Текст книги "Жизнь продолжается пусть…"
Автор книги: Сергей Цветков
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Сергей Цветков
Жизнь продолжается пусть…: сборник стихотворений
© Сергей Цветков, 2023
© Издательство «Четыре», 2023
Я вижу мир
Я вижу мир таким, каков он есть,
Без рамок золочёных, без прикрас.
Людское счастье в этом мире есть,
Но и беда преследует подчас.
«Безрадостно сегодня на Руси, —
Поведал жизнь познавший ветеран, —
Ковид, зараза, полстраны скосил,
Повсюду униженье да обман».
Но, распустив воздушную фату,
Похожую на сказочный эфир,
Жених с невестой, веруя в мечту,
Идут, обнявшись, в свой прекрасный мир.
В «зелёнке» гор Кавказского хребта,
Где будто правил оргией вампир,
В крови солдат любая высота —
Безжалостный и чуждый людям мир.
А где-то белой ватой облака
И море голубое, как сапфир,
И всякий раз волнуешься слегка,
Увидевши бескрайний этот мир.
Под вой попсы, шуршание банкнот
«Среди чумы» захвачен буйный пир —
Корпоратив «народных слуг» идёт,
Здесь без стыда пирует «антимир».
Уроки в школе кончились едва,
И ученик – задира из задир —
На стенке мелом написал слова,
Забытые недавно: «Миру – мир!»
Холёный, сытый, в золоте мундир,
Самодовольство – суть его лица,
И если кто заглянет в его мир —
Воочию увидит подлеца.
Здесь воздух как волшебный эликсир,
Цветами пахнет, сладок, как елей,
Леса и реки дарят мне свой мир,
Когда я вновь на Родине моей.
Как мир огромен, многогранна жизнь,
Как необъятна матушка-земля!
Когда мне трудно, говорю: «Держись,
Ведь вижу мир, пока на свете я».
Русь
Русь
Сквозь фейерверк бесовского веселья,
Сквозь рабскую, униженную грусть,
Сквозь череду то пьянок, то похмелий
Я вижу возрождаемую Русь —
Страну без разных «правых» или «левых»,
Где высший смысл – быть матерью, отцом,
Могучую в больших своих пределах,
Но с добрым человеческим лицом.
И верю я: в ней брат поддержит брата
И что пройдёт совсем немного лет,
Народ её очистит от разврата,
Добившись убедительных побед.
Ведь не случайно кто-то справедливый,
Всё знающий о жизни наперёд,
С лихвою наградил душою, силой
И добротой живущий здесь народ.
Все люди на Руси достойны счастья!
С поклоном низким я перекрещусь,
Чтоб сгинули скорей её напасти —
За это я радею и молюсь.
Русская душа
Два слова – русская душа…
И предстаёт перед глазами
Ручей, текущий не спеша,
И луг, усыпанный цветами.
Под сенью солнечных небес
Над полем жаворонок вьётся,
Блестит вдали церковный крест,
И песня так душевно льётся.
Над степью ворон закружил,
На Русь напала вражья стая,
Блеснули сабли и ножи,
Но им душа преградой стала.
Она уже не ручеёк —
Поток огромной страшной силы,
И враг, ступивший на порог,
На нём найдёт себе могилу.
О, эта русская душа,
Непостижимая для многих!
К друзьям проста и хороша,
Приют для слабых и убогих.
Мечтой и памятью чиста,
Защита своего народа…
Что у звезды, что у креста,
Она прекрасна год от года.
Народ наш много пережил,
Но тяжело ему как прежде,
И всё же душу сохранил,
А с нею память и надежду.
И эту память не стереть,
Горжусь я Родиной большою,
А коль придётся умереть,
Умру я с русскою душою.
С думой о России
Леса, озёра и поля,
Голубизна небес —
Полна российская земля
Невиданных чудес.
В больших селеньях и глуши,
В народе повсемест,
В основе праведной души
Наш православный крест.
Святая сила у него,
И каждый должен знать:
Коль это свыше нам дано —
Нельзя его терять.
Но для России час настал:
Объявлена война,
Идёт по душам и крестам
Лукавый Сатана.
Идёт затем, чтобы народ
Ему послушным стал,
В безликий превратился сброд,
Отрёкся от Христа.
Чтоб «золотой телец» вовек
Народу Богом был.
И что он русский, человек
Навеки позабыл.
