Текст книги "Тайна Несвижского замка"

6

– Может, пора переходить к основной части нашей содержательной беседы? – утомлённо изрёк Лаврентий, подымаясь из-за стола. – На предварительном допросе вы сообщили мне о том, что знаете, где находится главная святыня Несвижского замка, я имею в виду библейских истуканов.

– Кого-кого? – недоумённо выдавил Агидиус.

– Ну, этих…

– Может, апостолов?

– Ага… Точно… Их!

– Так они больше евангельские, чем библейские…

– Мы, советские люди, в большинстве своём атеисты и не шибко разбираемся в религиозных ат… ар…

– Атрибутах? – навскидку предположил Ярослав.

– Нет, этих – артех… Ну как же их?…

– Артефактах?

– О! Правильно!

– Знаю – сказано слишком громко, – вернулся в тему немец. – Предполагаю.

– То есть вы решили пойти в отказ? – с недоумением, плавно переходящим в негодование, прошипел Цанава.

– Товарищ комиссар, если можно, помолчите, а ещё лучше, вообще оставьте нас наедине, – зло блеснул глазами секретный сотрудник. – Мы с господином Танненбаумом прекрасно поймём друга и, поверьте, быстро найдём консенсус.

– Что найдёте?

– Согласие, взаимопонимание.

– Хорошо. Ищите. Но в моём присутствии. Ясно?

– Нет. Всё равно позже я вам обо всём доложу. Со всеми подробностями. И, если хотите, – в письменном виде.

– Но…

– Если бы мы намеревались от вас что-то утаить, то попросту перешли б на немецкий язык или английский, вы же ни тем, ни другим, в совершенстве не владеете?

– В совершенстве языком владеют сами знаете кто, – недовольно прорычал Лаврентий Фомич, добавив к своему высказыванию острое матерное словцо, как бы для усиления эффекта. – Всё, что мне надо, я и так пойму… Или хотя бы догадаюсь, о чём идёт речь. По глазам, по губам… Ибо, как ни изощряйтесь, всё равно вашу мелкобуржуазную образованность и рядом нельзя ставить с нашей пролетарской смекалкой…

– В каком смысле?

– По практическим результатам. По силе воздействия на умы прогрессивного человечества.

– Умно… Ну, тогда держитесь – поехали… Заг мир, битте, майн либер фройнд…

– Э-э, мы так не договаривалась, – немедленно запротестовал главный белорусский чекист. – Приказываю перейти на человеческий язык!

– А как же ваша знаменитая смекалка, герр комиссар?

– Отставить… Давай по-нашему, по-русски!

– Ладно, принимается, – примирительно выдохнул Яра, продолжая обращаться по-прежнему исключительно к белорусскому наркому. – «Скажите, пожалуйста, дорогой мой друг, на чём базируются ваши предположения?» – это очень точный перевод моей предыдущей фразы плюс то, о чём я хотел сказать, как бы в продолжение её.

– Согласен. Больше вопросов не имею, – устало обронил Лаврентий Фомич.

7

И перебежчик всё так же неспешно продолжил вести свой познавательный рассказ – не столько о собственной службе в «Аненербе», сколько об истории и «подвигах» этой таинственной оккультной организации, что вызывало немалое раздражение у Цанавы, деятельная натура которого требовала сиюминутных результатов.

Показаний.

Разоблачений.

И (о, да ещё!) подтверждённых фактов.

Главным образом – о местонахождении, как он выразился, золотых истуканов.

Но Танненбаум по-прежнему не торопил события.

– Идея собрать в одном месте все христианские реликвии пришла к Гитлеру задолго до того, как он стал фюрером нации…

– Мне это не интересно! – в очередной раз разразился гневом бешеный нарком. – Давай про апостолов… И о запланированном нападении на нашу Родину не забудь упомянуть!

