Текст книги "Записки штурмана, или Не стреляйте в офицера флота, он еще не утонул"

Глава 9
Выход всегда есть

Как спасти флотского офицера от разъяренной жены

1985 год, стоим в Балтийске, изображаем флагманский корабль Балтийского флота до перехода на флот Тихоокеанский. В перерывах между выходами в море развлекаемся походами в «Золотой якорь», местный ресторан (он же и гостиницы, где, кстати, бывал и Иосиф Бродский) с репутацией злачного места. Как-то вечером пошли туда впятером. Утром на подъеме флага не оказалось моего соседа по каюте, минера Сереги. Командир и старпом не особо приглядывались, вроде бы ничего не заметили.

Ничто не предвещало, но, как говорят на флоте, произошло то, что и требовалось предположить. В 10 утра прибыл почтальон и принес телеграмму от жены Сереги: «Встречай Храброво 13. 15 целую Люда». Храброво, надо отметить, это аэропорт под Калининградом. Так как Сереги еще не было на борту, мы, его друзья, прочитав это радостное сообщение, приняли решение отправить в город четыре экспедиции в составе одного офицера и одного мичмана в каждой по предполагаемым местам дислокации заблудшей овцы. В принципе, эти места мы все знали, так как контингент дам в вышеупомянутом заведении отличался завидным постоянством. Задача была простая как дважды два: найти и доставить тело на борт, желательно так, чтобы начальство не заметило. Времени оставалось мало, поэтому в аэропорт Храброво встречать Люду отправился начальник химической службы Юра, имеющий жизненный опыт и знающий, что сказать Люде про то, «чем занят Сережа». Тем более, что оба они были из Питера и Юра Люду знал. Задача у Юры была простая – как можно дольше тянуть время с прибытием Люды в славный город Балтийск.

Юра в указанное время встретил Люду, вручил букетик «от Сережи», сказал, что Серега дежурит по кораблю, но вечером будет свободен. Подошел автобус, но Юра убедительно соврал, что за ними должен приехать штабной УАЗик, и автобус, приняв пассажиров, уехал. Прошло полчаса, прибыл новый автобус, но Юра еще убедительней заявил, что Серега настойчиво уговаривал начальника штаба предоставить машину для доставки дражайшей супруги в гостиницу, то есть тот самый «Золотой якорь». И, мол, будет очень неудобно, если сейчас приедет УАЗ, а Люды и след простыл. Люда согласилась. Важно было не переиграть, поэтому на пятый автобус они все-таки сели и в 18. 30 уже входили в гостиницу.

А тем временем, примерно тогда, когда приземлялся самолет с женой, Серегу отыскали по одному из злачных адресов. Кое-как, подпирая с двух сторон, его доставили на борт, И сразу же отправили в санчасть.

Опытный начальник медицинской службы Виталик сразу приступил к делу. Я, как сосед по каюте, пришел посмотреть на эту «комедию с трагедией», разворачивающуюся в нашем центре по оказанию разнообразной помощи загулявшим и пропавшим. Первым делом Виталя развел пару кристалликов марганцовки и заставил Серегу выпить раствор. Серый посетил гальюн и вытряхнул из себя остатки вчерашнего пиршества. Но доктор был неумолим и подкрепил эффект от марганцовки парой капель нашатыря, разведенного в стакане прохладной воды. Серега еще раз пообщался с белым другом (унитазом), но попросил не усердствовать, а то, мол, он сдохнет невзначай. Виталя поменял тактику. Следующим «пойлом» было двадцать миллилитров сладенькой глюкозы, добытой из четырех ампул. Потом начмед вкатил Сереге укол димедрола с анальгином в левую ягодицу и закрепил успех, проделав то же самое с правым предплечьем. Пациент лег на банкетку и немедленно отправился в царство Морфея. Мы стащили с него штаны, подумали, и сняли форменную рубашку. Удивлению нашему не было предела, когда мы увидели, что Серега был изрядно поцарапан знакомой нам ненасытной кошкой. Док принял мудрое решение – поставить на царапины банки. Пока Серега, как младенец, пускал пузыри, все было организовано в несколько минут. Пациент даже не шелохнулся. Но вот когда, разбуженный на ужин, он продрал глаза, то немало удивился, увидев себя в зеркале. Дело в том, что банки ставились не в определенном порядке, как положено, а на царапины, которые неизвестная мадам наделала Сереге не закономерно: например, на руки, плечи и вообще, кое-как.

