Текст книги "Записки водолазного старшины. Взгляд зоолога-натуралиста"

Кораллы, которые не страшны мореплавателям

Л/к «Гидрограф» ломает лёд. Собственно это ещё не лёд, а скорее тонкий, всего 3–4 см ледок. Ему далеко до настоящего льда. Максимальной толщины 180–185 см припай достигнет в марте, тогда-то его можно будет назвать «кожей океана». А пока лоцмейстерский катер, именно это обозначают буквы «л» и «к», а вовсе не «ледокольный катер», медленно идёт к большой прогалине за морским портом. Шум, напоминающий хождение исполина в пустой комнате, устланной стеклянными листами, сопровождает движение маленького судна.

Октябрь – не самое лучшее время для экскурсии в арктических водах. Но иногда выбора нет. На этот раз мы вышли, чтобы пополнить население аквариума новыми видами – последняя возможность перед долгой полярной зимой. Через каждые семь или десять минут сигнал громкого боя сообщает о том, что кингстон забился мелкими частицами льда и если его не очистить, то двигатель перегреется.

Капитан нервничает. Ползём как черепахи. Но вот, наконец, и разводье. Ложимся в дрейф. Все давно готово для спуска трала. Сегодня мне помогает мой сын. Выбираемся из стылой рубки и переходим на корму. Северозападный ветер набрасывается на нас с яростью сторожевой собаки. Несмотря на то, что мы тепло одеты, холод проникает до костей и, наверное, от этого мне кажется, что я слышу скрип своих суставов.

Небольшой салазочный трал, накрепко привязанный к толстой пеньковой верёвке, отправляется за борт. Он называется так из-за того, что похож на детские санки, где вместо полозьев прикреплён лист железа, а сверху – брезентовый мешок с сеткой из мелкой ячеи. Его погружение сопровождают пузыри воздуха, вырывающиеся на зеленоватую поверхность моря. Вытравливаю конец до предела, чем длиннее верёвка, тем больше шансов на то, что в трал что-то попадётся; цепляю петлю за кнехт, ждем. Есть минут пять – десять, когда можно спокойно постоять и посмотреть на море.

Глядеть на море или огонь никогда не надоедает. Наверное, человек с самых доисторических времен не упускает случая предаться такому приятному безделью. В чем здесь причина? Сожаление о покинутой когда-то водной стихии? Ну а огонь, – благоговение перед теплом, которого почти всегда не хватает или преклонение перед его потенциальной мощью и беспощадностью?

Двигатель молчит и поэтому хорошо слышны шлепки волн о борт катера и шелест молодого льда. Издалека, словно из другого мира, доходят звуки города: урчание грузовиков и людские голоса. Кажется, что они доносятся из радиоприёмника, ручки настройки диапазона и громкости которого крутит ветер.

Пора выбирать трал. Медленно, метр за метром, быстро тут не получается, вытягиваю верёвку. По ней скачут мелкие, абсолютно правильной формы шарики капель и падают на поверхность моря. Две чайки с неподдельным интересом следят за нашими действиями, кружась невысоко над нами. Им неймется увидеть, что мы вытащим на поверхность, – вдруг удастся поживиться. Я тоже не прочь поскорее поднять трал на палубу. Однако это дело обычно тянется дольше, чем хотелось бы, как пребывание у дантиста. Тянуть всё тяжелее, вот обозначились очертания серо-жёлтого облака, это вымывается ил из трала. Теперь тянем вдвоём, всем корпусом с ощущением, что сухожилия вот-вот лопнут от напряжения. Перегибаюсь через ограждение, хватаю перекладину трала. Держа его наполовину в воде, промываю оставшийся жидкий ил. Остались камни и нечто живое. Вытряхиваем трал на палубу.

