Текст книги "Очевидец (сборник)"

Лин огляделся.

Несколько аскетичная, но застеленная свежайшими простынями кровать стояла в алькове небольшой комнаты. Практически пустой, если не считать низенького столика у дальней стены. На нем переливались хрустальным блеском графин и изящная вазочка с фруктами. В широкое окно вливались солнечные лучи, на потолке плясали зайчики.

Кошмарный сон отступил, Конрад с упоением привыкал к новому телу, напрягал и расслаблял бицепсы, приседал, даже нанес несколько ударов воображаемому противнику.

Мелодичная трель звонка заставила его вздрогнуть. Он огляделся. На столе лежал портативный переговорник. Лампочка вызова упоенно мигала.

– Первый консул, – голос звучал чуть приглушенно, но тембр сразу понравился Конраду. – Рад сообщить, что Перерождение завершилось! Поздравляю вас. Как тело, устраивает?

– Вполне. Вы даже себе не представляете, каково это – сбросить разом шесть десятков лет!

– Не представляю, Первый консул. Впрочем, мне и не надо. Моя задача следить за вашим психическим и физическим состоянием. Называйте меня… ну, к примеру, куратор. Как спали?

Конрад помрачнел.

– Если честно, то не очень. Кошмары какие-то…

– Ну, это бывает на новом месте, – куратор отвечал напряженно, словно ждал какого-то подвоха. – Поверьте мне, всё пройдет. Привыкайте к новому телу, осматривайте дом, устраивайтесь. Через три дня – первое обследование. А сейчас не забудьте – пока клетки тела перестраиваются под вашу ментальную матрицу, вам необходимо больше есть и спать. Я понимаю, что очень хочется подвигаться, испытать новые ощущения, проверить себя на прочность… Подождите. Успеется. Ну, хорошо, не буду вам излишне надоедать своим контролем. Все инструкции в конверте синего цвета на столе. Мой персональный номер – в базе вашего переговорника. Звоните по любому поводу, всегда рад помочь.

По старой привычке с самого утра быть в форме Конрад принял ванну, умылся, огляделся по сторонам в поисках бритвенного прибора.

А вот он, в шкафчике, вместе со всем остальным: зубная щетка, паста, мыло и розовое масло, благовония для кожи…

Когда Лин повернулся, зеркало отразило человека за его спиной. Мертвого. Лицо его сильно перекосилось, но все-таки на мгновение Конраду показалось, что он где-то уже видел этот высокий лоб с залысинами, нос с горбинкой, родинку на правой щеке…

Конрад зажмурился, помотал головой. Наконец снова открыл глаза.

Он всё еще сидел там. Прислонившись к самому краю ванной с широко распахнутым, словно в немом крике ртом. Стена и занавес ванной забрызганы кровью и кусочками мозгов. У ног самоубийцы натекла омерзительная лужица и валялся старый армейский пулевик.

Лин знал, что в оружии больше нет патронов.

В первый миг он не узнал его, да и не удивительно – он давно и думать забыл об этом человеке. Но услужливая память, на протяжении стольких лет отказывавшаяся помнить, неожиданно выбросила имя.

Ваниш. Ливий Ваниш.

Бритва выпала из руки Конрада, звякнула о край фаянсового умывальника. Звук немного отрезвил бывшего Первого консула, он взял себя в руки и обернулся.

Никого.

Брился он дрожащими руками, но станок был отличного качества, и Конрад не порезался, слава богам. Сейчас бы он просто не вынес вида крови.

Наскоро поев, – кладовая оказалась забитой мясными сублиматами и мерзкого вкуса протеиновыми коктейлями, – Конрад, следуя совету осматриваться, вышел из дома в сад.

Он всё еще шарахался от каждой новой тени, ожидая каких-нибудь подвохов, вроде утреннего происшествия в ванной, но… ничего не происходило.

Конрад постепенно успокаивался, окружающая красота умиротворяюще действовала на него. Почти от самого порога начиналась тенистая дубовая роща, кое-где в ней пропадали узенькие тропки. Во дворе расположился небольшой крытый бассейн с декоративным фонтанчиком. Рядом – несколько разложенных шезлонгов, прозрачный столик для аперитивов, книжный пюпитр.