Хорошо, что док не присутствовал во время пробуждения спящего красавца. А то не избежать бы членовредительства и рукоприкладства. Правда за ужином начхим Юра успокоил Серегу, сказав, что он все предусмотрел и друзья не покинут друга в беде. Оказывается, после того, как Люда была размещена в гостинице, он прямиком отправился в местный винный магазин и приобрел все необходимое. Необходимым Юра счел шампанское, десертное вино, столовое красное полусладкое вино, коньяк, водку, пиво и ликер (только самогона не хватало). Такой ассортимент гусара бы свалил. Как он все это дотащил до корабля и его не взяли за цугундер, одному богу известно…

После ужина на званый банкет в гостиницу «Золотой якорь» отправились: ваш покорный слуга собственной персоной, «сменившийся с дежурства уставший супруг» Серега, гостеприимный и услужливый друг семьи начхим Юра и организовавший львиную долю закуски помощник командира корабля по снабжению, тоже Серега. Звали и начмеда, но док сказал, что не пьет и нам не советует. По пути мы скинулись на определенную сумму, чтобы компенсировать Юре расходы, связанные с приобретением нейтрализующих препаратов для Людмилы.

В 20. 00 было открыто шампанское, в 20. 15 началась «артподготовка», в 21. 30 в ход пошла тяжелая артиллерия, в 22. 30 «противник» был повержен, уложен и накрыт одеялом. В 6 часов утра в гостиницу «Золотой Якорь» прибыл рассыльный с эскадренного миноносца «Предусмотрительный», постучал в дверь номера 6 и доложил, что капитану-лейтенанту В. (то есть Сереге) необходимо срочно прибыть на корабль, так как через два часа мы выходим в море на трое суток.

Через три дня Серега был отпущен проведать жену. Следов от банок и царапин как не бывало. Как выяснилось, даже из безвыходных ситуаций выход есть.

По чуть-чуть и ни капли больше!

Город Североморск. Начало 80-х. Дом офицеров флота. Идет разбор полетов за выходные. В президиуме командующий флотом, полный адмирал, и член Военного совета, начальник политуправления флота, вице-адмирал. В зале командиры соединений, кораблей и замполиты. Командующий:

– Командир эсминца «Безудержный», встаньте! Наблюдал вас вчера в Мурманске, в ресторане «Пилорама», простите, оговорился, «Панорама». Неприглядная картина маслом, я бы сказал. По маневрированию и прецессии я оценил бы вас на 9 баллов по шкале Бофорта. Ну, я понимаю, пришел в ресторан, ну выпил грамм пятьсот…

Член Военного совета подсказывает, прикрыв рукой рот:

– Триста!

Командующий продолжает:

– Ну, и еще триста! Так, может, уже хватит?

В зале немое молчание. Но в душе у каждого бурные аплодисменты.

Глава 10
Как мы служили на «Гремящем»

С Северов – на Балтику

На пятом курсе КВВМУ нас отправили на стажировку. Мне родители посоветовали ехать на Северный флот. Что я и сделал. Попал на стажировку в бригаду десантных кораблей. Место мне отвели на сторожевом корабле 50-го проекта («полтиннике»). Корабль был неисправен, намертво привязан к причалу под штабом флота. По ночам в моей кормовой каюте, где было чуть-чуть теплее, чем на причале, ко мне приходила крыса. То ли погреться, то ли поесть. Стажировка была неинтересной, и я попросился на большой десантный корабль (БДК). Сначала меня отправили на «поляка» 775-го проекта, потом на «Петруху» – БДК советской постройки «Петр Ильичев». Стажировка прошла нормально. После окончания училища я опять отправился на СФ и вроде был назначен на польской постройки БДК в бригаду десантных кораблей дивизии морских десантных сил Краснознаменного Северного Флота. Это я, наивный, так думал.