Но день придёт, и встанет Рать
На той Святой войне,
Чтоб кол осиновый вогнать
Злодею Сатане.
Россию я люблю до слёз
И предан ей вовек!
До самых кончиков волос
Я русский человек!
Русь святая
Москва-река – крутые берега
Мелькает змейкою среди холмов высоких:
То впереди журчащий перекат,
То заводь, вся поросшая осокой.
Из глубины веков до наших дней
Мы видим в этих водах отраженье
Старинных стен и куполов церквей —
Былых времён прекрасные творенья.
Звенигородский край – какая ширь!
Земля исконно русских поселений,
Саввино-Сторожевский монастырь
Её одно из самых лучших украшений.
Здесь радостный трезвон разносится окрест
И этим словно души открывает,
А колокол старинный благовест
О доброте и счастье возвещает.
Здесь золото икон, убранство алтарей
В старинных русских храмах восхищают,
А лики всех святых о жизни на земле
Своим пытливым взглядом вопрошают.
Родная Русь моя, с волненьем говорю:
К тебе незримой пуповиной я привязан,
За каждый новый день тебя благодарю
И отплатить сторицею обязан.
И всякий раз, когда, припавши к алтарю,
Я вижу вновь пройдённую дорогу,
Мне хочется сказать, что я тебя люблю
И что живу в России, слава Богу!
Русские люди
Мне в последнее время приходится часто
Измерять километры российских дорог
И, добравшись до цели, часто вижу несчастный
И почти позабытый людьми уголок.
Занесённые снегом российские дали,
Огоньки деревень средь бескрайних лесов,
Как же много они б о себе рассказали,
Если б выслушать их был бы кто-то готов.
И встречали меня там спокойные лица
Костромских и воронежских русских людей,
И чем дальше я вновь уезжал от столицы,
Тем спокойнее были они и добрей.
Вижу грубые с виду рабочие руки,
Слышу местный особый в словах диалект,
Мне приятны их речи негромкие звуки
И какой-то житейский простой интеллект,
Но, однако, поверьте, «сторонникам силы»
Они быстро найдут адекватный ответ.
На таких мужиках и держалась Россия,
Слава Богу, уж более тысячи лет.
Мне не трудно понять их рабочую душу,
Так как вместе приходится всем выживать,
Я доверия их никогда не нарушу,
Ведь такими же были отец мой и мать.
Обсуждаем проблемы в рабочей бытовке:
По работе, зарплате и как дальше жить,
И захочется мне в той простой обстановке
Свою помощь посильную им предложить.
Уезжаю опять в направленье столицы,
Вновь несётся дорога, мелькают дома,
Только в памяти будут те русские лица
В тех далёких краях, где снегов кутерьма.
Обращение к вечному
Красива сказочно дорога
Зимой, в начале января,
Что привела, и слава Богу,
В те два святых монастыря:
Один – Кирилло-Белозерский
И Ферапонтовский другой,
Вокруг леса и перелески,
Поля, озёра и покой.
Здесь время шло неторопливо
В союзе вечном с тишиной,
И будто годы молчаливо
Их обходили стороной.
Испытывая восхищенье
При виде мощных древних стен,
Мне грезились те поколенья,
Что превратились в прах и тлен.
О них напоминали даже
Останки монастырских рвов,
В бойницах след смолы и сажи
И перезвон колоколов.
Когда, к иконам припадая,
Взывал я к милости святых,
Щемило сердце, замирая,
От теплоты, что шла от них.
И так смиренно и достойно
Просил я помощь в час такой,
Что встали на мою защиту
Отец, и Сын, и Дух Святой.
Душа вздохнула с облегченьем,
Беда промчалась стороной,
И был я рад, что в те мгновенья,
Как Ангел, ты была со мной.
Размышление над увиденным
Я вновь читал Рубцова Николая
И вспоминал с обидою до слёз
Картины умирающего края,
Заросших пашен молодью берёз.
Читал и видел сельские дороги,
Деревни, что покинул человек,
Глаза людей, молящих о подмоге,
А на дворе стоял уж двадцать первый век…
Как будто я, неведомый тот всадник,
Вновь пересёк в потёмках тот простор,
И вряд ли видел старый тот десантник
Автомобиль, свернувший за бугор.
Россия-мать, за что же так жестоко
С тобою твои дети обошлись,
Откуда взялись баре да холопы
И мутной злобы волны поднялись?