Это «нечто» оказывается морским тараканом Saduria sibirica и даже не одним, а двумя. Перекладываем устрашающего вида ракообразных в ведро с забортной водой. Туда же следуют двустворчатые моллюски рода Musculus, и довольно крупная Mya с большим морщинистым коричневого цвета сифоном. Неприглядный грязевой шар с запутавшимися в нём то ли трубками, то ли соломинками или веточками, на деле оказывается колонией зонтичных многощетинковых червей; они тоже попадают в ведро в компанию морских тараканов и двустворчатых моллюсков. Разгребая уже в который раз остатки грунта, вдруг замечаю красноватый нарост на камне – так и есть: то, что давно искал для аквариума – ягодка-малинка по форме, – мягкий коралл, жаль, что не очень крупный. Ну, ничего, ведь только начали, может быть, в дальнейшем больше повезёт. Ещё раз просматриваем и без того неоднократно проверенный грунт и опять находим «зверя» – розовую голотурию Psolus phantapus. Теперь всё – оставшуюся грязь за борт. Трал идёт туда же почти следом.

Снова всё повторяется: спуск за борт трала, десятиминутное ожидание и подъём. Но что такое? Верёвка натянулась, как струна – вот-вот зазвенит, а трал остановился и не двигается, зацепился за что-то на дне. Не мудрено, здесь можно поймать любой предмет, начиная с консервной банки и кончая утопленным трактором или останками китобойной шхуны. А катер медленно, но упрямо дрейфует, удерживать такой груз руками просто невозможно. Борюсь с желанием бросить верёвку или намотать её на кисть: с одной стороны жаль выбранных метров верёвки, а с другой – не хочется оказаться в роли капитана Ахава[10]10
  Герой романа Г. Мелвилла «Моби Дик», утащенный за борт перехлестнувшим его деревянную ногу гарпунным линём, во время охоты на Белого кита.


[Закрыть]. Даю слабину. Вновь натягиваю линь. Вот вроде бы пошёл. Да, но очень уж легко. Так легко может идти только одна верёвка. Увы, очередная «жертва» остаётся на грунте.

Возвращаться по уже пробитому каналу ещё сложней. Но, несмотря на потерянный трал и холод, настроение выше нуля. Не терпится, как следует рассмотреть животных. К сожалению, толком они не видны. Это удастся сделать только в аквариуме. Кажется, что дорога никогда не закончится.

Прошло два дня… Новосёлы, нельзя сказать, что жизнерадостны, но уж, во всяком случае, не на смертном одре: тараканы, по обыкновению, слоняются из угла в угол; моллюск Mya truncata зарылся в грунт, да так, что только кончик сифона торчит над поверхностью; черви притворяются хрупкими цветами.

А что же коралл? О его состоянии беспокоится, тем более, не следует. Несмотря на то, что доподлинно известна принадлежность коралла к разряду самых отъявленных животных-хищников, взгляд легко находит привычные формы, присущие растениям. Словно всесильный волшебник изменил направление традиционных процессов: из «ягоды» вдруг возник «цветок», достойный быть украшением любой самой модной оранжереи. Коралловый полип приподнял свою бледно-розовую ветвь-колонию над грунтом. Плавно и едва заметно покачиваются по воле течения его «соцветия» в ожидании добычи.

Восьмилучевой коралловый полип Gersemia fruticosa нередок в северных и дальневосточных морях. Существуют значительные донные пространства населённые этими животными. В отличие от своих тепловодных собратьев наши северные кораллы, не менее красочные, чем средиземноморские или тропические, не могут служить украшением жилища человека, потому что не имеют остевого скелета (хотя как таковой, состоящий из отдельных известковых иголочек-спикул, скелет имеется) и опасных рифов не создают. Наверное, потому-то большинство моряков, работающих в Арктике, о них и не подозревают. Но наши северные кораллы мне почему-то милей и дороже. Не знаю, как вы, а я всегда предпочту искусственным цветам, пусть необыкновенно красивым, но мёртвым, скромный цветок фиалки в горшочке, роскошной медвежьей шкуре на полу квартиры – звонко лающего четвероногого друга, радостно встречающего меня после трудного дня, а выбеленному коралловому остову – обыкновенных гуппи, пусть даже в трёхлитровой банке.

