Текст книги "Сад Шкроева. Люди и судьбы"

Меня забавляет (не сердись!) твоё желание учиться на заочных курсах СОНО. Где ты это полученное знание применишь одному Аллаху известно, но не тебе, не мне и не организаторам этих курсов, которые, по всем признакам, преследуют исключительно коммерческие цели. Ну, да, в общем, дело твоё, я только делюсь своими мыслями и соображениями.

Что же касается черчения, благословляю обеими руками. Дело сезонное, а сезону конца не видно, да и не будет. Правда и здесь есть маленький изъян: будет сказываться отсутствие технических или геодезических знаний, смотря по характеру работы, что, конечно, в последующем скажется на твоей кодировке, как чертёжника. Вот коротко за и против. Я за! В будущем можешь считать меня своим заказчиком и клиентом. Даже можно будет организовать фирму под вывеской: «изыскания Шкроева – чертежи Майковской». Вообще, мне надо с тобой как-нибудь серьёзно поговорить. Я тут шутками наговорил то, чего отец родной не скажет. (Последняя фраза не совсем удачно выражает мою мысль, но ты, как говорится, и без полбутылки поймёшьт, что я хочу выразить).

Теперь немного о себе. На днях из Н-Сиб-й «Комсеверпути» получил письмо, в котором в вежливом тоне сообщают, что моя поездка в устье Енисея отменяется и запрашивают не угодно ли будет поехать в Карское море в широты 70—78, что в переводе на разговорный язык означает 1000 вёрст севернее Полярного круга и столько же от Полюса. Как бы я не вертелся, а поехать все равно бы пришлось, потому без лишних процедур дал своё согласие. Хотя отлично понимаю, что сгинуть там 2*2. Ребята, у которых сильны детские мечты о путешествиях в неисследованные области, откровенно завидуют. Иные говорят, что я поеду за «длинным рублём». Я же на вещи смотрю более трезво и заранее представляю все неудобства и мытарства. «Комсеверпуть» запрашивает подробные спецификации, по сему случаю я затеял с ними переписку. Не исключена возможность числа 10 марта выехать в Н-Сиб дня на 3—4 – много шансов за мою поездку.

Между прочим, с Асей я никаких разговоров не вёл. Раз только, на ходу перебросился 2—3 ничего не значащими фразами. По моему, она тебя «заводит».

Надеюсь, как-нибудь завернуть к тебе. Пиши. Буду рад и очень.

Жму руки. Алексей.

1930. 29 февраля

ГЛАВА 3

Первый астрономический сеанс на «Зверобое» состоялся в ночь с 24 на 25 июля 1930 года на пути к Новой Земле неподалеку от острова Колгуева. Следующий раз показания фиксировались в дневнике (№8) уже неподалеку от Новой Земли в ночь с 25 на 26 июля.

№8 Страница астрономического дневника за июль 1930г.

И далее параметры звездного неба заносились ежедневно, точнее сказать, еженощно, на протяжении всего пути вплоть до 20 августа. Той ночью 20 августа шхуна находилась в районе Пясинского залива. Ни за 21, ни за последующие дни вплоть до 3 сентября показания не снимались, а ночью 3 сентября Шкроев вновь производил замеры звездного неба, но уже находясь на пароходе «Комсевпуть», о чем свидетельствует приведенная ниже запись.

Последующие страницы в дневника говорят нам о том, что работа продолжалась вплоть до 17 сентября (№9).

№9 Страница астрономического дневника за 17.09.30

Надо сказать, что происшествие со шхуной «Зверобой» попало в центральную прессу, несмотря на то, что каюта для писателя на пароходе, по-видимому, осталась пустой. Слишком много в ту навигацию пошло по Северному морскому пути кораблей и в то время пока «Зверобой» с научными задачами, которые не подлежали широкой огласке шёл через Белое, Баренцево моря, через пролив Югорский шар в море Карское, экспедиция, к примеру, академика Отто Юльевича Шмидта следовала на ледоколе «Георгий Седов» из Баренцева моря через северные районы Карского моря к западным практически неисследованным берегам Северной Земли, где могли быть сделаны серьезные географические открытия, и стало быть, участников ждала всемирная слава первооткрывателей. С этой экспедицией и рядом с ней ехало и летело множество работников идеологического фронта: писателей, журналистов от разных изданий, фотографов.