Лин блаженно вытянулся в шезлонге, сквозь полуприкрытые веки посматривал на воду. Ветер сорвал с ближайших дубов горсть желудей. Несколько штук дробью простучали по мощенной булыжником дорожке, два или три с плеском упали в бассейн.

И тут Конрада словно толкнуло изнутри.

Он с ужасом ощутил, что тонет. Легкие разрывались, требуя воздуха. Он хотел сделать несколько мощных гребков, но руки оказались связанными. В панике он заработал плечами, ногами, бедрами. Тело мучительно дергалось, сотрясаясь, словно в конвульсиях. Над водой мелькнули неясные тени, мелькнули и тут же исчезли.

Лицо оставалось сухим, он уже почти поверил, что вынырнул, но в то же мгновение вспомнил: перед тем как бросить в озеро, ему на голову надели пластиковый мешок.

Судорожные движения ртом, спазмы в легких…

И последняя, ускользающая мысль – не надо было писать ту статью!

Лин с криком метнулся в дом, отыскал в аптечке снотворное – «новейшее средство, крепкий сон, без сновидений», выпил разом три капсулы, забился на кровать.

Хотелось есть, но Конрад сейчас не смог бы заставить себя спуститься в кладовую. Это было выше его сил. Кто ждет его там? Какой еще призрак прошлого? Инесса? Канн? Малкович?

Капсулы подействовали – сон был сумбурным и бессвязным. Лин почему-то ощутил себя девочкой.

Вот он (она?) собирается в школу, служанка заплела косички, сумка готова. Она выходит на порог и тут на нее с двух сторон бросаются какие-то тени.

Треск шокера. Еще раз. Запах озона.

Немеют пальцы.

Темнота.

Потом – темный подвал, лежанка с отсыревшим покрывалом, грязная подушка.

Что-то шуршит по углам, в темноте. Тараканы? Крысы?

Она визжит, входит толстая охранница с нечесаными космами, наотмашь бьет по щеке, еще раз, еще…

Она пытается заснуть, но сон не идет, лишь под утро ей удалось забыться…

Проходит день. Другой. Третий.

Сели батарейки в часах. Она уже не знает, сколько времени сидит здесь. Нестерпимо чешется тело и очень хочется вымыться. Одежда грязная. Противно, мерзко. Туалет отвратительно пахнет, его уже несколько дней никто не выносил.

И еды утром не принесли.

Неужели про нее забыли? А как же папа?

Он найдет ее, обязательно найдет!

Стук. Шаги. Скрип двери…

Незнакомый человек в полумаске наводит на нее пулевик…

– Хватит!!!

Конрад вскочил на ноги, метнулся к столу. Рядом с переговорником появился еще один конверт. Какой плотный! Что это? Новые инструкции?

Лин сорвал вакуумную ленту, высыпал содержимое на стол и вскрикнул.

Перед ним россыпью лежали фотографии из его снов – обожженный сын прокуратора Крочета, застрелившийся Ваниш, утопленный журналист, мертвая дочь Канна в загаженном подвале.

Он с ненавистью схватил переговорник, набрал номер.

– Куратор!

Голос отказался служить Конраду, он мог только шипеть. Куратор всё сказал сам:

– Вы хотели сказать, что нашли снимки?

– Да!! – рявкнул Лин. – Нашел!! Откуда вы всё это знаете?!

– Ко-онсул, – насмешливо протянул куратор, – мы сняли вашу ментальную матрицу. Нам известно про вас всё, даже цвет трусиков соседки, за которой вы подглядывали в двенадцатилетнем возрасте! От наших сканеров не может быть тайн!

Конрад со всей силы хватил кулаком по столу:

– Так это вы, проклятые коновалы, всё это затеяли! Вы насылаете на меня эти сны?

– Нет, консул, не мы.

– А кто же?

– Вы сами. Ваша совесть.

