Текст книги "Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)"

Тайное стало явным менее, чем через две недели после отставки К. П. Победоносцева. Официальные бумаги предали гласности, заявив на всю Россию: император только и ждет благоприятного момента, чтобы решить старый вопрос о церковных реформах.

В том же ноябре 1905 г. иерархи приняли решение по одному из самых болезненных вопросов церковной жизни – приходскому. Определение Святейшего Синода было посвящено устроению церковно-приходской жизни и пастырских собраний. И хотя первые слова определения касались переживавшихся страной «тяжелых дней великой скорби», когда необходимость единения пастыря с паствой и взаимообщения пастырей друг с другом существенно возрастало, причину появления документа нетрудно усмотреть в уже давнишнем манифесте 26 февраля 1903 г., где подчеркивалась необходимость участия священнослужителей в духовной и общественной жизни паствы. Без помощи деятельного прихода этот вопрос решить было трудно. И хотя предреволюционные и революционные события 1904–1905 гг.

отодвинули реализацию «приходского вопроса», важно отметить, что в те сложные времена потрясения основ государственного строя о царском манифесте 1903 г. все-таки вспомнили, приступив к обсуждению приходских проблем.

Главной из них к началу XX столетия оставалась проблема «оживления» прихода. Об этом много писали православные публицисты, начиная с XIX столетия. Революция доказала, что живой, действующий приход вполне мог бы стать опорой власти в ее желании навести порядок и восстановить законные формы жизни. Поэтому принятие определения Святейшего Синода от 18 ноября 1905 г. можно считать более чем обоснованным, хотя время его появления было очевидно невыигрышным: на фоне крупных политических изменений устроение церковно-приходской жизни явно не воспринималось как первоочередная мера. И все же составители определения прекрасно понимали, что в условиях свободы «духовный меч» должен показать свою силу. Это было невозможно без возрождения прихода, имевшего «во все времена прошлой жизни Церкви и государства Российского» важное значение.

Напоминая о том, что существующие братства и церковно-приходские попечительства распространены не везде, члены Святейшего Синода отмечали невозможность быстрого устроения прихода-общины «на твердом законе». Понимая также, что дальше откладывать дело невозможно, они и решили предложить такие меры, которые не требовали детальной проработки и могли быть исполнены епархиальными властями без нового гражданского закона.

Прежде всего настоятелям церквей рекомендовалось созывать общие церковно-приходские собрания из совершеннолетних прихожан всех состояний и званий. Во-вторых, из состава этого собрания избирать постоянно действующий церковно-приходской совет под председательством настоятеля. Отмечалось, что введение изменений не должно разрушать уже установленный церковный строй. Коснулось определение и материальной стороны приходской жизни: члены церковного совета могли теперь приглашаться к участию в заведовании церковным хозяйством. При открытии общих церковно-приходских собраний предлагалось приглашать на них местных благочинных. «Дальнейшие подробности в устроении указанных форм церковноприходской жизни могут быть предоставлены свободному почину самих собраний, согласно общим указаниям и с одобрения епархиальной власти».

Обновленная приходская жизнь вела к расширению пастырской деятельности и, следовательно, вызывала потребности в пастырских собраниях. Святейший Синод в определении от 18 ноября благословлял «по мере надобности» созывать такие встречи «в пределах благочиний, уездов и епархий, для обсуждения возникающих вопросов пастырской деятельности». Предполагалось в случае необходимости приглашать на эти собрания и мирян из числа лиц, входивших в церковно-приходские советы, приходские попечительства и братства. Но стать обязательными постановления собраний могли лишь после утверждения местным преосвященным[381]381
  Определение Св. Синода от 18 ноября 1905 г. 523–525.


[Закрыть].

Определение вызвало широкий отклик в церковной прессе и стало предметом обсуждения для всех, кто интересовался реформой прихода. Уже в ноябрьских «Прибавлениях к Церковным ведомостям» была помещена статья, приветствовавшая вышедшее определение. Неизвестный автор полагал правильным включение точного регламентирования приходского строя в задачу предстоявших соборных занятий. «Но если приходу суждено получить и гражданское значение в качестве мелкой земской единицы, – говорилось далее, – тогда этот вопрос потребует разработки в высших государственных учреждениях; это – дело компетенции будущей Государственной Думы»[382]382
  Возрождающийся приход. (Выделено мной. – С. Ф.).