Между экспедицией О. Ю. Шмидта и лётчиками полярной авиации, с которыми летел специальный корреспондент «Комсомольской правды» А. Том шло негласное соревнование, кто первыми достигнет берегов Новой Земли и отыщет новые географические объекты, которым можно будет дать название. В этом соревновании победил Отто Юльевич. О гибели «Зверобоя» читатели узнали из статьи «Комсомольской правды» с ироническим названием: «Зверебои на мёртвом якоре» специального корреспондента А. Тома. Далее с небольшими сокращениями приведём её содержание, дополняя текст фотографиями сделанными А. Шкроевым. На фотографии №10 видно зимовье Громадского, располагавшаяся на берегу Карского моря.

№10 Зимовье Громадского

А. Том «Комсомольская правда»: «Совершенно упустил, во время нашего пребывания в гостях у Зенона Громадского мы лишились языка. Владимир Анатольевич Тюнин, радист самолёта, так «усовершенствовал» передатчик, что под конец он совершенно перестал работать. Проще говоря, сожгли обмотку высокого напряжения на динамо нашей радиостанции. Хорошо, что лишились языка и имеем уши – исправно работающий приемник. Действовал один приёмник. Перед отлётом с Диксона было обусловлено, что дважды в сутки местная радиостанция поддерживает с нами связь. Связь была утеряна на третий день. Но регулярно после каждой посадки экипаж устанавливал 10-метровую мачту, натягивал антенну, и Тюнин садился дежурить за приёмник. Время от времени он информирует нас, сообщая, что происходит в эфире.

Сейчас Тюнин тоже сидит за приёмником.

– Ю-Шар передаёт метеосводку. Маар-Сале зовёт Новый порт. Диксон…

Тюлин продолжает шляться по радиостанциям эфира. Нас интересует только «Седов». Где находится ледокол? Удалось ли ему подобраться к Новой Земле?

Стрелка конденсатора стала.

– «Седов»!

Карандаш Тюнина расшифровывает тире и точки в простые записи бортжурнала. «Закончили выгрузку, приступаем к сборке дома…»

Всем становится скучно и грустно. Никто не заглядывает под карандаш Тюнина. К чему? Фраза сказала больше, чем нужно, и охолостила содержание наших стремлений и порывов. Соревнование окончилось. Мы биты. «Седов» опередил и пришёл раньше на Северную Землю. Хотя и у нас теплится ещё надежда, что льды, возможно, не позволят кораблю подняться в более северные широты, – «Седов» подошёл с юга, и нам ещё предстоит своим полётом исследовать и выявить лицо архипелага, – но всё же основная «пальма» уже находится в других руках.

Обидно.

И, пока мы выражаем друг другу соболезнование, делимся печалью, Тюнин привскочил, и, выронив тетрадь журнала, кричит:

– Погиб «Зверобой»!

– «Зверобой»?!?

– Что?

– Я только что слышал работу «Неупокоева» (гидрографическое судно). «Неупокоев» сейчас находится около устья Пясины. Там же погиб «Зверобой». Отчего – не знаю. Об этом ничего не говорится в радиограмме. Но… – Тюнин смущён, потом говорит, – «Неупокоев» вызывает сейчас на помощь теплоходы. Очевидно, имеется какая-то надежда на спасение шхуны.

– Так что же, погибла шхуна или нет?

– Шхуна – не знаю, но люди целы. Стоп, стоп…

Проходит пять, десять минут, листы бортжурнала покрываются записями, но в них нет ничего нового. «Неупокоев» запрашивает срок возможного прибытия теплоходов к месту катастрофы, просит сообщить мощность водоотливных средств и не забыть прихватить водолазов.

Клянем Тюнина за его страсть к экспериментам. Если бы было цело динамо – сейчас запросили бы «Неупокоева», не требуются ли услуги самолета, но динамо по милости Владимира Александровича крутится, не давая ток. Вообще этот молодой человек обладает многими странностями: так, например, в экспедиционных условиях он пытается применять лабораторные методы своего Томского университета. От подобных попыток плачет весь экипаж, страдает немало и сам студент. Впрочем, оставим несчастного.