Лин хотел что-то сказать, но куратор непочтительно оборвал его:

– Молчите! Знаю, что вы хотите сказать. У вас, мол, никогда ее не было. По крайней мере, вы не ощущали ее присутствие. Охотно верю. Особенно в контексте всего того, что я теперь про вас знаю. Только… только всё изменилось, консул. Вы внимательно читали меморандум о Перерождении? Помните напамять? Если нет – подойдите к дальней стене.

В золоченой рамке, усыпанный гербами Республики меморандум казался праздничной открыткой. Только строгий шрифт мешал окончательно поддаться этому ощущению. Лин начал читать:

– Государственная программа Объединенной Республики…

– Нет, не здесь. Ниже. Читайте с того места, где сказано: «Претендент, принявший дар граждан Республики…

– …по достижении возраста абсолютной нетрудоспособности, – продолжал Конрад, – будет перерожден в собственном теле с устранением всех существовавших увечий и недостатков.

– И ниже. Последний из девизов.

– Да умножатся добродетели Перерожденных и исчезнут их… – Конрад сглотнул, замотал головой, но все-таки закончил: – Пороки! А а а а! Мерзавцы! Так вот, на что вы обрекаете меня! Это ваше Перерождение – это на самом деле не награда, это наказание!

– Простите, консул, – твердо сказал куратор, – это ВАШЕ Перерождение и ВАШЕ наказание. Мы здесь ни при чем. Ваша совесть и ваша память – только они судьи и палачи, больше никто. Вам предстоит научиться ладить с ними, ресурс тела как минимум шестьдесят лет. Надеюсь, вы успеете покаяться.

– Но почему? За что меня наказывать? Я столько сделал для граждан Республики!

– Верю и преклоняюсь. Только ведь граждане Республики и вас не обделили, консул. Именно они дали вам право на Перерождение. Или я не прав? Вы могли отказаться, об этом сказано в меморандуме. Но вы так хотели продлить свои дни, что даже не подумали об этом и не удосужились внимательно прочитать меморандум. Так что наказываете вы себя сами… Больше некому.

Конрада внезапно осенило. Дрожащим голосом он спросил:

– Скаж-жите, куратор, сколько претендентов до меня воспользовались правом отказаться от Перерождения?

Куратор молчал. В динамике слышалось лишь тяжелое дыхание.

– Сколько?! Все?!

– Нет. Семь из тринадцати, больше половины. Чудовища разума есть у всех. У одних больше, у других – меньше. Но у первых всегда хватало совести признать за собой грехи и отказаться от Перерождения. Вы – единственный, кто даже не соизволил задуматься. Что ж… Мы не вправе препятствовать, мы только исполняем закон. Перерождение ваше, консул. Наслаждайтесь!!

Конрад медленно сполз по стене, молодые крепкие ноги внезапно показались по-стариковски дряблыми, бессильными вынести вес тела.

Прощаясь, куратор медленно и с расстановкой произнес:

– Да, кстати. Если вы вдруг решите отказаться от дара боготворящих вас граждан… Добровольно или с чьей-то помощью… Даже не пробуйте. Не советую.

Конрад знал, что он прав, но все-таки спросил:

– Почему?

– Всё равно не получится. Такой уж вы человек.

Цена мечты

Уведомление пришло в тот же день вечером.

Но сначала запыхавшиеся буровики привезли Мию. Облепленный по самые окна бурой болотной жижей вездеход грузно осел, переходя с подушки на гусеницы, но пополз не к куполу Фактории, как обычно, а, цепляя траками мелкое бетонное крошево, лихо тормознул прямо у ворот клиники. Из нижнего люка ужом выскользнул водитель в мешковатом болотном комбезе, крикнул прямо с порога:

– Док, скорее! С Мией, дочуркой Левковича, что-то неладно!

Я схватил «переговорник»:

– Носилки к воротам!

– Да не надо, – отмахнулся он, – ребята сейчас всё сделают.

Едва они на руках внесли ее в стационар, как всё стало понятно. Медно-коричневые пигментные пятна на коже, осунувшееся лицо, худющие, тоненькие, как веточки, руки. Не надо никаких анализов, чтобы поставить диагноз. Аддисонова болезнь, она же бронзовая.