Прошел месяц. Я сдавал зачеты на самостоятельное управление боевой частью, осваивал средства кораблевождения, даже пару раз выходил в море под присмотром штурмана с соседнего корабля. Был уже сентябрь, когда меня вызвали в отдел кадров флота. Я с легким сердцем прибыл в указанный кабинет, бодро отрапортовал капитану 2 ранга, что, мол, такой-то лейтенант по вашему приказанию прибыл. Капдва заулыбался, поздоровался со мной за руку и изрек:

– Вот, что, лейтенант, дело такое. С бригады десантных кораблей год назад отправили на классы капитан-лейтенанта Шишковского, он отучился, вернулся, а теперь его девать некуда. M^i решили его назначить на твое место, а тебя переместить. Так что пойдешь на остроносый, боевой корабль. Это тебе не БДК.

Я насторожился:

– На какой?

– На гвардейский большой противолодочный корабль «Гремящий».

– А на каком он причале стоит?

– Кажется, на семьдесят третьем.

Я уже знал обстановку в главной базе СФ и спросил:

– Так здесь же всего около двадцати причалов?

На что кадровик ответил:

– Правильно, это в Балтийске!

Я чуть не охренел. Отклонюсь от курса. Я женился на четвертом курсе в феврале 1978 года. Познакомились с женой в Москве, в ноябре 1975 года, когда мы участвовали в параде на Красной площади в честь очередной годовщины Революции. Соответственно, моя жена была москвичкой. А я – калининградец. Мы жили у моих родителей в Калининграде, а в отпуск ездили в Москву, к родителям Татьяны. Так вот, когда мы отправлялись к месту службы в Североморск, собрали два багажа, один из Калининграда, другой – из Москвы. Один багаж получили почти сразу, как только приехали на Север. А второго нет и нет. Несколько раз ездили в Мурманск на вокзал, предъявляли квитанцию. Один раз нам сказали, что, мол, ваш багаж выдан. Причем выдан именно нам. Пошли в милицию, написали заявление, что пропал багаж, перечислили по списку все, что в нем было (список еще дома составлялся). Лейтенант милиции, молодой парень, принял заявление, пококетничал с Татьяной, побравировал наличием у него пистолета и сказал, что дело наше практически безнадежное. И отпустил, посоветовав ждать. Сообщим, мол, когда что-нибудь выяснится. В пропавшем багаже были постельное белье, мои зимние комплекты форменной одежды, посуда и многое другое. А тут мне предлагают ехать в Балтийск. А вещей-то нет, да и денег-то осталось с гулькин нос. Подъемные деньги почти кончились. Засада, одним словом. В общем, прихожу к комбригу, объясняю ситуацию. Получаю отсрочку до решения вопроса с багажом. Ждем.

И, надо же, приходит письмо с приглашением в Мурманск, к тому самому лейтенанту милиции. Приезжаем в Мурманск. Идем в линейное отделение, заходим в знакомый уже кабинет. Видим, лежат наши вещи на диванчике, на стульях, на столе… Натюрморт еще тот. Лейтенант улыбается во весь рот:

– Забирайте, – говорит, – ваши вещи.

Мы, конечно, опешили. А ящик где, мол, как забирать-то, без ящика? Лейтенант объяснил, как было дело. В Мурманске жил и работал на рыболовном траулере Черных Сергей, только не Витальевич, а Викторович. Кстати, тоже калининградец. Как-то раз приходит с моря Сергей и сразу к почтовому ящику, посмотреть, кто чего прислал. И среди прочих писем видит извещение. Посылка, точнее, багаж пришел. Сел на свои «Жигули» и приехал на вокзал, в багажное отделение. Предъявил квитанцию, и ему выдают громадный ящик, который в машину никак не входит, хоть тресни. Вскрыл Серега багаж и видит незнакомые вещи: форма лейтенантская какая-то, постельное белье, ложки, вилки, поварешки и прочая лабуда. Ну, думает, наверное, родители чьи-то отправили, чтобы кому-то передать. Потом разберусь. Так как в машину ящик не влезал, пришлось его отправить на помойку, а вещи сложить в худосочный багажник и на заднее сиденье. Кое-как довез домой всю эту «музыку» Серега, свалил в угол и ждет. Через несколько дней звонок в дверь, входят трое в форме милиции и говорят, мол, отдавай незаконно приобретенное имущество назад. А он и не против, забирайте, говорит, оно только место занимает. Забрали, увезли. Сереге за все это, разумеется, ничего не было. А нам было. Нам «повезло» просто. Никто не виноват.