– Дорогой Агидиус, прошу вас, не обращайте на эти реплики внимания, – не выдержал Ярослав Иванович. – Продолжайте в прежнем духе. С мельчайшими подробностями. Я слушаю…

– Гут! – покорно согласился немецкий коллега. – В 1907 году Адольф попытался поступить в Венскую академию изящных искусств, но провалил экзамены и от нечего делать стал целыми днями слоняться по музеям, картинным галереям и букинистическим магазинам. Однажды, посещая дворец в Хофбурге[14]14
  Зимняя резиденция австрийских Габсбургов и основное местопребывание императорского двора в Вене.


[Закрыть], он обратил внимание на выставленные там имперские клейноды правителей Священной Римской империи, среди которых было и Копьё Судьбы. Великая святыня так поразила будущего руководителя Третьего рейха, что он надолго впал в транс и вышел из него только тогда, когда один из смотрителей уже собрался закрывать зал.

Всю ночь Адольф не спал, а ранним утром снова примчал в сокровищницу Габсбургов и целый день молча созерцал орудие убийства Христа.

Прошло много лет. 15 марта 1938 года Гитлер снова прибыл в Хофбургский дворец – теперь уже в сопровождении своего верного друга и соратника Гиммлера – и предъявил свои права на копьё Лонгина. Он был свято убеждён: артефакт должен храниться в древней церкви Святой Екатерины, что в городе Нюрнберге – в том зале, где в Средние века проводились состязания мейстерзингеров.

– Кого-кого? – нетерпеливо вставил очередные «пять копеек» Цанава, чтобы таким образом обозначить собственное присутствие и заодно намекнуть болтунам-философам, что без его «руководящей и направляющей роли» их диалог не имеет перспектив.

– Поэтов-певцов средневековой Германии, – разъяснил смысл не самого распространённого слова Плечов.

– Ты смотри… Оказывается, уже в то время в Европе существовала гнилая интеллигенция!

– Не волнуйтесь, Лаврентий Фомич, в большинстве своём они были чисто пролетарского происхождения. Чаще всего, между прочим, – из числа ремесленников.

– И то хорошо!

– Скажите, вы любите оперу, товарищ нарком госбезопасности? – продолжил Яра.

– Не очень. Зачем петь о том, что можно пересказать обычными словами? А в чём дело?

– Иначе б вы знали, что у любимого композитора Гитлера – Рихарда Вагнера – есть произведение, которое так и называется «Нюрнбергские мейстерзингеры».

– Ну и что?

– Товарищи, не сбивайте меня с мысли, – жалобно посмотрев на своих собеседников, взмолился бедняга Танненбаум и продолжил: – Руководитель Верховного партийного суда НСДАП Вальтер Бух и лидер австрийских эсэсовцев Бруно Кальтенбруннер в торжественной атмосфере передали новому лидеру Германии имперские клейноды, после чего тот с балкона дворца произнёс перед людьми, собравшимися на площади Героев, расположенной как раз напротив резиденции Габсбургов, очередную пламенную речь: «Я объявляю немецкому народу о том, что выполнил самую важную миссию в моей жизни. Как фюрер германской нации и рейхсканцлер я перед лицом истории заявляю о вступлении моей родины в Германский рейх!» Это опять цитата.

13 октября 1938 года бронепоезд доставил из Вены в Нюрнберг сокровища Священной Римской империи. В инвентарной описи помимо Копья Судьбы значились: зуб Иоанна Крестителя, лоскут скатерти со стола, за которым проходила Тайная вечеря, кошель Святого Эльма, библия первого римского папы, камень из стены Иерусалимского храма.

Прибытия состава на вокзале ожидала огромная толпа народа, двинувшая следом за бронетранспортёрами, на которые перегрузили драгоценности, в направлении церкви Святой Екатерины по оцепленным войсками улицам города…

– Возможно, именно тогда в голову фюрера закралась мысль о том, что неплохо было бы доставить на территорию Германию ещё и чашу Грааля, Туринскую плащаницу, золотых апостолов, да и все прочие святыни христианского мира, – предположил Ярослав.