Нарушение гормональных функций – вообще беда наших краев. Недостаток нужных витаминов в местной пище и привозных злаках еще кое-как можно восполнить. Лимонная кислота, рыбий жир – обычный наш рацион; витаминные добавки килограммами прописываю, благо с прошлым грузовиком получили немалый запас.

А с гормонами хуже. Здесь ведь всё иначе, не так как дома. Это же не Земля. Эпсилон Индейца II, в каталогах прописана, как Надежда, неофициально, среди астрогаторов – планета Осени, а по-местному, ласково – Надюша.

Сумасшедший климат, непривычно резкая смена времен года – их здесь вообще всего два: душное и пасмурное лето, больше похожее на земную осень, и промозглая, сырая и ветреная зима, а на самом деле всё та же осень… А еще повышенная гравитация, почти полное отсутствие солнечных дней, бешеные перепады давления. Перечислять можно бесконечно.

Вот и не выдерживает тысячелетиями настраиваемая машинка человеческого организма: начинает сбоить щитовидная железа, гипоталамус, вразнос идут надпочечники. Именно они отвечают за адаптацию человека к неблагоприятным условиям – а значит, первыми и не выдерживают напора ненормальной экологии. Бронзовая болезнь – еще не самый тяжелый диагноз. Здесь, на Надежде, я видал и похлеще.

– Кладите ее сюда… Осторожней. Вот так… Не бойся, милая, всё будет хорошо.

Девочка меня не слышит – тяжелая, тряская дорога вконец измотала ее.

– Худо дело, да, док?

– Кто вам сказал? Сейчас проведу гормональную стимуляцию, пару недель полежит в карантине, ну а дней через тридцать-сорок будет здоровее некуда.

– Во дела! Скажете тоже… У нас вон на третьем участке Тим О’Келли, ирландец, как стал таким же бронзовым, так и загнулся в одночасье. Сначала упал без сил, прямо в забое, ребята его кое-как отволокли в барак, на койку… Во от… Вернулись со смены – а он уже и не дышит.

Терпеть не могу старательские побасенки! Всё у них плохо, никакого просвета. Если заболел кто-нибудь – обязательно умрет, можно даже не лечить. Если ушла из забоя жила – всё, с концами… Искать бесполезно: бросайте-ка лучше этот штрек, рубите новый. Ну, откуда такой пессимизм?

– Как вас зовут?

– Романек, Карел Романек. Только я, док, больше привык, когда меня Старым Карелом зовут. Я, почитай, двадцать лет без малого за рычагами. Всю Надюшу исколесил…

– Скажите… гм, Старый Карел, а где сам Левкович?

– Мастер-то?

О, конечно. Прошу прощения. Левкович – не просто инженер участка, он ВЫБРАННЫЙ мастер. Когда Концессии присылают сверху своего человека, его называют как угодно – участковым, инженером, управляющим. Но мастером – НИКОГДА. Это надо заслужить. Левкович смог. И теперь Старый Карел напоминал мне об этом. Никаких фамилий, только Мастер.

– …да внизу, на пятом горизонте. Рубит новый рукав. Там с давлением что-то неладно, вот он и спустился посмотреть. Дай бог, если часов через пять выйдет.

Лучше некуда! Усталый Айзек Левкович вываливается из подъемника, сдирая с прокопченного лица надоевшую маску, а тут – такая новость: дочка заболела. Причем Старый Карел сам захочет рассказать всё мастеру, никому не доверит. Ну, и расскажет, конечно. В своем стиле. Так распишет, да с такими подробностями, что бедняга Айзек плюнет на усталость и сорвется ко мне на первом же попутном вездеходе.

– Вот что, Романек, послушайте. Как только мастер поднимется из забоя, вы лично встретите его и, ничего не объясняя, попросите позвонить мне в клинику, хорошо? Я могу на вас надеяться?

– Конечно, док, какие вопросы…

Левкович позвонил через шесть часов после захода Эпсилона, когда накачанная гормональными стимуляторами Мия уже спокойно спала, а я сидел за терминалом и рылся в базе данных, безуспешно пытаясь составить курс лечения из своего невеликого, прямо скажем, медицинского арсенала.