Лейтенант помог нам сложить вещи в такси, пожелал не попадать в подобные ситуации впредь. На мой вопрос, чем мы обязаны, он покосился на мои рифленые звездочки на погонах кителя. Я отстегнул погоны и вместе со звездочками отдал лейтенанту. Он поблагодарил. Мы тоже сказали «спасибо» и уехали в Североморск. Дома оказалось, что из всего багажа не хватило одной простыни. Сергей оказался порядочным парнем…

Вещи оставили у знакомых, взяли билеты и отправились в Калининград. Моя жена, Татьяна, была беременна, ждала Сашу, сына, и у нее был страшный токсикоз. В поезде пересчитали наличность и прослезились. Денег не хватало даже на второе из вагона-ресторана. Я подошел к проводнику, парню лет двадцати пяти, и попросил немножко денег взаймы, объяснив, что на вокзале нас будут встречать родители, и я сразу отдам долг. На что он мне предложил дать что-нибудь в залог. Например, кортик. Пришлось объяснить ему, что кортик может оказаться у него только под ребром. Мы холодно разошлись. Я отправился в вагон-ресторан, поговорил там с толстой добродушной теткой-поварихой и через 20 минут принес Тане тарелку картофельного пюре с котлетой и салат. На мои обещания заплатить за обед по приезду в Калининград, тетка только руками на меня замахала. Спасибо той женщине.

Хоть и через 39 лет. Таня поела, ей было просто необходимо поесть. Но нашелся в вагоне идиот, который, выходя в тамбур покурить, прикурил прямо в коридоре вагона, дымом потянуло в купе, Таня вдохнула пару раз, поперхнулась, прикрыла рот рукой и убежала в сторону ближайшего туалета. Когда она вернулась, было понятно, что ее вывернуло. Того «друга» в тамбуре уже не оказалось. Мы приуныли. День прошел кое-как. Вечером в купе зашел проводник, поставил перед нами два чая и положил пачку печенья. Я вопросительно посмотрел на него. Он глазами показал, что, мол, ничего не надо. Утром нас встречали родители на вокзале. Через полчаса мы были дома.

Балтийск

На следующий день с утра я был в Балтийске. Как правильно сказал североморский кадровик, на 73-м причале был ошвартован остроносый, боевой, гвардейский большой противолодочный корабль «Гремящий», с которым мне предстояло связать свою судьбу на ближайшие несколько лет. Как выяснилось, он недавно вышел из завода. Пять лет проходил ремонт с модернизацией на Кронштадтском морском ордена Ленина заводе, и сейчас сдавал первую курсовую задачу, готовясь к переходу на Северный флот. Приняли меня хорошо.

Я не унывал. Думал, через пару недель будем в Североморске. Ага, губу раскатал. По ночам уже было прохладно. А я эпизодически нес вахту у трапа.

Мне дали шинель с чужого плеча, на погонах которой были лишние дырочки, как будто я – разжалованный старлей. Повседневная организация корабля не просто страдала, ее не было вовсе.

На корабле была так называемая «черная сотня», порядка ста человек матросов и старшин, которые должны были уволиться осенью-зимой 79-го года. Они с начала службы видели только завод, о дисциплине только слышали. Этим ребятам было сказано, что увольнение в запас только после перехода на Север. А они старослужащие, годки, и служили тогда три года, а не год, как сейчас! Так что они чувствовали себя обиженными, и ни при каких обстоятельствах не хотели подчиняться. На зарядку уходило двести человек, приходило сто. Остальные где-то купались. И возвращались не строем, а по одному, по два. Как говорится, спасибо и на этом. И вот такая орава, а не экипаж, умудрилась получить оценку «удовлетворительно» за повседневную организацию корабля.