– На машину!

Свёртываем лагерь и отправляемся в конец бухты, где находится наш самолёт. Последние дни ртуть градусника почувствовала озноб и, ежась от холода, старается укрыться за нижними делениями шкал. Разводим костёр и греем воду. Во избежание всяких недоразумений с радиаторами, боясь, как бы замороженная вода не разорвала их соты, Квятковский спустил её в первую же ночь посадки в Мидендорфе. Теперь надо нагреть 12 вёдер.

От мороза спасает хорошая одежда. Я чувствовал себя на Чукотке довольно недурно даже при 54 градусах ниже нуля, ибо тогда была абсолютная тишина. Сейчас всего несколько градусов, но я переливаюсь дрожью, как лист в осеннюю бурю. Пронзительный ветер, от него нет спасения. Не защищает даже оленья шкура. Кстати, когда стало не в меру прохладно, я взял одну из шкур, сделал в центре крестообразный разрез, и стал надевать мех поверх реглана. Я был похож на какого-то пещерного жителя доисторической эпохи; надо мной беспощадно трунили, но я смеялся:

– Зато мне тепло. А давить фасон, обольщать медведиц —предоставляю вам эту возможность.

Холодно. С ужасом думаю, что будет в полете.

Идём на взлёт. Бухта полна льдом. Идём узким фарватером чистой воды. Чуть ошибёшься – дно лодки будет пробито, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Оторвались. что разделывают моторы! Они, как чахоточный больной, заливаются в сплошном кашле. Взбесившийся бензин способен на самые пахабные штуки. Проходит десять, двадцать, тридцать минут. Моторы неуёмны в своей дикости. Мы идем над сплошными ледяными полями. Если так будет продолжаться дальше…

Поворачиваем обратно. Отступаем, не доходя 50 миль до Северной Земли. Лучше отступить, чем быть битым. Глупо погибать из-за дурацкого упрямства. Кое-как дотянули до шхер Минина, и, как только вновь повстречали тепло, моторы перестали чудить… Через пару часов были на месте катастрофы.

Неподалёку от устья Пясины, завалившись на левый борт, как подраненное исполинское животное, лежал «Зверобой». Шхуна стояла, выражаясь на морском жаргоне, на «мертвом якоре». Два года назад он был известен под именем «Браганца». Эта посудина сшита из доброго дерева и построена талантливыми людьми. Участвовала в плавании по оказанию помощи экипажу дирижабля «Италия». Она не очень-то отставала от «Красина», ледокол настиг и обогнал шхуну только у Семи островов, т. е. когда до группы Вальери оставалось всего каких-нибудь 40—50 километров. Пробиваясь через льды, мы прошли почти рядом тогда. На мачте шхуны красовались флаги: «Желаем счастливого плавания».

Впоследствии «Браганца» была куплена нами для зверобойного промысла.

– Как это случилось?

Ну, как это случилось. Это случилось очень просто. Капитан Петранди вёл шхуну с Пясины. Шхуна уже вторую неделю плавала в совершенно необследованных водах. Человек может не спать день, два, три, но на четвертые сутки он уже чувствует некоторую, вполне законную слабость. Петранди не спал больше. Сдав своему помощнику штурвал, он спустился с капитанского мостика вниз, чтобы выпить стакан чая. Судно налетело на «кошку» (подводная каменная гряда). Её стало бить о камни. Радист едва успел передать пару фраз о катастрофе, как появилась пробоина и радиорубка была залита водой. Люди целы. Вот придут теплоходы – может быть, удастся подвести пластырь под пробоину, откачать трюмы и стащить «Зверобоя» с мели. Нашу машину посылают навстречу теплоходам. Мы должны как можно быстрее доставить водолазов. Спасение шхуны зависит от того, насколько долго продержится штилевая погода. Водолазы в шторм не работают. Первый же шторм – конец Зверобоя».