Об арктических крабах как критерии счастья

Если вас никогда не кусала акула, вы, в зависимости от вашего взгляда на мир, можете отнести себя к невезучим, скорбя по поводу того, что столь редкое событие не выпало на вашу долю. Или наоборот, считать себя счастливчиком потому, что избавлены от ряда неприятностей, связанных с подобным происшествием. Вообще-то, критерии счастья весьма неопределённы и часто размыты, у каждого человека – свои, иногда совершенно неожиданные.

Я, например, по сей день сокрушаюсь по поводу того, что до сих пор не изловил для аквариума арктического краба. Chyas coarctatus, так звучит его имя на латыни, довольно часто встречается вблизи берегов арктических морей. Когда-то, очень давно, я впервые увидел его в улове небольшого трала, но, к сожалению, аквариума тогда ещё не было и в проекте. Краб был по-своему симпатичен: на тонких стройных ножках, весь в спутанных водорослях и с пятнышками мшанок на панцире. У меня есть его фотография, которую сделал по моей просьбе фотохудожник. Более детально рассмотреть такого же краба вы сможете, если захотите, в витрине Зоологического музея РАН в Санкт-Петербурге.

Арктический краб Chyas coarctatus. Фото Б. И. Сиренко

В другой раз, тоже сравнительно давно, двух крабов подарили мне водолазы, которые обследовали стенку причала. На ней, среди друз мидий и зарослей мягких кораллов, они и настигли этих зверей. Этот факт вызвал, на мой взгляд, нездоровый ажиотаж среди портовиков, связанный с возможностью вылова животных отнюдь не с научными целями. Гастрономический подход ко всему живому в очередной раз доказывает, что мы ещё недалеко ушли от своих предков. Кстати, водолазная экспедиция Зоологического института, работая в районе мыса Шмидта и острова Врангеля в 1976 году, обнаружила там сравнительно большие запасы арктического краба. Эти десятиногие раки по расчётам специалистов могут быть промысловыми для местного населения.

Я расспрашивал специалистов о северном крабе, надеясь узнать о нём что-нибудь любопытное, но, увы, они говорят, что это довольно скучное животное. Как-то не хочется в это верить, помня о том, что десятиногие раки отличаются незаурядным поведением и поражающими воображение приспособлениями к превратностям подводного мира.

Многие раки – хорошие строители. Они выкапывают более или менее совершенные норы, в которых проводят значительную часть своей жизни. У сухопутных крабов норы особенно глубоки, иногда они достигают уровня грунтовых вод, и их жители могут пить чистую воду, не выходя из дома.

Крабы, которые сами не роют норы, используют в качестве жилища норы или трубки других животных, например, трубки полихет, а также пустые раковины моллюсков. Раки-отшельники, как известно, предпочитают селиться в пустых раковинах брюхоногих моллюсков, отдавая предпочтение определённому виду. Так отшельник рода Pagurus в условиях аквариума выбирал в первую очередь раковины моллюсков рода Buccinum, во вторую – Thais, и лишь в третью Littorina. Лишённый раковины краб чувствует себя весьма неуютно, и действительно напоминает купальщика, у которого украли одежду. Некоторые крабы живут под колоколом медуз, среди щупалец актиний и коралловых полипов.

Десятиногие раки используют других животных не только для убежища, но и для маскировки, а также в качестве оружия против своих врагов. Наиболее известный пример – это сожительство раков-отшельников с актиниями. Актиния получает достаточно пищи от остатков трапезы краба, а он довольствуется мощью стрекательных клеток телохранительницы. Меняя раковину, которая по мере роста рака становится мала, краб осторожно переносит клешнями «свою» защитницу на новую раковину.

Любопытно свойство крабов из семейства Dromiidae покрывать своё тело губкой[11]11
  О губках, Spongia – колониальных беспозвоночных животных подробнее в главе «Одни из самых древних».


[Закрыть], искусно выкраивая из неё своеобразное платье, удивительно точно подходящее «портному» по размеру. Проделывает он это следующим образом. Найдя подходящую губку, выпуклую сверху и вогнутую снизу, рак, забравшись на неё, начинает резать клешнями сначала с одной, а потом с другой стороны. Затем, он переворачивается на спину и, удерживая перевернутую губку вогнутой стороной вверх, начинает надевать готовое платье. В конце концов, закончив одевание, краб, встав на голову, переворачивается через неё и принимает нормальное положение. Облачённые в такой наряд, крабы не подвергаются нападению со стороны осьминогов, хотя их «голые» собратья часто становятся жертвой агрессии головоногих моллюсков.

