Текст книги "Записки штурмана, или Не стреляйте в офицера флота, он еще не утонул"

Сначала мы притормаживали, поднимали буи для изучения, складировали их для доставки в базу. Этим занимался разведчик (специалист по радиоэлектронной разведке). Потом, когда их стало достаточно много, поступило предложение от командира БЧ-2: если все, что брошено в море – ничье, надо топить РГАБы нещадно. Командир согласился с деловым советом. На крышу ГКП был доставлен матросский матрац (и зачем-то подушка), ротный пулемет Калашникова со снаряженной стопатронной лентой в коробке. Командир корабля, посоветовавшись с разведчиком, резонно посчитал, что стоимость патрона к РПК около 60 копеек, а стоимость РГАБа от тысячи до двух тысяч долларов. На матраце удобно расположился командир зенитной ракетной батареи старший лейтенант Рогожин Сергей, неплохо управлявшийся со смертоносной штуковиной.

И понеслось. Бах! – полторы тысячи долларов на дно. Пиф! – полторы тысячи долларов на дно. Паф! – полторы тысячи долларов на дно. Стрелял Рогожин хорошо, топил вражеские устройства максимум со второго выстрела. Конечно, мы помогали Сереге, подворачивая по докладам сигнальщиков на сброшенные буи, не сильно отклоняясь от курса, облегчали задачу стрелку.

Когда Серега был на вахте, его подменял Юра Овчинников. Разумеется, «охотой» занимались только в светлое время. Америкосы психовали, но, молча, утирались. Притормаживать все же приходилось, потому что поднимали еще и мусор, выброшенный с авианосца. Кстати, американцы, в отличие от нас, выбрасывали мусор только в пластикатовых мешках, поэтому не тонул он долго. Подбирали его с помощью громадного сачка, специально изготовленного для этих целей. Наш разведчик тщательно перебирал содержимое пакетов, выискивая хоть какие-нибудь бумажные документы.

Через две недели АУГ ушла в территориальные воды Италии, в Неаполь на отдых. Мы, не теряя времени, пополнили запасы от танкера, отмылись, отоспались и болтались за пределами территориальных вод. Сам «Нимитц» оставался на рейде на бочках в окружении нескольких кораблей, ставших на якорь. Часть кораблей охранения вошла в порт Неаполя. Мы вынуждены были только наблюдать, как с их кораблей спускались катера и их моряки отправлялись в порт на отдых. Было немного обидно, но ничего не поделаешь. Если бы и мы приперлись в Неаполь, отдыхать вместе с ними, это было бы нечто. Но нас туда никто не звал.

Через десять дней АУГ вышла из Неаполя, построилась в походный ордер и «попылила» по своим делам. Мы заняли привычное нам место в походном порядке и продолжили методично портить супостатам настроение. Надо сказать, что уничтожались только те буи, которые нам попадались по ходу движения, а не все подряд. Была попытка «Нимитца» оторваться от нас, бросив корабли охранения. Он развил скорость до 30 узлов. Мы сыграли «Боевую тревогу», привели в состояние полной готовности аварийные группы и, дав 32,7 узла, обошли атомного монстра, как стоячего. Больше желания экспериментировать у американцев не было. Да и в случае чего, один на один наш корабль мог бы постоять за себя против кого угодно. И они это понимали. Поэтому вернулись в ордер и больше не рыпались. Так прошло порядка трех месяцев. Они эпизодически заходили в Неаполь, мы поджидали их за пределами тервод Италии. Потом у них боевая служба кончилась и мы проводили их до Гибралтара. Расстались без сожаления. Нам дали деловой заход в Триполи.