№11 Гибель «Зверобоя»

Снимок гибнущей шхуны «Зверобой» (№11), напечатанный в «Комсомолке», спецкор А. Том позаимствовал у Алексея Шкроева, однако автор фотографии не указан и по умолчанию спецкор «Комсомолки» присвоил авторство себе. Но это мелочь по сравнению с тем, как в своей статье он на всю страну осмеял радиста Тюнина, студента того же Томского университета, в котором учился Шкроев, и как перевел стрелки с пьяницы капитана Петранди на безымянного старшего помощника, являясь по обыкновению тех дней, не только бойцом идеологического фронта, перо которого, как известно, стараниями Маяковского было приравнено к маузеру, но и уполномоченным ОГПУ, следователем НКВД, прокурором и судьей. А. Тому любой ценой нужна слава и орден, кстати даже фотограф с «Седова» получил свой орден за экспедицию. Ехал на пароходе, в отдельной каюте, а Том летел на самолете, в холоде, но при всем при том не успел к раздаче наград. А даже и успел бы, как сообщить в Москву, если передатчик не работает? За одно это студента-радиста следовало раздавить, как комара, что Том и делает в статье, по существу состряпав в центральную прессу примитивный донос, назначив ответственным за неудачу студента, ставшего помехой на их пути к героическим ледовым вершинам. Слушать по приемнику про успех товарищей спецкору «Комсомолки» чрезвычайно противно и скучно. Он даже для приличия не счел нужным порадоваться удаче экспедиции «Седова», как это принято меж нормальными людьми, хотя бы на страницы центральной прессы не выносить своих карьерных чувств, нет, куда там, расстроился ужасно и печатно. В таких случаях всегда нужен козел отпущения, спецкор нашел его в лице студента, ибо тот пытался чинить аппаратуру, основываясь на знаниях, полученных на лабораторных занятиях! А на чем еще может основываться студент при ремонте аппаратуры? Остается сожалеть о судьбе бедняги после такой статьи, можно предполагать, что она по прихоти «атома красной идеологии» завершена, как и судьба старшего помощника капитана, ведь повсюду уже идут судебные процессы над «вредителями».

№12 А. И. Шкроев на берегу Карского моря после кораблекрушения

Астроном-геодезист «Комсевпути» продолжил свою работу с одноименного парохода «Комсевпуть», далее по Енисею их маршрут пролегал через новый порт страны – Игарку. Отсюда Алексей телеграфировал в Томск родителям и родителям и Галине Майковской (№13) :

№13 Телеграмма с «Красноярского рабочего»

В Игарке (№14) с 1929 года уже работали тысячи заключенных, здесь строилась огромная лесопилка-комбинат для переработки леса со всей Восточной Сибири, которую сплавляли по Енисею, пилили и грузили на шведские, норвежские, немецкие суда, конвертируя русский лес, бесплатный труд и смерти сотен тысяч заключенных из ведомства генерала НКВД, «министра лесоповала» Нафтали Френкеля в иностранную валюту.

№14 Игарка: радиостанция, столовая, клуб

Не смотря на то, что командировка закончилась кораблекрушением, с точки зрения получения материалов для создания навигационных таблиц она оказалась более, чем успешной. Необходимые астрономические данные были собраны, спасены при аварии судна, далее началась обработка результатов. На следующей фотографии (№15) командировочный, кажется, только что вернулся, вошёл в дом, сел отогреться у печи, здорово намёрзнувшись в Карском море.

№15 Алексей Шкроев после возвращения в Томск, 1930

ГЛАВА 4

До весны следующего года Алексей Шкроев продолжал работать в Комсевпути, часто ездил в командировки в Новосибирск, занимался вычислительной работой, результаты которой отсылались в Астрономический институт СССР, с которым продолжалось плодотворное сотрудничество (№16).

№16 Письмо от Б. В. Нумерова из Астрономического института

В феврале 1931 года Алексей Шкроев и Галина Майковская поженились, в связи с чем Томский Окружной З. А. Г. С., находившийся по пр. Коммунистическому, 9, в книге актов гражданского состояния за 1931 год 8 февраля произвёл соответствующую запись. После «чистки» из университета Галина действительно окончила курсы чертёжников, как писала в письме и до 1933 года работала чертёжницей в техотделе Сибирского лесного управления.