[Закрыть].

В конце ноября на определение откликнулся философ и публицист В. В. Розанов. Особых восторгов по поводу принятых мер он не проявлял. Розанов видел в определении попытку разрешить сложный вопрос чисто канцелярскими способами. Возрождение прихода, по его мнению, было невозможно без возвращения ему исконной самостоятельности, восстановления его в прежних общественных и имущественных правах. Ревнители возрождения церковно-общественной жизни, полагал публицист, «видят в такой организации не одну из целей, преследуемых государственной властью, а средство для создания такой могучей силы, которая окажется способной перевоспитать общество»[383]383
  Розанов (4). 3.


[Закрыть]. Розанов развел два часто смешивавшихся определения прихода: как действенной ячейки церковного тела и как церковной единицы, используемой государством в своих целях.

Впрочем, как бы не оценивались принятые Святейшим Синодом меры, большинство писавших о приходе выражало радость по поводу того факта, что вопрос стал, наконец, решаться. «Прежде, чем приступить к преобразованию всей Церкви Русской, – писал епископ Таврический Алексий (Молчанов), – нужно сначала устроить приход»[384]384
  Возрождение прихода. 48.


[Закрыть].

О важности приходского вопроса писал в то же время известный знаток вопроса, религиозный публицист А. А. Папков. Сопоставив манифест 17 октября 1905 г., закон об устройстве церковно-приходских собраний и советов православных приходов в Финляндии (от 4 декабря), а также определение Святейшего Синода от 18 ноября по вопросу об устроении церковно-приходской жизни в России, он пришел к выводу, что православный приход «является восстановленным по крайней мере в своих существенных чертах». Папков полагал, что даровать приходу статус юридического лица достаточно легко: все дело в трактовании соответствующего закона (ст. 683, т. X Свода Законов), в котором перечислялись юридические лица. Это перечисление, был убежден публицист, подчеркивало тот факт, что закон не имел исчерпывающего характера. Гораздо принципиальнее разработать обще-приходской устав[385]385
  Папков. 155–163.


[Закрыть].

Обращение к приходской проблеме показывало, что Святейший Синод прекрасно понимал необходимость проведения церковных реформ, для чего было необходимо созвать Поместный Собор. В условиях революции надежды на него то возрастали, то падали. Чем активнее выступала «улица», тем пессимистичнее выглядели настроения даже активных сторонников Собора. К примеру, в конце ноября 1905 г. Волынский епископ Антоний писал Б. В. Никольскому: «Никакого Собора мы не дождемся, как не дождемся и Думы. Впрочем, дай Бог, чтобы я ошибался»[386]386
  Левин. Письмо от 21 ноября 1905 г.


[Закрыть]. Такой же пессимизм разделял и Л. А. Тихомиров, в середине декабря 1905 г. записав в дневнике, что ему не верится «в этот Собор»[387]387
  Тихомиров Л. (4). Запись от 16 декабря 1905 г.


[Закрыть].

Однако вопрос о созыве Собора продолжал обсуждаться на самом высоком уровне: 17 декабря 1905 г. государь принял трех митрополитов – Антония, Владимира и Флавиана[388]388
  Николай II. Запись от 17 декабря 1905 г.


[Закрыть] – «для непосредственного преподания царственных указаний к предстоящему созванию Поместного Собора Всероссийской Церкви». Тогда же Николай II заявил, что в условиях «расшатанности в области религиозных верований и нравственных начал» устроение Православной Церкви – дело неотложной необходимости[389]389
  См.: Смолич (1). 239.


[Закрыть]. После этих слов дело подготовки Поместного Собора получило дополнительный импульс. На решение государя могла повлиять и полученная информация об отзывах епархиальных преосвященных, которые стали приходить в Святейший Синод уже после отставки К. П. Победоносцева. «Победоносцевские» епископы показали себя самостоятельными и вдумчивыми богословами и церковными администраторами, искренно желавшими обновления и возрождения Церкви на соборных началах. «С точки зрения Церкви, – пишет профессор Д. В. Поспеловский, – эти записки, за редкими исключениями, показали, что дух православия и православно-церковного мышления никогда не угасал в Церкви, несмотря на все искажения, насаждавшиеся сверху, и внешнюю подчиненность епископата существующей системе. Записки эти были полным поражением Победоносцева и всей его „идеологии“»[390]390
  Поспеловский. 26–27.


