж, – огляделся по сторонам Яра. – В таком случае – нам следует усилить бдительность. Товарищ Хованский, вы кажется, недавно бахвалились лишним стволом?

– Лишних у меня нет! Один пистолет боевой, а другой – сигнальный! Плюс винтовка. Её, пожалуйста, хоть сейчас могу одолжить. На время.

– Не надо. Мучайтесь сами, – отказался от «щедрого» предложения учёный. – Скажите, дорогой Яков Семёнович, как долго нам ещё предстоит топать?

– По моим подсчётам – минут пять, не более.

– То есть выход из тоннеля уже где-то совсем рядом, неподалёку?

– Да.

– Давайте будем размышлять вместе. И вслух.

– Давайте.

– Значит, вы утверждаете, что совсем недавно в подземелье кто-то побывал?

– Похоже на то. Скорее всего, он двигался навстречу нам со стороны Сейловичей, но услышал приближающиеся шаги и сразу «включил заднюю».

– Логично… – профессор опустил книзу фонарный луч и сразу увидел под ногами… сигаретный окурок. Ни слова не говоря, поднял его и спрятал в карман широких брюк, сшитых по последней моде великой рукодельницей Фигиной.

Но такой откровенный трюк в отличие от скрытого манёвра «Сусанина» не ускользнул от внимания наркома.

– Эй, что там у тебя? – требовательно поинтересовался Лаврентий.

– Ничего. Просто старая копеечка. Дома рассмотрю её через лупу – может, ценная?

13

– Держитесь, друзья, уже совсем скоро! – тем временем обрадовал и обнадёжил членов подземной экспедиции Пекун.

И тут впереди что-то загрохотало…

Отстраняя в сторону «знатного краеведа», Плечов рванулся на звук и вскоре наткнулся на металлическую решётку, полностью загородившую узкий проход в том месте, где тоннель начинал потихоньку уходить вверх – вероятно, к выходу на поверхность.

Однажды он уже видел похожий фокус – год назад, в Олыке.

Но кто умудрился сделать это? Кто?

Вопрос вроде как риторический.

Ибо ответ на него совершенно очевиден: тот, кто «разбросал» под землёй окурки!

Но что делать теперь? Как выбраться из подземной западни? Ведь кнопка, приводящая в действие подъёмный механизм, находится наверняка по ту сторону ограды!

(Совсем скоро выяснится, что это не так, но нашим героям, к сожалению, не были известны такие детали.)

Ярослав стал дожидаться основательно отставших товарищей. А когда те наконец приблизились к нему практически вплотную, услышал позади себя какой-то странный шорох. Обернулся. И чуть не обомлел от ужаса: по наклонной плоскости прямо на них катилась граната.

Что делать?

Всю свою, пока ещё не самую долгую, но, по всем христианским канонам, довольно-таки праведную жизнь, он, в первую очередь, руководствовался единственно верным русским принципом: «Сам погибай, а товарища выручай».

И на этот раз тоже не собирался отступать от собственноручно утверждённых правил.

– Ложись! – заорал Плечов и бросился вперёд, чтобы, сбив с ног растерявшегося Яшу, в ту же секунду накрыть его своим тренированным телом.

Как ни странно, то же самое проделал и Степан Давыдович; только тот избрал объектом своей защиты народного комиссара государственной безопасности БССР. Хочешь не хочешь, деваться-то некуда: так положено по Уставу!

Неизвестно, уцелел ли бы кто-то из них, если б граната попала в свободное пространство между прутьями решётки и продолжила свой гибельный путь дальше, но она, к счастью, ударилась об железную преграду и тотчас взорвалась.

Наших героев взрывной волной отбросило далеко назад, и, пока улеглась пыль, они молча возвращались к жизни: ощупывали рёбра, клацали зубами и «включали мозги».

А когда включили, поняли, что бедняга Хованский лежит на прежнем месте и не шевелится.

Цанава положил палец на его сонную артерию и тихо констатировал:

– Всё!

Странное зрелище. Странное и страшное. Ни капли крови, ни ран, ни ссадин, ни царапин – вообще никаких видимых повреждений.

А человека нет.

Точнее, тело его есть… Две руки, две ноги, голова, туловище…

А душа?

То ли её и не было с момента рождения, как утверждают товарищи атеисты. То ли она просто ненадолго отлучилась и ещё вернётся.

А, может, и вовсе – вышла навсегда. Помытарствует рядом со своими земными оковами ещё дней сорок – и отлетит в вечность…

14

Цанава психовал.