В ноябре 1931 у них с Алексеем родилась дочь Лия. Сохранилась записка, которую молодой папа послал жене в роддом, и несколько писем (№17) :

№17 Письмо А. Шкроева жене

6/XI Милая моя жёнушка, моя крошка, моя радость!!!!

Сегодня собирался написать тебе большое письмо, но не знаю, что из этого получится – у меня в голове всё перепуталось, никак не могу восстановить в хронологическом порядке события двух прошедших дней, за которые я, такой свинья, не дал тебе ответа. И вот сегодня опять дотянул до позднего вечера. Всё как-то мне не хватает времени – прямо беда. Ах, скорее бы утро, я опять, быть может, мельком тебя увижу и буду целый день чувствовать себя счастливейшим человеком на свете.

Не знаю, с какого места начать писать. Ну, хотя бы с того, как мы (т.е. я и Мариамна Семёновна) ушли от тебя 6-го. Пошли мы из ворот направо – в магазины. Сначала зашли в ЦРК-2, купили яблок для компота. Затем вернулись в КОКТ посмотреть что-либо. Купили широкой ленты для банта к кроватке нашей дочурки. Бант, доложу тебе, будет шикарный. Цвет? Цвет – бледно-сиреневый, с кроваткой будет гармонировать очень ловко. Пока М. С. платила в кассе, я пошёл по магазину и увидел, что есть шикарный шёлк (нитки), мы купили твои любимые цвета. Образцами ты можешь полюбоваться хоть сейчас – стоит тебе взять маленький флакончик с духами, там кусочек приспособлен к пробочке.

Затем мы заходили в АКОРТ. Там ничего нового нет: всё то же.

Приведём фотографию магазина АКОРТ (№18) того времени, расположенного в здании неподалёку от современного Белого дома в Томске.

№18 Магазинн АКОРТ в Томске, 1931г.

Задерживаться не стали и двинулись в аптеку. Там купили марлю и 10 пакетов ваты, детскую присыпку.

Шли домой по Советской – я хотел в Акорте купить «Сафо», но ничего не вышло. Папирос не оказалось. Спасибо, что продавщица посоветовала зайти в Ларёк ТГУ. Сбегал и купил 6 пачек по 75 (всё-таки уценили!) и пошёл домой обедать.

6-го вечером были в Актовом (билет достал у Шафера), вместе с Олегом. Долгое время не могли попасть в здание, т.к. пришли поздно, к этому времени не хватило вешалок, из-за чего произошла задержка. Когда попали на место, официальная часть ещё не окончилась. Смотрели живую газету, собранную из всех ВУЗов, ничего, смотреть можно. До конца не досидел, что-то устал, да и вечер затянули: был 2-й час. Когда вернулся домой, то ещё у нас не спали. Стали пить чай. Мне пришлось поправлять керосинку: фитиль упал внутрь, извлечь его не оказалось никакой возможности, пришлось ставить новый. Хорошо, что был в запасе. Сварили тебе компот и успокоились до утра.

7/XI Накануне провозились долго, поэтому проспали утром. Я скоренько попитался и побежал к тебе. Ну, как я был у тебя, ты знаешь. От тебя попал на демонстрацию.

Знаешь, Галка, кроватка будет очень приличная даже будучи выкрашенной на два раза (3-й не успеть, да и краски не хватит). Сейчас вечером она блестит, как ёлочная игрушка – любо посмотреть.

Днём играли с Олегом в пинг и угробили шарик, он упал в физ. зал, который на замке и нет ключа. Ужасно досадно терять мяч, да ещё не ломанный, но сколько не огорчайся – ничего не поделаешь.

Из Т. Г. У. я пошёл прямо к тебе, но у меня не было с собой бумаги.

Когда мы с тобой разговаривали, ты держалась за стенку, было видно, что тебе трудно стоять, поэтому я попросил тебя прилечь, а ты на меня сердилась и совершенно напрасно лила слёзы. Ответа я не дождался, мне сказали, что ты писать не можешь, так как у тебя стоит градусник.

Дома была в гостях моя мама. С ней и обедали.