[Закрыть].

§ 5. Отзывы русских архиереев по вопросам ЦЕРКОВНОЙ РЕФОРМЫ

Первые отзывы епархиальных преосвященных стали поступать в духовное ведомство в конце октября 1905 г. В течение четырех последующих месяцев члены Святейшего Синода и чиновники обер-прокуратуры знакомились с предложениями архиереев, которые предлагали провести кардинальную перестройку всей синодальной системы. К весне 1906 г. были получены последние отзывы и появилась возможность их систематизации. Эта работа была проведена Святейшим Синодом тогда же: в 1906 г. ведомственная типография издала три тома «Отзывов епархиальных архиереев», том «Прибавлений» к ним и «Сводки отзывов»[391]391
  См.: Отзывы архиереев (I–III), Прибавления, Сводки отзывов.


[Закрыть].

Архиереи не ограничились теми вопросами, которые были сформулированы для них К. П. Победоносцевым, существенно расширив их круг. Для того, чтобы дать более квалифицированный ответ, некоторые епископы созывали специальные комиссии, консультировались у канонистов и историков Церкви, ответы которых также прилагались к отзывам. В основном, в отзывах освещались вопросы канонического устройства русской Церкви и проблемы созыва Собора. Архиереи писали о составе Собора, о разделении России на церковные округа, о преобразовании церковного управления и церковного суда и о пересмотре брачных законов, о епархиальных съездах, об участии духовенства в общественных учреждениях, о благоустроении прихода, о порядке приобретения Церковью собственности, о предметах веры, о преобразовании духовно-учебных заведений и о миссии.

Для того, чтобы представить себе взгляды русских архиереев начала XX столетия, часто и несправедливо обвиняемых в косности, следует кратко охарактеризовать их мнения, выявившихся в отзывах. При этом стоит помнить и о том, что православные епископы были воспитаны в условиях синодальной системы и, понимая ее неканоничность, не могли требовать у светской власти безусловного проведения церковных преобразований: поставить себя в оппозицию епископат не хотел. Но архиереи живо откликались на исходившие от государя предложения восстановить во всей полноте канонический строй. Другое дело, насколько возможны были всеобъемлющие церковные реформы в условиях синодальной системы и как они сказались бы на петровской модели церковно-государственных отношений. Этот болезненный вопрос однозначного ответа не имел. Игнорировать данное обстоятельство – значит не понимать причины колебаний светских властей, то выражавших свое согласие на созыв Собора, то откладывавших вопрос ad calendas graecas.

Итак, относительно состава будущего Собора преосвященные высказали несколько предложений. По мнению одних, в качестве членов на Соборе должны присутствовать только епископы. Другая часть полагала, что вместе с ними должны работать также клирики и миряне. Третья группа архиереев склонялась к компромиссу: предоставить решающее слово епископам при участии в соборных деяниях клира и мирян, но лишь с совещательным голосом. Первое мнение разделяло меньшинство архиереев, среди которых особенно громко звучали голоса епископов Волынского Антония (Храповицкого) и Саратовского Гермогена (Долганева). Они считали, что клирики и миряне могут участвовать в работе Собора, но вообще без права голоса. По преобладающему же мнению, разделявшемуся в том числе и митрополитами Петербургским, Московским и Киевским, на Соборе клир и миряне должны участвовать совместно с епископами. Верующие, считали эти архиереи, – единое Тело Церкви; восстанавливать соборность без единения с мирянами – невозможно. На Соборе должны участвовать также и представители русского монашества. Епископы без духовенства епархии не могут быть выразителями церковного сознания, устами своей верующей паствы.

При этом многие архиереи писали о том, что каноны нельзя рассматривать и понимать вне факторов истории Церкви, сопровождавших их составление. Разумеется, большинство преосвященных полагало, что только епископы и их заместители должны пользоваться на Соборе правом решающего голоса, остальные члены – только совещательным. Правда митрополит Антоний (Вадковский) во второстепенных вопросах предлагал предоставить всем соборянам право решающего голоса, оставив епископам право решающего голоса только в вопросах веры и канонического устройства.