У раков-щелкунов защита основана на их способности издавать щёлкающие звуки при помощи своей крупной клешни. С силой смыкая подвижный палец клешни с неподвижным, Alpheus издают громкий щелчок, усиленный пустым пространством внутри клешни. При щелчке возникают также и ультразвуковые колебания, в результате которых мелкие рыбы и ракообразные зачастую получают не только сильный, но и смертельный удар.

Многие крабы способны для спасения своей жизни жертвовать конечностями, отбрасывая их в случае захвата противником. Как правило, утраченная конечность после линьки быстро отрастает.

Заканчивая далеко не полный список «чудес», на которые способны десятиногие раки, мне немного обидно за их северного «скучного» родственника. Не скрою, я стремился его реабилитировать.

Для этого я пытался поймать Chyas с помощью трала, опускался на дно в местах возможного обитания с аквалангом, но все усилия оказались безуспешными, мне не везло. Однако, несмотря так же на то, что меня никогда не кусала акула, я не собираюсь относить себя к той категории людей, которых счастье обошло окончательно. Ведь крабов в Арктике много (это не синяя птица), так что мне, несомненно, повезёт. Только вот не совсем уверен в том, повезёт ли обитателям аквариума, когда к ним вторгнется столь желанный для моего любопытства зверь.

Полёт под водой

Как славно в тёплый погожий денек, оказавшись наедине с природой, наблюдать за полётом птиц. Не устаёшь следить за их уверенными, казалось бы, совсем не требующими мышечных усилий, взмахами крыльев. Лёгкость и свобода – вот девиз птичьего полёта!

Считается, что полёт – исключительная привилегия птиц – обитателей воздушного океана. Однако это не совсем так. Оказывается, что и морская толща имеет своих «птиц». Конечно, речь не о пернатых, а о совсем иных существах. Это всего лишь… медузы, животные настолько характерные, что любой без труда сумеет их отличить от других, если даже никогда раньше с ними не встречался. В нашем аквариуме живут, по меньшей мере, три вида.

Один напоминает малюсенький абажур. Медузка едва ли больше спичечной головки и совершенно прозрачная, как маленькая льдинка. Попадёт такой колокольчик в лучик света и вспыхнет звёздочкой всего лишь на мгновенье. Внимательно присмотревшись, можно увидеть тонкие щупальца, которыми она, как и многие её сородичи, парализует добычу – мельчайших рачков зоопланктона или личинок животных, парящих в толще воды, или даже более крупных существ. Это – гидроидная медуза, довольно близкая родственница пресноводного полипа гидры, известной всем из курса зоологии средней школы. Однако морские гидроиды почти все сплошь колониальные организмы. Похожи они по внешнему виду на веточку растения, прикреплённую к камням. На этой «ветке» располагаются отдельные особи колонии – гидранты. Размножается такое существо почкованием. Из некоторых почек образуется свободноплавающая стадия – медуза, несущая половые клетки. Медузы чаще всего раздельнополы. Из попавших в воду половых клеток после оплодотворения образуются личинки. Они, в конечном счёте, прорастают в новых гидрантов, чаще колониальных.

Другая медуза очень похожа на сорванный почти под самым основанием цветок ромашки. Вообще-то она в этот период, строго говоря, ещё не медуза, а личинка, да и название у неё не совсем материальное – эфира. Она в этой стадии не крупнее звёздочки на погонах лейтенанта; именно эфира вызвала у меня впечатление улетающей птицы, маленького журавлика. Таких медуз относят к иной группе – сцифоидным, по-другому их ещё называют «Хрустальное мясо».