Визор пиликнул вызовом, я не глядя ткнул в клавишу:

– Клиника. Доктор Веснин. Слушаю.

– Док, это Левкович. Скажите сразу…

Я обернулся к обзорнику. Усталое лицо инженера, всё в грязноватых потеках пота и рудничной пыли, казалось озабоченным. За его спиной маячили несколько горняков, шумно вздыхала пульпа в невидимой трубе, натужно скрежетал подъемник. Похоже, Айзек звонил прямо с нулевого уровня шахты, с рабочей зоны. Да, там не поговоришь…

– …что с Мией? Не успел я подняться, как прискакал Старый Карел, чуть ли не силой потащил меня к визору, ничего не объясняя.

– Всё в порядке, мастер, небольшой гормональный дисбаланс. Я сделал ей инъекцию кортизона, сейчас синтезирую альдостерон… Мия сейчас спит, а завтра вечером можете заехать ее проведать…

– Док, я…

– Не волнуйтесь, Айзек, всё будет о’кей! Дней десять-пятнадцать девочке придется побыть у меня, зато потом – никаких проблем. В колонии это не первый и, к сожалению, не последний случай. Бронзовая болезнь, можно сказать, «профессиональная» для наших мест.

– Спасибо, док, спасибо. Завтра мы заедем, конечно… скажите, может, ей чего нужно. Мы привезем…

– Гм… возьмите какие-нибудь игрушки, у нас, сами понимаете, такого добра немного. Скучно ей тут будет одной.

– Хорошо, док… и… это, еще раз спасибо. Храни вас бог!

Левкович отключился. Хотел бы я быть уверенным в выздоровлении девочки хотя бы наполовину так, как расписывал инженеру. Стимуляторы стимуляторами, недостающие гормоны я сейчас, конечно, синтезирую – не вопрос, но не вечно же их колоть девчушке! Надо еще с надпочечниками разобраться. Если медикаментной базы хватит. Если девочка не слишком ослабела. Если… Слишком много «если»!

Вся надежда на то, что молодой, крепкий организм справится с болезнью. Я могу только колоть гормоны и молиться. Впрочем, я могу еще кое-что. Сидеть с ней рядом, держать за руку, рассказывать сказки. Вытирать пот со лба… Кто посмеет сказать, что этого мало?!

Снова пискнул визор. Господи, ну кто еще?

– Хэлло, док! – оскалился с экрана Роб Хэммит, связист Фактории.

– Роб! Что случилось? Никак заболел?

– Не-е е… – с ухмылкой протянул Хэммит, – не дождетесь. К вам, медикам, только попади… Залечите насмерть. Тут дело другое. На ваше имя пришла депеша из ЦКМ. Шифрованная. Лично вам, по прямому лучу. Чего стряслось-то, док?

Екнуло сердце. ЦКМ – Центр Колониальной Медицины просто так рядовым медикам на забытые богом колонии срочные депеши не рассылает. Да еще шифровкой. В прошлый раз меня таким образом уведомляли об эпидемии на «Таргисе» и о том, что карантинный корабль ни под каким видом не должен садиться на Надежду.

«Таргис» полтора месяца крутился на орбите, а потом с Земли прибыл военный крейсер и повел чумного торговца под конвоем куда-то к сектору Омега. Надравшись, наши астрономы клянутся, что потом регистрировали в той части неба странные вспышки. Правда, протрезвев, никто из них уже на эту тему не распространяется. Их можно понять, они давали подписку.

– Ну чё, готовы к приему? – Робу, похоже, надоело созерцать мою вытянутую физиономию. Наверняка срочная депеша оторвала его от вечернего покера. Партнеры ждут.

– Давай, Роб… Поехали.

На терминале поползли шифрованные строчки. Я запустил криптограф.

«Сектор Гамма. Эпсилон Индейца II. Фактория Надежда.

Срочно. Приоритет «зеро».

Доктору Веснину К. Анатолию лично.

Уведомление.