То есть, мы сдали первую курсовую задачу. Правда, нам поставили положительную оценку, так сказать, авансом. А, может, чтобы поскорее избавиться от нас, уходящих на другой флот.

Годковщина была серьезная. Это и привело к печальным последствиям, о которых я вынужден рассказать. Был у нас матрос трюмный по фамилии Райветер. В его обязанности входило обходить свои заведования, в том числе гидроакустическую станцию, и осушать водичку, которая попадала внутрь корпуса корабля. Как она туда попадала, не важно. То ли отпотевание происходило, то ли еще что. Но Райветер был «годок», почти «гражданский», и ему было «в лом» самому это делать, поэтому он посылал выполнять свои обязанности кого «помоложе». И вот, матрос, посланный осушить выгородку гидроакустической станции, вместо того, чтобы включить эжектор на осушение, включил инжектор и затопил отсек гидроакустической станции. Она вышла из строя. Недалеко от нас стоял крейсер «Октябрьская революция», на нем матрос в свое время упустил масло из ГТЗА (главный турбозубчатый агрегат) и ходила легенда, что ему дали штраф 10000 рублей и 10 лет отсидки. Командир БЧ-7 капитан-лейтенант Василий Хромченко использовал эту легенду, чтобы припугнуть Райветера. Но не рассчитал…

Как-то в субботу утром началась большая приборка, старпом вышел на бак разогнать курящих бездельников и видит чуть приоткрытый люк в боцманскую кладовую. Попытался приподнять крышку люка – не поддается. Напрягся, приподнял, чуть заглянул внутрь и бросил, увидев там болтающийся на веревке труп матроса. С помощью людей, находящихся на баке, Райветера вытащили и уложили рядом с люком. Вызвали «скорую», а пока она едет, чтобы не терять времени, стали делать повешенному искусственное дыхание. Занялся этим мичман Володя Кобец, как наиболее взрослый и опытный из находившихся рядом мужчин. Володя проделывал манипуляции через носовой платок изо рта в рот, старался, но толку не было. Приехала «скорая» и врач, майор медслужбы, констатировал смерть Райветера по меньшей мере десять часов назад, то есть вчера вечером. Кобец покрылся сеткой лопнувших капилляров на лице. Значит, он делал искусственное дыхание вчерашнему трупу. Как говорится, нервным, просьба, не смотреть. Райветера увезли. Потом выяснилось, что у ГАС сгорели блоки генератора, ремонт стоил около 400 рублей. Но матроса уже не вернуть…

Помню, как приезжала пожилая мать Райветера, как в кубрике ей показали аккуратно заправленную койку ее сына, как она любовно гладила ее своими морщинистыми руками, как рыдала над ней, и у матросов, стоящих здесь же в кубрике, на глаза наворачивались слезы. И кто виноват, спросите вы?

Подумайте сами…

Как сдать задачу К-1

Нам назначили пересдачу первой курсовой задачи (К-1). А чего еще можно было ожидать? Опять бесконечные учения, тренировки, и уже никаких авансов. Кстати, отправлять на родину Райветера в цинковом гробу пришлось именно мне, как калининградцу. Были, конечно, моменты, но рассказывать о них не хочется.