Потом приходил Олег. Звал в Акт. Зал на вечер, но я не уговорился, так как мне хотелось поговорить с тобой, т. е. написать это письмо. Олег рассердился и пошёл один. Вечером передавали по радио программу из Актового Зала. Опять то же самое, так что хорошо, что не пошёл.

Сейчас набили перинку. Она получилась немного более кроватки (приблизительно), померить нельзя, краска ещё мажется.

Смешно – как муха сядет на кроватку, так и прилипнет, словно на липкую бумагу. Я в таких случаях ужасно ругаюсь, т. к. они мне портят весь глянец и, кроме того, оставляют свои лапки.

Вот и все мои дела. Теперь за мной нет задолженности перед тобой, и я могу ложиться спать со спокойной душой. Ещё несколько незатронутых вопросов:

1. Шуба толковая есть на примете. Ну та – воротник шалью. Так вот, завтра, 8-го, от тебя зайду за мамой, и вместе с ней пойдём смотреть. Предположительная цена 700 с годовой рассрочкой, так намекала хозяйка. Наверное, соглашусь, не знаю, как на это посмотришь ты. Условие приемлемо для такой шикарной шубы. Кроме того, хочу попросить взять примерить. Если даст, после трёх принесу.

2. Теплицу строят, но результатов не видать – пока заготовляют лес.

Целую вас обеих, моих крошечек. Скажу по секрету – в дочь я влюблён безумно, ещё раз спасибо тебе за неё.

Алексей.

Ночь с 7 на 8 ноября 1931г.

В 31—33 годах А. И. Шкроев работал преподавателем математики и научным сотрудником в Горном (Угольном) институте Томска, куда он перешел из «КОМСЕВМОРПУТИ» по рекомендации профессора Б. В. Нумерова, который являлся консультантом Геологического Комитета СССР и привлек к этой работе и А.И.Шкроева. Казалось бы, что делать ученым астрономо-геодезии в горной промышленности? Но вот что говорит «Горная энциклопедия» mining-enc.ru о профессоре Нумерове:

НУМЕРОВ Борис Васильевич – советский учёный в области гравиметрии, член-корреспондент Академии Наук CCCP (1929). Окончил Петербургский университет (1913). Работал в Пулковской обсерватории (1913—15), Астрономической обсерватории Петроградского университета (1915—25). В 1919 организовал Вычислительный институт (ныне Институт теоретической астрономии Академии Наук CCCP) и до 1936 был его директором. В 1926—28 директор Главной геофизической обсерватории им. А. И. Воейкова, консультант по гравиметрической разведке полезных ископаемых Геологического комитета (1924—29) и треста «Эмбанефть» (1925—36). Преподавал в Ленинградском университете (1915—37) и Ленинградском горном институте (1923—24).

Нумеров – руководитель и участник первых советских гравиметрических исследований в Северо-Западной области (1920), на Белом (1921) и Балтийском (1923) морях, в районе реки Эмба (1925—36), на Северном Кавказе (1927—30), в Донбассе и др. Разработал основы метода гравиметрической разведки солянокупольных месторождений нефти, создал первый советский разведочный трёхрычажный гравитационный вариометр (1929), одним из первых показал значение аэросъёмки и геофизических наблюдений для развития геологоразведочных работ (1930). Нумеров участвовал в подготовке и проведении общей гравиметрической съёмки территории CCCP (1931—36).

В 1933 году Горный институт Томска присоединили к Томскому Индустриальному институту, шла повсеместная чистка кадров, обмен паспортов по всей стране, и согласно правил Алексей Иванович уволился из прежней организации и должен был написать заявление и автобиографию для поступление на работу в новое место.

На тетрадочном листке он составлял черновик автобиографии (№19) для отдела кадров Томского индустриального института. Вакансия имелась, та же самая, что и в Горном институте, надо только аккуратно заполнить документы личного дела, оформиться, и можно приступать к преподаванию, заниматься научной деятельностью, писать диссертацию.

Но сколько подчёркиваний, пометок, вставок, зачёркиваний, говорящих о долгих раздумьях над маленьким листочком!