Из них в наших северных морях встречается ушастая медуза Aurelia. В отличие от гидроидных, эти медузы не образуют колоний, а только одиночные полипы. Те, в свою очередь, превращаются в образование, напоминающее сложенные стопкой тарелочки, которые после разъединения становятся эфирами. Ушастые медузы, в отличие от большинства сцифоидных медуз, проявляют своеобразную заботу о потомстве. В особых карманчиках, где накапливаются созревшие яйца плавающей медузы, происходит их оплодотворение и образуются личинки. Здесь они надёжно защищены от посягательств многочисленных хищников заботливой матерью-медузой.

Размеры сцифоидных медуз могут быть очень велики. Например, другой вид, обитающий в холодных морях, который носит имя Cyanea, может достигать почти 2 метров в поперечнике при длине щупалец 10–15 м.

О третьей разновидности медуз лучше поговорить отдельно, в другой раз, уж очень они необычны…

В заключение только добавлю, что содержать в аквариуме взрослых медуз очень непросто. К сожалению, помещённые в малый объём, эти животные быстро погибают, буквально тают на глазах. Морская вода должна содержать все необходимые химические компоненты для правильного обмена веществ в их организмах. А этого в условиях аквариума достичь довольно сложно. Как и пернатым, медузам нужна свобода, в данном случае, большие водные просторы, свежая «кровь» океана.

Колокольчики, голос которых никто не слышал

Представьте себе берег моря из чёрных окатанных камушков, свежий, пахнущий йодом воздух, шелест волн, лижущих камни и куски паковых льдин, низко нависшие над морем облака, тревожный крик больших белых чаек, багряный ковер тундры – печальный августовский пейзаж. Кажется, природа скорбит о промелькнувшем почти мгновенно арктическом лете. А может быть, оно и не начиналось? Но всё это на поверхности. А что же происходит под стального цвета маслянистой гладью поверхности моря? Так просто не заглянешь, голышом не нырнешь, – водичка-то близка к нулю градусов по Цельсию, – не зря плавают и не тают прошлогодние льдины. Придется облачаться в непромокаемый гидрокостюм, да тёплую одежду из верблюжьей шерсти, прикрепить за спиной тяжёлый акваланг, а на ноги ласты и не забыть опоясаться свинцовым поясом, чтобы не быть вытолкнутым негостеприимным подводным миром наверх, подальше от тайн морского дна. Правда, всё это нас не спасет полностью от всепроникающего холода, он обязательно напомнит о себе ломотой в холодеющих пальцах рук и ног через 10–15 минут после погружения. Платой за это будет необыкновенный мир подводного безмолвия, с нереальной тишиной, нарушаемой лишь вашим дыханием. Всё это замечательно, но уж так много сложностей, да и небезопасно.

Не легче ли взглянуть на подводную жизнь через прозрачное стекло морского аквариума? Здесь почти так же как в реальной обстановке. Каменистое дно устилают бурые ленты морской капусты – ламинарии. Среди камней и ила поджидают своей добычи морские тараканы. В зарослях гидроидов пасутся голожаберные моллюски. Словно выполненные искусным скульптором, стоят крепко сросшиеся с камнями изваяния губок. Медленно переползает через преграды крупная улитка. В толще воды порхают мелкие медузки. А что за странные колокольчики мерно покачиваются, волнуемые слабым течением? О, это опять-таки необыкновенные существа, возможно, о которых вы ещё никогда не слышали. Это сидячие медузы. Ну не удивительно ли? Медузы, и вдруг, сидячие! Представьте, и такие бывают.

Эта третья разновидность живущих в аквариуме медуз – близкая к сцифоидным, схожа с маленьким колокольчиком на тонкой ножке (Haliclystus sp.). По краям чашечки расположено восемь «проворных рук» с пучком мелких щупалец. С их помощью медуза захватывает добычу и отправляет её в рот, находящийся на дне чашечки «колокольчика». Считается, что медузы этого вида не способны к плаванию, они всю свою жизнь проводят в прикреплённом состоянии, совершая вращательные движения вокруг своей оси. Однако нам приходилось наблюдать, как сорванные течением молодые медузы перемещались по аквариуму и прикреплялись в удобных для себя новых местах. Окрашены животные в яркие оранжевые с различными оттенками или коричневые цвета. Интересно, что окраска медуз такая же, как окраска водорослей, на которых они поселяются, прикрепляясь к ним с помощью присоски на конце ноги. Ставромедузы, так их ещё называют, соединяют в себе одновременно признаки медузы и полипа.