– Согласен, – решил употребить «заразное» русское словцо немецкий учёный. – Для этого в структуре «Аненербе» предусмотрели деятельность особой зондеркоманды, которая напрямую занималась поисками реликвий по всему миру. Мне, как одному из ведущих научных сотрудников в этой группе, пришлось основательно заняться картографией… Теперь, полагаю, мне нет равных не только в Третьем рейхе.

– Какие задачи стояли лично перед вами? – спросил Цанава.

– Помимо определения как можно более точных координат предстоящей операции и сроков её проведения мне согласно служебным обязанностям поручалось обеспечивать экспедиции материально-техническими средствами… Кстати, один из последних выездов мы совершили в Карелию – по согласованию с вашим и финским руководством. А сразу после этого я отбыл в Гималаи.

– Ух ты! – восхищённо пробасил Плечов, которого тот далёкий край давно манил и звал к себе.

– Это никак не относится к нашей теме… – вновь начал возмущаться Лаврентий Фомич.

– Продолжайте, пожалуйста, коллега, – в который раз ослушался наркома Ярослав.

– Как известно, первая экспедиция в Тибет была осуществлена под руководством эсэсовца Вильгельма Байера ещё до прихода нацистов к власти. Главной её целью была мифическая страна Шамбала, место, где согласно учению вашей великой соотечественницы – Елены Блаватской – жили Великие Учителя, направляющие в нужное русло эволюцию человечества.

Вторая экспедиция, в которой по настоянию ещё одного профессора Мюнхенского университета – Карла Хаусхофера – принял участие и ваш покорный слуга, отправилась в путь в 1931 году. Возглавил её опытный альпинист штурмбаннфюрер СС Эрнст Шеффер. В Гёттингене и Ганновере он изучал зоологию, геологию, ботанику, химию, физику, минералогию, этнографию и прочие гуманитарные науки, но специализировался, в основном, на орнитологии.

– Птичник хренов, а туда же, мать его ети! – в который раз не удержался Лаврентий Фомич. – Давайте всё же ближе к делу, друзья-товарищи. Всякое-разное потом уточните…

8

Агидиус наконец-то прислушался к пожеланиям наркома и вернулся мыслями в теперешнее время.

– Со дня на день Гитлер нападёт на Советский Союз, и я, как старый антифашист, решил предупредить вас об этом.

– Мы давно готовы. Дадим ему по зубам так, что мало не покажется, – пообещал Цанава. – Но наверх я всё равно доложу. Так что спасибо вам, уважаемый товарищ Танненбаум.

– Не за что. Моё подразделение уже перекинули в оккупированную нами Польшу; теперь мы базируемся через реку от Бреста. И штурмбаннфюрер Дибинский…

– Стоп! – Ярослав вскочил со стула. – «Ди» – это немецкий артикль для обозначения имён существительных женского рода?

– Совершенно верно.

– А «бине», если мне не изменяет память, «пчела»?

– Да… Но какое это имеет значение?

– Сейчас. – Плечов запустил руку в карман, вытащил карандашный набросок Копытцева и ткнул его под нос немецкому коллеге. – Скажите, это он?

– Он! Дибинский… Как похож, как похож… – утвердительно закивал головой Агидиус. – Автор портрета – просто удивительный, гениальный мастер. Передайте ему, битте, моё восхищение!

– Обязательно передам. При первой же встрече. Жаль только, не знаю, когда она состоится.

– А мне можно взглянуть на рисунок? – недовольно поинтересовался Лаврентий Фомич.

– К сожалению, без санкции руководства – никак нельзя. Извините. Звоните в Инстанцию, если там разрешат…

9

– Ну что ж… – в очередной раз подымаясь с насиженного места, начал подводить итоги затянувшейся встречи народный комиссар. – Мне надо идти… У вас – четверть часа, чтобы обменяться мнениями и всей информацией. Достаточно времени?

– Надеюсь, – ответил Ярослав.

– Общайтесь… Ибо по истечении указанного срока товарищ Танненбаум должен будет немедленно отбыть в Белокаменную! И когда состоится ваша с ним следующая встреча, большущий, как говорится, вопрос! Ну да ладно… Я ухожу!