Черепаха в решете

Готовиться к визиту в Триполи вернулись в 52-ю точку. Там произошел интересный эпизод. Уже было жарко и мы носили тропичку (тропическую форму одежды: шорты, курточку, пилотку с козырьком). На коленках отросла растительность. И вот, как-то днем сигнальщики доложили, что наблюдают странную надводную цель. Как потом оказалось, двоих отдыхающих, катающихся на гидровелосипеде, течением унесло в Тунисский пролив прямо к месту, где стояли на якоре корабли нашей эскадры. Никаких запасов у них, конечно, не было, и сейчас они голодные и умирают от жажды. Катер с «Исаченкова» подобрал бедолаг, их подняли на борт, напоили-накормили, угостили по полной программе. Причем, напоили не только водой. Начальство вызвало катер береговой охраны Туниса и незадачливых любителей морских прогулок вернули в родные пенаты.

Был еще интересный эпизод. Стоим на якоре там же, в 52-й точке. Солнышко светит, ни облачка, полный штиль, слабенькая зыбь с запада. Командир корабля дремлет в своем кресле на ходовом мостике, уперев ноги в подоконник окна. Вдруг доклад сигнальщиков:

– Левый борт 75, дистанция 200 метров, черепаха!

Командир встрепенулся, пошел на левый борт мостика, навел визир в указанном направлении. Подошел к громкоговорящей связи и дал команду: «Командиру БЧ-2 с пулеметом на ГКП!»

Потом подумал и добавил: «На командирский катер, катер к спуску!

Команде катера – в катер!» Прибыл командир БЧ-2. Пулеметная лента не убрана в коробку, болтается до палубы. Одним словом, Рэмбо. Командир подошел еще раз к визиру, уточнил пеленг, дистанцию и говорит:

– Пошли на сигнальный мостик.

Прибежал заспанный Сережа Серин, мой младший штурман, командир командирского катера – уточнить задачу. Забрались на сигнальный мостик. Матраца нет, его уже убрали. Командир берет пулемет и, расставив ноги на ширину плеч, из положения стоя, дает три очереди штук по десять. Пулемет работает мягко, ровно, ствол почти не дергается. После первой очереди черепаха поплыла кролем, вразмашку и только по поверхности, в направлении строго от корабля.

– Ну, Серин, иди, поднимай. Она, небось, как решето.

Серега уже разобрался в задании без объяснений и бегом отправился на катер. Черепаху подняли с помощью сачка, которым подбирали мусор за «Нимитцем». При внимательном рассмотрении добытого экземпляра на нем не было обнаружено ни одной царапины! Всем разрешили сфотографироваться с черепахой на юте. Весила она килограммов 40, в диаметре была около полуметра. Фотосессия продолжалась часа два. Народу-то больше трехсот моряков. Потом нашу невольную гостью торжественно отпустили с парадного трапа в родную стихию. Чуть ли не бескозырками махали. Трогательно до слез.

Как нейтрализовать лоцмана

Потом был заход в Триполи (Ливия). Я заранее проработал все предполагаемые маневры на карте самого крупного масштаба из имеющихся в наличии, так что имел полное представление о предстоящих телодвижениях.

При входе в порт нам зачем-то дали лоцмана. Лоцман – араб, говорящий, разумеется, на международном морском английском, сразу занял место на мостике возле командира и начал что-то уверенно лопотать. Я, сын старшего смены лоцманов Калининградского морского порта, уверенно вел корабль к причалу. Лоцмана надо было нейтрализовать, поэтому командир вызвал начальника службы снабжения и попросил принести нашего фирменного напитка и пару бутербродов. Фирменный напиток представлял собой спирт, разведенный водой со щедрым добавлением вишневого сиропа, этакий «вишневый ликер».

Через 10 минут процесс пошел, так что лоцман перестал комментировать мои доклады командиру о том, куда и как рулить. Через некоторое время подошли к причалу, выделенному нам для швартовки, где нас ожидали два буксира. На причале были построены две швартовные команды в необычных для нас пенопластовых спасательных жилетах, непонятной желто-розовой расцветки. Опустили обе ВДРК и без помощи буксиров прижались точно к месту швартовки. Не было ни бросательных концов, ни проводников, заводили сразу швартовые концы. Швартовались буквально несколько минут. Обтянули основные, завели по дополнительному в нос и в корму, чтобы не таскало взад-вперед, и поставили трап. Швартовные команды на причале аплодировали, как в самолете при посадке. Флаг перенесли на ют, подняли гюйс.