В работе Собора, согласно отзывам, должны были принять участие все епархиальные архиереи или их заместители – викарные епископы, а в крайнем случае и простые клирики. Говорили об участии на Соборе викарных епископов, архиереев, пребывавших на покое, протопресвитеров военного и придворного духовенства, монашествующих, представителей белого духовенства, мирян, церковно-общественных учреждений, ревнителей Церкви. Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) предлагал приурочить открытие Собора к 10-летию коронации, то есть к маю 1906 г.[392]392
  Отзывы архиереев (III). 276.


[Закрыть]

Исключительно сложным вопросом, привлекшим внимание многих архиереев, был вопрос о разделении на церковные округа. Лишь три епископа – Туркестанский Паисий (Виноградов), Оренбургский Иоаким (Левицкий) и Тульский Лаврентий (Некрасов) – отрицали его актуальность. Епископ Паисий, например, считал, что увеличение числа митрополий и учреждение округов напоминает учреждение в России генерал-губернаторств, должности которых то учреждали, то уничтожали. Россия изрезана железными дорогами, есть телеграф и телефон, поэтому, писал преосвященный, епископы могут легко сноситься со Святейшим Синодом. Для блага Церкви нужно вызывать в Святейший Синод не одних и тех же лиц, а всех архиереев по очереди. Дела в Святейшем Синоде, который должен состоять из 12 человек, должны решаться большинством голосов, награды даваться по выслуге лет, избрание епископов – происходить посредством жребия[393]393
  Отзывы архиереев (I). 51–52.


[Закрыть].

Но остальные архиереи решительно высказывались на разделение России на митрополичьи округа, исходя из догматического учения о Церкви, из канонических правил древней вселенской Церкви, из церковно-исторических данных и из потребностей русской Церкви. Епископы показывали, что усматриваемая из канонов о Соборах система церковного управления есть в сущности система гражданского управления, существовавшая в греко-римской империи. Такое соответствие церковного строя гражданскому узаконяется даже церковными правилами (17-е IV Вселенского Собора; 38-е VI Вселенского Собора и другие).

В начале XX столетия в России, территориально превосходившей Римскую империю, существовали десятки отдельных епархий, связанных друг с другом только механически. Вместе с тем и, отчасти, как следствие этого, в России более 200 лет не было Собора, как будто и не существовало нужд, ради которых каноны предписывали два раза в год созывать окружные соборы. Эти соборы предлагалось созывать и проводить их работу в зависимости от патриарха, Синода и Поместных Соборов. Установленная связь с высшим представителем Церкви должна была послужить прочным ручательством неразрывного единства с Церковью и государством. Путем непосредственного решения на соборах тех дел, которыми завалены консистории и канцелярия Святейшего Синода, архиереи предлагали удалить из внутренней церковной жизни бюрократическое начало и, посредством открытия в уездах епископских кафедр, приблизить епископскую власть к пастве.

Митрополичьи округа представлялись средством к устранению из церковной жизни некоторых неправильностей и более полному удовлетворению местных церковных потребностей, так как было очевидно неудобство существовавшей централизации высшего церковного управления ввиду исключительной обширности территории, на которую простиралась каноническая власть Православной Российской Церкви, и большого разнообразия церковной жизни. В таких условиях только митрополичий соборный строй представлялся лучшей основой действительного единства Церкви.

Будучи самостоятельной и независимой в своей внутренней жизни, полагал епископ Евлогий (Георгиевский), каждая епархия могла бы участвовать в лице своих предстоятелей и выборных представителей в окружном соборе и таким образом сохранять согласие, поддерживать общение и единство с епархиями всего округа и, вместе с тем, через общецерковные Соборы, со всей Церковью[394]394
  Отзывы архиереев (II). 466–467.


[Закрыть].

В отзывах преосвященных преобладал взгляд на митрополичьи округа как на церковные автономии. Церковные округа в представлении русских епископов были живыми органами Церкви, а не простыми пружинами центрально-административного механизма. Значение митрополичьих соборов виделось в канонически правильном и скором удовлетворении церковных нужд в пределах округа. В частности, центральная власть должна была отказаться от назначения и утверждения епископов. Этим, по мысли многих архиереев, должен заниматься митрополичий собор. Последний мог бы иметь также значение судебной инстанции (с правом отрешения епископа от кафедры) – с последующим утверждением принятого решения высшей церковной властью.