Кое-как, с горем пополам, наступив на горло собственной песне, экипаж сдал-таки первую курсовую задачу. «Повседневная организация корабля» уже и нам самим не казалась такой убогой, как раньше. Нам назначили учение по приемке ракетного боезапаса. И вот на корабле «учебная тревога», я отправлен на причал с матросами убирать листья, как офицер, не имеющий никакого отношения к ракетам. (Не в море же?) И наблюдаем такую картину. На ракетную установку подают первую зенитную ракету, точнее, ее макет. Мы продолжаем мести причал. На площадке пусковой установки командир ЗРБ, у него в руках микрофон. Ракета – на пусковой. Ее надо спустить в погреб. И вдруг ракета начинает незакономерно поворачивать на пусковой, перенацеливаясь с одного направления на другое. Потом «уставилась» в палубу ракетной площадки, как будто собирается выстрелить себе в ногу. Командира ЗРБ с площадки как ветром сдуло. Потом «боевая часть» (это же макет) соскальзывает вниз и надламывается, как спичка. Я своим «дворникам» на всякий случай скомандовал: «Ложись!». Они послушно упали на бетон причала. «Ракету» сняли с пусковой, учение отменили. И нам в третий раз назначили пересдачу первой курсовой задачи.

Далее веселее. Первую задачу сдали на «хорошо». Это уже радовало. Потренировались в приемке всех видов боезапаса и с первого раза сдали вторую курсовую задачу. Наконец-то нам дали выход в море. Пока что просто выйти, развить ход и вернуться в базу. Сходили. В приподнятом настроении вернулись. Машины у нашего корабля были что надо. На заводе все сделали на совесть. Пер наш БПК – только в путь! Приняли боезапас. Сдали третью курсовую задачу с первого захода. У нас уже был экипаж, а не орава! Мы уже испытывали гордость за наш постепенно выздоравливающий корабль! На мачте уже гордо развевался вымпел, говорящий, что мы в линии, что мы МОРЯКИ, а не пассажиры на своем корабле. В Североморск хотелось быстрее. Мы с командиром моей штурманской боевой части Шумовым Николаем вовсю корректировали навигационные карты, нанося на них ПРИПЫ и НАВИМЫ (Прибрежные предупреждения и Навигационные извещения мореплавателям).

На дворе уже стоял ноябрь. Иногда шел небольшой снег. Погоды случались ветренные. Но мы уже без опаски выскакивали на полигоны на выполнение боевых упражнений. И упражнения выполняли минимум на «хорошо».

И вот, долгожданный приказ перейти в Североморск в начале – середине декабря 1979 года. Мы подобрались окончательно. В Балтийск пришел наш напарник по переходу, новенький сторожевой корабль «Задорный», только недавно построенный в калининградском заводе «Янтарь». С ним мы и должны были совершить переход, межфлотский переход из Балтийска в Североморск.

И опять на Севера

На борт прибыл старший на переходе начальник штаба бригады, в распоряжение которой мы поступали на Севере капитан 2 ранга Попов Павел Ильич. И где-то числа 7–8 декабря состоялся наш выход на переход по маршруту Балтийск-Североморск. На причале был оркестр. Снимались торжественно. То ли потому, что событие знаменательное, то ли потому, что мы достали уже местных достаточно. Играли, как водится, «Прощание славянки». Снялись со швартовов, слава богу, без приключений. Вышли, построились в кильватер друг другу и пошли. Всю юго-западную часть Балтики шли средним ходом, без приключений. А вот в Проливной зоне, в проливе Каттегат у нашего матроса начался приступ аппендицита. Наш корабельный док, Коля Вакин, соответственно, начал операцию.

Начать-то начал. Под местным наркозом. Но в процессе выяснилось, что нужен общий, так как извлечь аппендикс не удавалось так, чтобы моряк не орал, как резаный. Хотя, он и был таким. Именно резаным. Начальством было принято мудрое решение стать на якорь у мыса Скаген до выхода в Скагеррак, где начинался сильный «мордотык», северо-западный ветер до 17 м/с. Стали на якорь. У нас ощущалась лишь приличная зыбь. Чтобы осуществить общий наркоз, нужен был второй квалифицированный врач, который был только на «Задорном». Поэтому приняли решение передать врача с «Задорного» на «Гремящий». Для этого у нас завалили кормовой флагшток, на юте настелили матрацы в несколько слоев. «Задорному» была дана команда аккуратно подойти кормой к нашей корме на расстояние метра в готовности дать ход вперед. На «Задорном» начальника медслужбы облачили в спасательный жилет, обвязали поданным с нашей кормы проводником. СКР медленно приближался, то поднимаясь над нашей палубой, то опускаясь ниже уровня нашей кормы на метр-два. Когда до герба Советского Союза, красующегося на ахтерштевне «Задорного», остался всего метр, корма сторожевика слегка нависла над палубой нашего юта, а доктор все еще проявлял нерешительность. В итоге его просто сдернули, как памятник с пьедестала, и он полетел на наши матрацы.