Яша молчал.

И лишь один Плечов излучал абсолютное спокойствие и стопроцентную уверенность в себе, в очередной раз демонстрируя недюжинное умение сохранять самообладание в самых сложных – порой абсолютно нечеловеческих условиях.

Чего беспокоиться?

Он уже не раз бывал в опасных переделках и всегда выходил из них целым и невредимым.

А раз так, то никаких оснований полагать, что нынешнее приключение закончится как-то иначе, не так, что ли, благополучно, как все предыдущие, – не было и нет!

– Итак, братцы, в сложившихся обстоятельствах у нас с вами осталось не так уж и много пространства для манёвра, – окончательно беря инициативу в свои крепкие руки, начал размышлять вслух он. – Рассмотрим два, лежащих на поверхности (в переносном смысле этого слова!) варианта нашего возможного поведения. Первый: мы поднимаем хай: начинаем стрелять из всех видов оружия, стучим по решётке, и ждём, когда нас услышат…

– У этого пунктика есть один маленький, но очень паршивый изъян, – уголками рта улыбнулся Лаврентий Фомич. – Как только мы начнём шуметь, здесь сразу появятся те, кто уже бросил в нас гранату.

– И второй, – как ни в чём не бывало продолжал учёный. – Разворачиваемся и на всех парах стремимся в обратном направлении… А там, как бог даст…

– Всё-таки хорошо, что я распорядился поставить стражу у входа в подземелье, – потихоньку возвращался к привычной линии поведения нарком, быстро наполняясь бодростью и врождённым оптимизмом. – Надеюсь, с нашими несвижскими товарищами ничего не случилось, и они по-прежнему несут боевое дежурство там, где мы их оставили.

– И я того же мнения, – поспешно согласился Яра. (Любая здравая мысль, даже чужая, всегда находила необходимую поддержку в его душе.) – Атаковать вооружённый караул на нашей территории враги вряд ли посмеют. Не созрели ещё! Не набрались, так сказать, достаточной наглости.

– Правильно! – поддержал философа Цанава и принялся цитировать великого вождя, правда, не очень уместно и умело: – «Всякая власть только тогда чего-то стоит, если она умеет защищаться». А наша родная рабоче-крестьянская уж точно за себя постоять сумеет!

– Простите, дорогой Лаврентий Фомич, что вмешиваюсь, но Владимир Ильич имел в виду не власть, а революцию, – не удержался от колкости Плечов, которого коробило, когда кто-то начинал хоть чуточку искажать марксистко-ленинское наследие.

Спорить и возражать нарком не стал, понимая, что с дипломированным философом лучше не связываться. Однако пару аргументов в своё оправдание нашёл молниеносно:

– Но ведь революция для того и делается, чтобы взять власть. Значит, ничего я не напутал, не исказил! Совсем ты меня сбил с толку, Ярослав Иванович… Уже и не помню, на чём мы остановились?

– На том, что пуститься в обратный путь будет правильней и безопасней, чем поднимать шум и, таким образом, вызывать огонь на себя!

– Точно… – согласился Цанава. – Осталось только решить, что делать с нашим погибшим другом. Впрочем… Нести его с собой мы вряд ли сможем, так что придётся пока оставить его тело здесь. Надеюсь, что ещё до вечера поднимем Стёпана на поверхность. И похороним с воинскими почестями.

Яков Семёнович молча кивнул и сказал:

– Тогда идём быстрее.

– Погоди немного… – притормозил его нарком. – Документы оставлять нельзя. Оружие тоже. Плечов, возьми пистолеты. А винтовку я сам понесу.

– Не надорвётесь, товарищ нарком?

– У тебя есть какое-то иное предложение?

– Есть. Давайте осчастливим трёхлинейкой Яшу – он всё-таки помоложе вас будет…

– Штатским нельзя. Нажмёт случайно на спуск или проткнёт кого штыком, отвечать кто будет?

– Вы!

– Вот видишь.

– Я с оружием умею обращаться, – обиделся Пекун. – И даже боевой опыт имею. Помогал нашим в тридцать девятом. Во время народного восстания в Скиделе[23]23
  Сейчас – город спутник Гродно (административного центра одной из областей Республики Беларусь). Подробней о деталях тех знаменательных событий – в романе С. Бортникова «Агент вождя». М.: Вече, 2017 (серия «Военные приключения»).


[Закрыть]. Я там как раз в командировке был.

– Ты? – в глазах у Цанавы появилось удивление. – А с виду не скажешь…

Это он сказал вслух.