На причале ждал Чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза в Социалистической Народной Арабской Ливийской Джамахирии со свитой. У нас на юте был выстроен почетный караул. Ребят в почетный караул подбирали еще в базе. Всего 20 человек и два запасных. Все ростом выше метр восемьдесят, красавцы. Новые наглаженные белые голландки с не выцветшими форменными воротниками (гюйсами), новые майки-тельняшки создавали впечатление свежести и бодрости. Белые наглаженные брюки, белые парадные ремни с блестящими, как золото надраенными бляхами, белые перчатки, белые бескозырки с черными лентами и надписью на них «Северный флот» гармонично завершали антураж. Все участники почетного караула были похожи друг на друга как братья-близнецы, несмотря на разницу в национальностях. Ну и нельзя не сказать о том, что в руках членов почетного караула было необычное для флота оружие-СКСы, самозарядные карабины Симонова с примыкающимися штыками, которыми пользуются роты почетного караула на парадах и производят неизгладимое впечатление на граждан. Слаженность почетного караула просто поражала, так как отрабатывалась каждый день с момента, как только мы узнали, что идем на боевую службу. Ребята умели просто жонглировать карабинами, как игрушечными. Возглавлял почетный караул помощник командира корабля капитан-лейтенант Васильев Сергей Игоревич, одетый в белую парадную форму с золотым аксельбантом, красавец и умница парень, тоже не хилого роста, необычайной строевой выучки и подтянутости. При церемониале участники почетного караула смотрели на Посла сверху вниз как 33 богатыря из сказки Пушкина о царе Салтане. Короткая приветственная речь Посла, ответное троекратное «Ура!» и торжественная встреча состоялась.

В гости к Муаммару Каддафи

По поводу нашего прибытия во дворце ливийского руководителя Муаммара Каддафи был дан прием. Форма одежды парадная. Было нас человек тридцать офицеров и мичманов, назначенных командиром корабля для участия в банкете.

К борту подкатил красивый белый автобус. Мы расселись поудобнее и поехали. По пути секретарь консульского отдела посольства рассказал нам про местную жизнь и обычаи. Мы поерзали на сиденьях, ощупывая во внутренних карманах парадных тужурок плоские фляжки с шилом, когда он рассказал, что в Ливии сухой закон и за употребление спиртных напитков можно запросто угодить в тюрьму. Зато про народ мы слушали с удовольствием. Каддафи действительно заботился о народе. Какие льготы были у граждан Ливийской Джамахирии в то время, можно прочитать в Интернете, хотя дело это уже прошлое…

Приехали, осмотрелись, вошли в фойе. Помыли руки в уборной, удивились чистотой и современностью сантехники. Громадный зал, красиво и богато! Огромный стол, составленный кругом из отдельных столов и накрытый белыми накрахмаленными скатертями, как на свадьбе, ломился закусками на блюдах и фруктами в вазах; бутылки, разумеется, только с минеральной водой и соками. Рассаживались через одного: наш офицеры и мичмана чередовались с ливийскими офицерами, всего человек 50–60. Налили в бокалы напитки и старший от принимающей стороны произнес речь на вполне приличном русском языке. Выпили за дружбу и сотрудничество. Появились официанты, все – мужчины, и принесли по первому блюду. Что-то вроде бобов в остром томатном соусе. Дело происходило часов в 15–16, поэтому, не пообедав на корабле, мы с аппетитом принялись за бобы. Буквально через три минуты опять появились официанты, отобрали у нас недоеденные бобы и поставили перед каждым по тарелке риса с какой-то мясной подливкой. Мы перестроились и нажали на рис. Через три минуты принесли жаркое с картошкой. Мы опять перестроились и поднажали на жаркое. Но через три минуты опять появились официанты и принесли пасту с ветчиной и зеленью. Перестраиваться было уже лень. Мы вышли в уборную и сделали по глотку. Когда вернулись, ливийские офицеры потянули носами. Многие из них учились в СССР и знали, что означает этот запах. Некоторые из них даже сносно лопотали по-русски, и объясняли нам, где и когда учились.