Центр Колониальной Медицины рад сообщить Вам, что по результатам Вашей работы на Эпсилон Индейца II, а также по тестовым показателям предварительная врачебная практика считается пройденной успешно. ЦКМ приглашает Вас прибыть в Учебный Комплекс Академии «Метрополия» для получения диплома практикующего врача-универсала. Капитаны транспортных и пассажирских кораблей получат предписание оказывать Вам содействие и помощь для скорейшего прибытия на Землю.

Поздраляем,

Директор ЦКМ д. б., чл. Совета, профессор Иверсон

Замдиректора ЦКМ по кадрам Соломченко

Ректор Академии «Метрополия» д. б., д. м. профессор Будстрем».

Многие ли из нас могут, положа руку на сердце, утверждать, что сбылась их самая сокровенная мечта? Теперь могу смело утверждать – я один из них.

Бог мой! Я сидел перед терминалом ошеломленный неожиданной новостью. «Метрополия»! Заветная мечта любого врача. Только после него медик получает диплом доктора-универсала, который дает право практиковать на любых колониях, даже класса «А». Но обычно специалисты такого уровня оседают на Земле.

А если нет… Богатейшие миры рвут спецов друг у друга из рук, наперебой предлагая выгодные контракты.

Я мечтал об этом с детства. Стать универсалом, в совершенстве владеть новейшей техникой, повидать Новую Гею, Райское местечко, а то и саму ВанГогу! Работать в оборудованных по последнему слову техники стационарах, чистых, стерильных операционных… Никаких больше диагностов прошлого поколения, устаревших автоклавов, проржавевших центрифуг… никаких шприц-тюбиков сквозь грязную спецовку в пыли и дыму рудничного штрека, наконец!

Ну-ка! Где календарь?

Я неуклюже вскочил, чуть не повалил кресло, бросился в кабинет. Расшвыривая веером разлетающиеся бумаги и диски, я даже взмок от нетерпения.

А, вот он! Посмотрим, посмотрим… Удача! Через шесть дней на Надюшу придет фрахтовик «Флокс». Концессии нанимают его вывозить излишки руды, что накапливаются под конец года. «Флокс» пойдет прямым ходом в Систему, на астероиды, а оттуда уж я доберусь до Земли на любом почтовике.

Стоп!

А Мия? Я даже выругался вслух. Не увлекайся мечтами, парень, спустись на землю! У тебя в стационаре больная девчушка, которую выписать можно не раньше чем через дюжину дней. А если ты улетишь, кто будет с ней сидеть? Автодиагност? Или лаборанты из местных – Ян Ковальский и этот… как его… Юрмис? Спору нет, ребята они, в общем, неплохие, только какие-то безынициативные… Курс лечения они, конечно, выполнят, скрупулезно и тщательно соблюдая мои предписания. Но если что-то пойдет не так?

Я снова пробежал глазами календарь, который всё еще бездумно вертел в руках. Когда следующий рейс?

Так. Через двести семнадцать дней. Рейсовый рудовоз «Каледония».

Бессмысленно. Никто не будет семь месяцев держать для меня место в Академии. Что же делать? Натаскать лаборантов на Аддисонову болезнь, расписать им все возможные осложнения? Время еще есть.

Предположим, я успею. Но это не всё. Скоро зима – полгода бесконечных дождей, циклонов и бешеных ветров. А значит, простуда, артриты, ревматизм… И еще красная лихорадка. Штука неприятная, потому как местная. Конечно, лечить ее элементарно, хватит и диагноста – взял кровь на анализ, составил сыворотку, укол – и всё в порядке. Повторить через две недели.

На первый взгляд – просто. Но для этого надо, чтобы пациенты сами приходили сюда, в клинику. А они, прямо скажем, таким желанием не горят. Приходится за ними бегать. Только вот диагност не сможет таскаться, как это делал я, по расхлябанным ниткам дорог в самые дальние рудничные поселения, зевая от недосыпа и непроходящей усталости.

Рудокопы, особенно контрактники, подписавшие кабальные договора на астрономические суммы, за своим здоровьем особо не следят. Им главное – оттрубить положенный срок и наслаждаться кругленькой суммой на счету.