Нарком хищно оскалил зубы, у выхода остановился, театрально помахал учёным рукой и, толкнув дверь, скрылся из вида.

А Яра, оставшись наедине с коллегой, принялся исследовать помещение, в котором они вынуждены были находиться. Сначала его взгляд зацепился за портрет Дзержинского, висевший за столом руководителя государственной безопасности БССР; затем – за несколько пейзажных полотен в стиле Ивана Ивановича Шишкина, украшавших соседнюю стену.

Ощупав их пытливым взглядом, Плечов ухмыльнулся и заявил:

– Уверен, что за одной из этих картин скрывается отверстие, ведущее в соседнюю комнату, где вот-вот появится товарищ Цанава, чтобы, навострив уши, не упустить ни слова из нашей вроде как вполне конфиденциальной беседы.

– Согласен! – окончательно влился в ряды ценителей одного, отдельно взятого русского слова – короткого, но ёмкого, – немецкий учёный. – И вы не боитесь так открыто говорить об этом?

– Нет. Не боюсь. Во-первых, он ещё не добрался до места, а во-вторых, нам с вами нечего скрывать от чекистов.

– И то правда…

– Давайте поговорим подробней о Дибинском. На какой день была намечена его заброска в Советский Союз?

– Простите, но ничего подобного наше руководство не замышляло! Ни о какой заброске и речи быть не могло!

– Как так?

– Элементарно! С самого начал командование планировало, что мы войдём в Несвиж вместе с передовыми частями вермахта…

– Понятно. И когда должно случиться сие знаменательное событие?

– В двадцатых числах июня.

– Что поручалось конкретно вашей группе?

– Найти и вывезти золотых апостолов.

– Где они? – завёлся Яра, почуяв «запах» любимой темы.

Но получился, как всегда, «облом».

– Раньше изваяния хранились на территории одного из кирпичных заводов. В деревянных ящиках. Но группа наших исследователей, нелегально засланная в Несвиж ещё в 1939-м, в указанном месте ничего не обнаружила. Похоже, кто-то перепрятал святыню.

– Кто? Куда? – выдавил Плечов, предчувствуя, что точного ответа на главные вопросы он сегодня не получит.

Так и вышло.

– Последний разговор на интересующую вас тему между Гиммлером и Дибинским, свидетелем которого я случайно стал, проходил в средневековой крепости…

– Вевельсбург?

– Да… Вы слыхали о ней?

– Конечно. Рейхсфюрер взял замок в аренду для нужд «СС» за одну марку в год.

– Так вот, – по достоинству оценив эрудицию собеседника, Агидиус наградил его взглядом, полным восхищения. – Собеседники постоянно упоминали о каком-то треугольнике в районе населённого пункта Сейловичи[15]15
  Сейчас – агрогородок в Несвижском районе Минской области Республики Беларусь.


[Закрыть], что в девяти километрах от Несвижа. Да, точно… Мол, с одной стороны, там кирпичный заводик, а с другой – горка, на которой раньше стоял античный храм…

– Прямо-таки античный? – с удивлением покосил на немца глазом советский коллега.

– Ну ладно – просто старинный… Извините, запамятовал, что вам хорошо известна разница между этими понятиями…

– Принимается. Можете продолжать.

– Но у меня есть оправдание…

– Какое?

– Гиммлер и Дибинский общались на древнем германском диалекте, в котором я не очень силён. Так что за стопроцентную точность перевода поручиться не могу.

– Понял. – Секретный сотрудник сорвался с места и принялся рыскать по кабинету. – Ах, как срочно нам требуется подробная карта Белоруссии! Где же она здесь, где?

Он рванул на себя верхний ящик письменного стола, после чего принялся перебирать лежавшие там документы. В общем-то, не самые, естественно, ценные.

В это время единственная в кабинете дверь вдруг скрипнула и распахнулась. На пороге стоял нарком Цанава. С какими-то бумагами в руках. Что лишь подтвердило ранее озвученные подозрения агента.