Жаль только, что эти красивые колокольчики беззвучны. Хотя, кто знает, может быть, их мелодию не слышим только мы, люди.

Прикосновение к тайне

Уж так мы устроены – нам необходимо познавать непознанное, но познаваемое. Мы ощущаем радость от знания, проникая в суть вещей, творя образы и представления. А как же иначе? Что может доставлять большую радость, чем творчество?

Ныряльщика, впервые заглянувшего в подводный мир Арктики, вначале обескураживает однообразность цветовой гаммы: бурый, жёлтый, коричневый цвета… Но вдруг вспыхнет среди донной мрачности ярко-розовый костер актинии, пробьётся сквозь заросли водорослей огонёк мягких кораллов, на мгновение мелькнёт в солнечном луче радужный отсвет чешуек полихеты или мелкой рыбёшки и нет уже ощущения того, что ты находишься в дебрях марсианских лесов. Хотя прикосновение к тайне остаётся.

Приблизительно те же чувства читаешь на лице впервые увидевшего арктический аквариум. Вначале разочарование, – мол, что тут смотреть, – однообразие и неподвижность. Затем – всё возрастающее удивление: глядите-ка, здесь есть кое-что живое. И, как правило (бывают, правда, редкие исключения, когда пришедший сразу теряет всякий интерес и уходит) – надо же, сколько, оказывается, в этом холодном мире обитает всякого живого…

Несомненно, что одно из блистательных украшений морей (и арктических в особенности) – иглокожие, они не могут не привлекать взор. Наиболее известны из иглокожих, конечно, морские звёзды, но мы пока оставим их в покое, а обратим своё внимание на голотурий или морских кубышек.

В нашем аквариуме наиболее привлекательные – розовые голотурии Psolus. Они играют заметную роль в донных биоценозах на мелководьях Арктики. Эти создания очень похожи на малюсенький (около 5 см) сдобный батончик, украшенный плюмажем великолепных ветвистых щупалец, расположенных поближе к одной из «горбушек», с другой стороны находится порошица. Плоская нижняя сторона напоминает присоску или ногу моллюска, только на ней имеются тоненькие трубочки-присоски – амбулакральные ножки, с помощью которых голотурия медленно передвигается. Правда, к любителям прогуляться пешком её не отнесешь. Обычно эти иглокожие сидят на одном месте месяцами и лишь иногда могут переползти недалеко в сторону. Однако бывают и исключения. Одна из жительниц аквариума, одержимая тягой к странствиям, примерно за месяц сумела переползти с бурой водоросли фукуса сначала на плоский камень на грунте, а затем всё же облюбовала местечко на поверхности стеклянной стенки, рядом с потоком пузырьков воздуха из аэратора.

Если у голотурий и есть любимое занятие, то это, несомненно, «облизывание» своих щупалец. Поочерёдно, не торопясь, можно сказать с достоинством, голотурия отправляет каждый ветвистый отросток к себе в рот и затем медленно вытягивает его наружу, собирая таким способом, осевших на нём мелких, подчас невидимых простым глазом животных. Насытившись, или почувствовав опасность, голотурия быстро прячет свой венчик внутрь и превращается в розовый пирожок.

Такими «пирожками» охотно питаются моржи, да и человек издавна использует многих из них в пищу. Кстати, голотурий из рода Cucumaria называют ещё и морскими огурцами, возможно не только за схожие внешние очертания. Особенно сильно развит промысел «трепанга» (приготовленных впрок голотурий) на побережье и островах Тихого океана. Справедливо считается, что голотурии очень питательны и содержат вещества, способствующие долголетию.

Однако не менее любопытен факт самовосстановления этих животных. При сильном механическом раздражении многие голотурии способны отторгать свои внутренности и при этом не погибают. Напротив, животное, произведшее над собой харакири, через короткий срок восстанавливает все утраченные им части.