Специально рассматривался и вопрос о границах митрополичьих округов. Большинство архиереев считало, что руководящими основаниями для этого должны служить: обширность епархий и их удаленность от центра, общность церковных святынь, церковных традиций и интересов, гражданское и церковно-историческое значение некоторых кафедр, этнографическая или культурно-бытовая однородность населения местностей, а также гражданско-административное деление государства. Митрополит Петербургский считал достаточным разделить Россию на восемь округов: Петербургский, Московский, Виленский, Киевский, Казанский, Иркутский, Грузинский и Воронежский[395]395
  Отзывы архиереев (III). 86–87.


[Закрыть]. Другие преосвященные полагали, что округов должно быть девять-десять или даже одиннадцать-двенадцать. Как правило, при этом шла речь о сибирских и южных регионах, где могло существовать несколько автономных церковных центров. Предлагалось также увеличить число епархий, усилить права викарных епископов, перенеся их местопребывания в уездные города.

Много писали архиереи и о реформировании как высшего, так и епархиального церковного управления, в том числе в пределах уезда. Однако были и такие преосвященные, которые находили ненужным связывать необходимые церковные изменения с созывом Поместного Собора и восстановлением патриаршества. Так, по мнению Тульского епископа Лаврентия, недостатки синодального управления легко могла устранить высочайшая власть. Петр Великий, полагал архиерей, уничтожил патриаршество, следовательно, один из последующих императоров может самостоятельно исправить возникшие в результате нестроения, поручив какому-либо иерарху (как Петр Феофану Прокоповичу) написать новый регламент. Рассмотрит же этот регламент Собор епископов без мирян[396]396
  Отзывы архиереев (III). 387.


[Закрыть]. Другой архиерей – Паисий Туркестанский – тоже не видел необходимости в учреждении патриаршества, так как патриарх без особой власти не сделает для блага Церкви более того, что может сделать Святейший Синод. К тому же патриарх сможет злоупотреблять своей властью больше, чем члены Святейшего Синода. История показывает, заявлял владыка, что без патриарха Церковь может управляться не хуже, тем более, что и при первосвятителе часто происходили распри и нестроения. Ни один из десяти русских патриархов не причислен к лику святых, в то время как многие митрополиты, управлявшие Православной Церковью на Руси, – прославлены. Кроме того, учреждение патриаршества несогласно с примерами святых апостолов, из которых ни один не придавал себе большее, чем остальные, значение[397]397
  Отзывы архиереев (I). 50–51.


[Закрыть].

Но такие мнения были в явном меньшинстве. Абсолютное большинство архиереев считало, что восстановление патриаршества в русской Церкви – насущная необходимость. Епископы заявляли, что без патриаршества невозможно возрождение и всех прочих утраченных в синодальный период основ православного церковного строя. Православие никогда не знало поместных Церквей без первенствующего. Нужда в патриаршей власти и ее значение усиливаются по мере того, как строй жизни епархий централизуется, нивелируется, вступает в борьбу «с мирским растлением». Всякая попытка проявить административную инициативу в епархии должна сообщаться с высшим церковным управлением. Без единого главы все это невозможно.

Из отзывов можно представить, как архиереи представляли себе соборное устройство постоянного центрального управления Православной Церкви:

Поместный Собор

Священный Синод

Патриарх.

Собор – высшая инстанция, патриарх – главенствует в качестве председателя на Соборе. Собор и патриарх – параллельные и взаимно обуславливающие друг друга административные единицы. Поместный Собор должен рассматривать широкий круг дел, касавшихся веры, суда, выборов патриарха, лишения епископов священного сана, деления Церкви на митрополии, открытия новых епархий и т. д. Соборы должны были созываться регулярно: часть епископов предлагала собирать Собор два раза в год, другая – ежегодно, третья – один раз в два-три года и реже.

Согласно мнениям большинства архиереев, патриарх должен был управлять Церковью посредством Священного Синода, состоять первенствующим его членом, состоять областным митрополитом и епархиальным архиереем. Восстановление патриаршества предлагалось утвердить по определению первого Собора с согласия государственной власти.