– А с чего мне болеть, док? Не-е, нам болеть нельзя, денежки капать перестанут!

Это потом он будет готов отдать заработанные деньги, лишь бы все-таки стать отцом или хотя бы на месяц избавиться от приступов синдрома Хэша.

А пока, чтобы все-таки вколоть сыворотку, приходится по полдня лазать по самым дальним заимкам, разыскивая особенно ретивых. Да еще уговаривать потом под грохот отбойных молотков и пронзительный свист пневмонасосов.

– О о! Док прибыл! Со своей острой иголкой! Слушай, док, может, не будем в этот раз, а? Ну, чего со мной случится? А то после твоих уколов потом полмесяца задница болит!

Бывает, что с первого раза иммунитет не справляется, приходится забирать в стационар. Этого проходчики вообще боятся как огня. Ни под каким видом не соглашаются вакцинироваться.

– Не-е, свалюсь в койку – работа встанет, а за это с нашего брата знаешь какие неустойки снимают?!

Тогда приходится привлекать руководство. После заверений в том, что за нестандартную реакцию на вакцину неустойку снимать не будут, страсти более или менее утихают. Только популярности мне это на рудниках не прибавляет.

Ян и Юрмис не справятся, у них просто нет опыта и настойчивости. Пошлет их кто-нибудь из рудокопов – они и пойдут. Во первых, работы меньше, а во вторых, из уважения. Если какой-нибудь старожил типа того же Карела, который сидит на Надюше безвылазно двадцать лет, скажет: «не надо мне это, я и так здоровый», его послушают безоговорочно. Авторитет.

А если эпидемия лихорадки пойдет вразнос – ее не остановить.

Что же решать, черт?

Я промучился всю ночь, а наутро у Мии начался кризис. Стало не до размышлений. Семь часов я проторчал в ее боксе, потом был взрыв рудничного газа на Семнадцатой шахте – привезли мастера и двух проходчиков с переломами и ожогами… Потом в промоину провалился вездеход геологической службы, пришлось срочно вылететь с аварийщиками. К счастью, там всё обошлось.

Ответ в ЦКМ я смог написать только на третий день. Глаза смыкались от усталости, я тер их руками, умывался холодной водой – не помогало.

«Флокс» прибыл точно по расписанию. Вечером того же дня мне позвонил Радек, местный представитель Объединенных Горнорудных Концессий, на деле – номинальный глава колонии.

– Я слышал, док, покидаете нас?

Просто так спросил, без изысков, без малейшего намека в голосе. Осведомился. Кто же это такой добрый – уже успел настучать?

– Кто вам сказал?

– Ну-ну, не так уж всё и сложно, док. Никаких тайн и дворцовых интриг. Час назад у меня были капитан и суперкарго с «Флокса», подписывали документы, разрешение на вылет… ну, всё такое. Так Шахов, капитан, мне и сказал: забираем, мол, дока с собой. Срок практики истек, теплое местечко в Академии нагрето… Место, говорит, проплачено, уведомление ему еще неделю назад пришло – сразу после посадки справлялся. Предупредил, когда старт и всё такое… Так что – время сдавать дела, а, док?

– Я отказался.

– Что?!

– Отказался. Подождет меня «нагретое местечко»… У меня еще остались кое-какие незаконченные дела.

Я заснул прямо в кабинете. Уронив гудящую голову на сенсоры терминала. Разбудил меня вызов. Наверное, приехал Левкович, проведать дочурку. Я спустился вниз, но там никого не было. Лишь лежал у дверей клиники бесформенный сверток.

Не знаю, кто им сказал. Не Радек же. Наверное, Шахов, астрогаторы не отказываются от бесплатной выпивки – а как не предложить кружечку-другую единственному за полгода источнику новостей?

Да, наверное, Шахов. Больше некому.

В свертке оказался новенький болотный комбез и проходческая маска-фильтр. А еще наплечник мастера – лоскут прорезиненной красной ткани.

Не слишком популярен на рудниках, да, док?