Корма «Задорного» поднырнула под нашу, произошло «касание», мы получили пробоину в румпельном отделении, а «Задорный», дав ход вперед, отскочил от нас, как укушенный. Доктор-прыгун тоже пострадал: неудачно приземлившись, он сломал ногу. Ему наложили шину, накачали обезболивающим и отнесли в санчасть, где в таком состоянии он и делал общий наркоз нашему матросу. Матрос выжил, пробоину заделали, через несколько часов мы снялись с якорей и продолжили наш путь. Так как непредвиденная остановка выбила нас из графика, после выхода в Скагеррак прибавили ход до полного (18 узлов). Доктор с «Задорного» так и остался у нас до конца перехода. Передавать его обратно в таком состоянии никто не решился. В Скагерраке на выходе в Северное море нам неожиданно пересекла курс всплывающая иностранная подлодка. Дистанция была не критическая, но приятного было мало. Словом, зевать не приходилось. Так прошли несколько беспокойных дней и 15 декабря 1979 года мы пришли к месту постоянного базирования в славный город Североморск, главную базу Краснознаменного Северного Флота.

Мы вошли в состав бригады эсминцев оперативной эскадры Северного флота. Я, наконец, получил доступ к своей новенькой, еще не ношеной форме. Приехала жена Таня и мы поселись у офицера с нашего корабля Коли Рыманова. Особенности быта в то неустроенное время опускаю. Это описано в других рассказах.

Служба – не отдых

Долго отдыхать нам не дали. Вообще, служба – не отдых. В Белом море проходил испытания тяжелый атомный ракетный крейсер «Киров» и нам поставили задачу следовать в Белое море на обеспечение стрельб этого монстра. К слову, рубежи нашей страны омывают многие моря и океаны. Но только берега Белого моря принадлежат полностью нам. И испытания наиболее серьезного оружия кораблей проводятся именно в Белом море, чтобы никто не подглядывал. Две недели готовились к походу, изучали северный морской театр, получали и корректировали карты, отрабатывали плавание в осенне-зимний период, получили и установили парочку приемников новых радионавигационных систем.

«Черная сотня» уволилась в запас. Личный состав обновился, но опытных моряков поубавилось. Подумалось, что офицерский труд сродни сизифову. Только из тюхи-митюхи сделаешь моряка, а он раз, – и в запас! И следующий ему в затылок дышит. В общем, в назначенный день вышли из базы и направились в Белое море. Всю дорогу сильно штормило. Ветер достигал 20–22 м/с, волнение до 7 баллов. Я обратил внимание на то, что практически не укачиваюсь. И не мутит даже. Немножко себя зауважал, хотя это не моя заслуга, а всего лишь физиология. После горла Белого моря стало спокойнее. Кольский полуостров все-таки прикрывал от ветров, хоть и немного. Зато навигационных опасностей в Белом море хватает. Не задремлешь. Ничего, освоили и Беломорский театр. Нормальный театр, только простора не хватает. Через несколько недель вернулись в Североморск. Поставленную задачу выполнили на «хорошо», никто особо не ругался. В воздухе запахло чем-то новым. Запахло длительным плаванием или боевой службой. Был где-то февраль-март 80-го года, когда эти слова впервые мелькнули в кают-компании. Но до нее, до боевой службы, было еще далеко.

Много раз выходили на поиск подводных лодок, на выполнение торпедных и артиллерийских стрельб, ракетных стрельб и минные постановки. Учения и тренировки доводили отдельные вещи до автоматизма. Я чувствовал себя винтиком в сложном механизме корабля, набирался опыта и с гордостью носил знак «Гвардия» на правой половине груди. Наступило лето, а с ним и полярный день. У нашего командира не складывались отношения с командованием бригады. Причина мне неизвестна.