В конце приема на столах появились салатники, наполненные водой с плавающими в ней нарезанными колечками лимона (как потом выяснилось, ополаскивать пальцы рук). Тринадцатым блюдом были королевские креветки, четырнадцатым подали лангустов в помидорном соусе, пятнадцатым омаров вместе с приданными щипцами, блестящими как хирургические инструменты. Но мы уже есть не могли. Мы наелись бобами с рисом. О десерте, шестнадцатом блюде: пирожном под фруктовым соусом с фисташковым мороженым, речи не шло вообще. Потом оказалось, что чем выше уровень приема, тем больше блюд подается. Но нас-то об этом никто не предупредил.

Корабль железный – Аллах не видит

На следующий день вечером, когда уже стемнело, к трапу подкатил легковой автомобиль-универсал. Из него вышли два ливийских офицера и попросились подняться на корабль, чтобы им организовали экскурсию.

Дежурный по кораблю придержал их и, передав на попечение командира вахтенного поста у трапа, отправился доложить командиру о визите неожиданных гостей. В каюте командира состоялось короткое совещание. Участники совещания: командир и особист. Решено было, что экскурсию проведут штурман (а), так как им обязательно захочется посмотреть ходовой мостик, и косящий под кого-то из БЧ-7 (боевая часть управления) оперуполномоченный особого отдела, обслуживающий наш корабль на боевой службе Саша Ядревский (то есть второй участник совещания). Саша от командира спустился за мной, объяснил обстановку, и мы вышли к трапу.

Поздоровались, откозырялись, познакомились. Ребята неплохо понимали и говорили по-русски. Оба в свое время учились в Поти, у нас в СССР. Это значительно упрощало задачу. Пошли по кораблю, прежде всего на ходовой мостик, как и предполагалось. Покрутили визиры, потрогали ручки телеграфа, посидели в командирском кресле. Потом Абдул предложил попробовать угощения, которые остались у них в машине на причале. Я сразу понял, куда они клонят, но виду не подал. Отбой уже состоялся, по коридорам не блукатили матросы и мы в два захода вчетвером перетащили из машины в каюту особиста ящики с фруктами: апельсинами, мандаринами, яблоками, грушами, виноградом, инжиром, чего там только не было, даже арбуз! Я сходил в каюту за шилом и предложил офицерам ливийского флота выпить «по пять капель» за содружество флотов. На наше удивление и Анвар и Абдул дружно согласились. Саша подколол насчет: «А как же Аллах? Не накажет?» На что Анвар резонно сообщил:

– Корабль железный, Аллах не видит!

Обстановка сразу разрядилась, приняла неформальный характер и Саша принялся пытаться добыть из гостей хоть немного, хоть на одно донесение, информации. Мы угощали ребят папиросами, а они нас сигаретами с фильтром, они резали арбуз, а мы наливали «по пять капель». Время прошло быстро. Провожая ливийских офицеров к трапу, мы уже испытывали к ним теплые чувства. Перед тем, как ливийские офицеры сошли на причал, Саша спросил у них:

– Как же вы поедете, у вас же за это в тюрьму попасть недолго?

Абдул сказал:

– А мы сейчас и не поедем, в машине выспимся, как следует, потом поедем.

Они отогнали универсал от трапа метров на 25, чтобы в случае чего не было никаких подозрений и намеков на причинно-следственные связи.

Визит в Триполи завершился быстро, и мы засобирались домой.