№19 Черновик автобиографии А. И. Шкроева

Идёт 1933 год, ему 29 лет, он уже не молодой человек по понятиям того времени, семьянин, отец, кормилец. В этом году жена Галина смогла поступить в Томский стоматологический институт, они с дочерью живут у её родителей. Хорошо знакомая и современным молодым людям картина, которая отягощена дополнительными подводными камнями, на кои в любой момент может напороться, как шхуна «Зверобой», и затонуть надолго, если не навсегда. Да, ему как воздух необходима стабильная, нормально оплачиваемая работа преподавателя. Она есть, его приглашают, но…

Не всё так просто.

Он пишет первую строку черновика: «Шкроев А. И. родился 14 октября 1904 года в городе Каинске». Подумав, делает сверху вставку: «сын приказчика».

«Мне нечего скрывать, я пишу правду, как бы неприятна она ни была», – подразумевается при этом. Далее: «В 1913 году поступил в Каинскую МГ (то есть мужскую гимназию), впоследствии реорганизованную в школу 2-й ступени, которую окончил в 1922 году. Поступил в ТГУ на физико-матем. факультет – математическое отделение. В 1924—25 годы имел перерыв в учёбе, во время которого был учителем (№20) в деревне Хорошавка Славгородского округа».

№20 Удостоверение личности учителя А.И.Шкроева

Причина перерыва в обучении не называется. На ум тотчас приходит обычное для физмата отчисление за неуспеваемость, и Алексей не спешит заблуждение развеять, хотя на самом деле учился очень хорошо. Дело, конечно же, совсем в другом. Если у тебя неважное происхождение, необходимо социально «перековаться», поработать на трудном участке, претерпеть лишения во имя победы социализма, если уж не пролить кровь.

Выходцам из враждебных пролетариату классов ныне запрещено поступать в высшие учебные заведения. А они все враждебные, простой крестьянин и то мелкобуржуазен в своей основе – так учит Ленин.

Конечно, сельский учитель гораздо лучший претендент на получение высшего образования, нежели сын приказчика.

В 1925 году снова поступаю в ТГУ, который и оканчиваю в 1930 году.

Сразу после окончания ТГУ, т. е. в мае 1930 года поступаю на службу в «Комсевморпуть» и направляюсь на работу в Карское море. В мае 1931 года увольняюсь из «Комсевморпути» за упразднением должности астронома.

Осенью 1931 года поступаю в Сибирский Горный Институт преподавателем математики. На этой должности нахожусь в настоящее время.

Кроме того, по поручению Астрономического института занят подбором и вычислением пар Певцова для определения широты места.

С биографией покончено, он переходит к заполнению АНКЕТЫ. Здесь дело псерьёзней, ибо надо отвечать на конкретно поставленные вопросы.

Точно указать сословие или происхождение мещанин

до революции/ из крестьян, мещан, дворян, купцов, дух. сын приказчика

звания, воен. сословия/

РОДИТЕЛИ

А/ Фамилия, имя, отчество/ указать девичью фамилию матери/

Шкроев Шкроева – Иван Иванович, Антонова Валентина

Евграфовна

Б/ Сословие и происхождение мещанин крестьянка

№21 Валентина Антонова 1900г.

На фотографии (№21) 1900 года совсем юная девочка Валентина Антонова. Не слишком похожа на крестьянку, хотя сирота без отца и матери, замуж ее выдавала тётя. Но кто эта тётя? – вот в чём вопрос. А так все верно: крестьянское происхождение Валентины подтверждают ее метрики (№22).

№22 Метрическая запись о рождении В.Е.Антоновой

Звание, имя, отчество и фамилия родителей:

Села Спасского крестьянин Евграф Панфилов Антонов и законная его жена Мария Ильина, православные

Звание, имя, отчество и фамилия воспреемников:

Села Вознесенского крестьянин Василий Петров Рассказов и крестьянская жена Александра Панфилова Кучурова.

Что касается отца Алексея Шкроева – Ивана Ивановича, вполне возможно, что некоторое время он действительно работал приказчиком, однако то, что впоследствии, оставаясь в мещанском сословии, завел собственное дело и открыл магазин в Каинске, подтверждает открытка (№23) 1914 года из Москвы от оптового поставщика с предложением приобрести товар:

№23 Почтовая карточка от оптового продавца И.И.Шкроеву

В 1903 году Иван Иванович Шкроев двадцати шести лет от роду женился на Антоновой Валентине Евграфовне, которой в ту пору было шестнадцать лет.