– Не карту ли республики вы ищете, господа?

– Если не секрет, как вы догадались, товарищ комиссар третьего ранга? – с внутренним смешком спросил Плечов.

– Читаю мысли…

– То есть обладаете некими уникальными телепатическими способностями?

– Какими-какими? Телефоническими?

– Всё с вами ясно, Лаврентий Фомич… Разверните, пожалуйста, свою карту и найдите для нас в районе деревни Сейловичи какую-нибудь небольшую возвышенность. Горку. Холм. Бугор.

– Вот… Есть такая… Возле деревни Микуличи[16]16
  Сейчас в Несвижском районе Минской области Республики Беларусь.


[Закрыть].

– О! Правильно! Именно её не раз вспоминали Гиммлер с Дибинским, – прорезалась память у немца. – Где она? Я тоже хочу видеть это место.

– Вот здесь! – ткнул палец в нужную точку Цанава. – Так что всё совпадает, товарищи учёные…

– В каком смысле? – округлил глаза Ярослав Иванович.

– Мы знали, что сокровища находятся в подземном тоннеле, а до Сейлович, где располагалась резиденция главного егеря Радзивиллов, как мне стало недавно известно, прямо из их Дворца прорыт подземный ход[17]17
  Никаких документальных свидетельств, подтверждающих существование такой ветки туннеля, у меня нет – одни слухи, но дыма без огня, как известно, не бывает.


[Закрыть].

– Ура! – обрадовался Плечов: не столько из-за последнего сообщения наркома, сколько из-за того, что заметил на карте, которую Лаврентий Фомич ещё не успел свернуть, название одного из хуторов. Цегельня[18]18
  Цегельня (Цагельня) – деревня в том же (Несвижском) районе.


[Закрыть].

Если по-русски – цех, небольшой заводик по производству кирпича.

И первая буква в названии, заметьте, «ц»!

10

Плечов рвался немедленно проверить новую гипотезу, но Цанава посоветовал пока не собирался торопить события.

Куда спешить?

Теперь все козыри у него в руках!

Поздним вечером Таннебаума на московском поезде в сопровождении двух отбывавших в командировку оперуполномоченных Белорусского НКГБ отправили в Москву, где его уже ждали уважаемые товарищи – Копытцев и Берия. Так сказать, собственными персонами.

Лишь ранним утром на служебном автомобиле «охотники на апостолов» наконец отбыли в Несвиж.

* * *

Родной город покойного профессора Фролушкина встретил приезжих, среди которых затесался и главный последователь его философского учения, мелким, моросящим, нудным дождём.

Вот надо же: по всей Белоруссии – невыносимая жара, солнце и полное отсутствие осадков, а здесь, на «диком» западе, всего в сотне километров от столицы, – густой туман, нависающие над дворцами и костёлами пузатые серые тучи, бесконечная сырость под ногами…

Что за аномалия?

Лаврентий Фомич объявил, что первым делом хочет проверить, как несут службу его подчинённые и справляются ли они с ведением служебной документации; а ещё, пользуясь моментом, собрать небольшой мобильный отряд для оцепления той местности, где будут проходить работы по обнаружению (и, как следствие!) подъёму на поверхность сокровищ Радзивиллов.

(А как же иначе? Без вооружённой охраны в таких случаях не обойтись!)

Мол, на всё про всё это потребуется не более часа.

– А ты чем займёшься в это время? – спросил он Ярослава.

– Проведаю Ядвигу Мечиславовну, – недолго думал Плечов.

– Ладно… Бери мою машину вместе с водителем. Быстрее будет…

* * *

Хозяйка оказалась дома.

Несмотря на то что с небес на землю продолжали периодически спадать единичные, тёплые и ласковые водяные струйки, она возделывала грядку на заднем дворе, совершенно не обращая внимания на шикарный автомобиль, застывший у забора как раз напротив входной калитки.

Заметив это, водитель, не мудрствуя лукаво, положил руку на клаксон.