Откуда взялись новые кумиры
Взамен трудом прославивших страну
И «телевизионные вампиры»,
Что источают гнойную слюну?
И почему, народы разрывая,
Как после воровского дележа,
В стране моей от края и до края
Вдруг пролегла кровавая межа?
Ответ пронзил своею простотою,
Правдив он был, и краток, и суров:
Мы сами надругались над страною
И сами заплевали свой исток!
Но, если мы чего-нибудь хоть стоим,
Встряхнуться надо, невзирая на грехи,
Покуда наши души беспокоят
Рубцова и Есенина стихи.
Тишина
В моём окне такая тишина,
И кажется, что я совсем оглох,
И чудится, что внемлет мне она,
Немой укор некошеных лугов.
Как будто ощущаю я сквозь ночь
Ослепший взгляд забытых деревень,
Где от людей, давно ушедших прочь,
Осталась только старая сирень.
Где в окнах не горит огонь свечи,
Как бы желая путнику помочь,
Где нет тепла, хозяек у печи,
А вместо них хозяйничает ночь.
Их сотни тысяч, этих деревень —
Покинутых, затерянных во мгле,
Которые пророчат каждый день
Свою судьбу предавшей их стране.
Умирают русские деревни
Умирают русские деревни,
Не увидишь в окнах огонька,
Только как-то грустно и смиренно
Колокол звучит издалека.
Слышится в том отзвуке далёком,
Словно пролетевшем сквозь века,
То как будто скорбный вздох глубокий,
То как будто смертная тоска.
Чудится при этом в церкви пенье
В поздний час, когда уходит день,
Словно происходит погребенье
Бессловесных русских деревень.
И тотчас же около дороги,
Где растут берёзы и кусты,
Видится старинный храм убогий
Да кладбища белые кресты.
А за ними, словно к отпеванью,
Обречённо выстроившись в ряд,
В скорбном и запуганном молчанье
Избы деревенские стоят.
В сумрак упирается дорога,
Всё черней вечерний небосклон…
Если всё творимое от Бога,
Так зачем же это сделал Он?
Опять зовут меня дороги
Опять зовут меня дороги,
Опять влечёт меня простор
В тот край забытый и убогий,
Где поле, лес да косогор.
Где в первой встречной деревушке
Увидишь заводь у моста
И разорённую церквушку
Без православного креста.
Увидишь сельские дороги,
Где в колеях такая грязь,
Что по колено вязнут ноги
И не пройти, не матерясь.
Увидишь брошенные избы
Да в палисадниках сирень,
Где только ветер правит тризну
По жизни бывших деревень.
И эти сельские мотивы
Поистине наводят грусть,
Как будто в зарослях крапивы
Заглохла вся святая Русь.
Но всё же велико желанье
Мне прикоснуться снова к ней,
Испытывая состраданье
И нежность к Родине моей.
Из пятидесятых
Из пятидесятых
Душное лето, раскрытые настежь
Окна соседних домов,
Самой большою считалось напастью
Лямку порвать у штанов.
Мы – поколение пятидесятых,
Власть пустырей и дворов,
Только недавно был кто-то солдатом
В семьях таких пацанов.
Все, усреднённые школьною формой,
Были на деле ярки,
Ведь не случайно такими проворными
Вышли из нас мужики.
Школьные книги – источники знаний —
Встали на полки годов,
Жизнь назначала нам новый экзамен —
Каждый ли к сдаче готов?
Только для многих итог будет горьким
В том бесконечном строю:
Кто-то погибнет в бандитских разборках,
Кто-то – в афганском бою.
Вектор движенья страна изменила —
Сунут топор под компас,
И незаметно лукавая сила
Всё порешила за нас.
Тело державы разорвано в клочья
Под одобрительный визг,
Вот приграничным становится Сочи,
Вот за границею Минск…
Разве мы думали в пятидесятых —
Дети огромной страны, —
Что превратимся в «соседей заклятых»?
Дайте ответ, пацаны!
Двадцать пятое апреля
Двадцать пятое апреля,
Воскресение, весна.
Отзвенели все капели,
Жизнь проснулась ото сна.
На площадке новостройки
Установлен новый кран,
У барака за помойкой
Надрывается баян.
У прокуренной пивнушки,
Что зовут в народе «дно»,
Словно выстрелы из пушки
Днём грохочет домино.
Я в расстёгнутом пальтишке
С новой удочкой в руке,
Как все местные мальчишки,
Пропадаю на реке.