№24 Супруги Иван Иванович и Валентина Евграфовна Шкроевы

В следующем, 1904 году, в возрасте семнадцати лет Валентина Евграфовна облагодетельствовала мужа рождением сына Алексея (№25—26).

№25 В.Е.Шкроева с сыном Алексеем, 1905

№26 Семейство И. И. и В. Е. Шкроевых в 1907 году.

Младший брат Ивана Ивановича, Сергей Иванович Шкроев, также имел отношение к торговле, по всей видимости, был приказчиком, работал в каком-то крупном торговом предприятии (№27). Жену его звали Мария Капитоновна (№28).

№27 Сергей Иванович Шкроев, 1903

№28 М.К.Шкроева (Абрамова) и С.И.Шкроев, 1907

По фамилии, отчеству, времени и месту рождения рождения – братьев Ивана и Сергея Шкроевых можно принять за детей каинского купца 1-й гильдии Ивана Васильевича Шкроева.

Однако на одном из интернет-сайтов была найдена информация, что у Ивана Васильевича Шкроева и его супруги общих детей не было, имелась приёмная дочь. То же самое подтвердили из Куйбышевского музея (г. Куйбышев Новосибирской области – прежде г. Каинск). В Государственном архиве Томской области не оказалось метрических книг ни за 1877, ни за 1882 годы – годы рождения братьев Шкроевых. На запрос в Госархив Новосибирской области пришёл ответ, что записей о рождении Ивана Ивановича Шкроева в 1877 году в г. Каинске нет, так как отсутствует информация за этот год вообще.

Куйбышевский краевед Сергей Михайлович (в Интернете на Kainsksib просто Михалыч) помог найти интернет-версию газеты «Томские губернские вести» со списками каинских присяжных заседателей конца 19 – начала 20 века, в коих Сергей Иванович и Иван Иванович значились не в купеческом, а в мещанском звании. Не купцы они и не «купеческие сыновья», простые мещане. Однако, весьма возможно, что родственники купца 1 гильдии И. В. Шкроева, к тому же вели торговлю, да ещё были присяжными заседателями и гласными городской думы г. Каинска (т.е депутатами), а царские судейские с точки зрения новой власти подлежали первоочередной ликвидации наравне с жандармами и полицейскими. Так что и вне родства с основателем «шкроевской церкви» и «шкроевского банка» бывшие присяжные заседатели Шкроевы не могли чувствовать себя спокойно, даже поменяв место жительства – переехав в Томск.

Сохранилась фотография (№29) тестя С.И.Шкроева – отца Марии Капитоновны – Капитона Степановича Абрамова. На ней видим солидного торгового человека с окладистой бородой. Строгая мужская красота, волосы расчёсаны на прямой пробор, часы на цепочке в кармане. Вполне обычный мещанин 6-тысячного сибирского города Каинска.

№29 Абрамов Капитон Степанович, 1885

Сын Капитона Степановича – Федор Капитонович (№30), брат Марии Капитоновны, участвовал в семейном торговом деле и был похож на отца.

№30 Федор Капитонович Шкроев

Внук Капитона Степановича – Владимир Сергеевич Шкроев (№31), двоюродный брат Алексея Ивановича, родился в 1916 году, воевал в Великую Отечественную, орденоносец, всю жизнь проработал на Томском электромеханическом заводе рабочим. Детей не имел.

№31 Шкроев Владимир Сергеевич, 1939г.

Братья Иван и Сергей Шкроевы очень роднились. В Томске семья Сергея Ивановича жил буквально «на задах» Шкроевского сада, во дворе Кирова, 18, получив здесь комнату в небольшом деревянном домике от завода. Сергей Иванович трудился на Томском электромеханическом заводе практически по прежней специальности – снабженцем, а вот Иван Иванович с торговлей расстался навсегда, избрав себе профессию стекольщика. Стеклил многочисленные теплицы университетского Ботанического сада, работал в АХО Политехнического института. Братья прожили по 74 года. Похоронены И. И. и С. И. Шкроевы рядом, в одной оградке, на Южном кладбище.