А про себя подумал: «Почему в наших документах об этом ничего нет? М-да… Всё же лучше не рисковать… Мало ли что может отчебучить этот тип?»

15

Как ни странно, никаких экстраординарных событий в тот день больше в Несвиже не случилось.

Но…

Даже об обыденных делах всё равно лучше рассказать по порядку. Итак…

Два доблестных последователя Дзержинского, как и прежде, несли службу у двери, ведущей в подземелье.

Хотя… Нет…

«Несли службу» – пожалуй, сказано чересчур громко, применительно к постыдному занятию, которым увлеклись караульные: они резались в карты на скамейке у костёла Наисвятейшего Божьего Тела[24]24
  Подробней о главном Несвижском храме в том же произведении – «Агент вождя».


[Закрыть].

Ведь, как утверждают партийные вожди – никакого Бога нет. А религия, как известно, – это «опиум для народа!»

К счастью для парней, Лаврентий Фомич, а с ним и все остальные члены небольшого коллектива золотоискателей, этого безобразия видеть не могли, ибо, как только изнутри «охраняемого» помещения начал доноситься посторонний шум, часовые немедленно прекратили своё занятие и мгновенно рассовали по карманам свой нехитрый «инструмент».

Цанава поблагодарил всех (в том числе и неблагонадёжного, как он подозревал, краеведа) за отличную службу, а потом в компании Плечова пошёл к месту стоянки своего служебного автомобиля.

Тот, естественно, был оставлен во дворе дома, в котором располагались районные отделы НКВД и НКГБ – подобная практика (по размещению в одном месте обоих родственных силовых ведомств) в то время была весьма распространённой. И не только в Белоруссии.

Предводитель несвижских чекистов, похоже, всё время торчал у настежь распахнутого окна и ждал, когда появится народный комиссар, чтобы немедленно (второй раз за день) доложить ему о сложившейся на подконтрольной территории обстановке.

Заметив высокого начальника, он выбежал во внутренний двор и, лихо поднеся руку к тёмно-синему околышу фуражки, принялся что-то говорить.

– Вольно, – как от надоедливой мухи, отмахнулся от ретивого служаки Цанава. – Продолжайте занимайтесь своими делами, товарищи!

– Есть!

* * *

Верный водитель (и наипервейший помощник наркома) спокойно дремал за рулём при открытой дверце.

А что ещё делать? Сказано – ждать, значит, ждать. Молчать – и не задавать лишних вопросов.

А если уж работать, то и двадцати четырёх часов в сутках порой мало.

Поэтому – не теряйся, выпала уникальная возможность поспать – спи!

Лаврентий Фомич по-дружески потрепал крепкое шофёрское плечо и пошёл дальше, собираясь обойти вокруг машины, чтобы занять своё начальническое место.

– Заводи тачку! – небрежно бросил по пути. – Слегка перекусим – и вперёд.

– Слушаюсь! – моментально очнулся от сна бывалый водитель и рефлекторно провернул ключ в замке зажигания, чтобы хоть немного прогреть двигатель родного автомобиля, половину дня остававшийся без нагрузки.

16

Обедали в том же заведении, что и полтора года назад. Тот же борщ; те же драники – простенькие картофельные оладьи, которые невероятно обожал профессор Фролушкин. Конечно же с добротной белорусской «смятанкой».

И вообще…

И Плечову, и, как позже выяснится, Цанаве, казалось, что дух Фёдора Алексеевича незримо присутствует при трапезе. Витает над уютными столиками, любуется знакомым интерьером, наслаждается очередной встречей со старыми друзьями.

Вот сейчас он материализуется, опустится на свободный стул, обвяжет грудь матерчатой салфеткой, выдаст парочку бородатых шуточек, пожелает приятного аппетита, точнее, «смачна есьци», и начнёт уплетать за обе щёки так любимые им национальные блюда.

Однако же…

Чуда, к сожалению, не случится.

Нет у Яры больше верного учителя, творческого наставника, отца.

Нет – и уже не будет никогда…

Придётся теперь самому выпутываться из неимоверно сложных ситуаций, в которые его время от времени загоняет изменчивая, многогранная и чрезвычайно сложная жизнь.

– Поели? – вырвал-выхватил Ярослава из пелены раздумий-воспоминаний бодрый голос наркома белорусской госбезопасности. – Взлетаем!

(Ха… Ещё одно коронное слово, которое в будущем «пропишет» в своём лексиконе профессор Плечов.)