Снимались со швартовов без суеты, но очень быстро. Безо всяких буксиров самостоятельно развернулись носом на выход и выскочили в Средиземку. Выходили без лоцмана, он даже не напрашивался. Боевая служба подходила к концу. Нас ждали дома. Но от командования эскадры поступил приказ проводить до Черноморских проливов антарктическую китобойную флотилию «Советская Украина», которая возвращалась из последнего рейса. Надо сказать, что я вообще не слышал, чтобы кто-то из советских китобоев ходил на промысел с 1975 года. Мой отец – капитан китобойца, китобойного судна, ходил в Антарктиду с 1961 по 1975 год. Потом китобойку закрыли. И тут такая встреча.

Правда, китобойцев во флотилии было всего три. Последний рейс ходили в усеченном составе. Плавбаза не представляла для меня особого интереса, а вот знакомые с детства обводы китобойцев вызвали и восторг, и тоску, и бурю всего остального. Ребенком я неоднократно жил на таком судне в каюте гарпунера напротив каюты отца и даже однажды ходил в море на переход на ремонт из Калининграда в Лиепаю, когда отец, нарушая все инструкции, взял меня с собой. Весь вечер меня, десятилетнего подростка, возбужденного гордостью за первый выход в море, пытался уложить спать старший помощник капитана Ольшевский. Уговорил только тогда, когда пообещал поднять меня в 4 утра и посадить в «воронье гнездо» – специальную «бочку» на мачте, предназначенную для наблюдения за надводной обстановкой на промысле и обнаружения китов, чтобы я при приближении Лиепайского порта кричал «Земля!»

По взаимной договоренности с замыкающим китобойцем, вооружили канатную дорогу между ним и нами. У них заканчивалась еда, не было никаких свежих овощей и фруктов. Их экипаж составлял всего 31 человека. Мы поделились с ними, а они щедро угостили нас китовой тушенкой, китовой колбасой, и даже прислали нам пятилитровую металлическую емкость спермацета, которую потом командир делил между офицерами по 250 граммов. Спермацет, китовый жир, вообще, вещь удивительная. Ожоги заживляет быстрее любого из лекарств. Представляет собой прозрачный воск с голубоватым отливом, но при попадании на кожу, начинает таять от температуры тела и растекаться тончайшим слоем, заживляя любые раны. Дома иметь его хоть немного – за счастье. Ладно, проводили китобоев, пожелали им благополучного возвращения в Новороссийск и повернули домой.

Домой! Как много значит это слово для моряка! Это и предвкушение встречи с женой, и желание ощутить своего ребенка на руках, и гордость за выполнение важного государева дела. Правда, после выхода из Гибралтара, нас завернули налево к Мавритании. Там занимались рыболовным промыслом наши траулеры. В свое время, несколько лет назад, в районе промысла наших рыбаков «хулиганили» мавританские военные моряки, и нам надо было просто пройти по району: «продемонстрировать Флаг», чтобы даже не думали ни о чем подобном. Не обнаружив никого нежелательного, опросив рыбаков, наконец, повернули домой, на север.

Бискай встретил нас спокойствием и великолепием. Почти безоблачное небо, полный штиль. Несколько часов нас сопровождали красавцы дельфины, они резвились, выпрыгивали из воды, и пытались обогнать наш корабль. Видели даже нечто похожее на кашалота. Нас постоянно сопровождали альбатросы, паря в голубом воздухе на уровне ходового мостика. Потом пристроился французский боевой кораблик, но скоро отвалил, задымил и потерял ход. Все-таки мы шли полным ходом, а это 18 узлов. Видимо, старичок не выдержал.