Мощный звук разрезал тишину вечно тихого, будто впавшего в спячку, провинциального городка, распугивая стаи птиц и одновременно принуждая к лаю десятки (или даже сотни) соседских собак.

Но на слабослышащую немолодую пани это никакого действия не возымело. Как ни в чём не бывало, она продолжала что-то делать в огороде, негромко напевая себе под нос какую-то подзабытую мелодию с часто повторяющейся фразой «О, мой розмарин».

Если бы Плечов находился чуть ближе, то мог бы разобрать её смысл, предельно простой и жутко печальный, как почти у всех старинных военных песен: юноша, предложивший девушке руку и сердце, получает отказ и от горя записывается в уланы…

Но Яра был далеко. Как уже упоминалось – с другой стороны дома. И поэтому не мог разобрать слов.

И докричаться до старушки – не мог.

Что делать?

Он вышел из машины и хлопнул дверцей так, что чучело, «окопавшееся» прямо перед лицом старательной земледелицы, казалось, вздрогнуло и зашаталось.

А бабке – хоть кол на голове теши!

– Ядвига Мечиславовна, ау!

– Кто это? – женщина повернула голову и упёрла всё ещё яркий и по-прежнему очень любознательный взгляд в стройную фигуру молодого мужчины, только-только вошедшего в калитку и теперь направляющегося в глубь придомовой территории. – Простите, пан, я стала плохо видеть… А голос у вас красивый, мужественный и очень знакомый.

– Это я, Плечов, – подойдя ближе, представился агент, как и полагается в подобных случаях, вежливо наклонив острый подбородок.

– Ярек, родной! – Она вытерла руки об подол и бросилась на шею нашему главному герою. – Где ты так долго пропадал, сынок? Ой, простите, можно вас так называть?

– Конечно, моя родная…

– А как пан профессор? Слыхала, его ранили…

– Да. И, к сожалению, смертельно. Теперь он лежит в шкатулке рядом с супругой – о таком одолжении Фёдор Алексеевич попросил ещё при жизни…

– Ой, бяда, бяда… Что ж… Няхай[19]19
  Няхай – пусть (бел.).


[Закрыть] спочивает с Богом! А ты надолго к нам?

– Как получится…

– Живи, сколько хочешь, места у меня достаточно. Всем хватит.

– Вы, милейшая Ядвига Мечиславовна, неправильно меня зразумели…[20]20
  Зразумели – поняли (бел.).


[Закрыть] Останусь я в Несвиже или нет, зависит от многих факторов и, прежде всего, от результатов наших сегодняшних исследований.

– Опять будешь искать апостолов?

– Откуда у вас такая конфиденциальная информация, паважаная[21]21
  Паважаная – уважаемая (бел.).


[Закрыть] пани? – улыбнулся Ярослав.

– После вашего с профессором отъезда весь город только об этом и гудит.

– Что ж, придётся сделать чистосердечное признание, которое, по понятным причинам, должно будет смягчить моё наказание… Я действительно уже много лет подряд безуспешно пытаюсь обнаружить пропавшие сокровища. Найду – уеду с ними в Минск, нет – останусь здесь на неопределённый срок. Если вы не против, конечно…

– Не против? Да я буду молиться о том, чтобы не… – старушка собралась сформулировать свою мысль, но вовремя сообразила, что желать неудачи человеку, которого ценишь и безгранично уважаешь, всё-таки неправильно, и резко сменила акценты. – Нет, пускай всё-таки тебе повезёт! Но вечером всё равно приходи.

– Хорошо. Обещаю. Обязательно будем.

– Ты не один?

– Нет. С одним нашим общим знакомым.

– Этим осатанелым наркомом?

– Так точно!

– Зря ты с ним связался. Страшный человек, боюсь я его! Точнее, опасаюсь – бояться в моём возрасте, сам понимаешь, уже нечего. Ну да что поделаешь… Заходите, попьём чайку – разгоним тоску…

– Непременно… Но только после работы.

– Ладно. Буду ждать!