Рассматривался и вопрос о компетенции и составе Святейшего Синода. Предлагалось сделать Синод действенным собранием епископов, разделив его членов на постоянных (архиереи без кафедр, которые руководили бы высшими вспомогательными учреждениями при Святейшем Синоде) и переменных, поочередно приглашаемых на полгода. В текущих, административных и судебных делах Синод предполагалось сделать высшей инстанцией, которая бы заняла место «нынешнего» Синода – Святейшего. Архиереи полагали, что значительную долю дел, восходивших в начале XX столетия до центрального управления, было бы желательно возвратить для окончательного разрешения в епархии.

Поднимался и вопрос об отношении Церкви к государству. Церковь, считали многие епископы, должна быть автономна, но пользоваться покровительством государственной власти. Государственная Дума, Государственный Совет (как органы царской власти), и Собор со Святейшим Синодом (как органы церковной власти) должны стоять параллельно и иметь равную силу и значение: первые – для государства, вторые – для Церкви[398]398
  Отзывы архиереев (II). 57.


[Закрыть]. Архиепископ Сергий (Страгородский) полагал даже, что постановления Собора и Священного Синода, если они не имеют сугубо церковного значения, а касаются также церковно-государственных отношений, нуждаются в законодательном оформлении. Таковыми их должна признать Государственная Дума и утвердить государь[399]399
  Отзывы архиереев (III). 271.


[Закрыть]. Соответственно, должно было измениться и значение обер-прокурора Святейшего Синода, – предусматривалось оставить его исключительно в качестве представителя государства в Церкви, но не Церкви в государстве.

Архиереи критиковали существовавший строй епархиального управления, при котором епископ поставлен в положение духовного сановника, администратора, но не руководителя паствы. Свою схему органов епархиального управления предложил, в частности, Петербургский митрополит Антоний. Согласно его проекту, во главе епархии, разумеется, стоял епископ. Далее следовал епархиальный собор или съезд как представительный орган клира и православного населения епархии. Эти соборы, по мнению владыки, должны были составляться избранными депутатами от духовенства и мирян (по два человека от каждого благочиния). Обязанность избранных – быть собором епископа, с помощью которого он знакомился бы с состоянием своей паствы и при посредстве которого обсуждал меры религиозно-нравственного воздействия на паству. Предусматривалось включение в компетенцию собора и избрание кандидатов в епископы епархии, клириков и лиц, готовящихся к рукоположению. Епархиальный собор должен был решать также хозяйственные вопросы и проводить ревизию.

В схеме столичного митрополита предусматривалось и избрание епархиальным собором членов епархиального правления или совета. Этот совет должен был назначаться вместо консистории для заведования делами епархиального управления и епархиальными учреждениями (приходами, монастырями и т. д.), а также предметами, касающимися проповеди, богослужения, руководства и надзора за проведением в жизнь епархии церковных правил и законов. Состоять правление могло из епископа или его заместителя, двух клириков, назначенных епископом и четырех членов, избранных на соборе (два священника и два мирянина). Далее среди органов епархиального управления назывались епархиальный суд, училищное и хозяйственное правления[400]400
  Отзывы архиереев (III). 88–90.


[Закрыть].

Говоря о епархиальном управлении, преосвященные прежде всего отмечали необходимость его децентрализации. Дела епархиального управления было бы желательно распределить так, чтобы каждая инстанция самостоятельно и ответственно могла заниматься своим кругом дел без прохождения их в нескольких инстанциях. Царившее «омертвение» объяснялось уклонением от начал соборности в сторону бюрократического начала, почему и признавалась необходимость восстановления канонического строя церковного самоуправления. Выразителем соборного начала в благочинии должен был стать благочиннический «соборик», а постоянным носителем его полномочий – «благочиннический совет».

Практически все архиереи полагали правильным и в дальнейшем сохранять деление епархий на благочиннические округа с управлением в лице как единоличных органов (благочинных), так и коллегиальных – постоянных (благочиннических советов), а также периодических соборных (благочиннических съездов, собраний, собориков). Благочиннические округа при этом не должны были обнимать район более, чем с десятью-двенадцатью церквями и приходами. Большинство отзывов ставило благочиннический округ в непосредственное отношение к епископу и центральным епархиальным органам, не признавая нужды в каких-либо промежуточных инстанциях управления.