За прошедшим ледоходом
Просыпается река:
Загудели пароходы,
Оживились берега.
Чайки белые летают
И ныряют сверху вниз,
На мгновенье исчезая
Под водой в каскадах брызг.
И в душе бушует радость,
Гордость в сердце так и прёт,
Ведь недавно наш Гагарин
Сделал в космосе полёт!
А сегодня в день рожденья,
В семь моих вихрастых лет,
Получил я с поздравленьем
Новенький велосипед.
Летом буду я кататься
Каждый день, а то и час,
Только скоро собираться
Надо будет в первый класс…
Облака детства
Словно псы бегут куда-то —
Лапы, хвост и голова,
Миг – они как клочья ваты,
Миг ещё – как острова.
То как яхты с парусами,
То как белые снега,
Всё бегут, бегут над нами
В летнем небе облака.
И под яркой синевою
С облаками в высоте
Я с беспечной головою
Загораю на тахте.
Маме
Нет ничего на этом свете
Приятнее осознавать,
Что жизнь идёт, взрослеют дети
И что с тобой родная мать.
Та, что до школьного порога
Или до брачного венца
Нас провожает и в дорогу
Обнимет, стоя у крыльца.
Та, что больничный жар остудит,
Согреет, душу исцелит,
Та, что поверит, не осудит,
Уступит, всё поймёт, простит.
Пусть, жизни календарь листая,
Проходят дни, текут года…
Как хочется, чтоб вместе с нами
Была ты рядом навсегда.
Поэтому среди застолья
Я вновь бокал полней налью,
Скажу свой тост и выпью стоя
За маму милую мою!
Отец
Есть в русском языке такое слово,
В нём гордость, строгость, уваженье, наконец.
Оно звучит то нежно, то сурово,
И слово то прекрасное – отец.
Отец, в теченье многих лет, что мы живём на свете,
Ты честно учишь жить с рожденья до креста,
Твоё ученье в нас, и знай, что в наших детях
Живёт душа, прекрасна и чиста.
Отец, в тебе мы видим опыт поколений
И чувствуем биенье их сердец.
Мы ощущаем связь событий и явлений,
Для нас ты жизненной позиции творец.
Отец, мы знаем твои руки золотые —
Залог семейных достижений и побед,
И в пору зрелости, и в годы молодые
Надёжнее их не было и нет.
Какое счастье – быть с тобою рядом,
Для нас людской ты мудрости венец.
И много-много лет смотри на нас
Своим спокойным, добрым взглядом,
Живи и здравствуй, наш родной отец!
Сон
Мне снится сон один упрямо:
Кусты сирени, дачный дом,
Клубнику собирает мама
В косынке, с ягодным ведром.
И я, довольный и счастливый,
На старенькой тахте лежу,
Опять взапой читаю книгу,
Мечтательно в окно гляжу.
И вижу я в оконной раме
Не стаи летних облаков,
А над далёкими морями
Громады белых парусов.
И вот уж в сумраке чердачном
Мелькают все герои книг,
И здесь не сад, не домик дачный,
А море и пиратский бриг…
И от видений и мечтаний,
От грёз, баталий и побед
Меня вернёт лишь голос мамин,
Давно зовущий на обед…
Я просыпаюсь и с надеждой
Живу, работаю, пишу,
Но чтоб увидеть мать, как прежде,
Я снова память ворошу.
По грибы
Пришло то желанное утро,
Как будто подарок судьбы,
И мы, не лукавствуя мудро,
С отцом собрались по грибы.
Забрав сапоги и корзины,
Немного еды про запас,
От холода ёжась, в машину
Уселись – и сразу на газ.
Надрывно мотор москвичонка
Пропел сразу несколько гамм,
Зелёным зрачком светофоры
Мигнули приветливо нам.
Навстречу бежала дорога,
И город куда-то исчез,
Уже обступал понемногу
Нас осенью пахнувший лес.
О, эти родные просторы,
Картины, что радуют глаз,
Неспешно ведём разговоры
О жизни, о каждом из нас.
Но вот заповедное место
Вблизи у заветной версты,
Другим чтоб не стало известно,
Машину загоним в кусты.
Заходим мы в лес еле-еле,
Идём по нему не спеша,
Наполнено лёгкостью тело,
Пронизана счастьем душа.