Трубку, лошадь и жену – никому

До дома оставалось всего несколько дней, когда у всех разом закончились сигареты, папиросы и курево вообще. У меня была трубка, которую подарила мне супруга Татьяна еще перед переходом на Дальний Восток, когда я штурманил на предыдущем корпусе такого же эсминца. Я не пользовался ей пока у меня, так же как у всех не кончились папиросы. Кстати, когда, собираясь на боевую службу, я закупал курево, то покупал «Любительские» папиросы. Из экономии. Но при случае, объяснял, что папиросы гораздо безопаснее в море, так как если папиросу оставить в пепельнице, она сразу погаснет. А сигарета с фильтром будет тлеть, пока не выгорит до фильтра и при падении может устроить пожар. В море, как известно, качает. А про экономию молчал, чтобы сохранить лицо. Но папирос в пачке было 25, а сигарет только 20. «Любительские» стоили 25 копеек, а сигареты с фильтром полтинник. Простая арифметика: за 20 сигарет 50 папирос! Так вот, достал я трубку и закурил припрятанного табачку «Клан» после вахты в каюте. В коридор потянуло чем-то вкусным и необычным. Через три минуты в дверь просунулась голова из соседней офицерской каюты:

– Это что, трубка? Голландский? Покурить не дашь?

– Нет, – говорю, – трубку, лошадь и жену не доверю никому, сам знаешь.

– Ну, черт с ним, тогда табачку дай?

– Табачку? Возьми немножко.

Через пять минут тянуло уже из соседней каюты, но уже самокруткой из газеты, набитой мелко нарезанным ножницами «Кланом». Приходил еще один проситель, пришлось отказать.

У Британских островов, даже раньше, где-то от Ла-Манша опять нарисовалась группа сопровождения из натовских кораблей. Провожали до линии Нордкап-Медвежий, там зона их ответственности закончилась, и они отстали от нас. Но тут же появилась «Марьята», разведывательное судно НАТО, с которым мы десятки раз сталкивались на выходах из базы в полигоны на учения и тренировки. Повеяло чем-то родным. «Марьята» провожала нас до границы территориальных вод, когда мы уже нацелились на вход в Кольский залив. До заветного причала оставались какие то 3 часа. Возбуждение нарастало как снежный ком.

Получив «добро» на вход, надо было сбросить ход до среднего, до 14 узлов. Да какой там! Влетели, еще час шли полным и только у острова Сальный сбросили ход до нормативного. Не знаю, что творилось на постах наблюдения и связи, но впоследствии нам никто претензий не предъявил. И вот подход к причалу, момент ответственный. Подходили правым бортом носом на осушку. Командиру корабля ничего докладывать уже не надо было, он все сам видел и прекрасно справлялся. Надо было правильно оформить окончание прокладки на картах, заполнить навигационный журнал, чтобы сдать его в «секретку», закрыть и опечатать стол с секретными картами, но с неумолимой силой тянуло на правое крыло ходового мостика – посмотреть где они, мои родные, мои любимые жена и сын. Выскочил, глянул, на причал пока никого не пускают. Быстро завершил свои штурманские дела, все закрыл и опечатал. Ошвартовались без замечаний, поставили трап, вооружили фалрепа, выставили вахту у трапа. Получил «добро» у командира сойти на причал и найти своих. Поворачиваюсь, чтобы выйти с ГКП, и вдруг встречаюсь глазами с моим спецом по электронавигационным приборам старшиной 2 статьи Валаускасом, выключающим эхолот на ГКП. Заминка на одно мгновение, за которое я понял, что для офицеров и мичманов возвращение в базу это приход домой, а для матросов и старшин срочников – лишь один из эпизодов в их службе, которая закончится лишь тогда, когда они пересекут порог родного дома. Столько грусти было в ироничном взгляде старшины…

Наконец, я на причале. Вот они! Сначала не узнал – жена похорошела, еще бы! Сын заметно подрос. Расцеловались, сына на руки, жену обнял, пошли в каюту. Смятение, о чем говорить не знаю. Суета, какие-то глупые вопросы, вроде: «Ну, как вы здесь?», «Ну, как ты там?» и тому подобные. Только дома, вечером, после праздничного стола, я пришел с боевой службы.