В своих пожеланиях многие архиереи не забыли указать и на совершенно неудовлетворительное состояние церковного суда как с канонической точки зрения, так и с точки зрения требований, предъявлявшихся в начале XX столетия обществом в России к суду вообще. Существовала излишняя централизация судебного производства, из-за чего на рассмотрение высшей епархиальной власти – епископа и духовной консистории – восходили все, даже малозначительные дела. Для дел меньшей важности не было низшей инстанции. Суд страдал смешением в лице епархиального архиерея всех судебных функций: обвинительной, следственной и судебной. Архиереи критиковали систему бумажно-формальных доказательств, которая сводила окончательное рассмотрение и решение дела лишь к выводу итогов из бумажного производства, представленного следователем и к формальному подведению к конкретному случаю тех или иных узаконений. Не существовало и сроков для обжалования решений.

Зная все это, преосвященные заявляли, что суд должен иметь постоянные принципы, основанные на канонических правилах и постановлениях Вселенских Соборов. Необходимо было точно разграничить, какие преступления подлежат духовному суду, а какие – уголовному. Некоторые иерархи полагали, что церковному суду должны подлежать все члены Церкви – и миряне, и клирики. Миряне, – в случае совершения преступлений и проступков против веры, нравственности и уставов Церкви; клирики – и в случае совершения преступлений по сану и должности. Судебная власть должна сосредоточиваться в руках епархиального преосвященного и для ограждения внешнего порядка, и для воспитания нравственности в клириках и мирянах. Но при этом не забывалось и то, что желателен гласный, открытый и состязательный суд. Писали даже о возможном учете опыта присяжных заседателей – выборных из среды духовенства лиц.

Некоторые архиереи предлагали установить четкие меры наказания для провинившихся. Так, архиепископ Иркутский Тихон (Троицкий-Донебин) считал правильным для «обычных» провинившихся мирян применять следующие меры (по возрастающей): выговор, епитимия, устранение от участия в делах прихода, отлучение от святого Причастия и отлучение от Церкви. Для мирян, занимавших церковные должности, предлагалось использовать те же меры, но с добавлением денежных штрафов и отстранения от должности. Для наказания клириков считалось допустимым использовать и епитимий в монастыре, запрещение священнослужения и извержение из сана[401]401
  Отзывы архиереев (III). 237.


[Закрыть].

Судьи должны были состоять только из лиц духовного сана. При решении дел о монахах предполагалось приглашать представителя от монашества. В проектах о преобразовании церковного суда наиболее видное место занимали предложения о передаче части дел (менее важных) из епархиального суда в новые суды низшей инстанции, которые ограничивались бы территорией благочиннического округа. Последней инстанцией церковного суда считался Поместный Собор или его судебное отделение. Предполагалось, что Собор станет ревизионной инстанцией по делам, рассмотренным в аппелляционном порядке в судебном отделении Святейшего Синода.

По вопросу о браке и разводе священнослужителей преосвященные в своих отзывах почти не писали. Лишь три архиерея (Архангельский, Финляндский и Кишиневский) затронули эту тему. Епископ Архангельский Иоанникий (Казанский) допускал второй брак для вдового клирика без снятия сана. Преосвященный Финляндский Сергий (Страгородский) ставил вопрос о праве священника вступать во второй брак, если он овдовел до 45-летнего возраста. Кишиневский епископ Владимир (Сеньковский) по-иному сформулировал проблему, указав, что на предстоящем Соборе необходимо обсудить следующие вопросы: лишаются ли благодати священства клирики, жены которых прелюбодействуют; как смотреть на рукоположение тех, кто нарушил целомудрие до рукоположения; следует ли брак, как повторяемое таинство, совершать только три раза над одним и тем же лицом и почему не более; и о браках вдовых священно– и церковнослужителей.

Некоторые архиереи (Херсонский, Смоленский, Таврический, Архангельский, Енисейский) высказались за передачу ряда церковных документов в гражданское ведомство, причем речь шла даже об освобождении духовенства от ведения метрических книг.