Идём, чтоб не хрустнула ветка,
Смиряем охотничий пыл,
Как будто мы с батей в разведке
Крадёмся во вражеский тыл.
Удачливей был мой родитель:
Кусты раздвигая рукой,
Мне крикнул: «Смотри-ка, смотри-ка,
Под ёлкой стоит-то какой!»
Чтоб я испытал его счастье,
Увидев, как гриб тот хорош,
И принял в находке участье,
Сказал мне: «Представь, ты идёшь…»
Под ёлкой восьмым чудом света,
Что вызвало радостный крик,
Стоял, как хозяин планеты,
Загубистый гриб боровик…
…Тяжёлыми стали корзины,
И тянет уже на покой,
Присядем мы возле машины,
Водички попьём ключевой.
Яйцо да солянка из банки,
Огурчик да уломский хлеб,
Поевши, свернём самобранку,
Закончив нехитрый обед…
Приятна чертовски усталость
На лоне природы такой,
И будет, конечно, не в тягость
Дорога обратно домой.
Вернувшись с богатою данью,
Горды, что легки на подъём,
Мы супа грибного сварганим
И стопки за это нальём!
Моторка
«Корабль мой упрямо качает
Крутая морская волна…»
Кто ж слов этой песни не знает?
Так часто звучала она.
Корабль мой – отцовская лодка
С каютой, с мотором Л-6.
Была не длинна, не коротка,
Подобных в то время не счесть.
О, эта простая моторка,
Семейная гордость отца,
Тогда приучила надолго
К походам меня, сорванца.
Мне нравилось вниз головою
Лежать на широком носу
И видеть, как пену тугую
От форштевня волны несут.
А после, махнув на стихию,
На ветер, крутую волну,
Собрав свою ловкость и силу,
Пробраться за руль на корму.
И эта моторная лодка,
Послушная воле моей,
Казалась мне крейсером флота
В строю боевых кораблей.
Пусть время бежит очень ходко,
Но память ему не отнять
О том, как мы плыли на лодке:
И брат, и отец мой, и мать.
Как жалко, что век наш короткий,
Но будто опять наяву
Во сне вижу старую лодку,
И в ней я по жизни плыву.
Родное
Здесь всё по-прежнему убого,
Но в мире нет роднее мест,
Чем эта сельская дорога
И этот Пачевский разъезд.
И вот за окнами вагона
Мне вновь отчётливо видна
В деревне той берёзы крона
И школы белая стена.
А за околицей деревни
Через каких-то две версты
В тени ветвей больших деревьев
Я вижу белые кресты.
Никто не вспомнит, как всё было,
Ведь кануло немало лет,
Когда легли в свои могилы
Так рано бабушка и дед.
Осталась мама сиротою,
В деревне той совсем одна,
В дому сверчок не знал покою,
Да на планете шла война…
Бежит железная дорога,
Уж скоро насыпь у моста,
До города не так уж много,
Вокруг – отцовские места.
И снова видится родное:
Опять деревня вдалеке,
Дорога, лес, луга и поле,
Да гладь на Кономе-реке.
И васильковою тропинкой
Идут, собравшись, под венец
После разгульной вечеринки,
Обнявшись, мама и отец…
Вот справа кладбище большое,
На нём они в земле лежат.
В окно смотрю и слёз не скрою —
Так растревожилась душа!
Промчались города кварталы,
И я приехал наконец,
Хоть времени всегда так мало,
Встречай, родной Череповец!
Гармошка
Память грустные мысли навеяла,
Появилась слеза на лице.
Ах, гармошка, чего ты наделала,
Проскулив об ушедшем отце!
Десять лет, пролежав в одиночестве,
Ты была никому не нужна,
Пока я тебя с утварью прочею
Не нашёл на шкафу у окна.
Потускнели резные заклёпочки,
От безделья слежались меха,
Словно всхлипнули правые кнопочки,
В верхней ноте «пустив петуха».
Но, вдыхая знакомые запахи,
Прикоснувшись к гармошке лицом,
Стало мне по-особому радостно,
Словно я пообщался с отцом.
Будто снова услышал мелодии
Те, что с детства вошли в мою жизнь,
Где отец был весёлый, молоденький
И играл так, что только держись!
Где на каждом застолии праздничном
Развлекал и родных, и друзей,
И народ, расплясавшись, подначивал:
«Эй, играй, гармонист, веселей!»
А сейчас этим грустным звучанием
Словно мне задавался вопрос:
«Почему же не видно хозяина,
Если вдруг просыпаться пришлось?»