Неозадаченный матрос – потенциальный преступник

И вот, 19 июля 1980 года на гвардейский БПК «Гремящий» прибыл наш новый командир капитан 3 ранга Доброскоченко Владимир Григорьевич. И началась жизнь, как на птичьем дворе: «Как поймал-вдул!» Это был неутомимый офицер, от которого не ускользала ни одна мелочь. Как в его голове умещалось столько разного всего, просто непостижимо. После первого обхода корабля состоялось совещание офицерского состава корабля в кают-компании. Первыми словами командира на этом форуме было: «Все равно, Советская власть будет восстановлена!» Потом посыпалось, как из рога изобилия:

– Внешний вид неудовлетворительный. Строевая выучка – ноль целых, ноль десятых.

– Контроль над личным составом отсутствует.

– Матчасть неисправна, так как отсутствуют надлежащий осмотр и проверка оружия и технических средств.

– Дисциплинарная практика неудовлетворительная. Как положено? Командир отделения, старшина команды, командир группы, командир БЧ, и только затем принимает меры командир корабля.

– Любое построение начинать с проверки личного состава, затем инструктаж, развод, затем контроль над исполнением отданных приказаний.

– Форма одежды на корабле объявляется в 6.45. Требовать неукоснительного соблюдения формы одежды. У каждого матроса должен быть один комплект белого и один комплект синего рабочего платья.

– До понедельника выставить банки вместо отсутствующих плафонов.

– Требую конкретности, конкретности во всем.

– Вы записывайте, записывайте. Я потом посмотрю, что вы записали.

– Те недостатки, которые мы имеем на корабле, идут от того, что не каждый выполняет свои служебные обязанности. Заставлять надо матроса, контроль над ним должен быть. Пока мы много говорим, но мало делаем. Последнее предупреждение по построениям, по всем учениям.

– Форма одежды при заступлении в наряд, на дежурство и вахту не подлежит критике. Товарищ Зубарев (командир минно-торпедной боевой части), у вас китель тоже не подарок к 8 марта.

– Если вы получаете хоть какие-нибудь деньги, то приносите хоть какую-нибудь пользу.

– Помните, неозадаченный матрос – потенциальный преступни.

И, наконец:

– Передаю слово заместителю командира корабля по политической части.

Большой зам начал что-то неуверенно лопотать про то, что нам следует делать в свете требований какого-то (не помню номер) съезда партии, потом про требования Министра обороны, потом про требования Главнокомандующего ВМФ, плавно перешел к требованиям командующего Северным флотом, командира эскадры, командования бригады. «Ну, надо же, никого не пропустил», – подумал я и обернулся. Сменившийся с вахты Коля Рыманов уперся лбом в спинку впереди стоящего стула и не шевелился. «Свет требований озаряет спящую голову моего коллеги», – подумалось тогда мне…

Совещания проводились с завидной регулярностью, чего прежде у нас не наблюдалось. С каждым совещанием гайки закручивались все сильнее. Только теперь мы узнали, что такое порядок. Раз в неделю командир облачался в матросскую робу с пришитыми погонами капитана 3 ранга и пролезал корабль с носа до кормы по всем внутренним помещениям, включая закоулки, куда нога человека не ступала с самой постройки корабля. Доброскоченко был неутомимым работягой. Его глазами мы увидели наш ВПК в новом свете и поняли, наконец, в каком бардаке мы живем. Методы решения вопросов иногда удивляли своей новизной. 15 августа на утреннем построении офицерам было объявлено, что в 16. 00 будет объявлена «боевая тревога» и до тех пор, пока все плафоны и лампочки во всех помещениях корабля не будут выставлены, отбоя тревоги не будет. И действительно, сыграл «боевую тревогу». И действительно, все плафоны и лампочки оказались на своих местах. А на вечерней поверке командир объявил, что за ужином обнаружил неприглядную картину: неудовлетворительное укомплектование баков посудой. На 9 человек только 3 вилки.