Что отцовской гармошке поведать мне,
Как же это ей всё объяснить —
То, что многие вещи заведомо
Могут дольше хозяев прожить?..
Ночью
Мой дом по крышу замело,
И сад от снега бел.
Я вспоминаю, что прошло
И что я не успел.
Качается во тьме фонарь
От ветра на столбе,
А мои мысли мчатся вдаль
По пройденной судьбе.
И вот уж в памяти моей
Черты знакомых лиц,
И будто слышу у дверей
Скрипенье половиц.
То в эту ночь пришли ко мне
Родные и друзья,
Те, что когда-то на земле
Покинули меня.
Вот узнаю я среди них
Моих отца и мать,
Чтоб они были средь живых,
Я всё готов отдать.
И ощутил я влагу слёз
Тех, что сдержать не смог,
Когда послышался вопрос:
«Как ты живёшь, сынок?»
И молча ожидали все
Ответа от меня,
Как зимней ночью человек
Ждёт солнечного дня.
Но не успел я на вопрос
Ответить в этот раз,
Настольной лампы огонёк
Вдруг вспыхнул и погас.
Пытаясь лампу засветить,
Я лишь услышать мог,
Отец сказал: «Пора идти,
А ты живи, сынок…»
Дверь распахнулась, а за ней
Качался белый куст,
И одинокий средь полей
Дом был, как прежде, пуст.
У родных могил
У родных могил
Сомкнутым перстом
Тех, кого любил,
Осеню крестом.
Помяну потом
Их среди берёз,
Не сдержав притом
Набежавших слёз.
Как прожил без них,
Всё им расскажу,
На портреты их
Молча погляжу.
Со своих камней,
Вижу, наконец
Улыбнулись мне
Мама и отец.
Другу
Памяти полковника
Александра Владимировича Ковтуна
Санёк, я помню, парились мы в бане,
Вставали на охоту, чуть рассвет,
И лыжи нас несли по снегу сами,
И ты в округе видел каждый след.
Всходило солнце в зимнем ореоле,
Кусал за щёки утренний мороз,
Мела позёмка в белом чистом поле,
А лес светлел от снега и берёз.
И вспомнилось, как дважды я промазал,
Когда стрелял по стае глухарей,
А ты упрёк не высказал ни разу,
Хотя тогда мог выстрелить верней.
В лесу с тобой мы были в восхищенье
От каждой ёлки, каждого куста,
И часто восклицал я в те мгновенья:
«Смотри, Санёк, какая красота!»
А ты на это только улыбался,
Дыша в обледенелые усы,
А в этот миг над лесом разгорался
Январский день невиданной красы…
Вся наша жизнь менялась год от года,
И этот день прошёл в моей судьбе,
Но всякий раз январская природа,
Лыжня и снег напомнят о тебе.
Осенний вальс
Осенний вальс
Осенний вальс танцует листопад.
Берёзы, клёны золото надели,
И только ели тёмные стоят,
Как будто вдруг они осиротели.
Тропинкой выхожу на косогор
И прочь гоню осенние печали,
Блестит передо мною гладь озёр,
И манят тайною своей лесные дали.
И кажется, откуда-то с небес
С сияньем солнечным мелодия несётся,
И оттого, что засверкал церковный крест,
Моя душа поёт, ликует и смеётся.
Мне хорошо, аж слёзы на глазах,
Я жизнь люблю за это без предела.
Осенний вальс пускай звучит в сердцах,
Чтобы душа почаще в жизни пела!
Нежность
Я на плечи твои положу
Осторожно ладони свои
И, обняв тебя, тихо скажу
Те слова, где так много любви.
И от слов, что тебе я сказал,
У тебя будут щёки алеть,
А потом мы друг другу в глаза
Будем долго смотреть и смотреть.
Закружится затем голова,
Забурлит, заволнуется кровь,
И поймём мы, что это пришла
Запоздалая наша любовь.
Свои чувства ко мне не гони,
Постарайся не плакать от снов,
Ведь когда-нибудь надо, пойми,
Избавляться от старых оков.
Будет вновь в твоей жизни весна,
Свои чувства не надо, не прячь,
Снова жизнь возродится сполна,
Прекратив полосу неудач.
От любви никуда не уйти,
И ещё посчастливится нам…
Я прижму тебя нежно к груди
И вовек никому не отдам.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.