Текст книги "Улыбка сатаны"

Сергей Галихин
Улыбка сатаны

Благими намерениями вымощена дорога в Ад…

Сэмюэл Джонсон.

За час до полудня прозрачные голубовато-зеленые волны теплого океана с тихим плеском бились о белоснежный борт большого катера, пришвартованного к невысокой деревянной пристани. Загорелый, атлетического сложения человек, в длинных шортах песочного цвета, сандалиях и пестрой рубашке с коротким рукавом, вышел из палубной надстройки. Прищурив глаза, он посмотрел на высокое небо. Яркое солнце ослепило его, порыв ветра разметал расстегнутую рубаху. Человеку было чуть меньше сорока лет и звали его Андрей. Андрей был биологом, последние пятнадцать лет после окончания института изучал жизнь небольшого тропического острова Таёнга, населенного двумя сотнями аборигенов. Уже четыре года он занимал должность начальника международной научной станции. Опустив голову, Андрей натянул выцветшую панаму цвета хаки, взялся за ручки большого пластикового ящика. Поставив его на пристань, Андрей с легкостью запрыгнул на бамбуковый настил, проверил, хорошо ли привязал швартовый и, снова подняв ящик, пошел к большой хижине, стоявшей в тени пальм. Еще два дня, и он навсегда уедет с этого чудесного острова домой в Европу. Несмотря на то, что за пятнадцать лет Андрей вдоволь наглотался морской воды во время штормов, до одури нажарился под палящим солнцем, ему было немного грустно. Привык он, что ли…

У дверей хижины, с банкой пива в руках, Андрея встречал Томас. Из восемнадцати человек, составлявших штат научной станции, на острове остались всего четверо. Томас Фишер – двадцатидевятилетний орнитолог из Баварии, Мишель Бове – пятидесятилетний врач из прекрасного города Дижона, Андрей и его жена Динака – стройная очаровательная мулатка с зелеными глазами. На острове Динака учила детей аборигенов, помогала мужу в исследованиях.

– Как сплавал? Все в порядке? – спросил Томас и сделал глоток.

– В порядке, – ответил Андрей. – Камеру с кораллового рифа я так и не нашел.

Андрей вошел в хижину, поставил ящик на стол. Томас вошел следом.

– Шторм был очень сильный. Забудь про нее.

– Зато нашел “четверку”, которую Карлос потерял месяц назад.

Томас хотел сделать еще глоток, но тут же опустил банку.

– Разбита? – спросил он с надеждой в голосе.

– Кажется нет. Посмотришь вечером?

– Конечно, – с готовностью ответил Томас. – Ее сорвало с крепления?

– Нет. Немного занесло водорослями.

– Если чип памяти не поврежден… двести девяносто часов непрерывной видеозаписи… – Томас опустился в плетеное кресло. – Там может быть много интересного.

– Я пять лет тебя знаю как прекрасного ученого, – выкладывая на стол приборы, сказал Андрей, – но мне кажется, тебе самому не нравится эта работа.

– Что ты имеешь ввиду? Станцию или орнитологию?

– Про станцию мне как раз все ясно, – сказал Андрей. – Саманта из тех женщин, за которыми не только к дикарям на остров, на дно морское идут, не задумываясь. Я имею ввиду профессию. Конечно, немногим удавалось в двадцать восемь лет защитить кандидатскую диссертацию, но мне кажется, ты с большим интересом ковыряешься в электронике, в машинах. У тебя золотые руки.

– Однажды я дал слово узнать про птиц все. И я его сдержал, – Томас сделал очередной глоток. – Технику с детства люблю. С двенадцати лет ходил в картинг-клуб, а мой отец держал небольшую радиомастерскую, которая по наследству перешла к нему от деда.

– Гены, – улыбнулся Андрей.

– Как-то в школе, на уроке зоологии, меня вызвали к доске. Урока я не знал, мы весь вечер провозились с картом, в воскресенье должны были быть соревнования. Старая грымза знала об этом и нарочно вызвала меня. Я вообще-то был отличником, но любил пошалить. Фрау Марта была глупа как пробка. Она выучила учебники наизусть и не знала ничего другого. Считала, что этого достаточно для того чтобы учить разуму детишек. Мы любили над ней издеваться, задавая вопросы не по школьной программе. В общем, меня в тот день подняли на смех. Было так обидно, что я даже чуть не расплакался. Вот тогда я ей и сказал, что узнаю про птиц все. А когда узнаю, приду в школу и устрою ей экзамен. И все поймут, насколько она глупа. Я думал, отец меня выпорет, а он сказал, что настоящий мужчина всегда держит свое слово, и дал мне проспекты университетов. После школы я мечтал заняться автогонками, а пришлось ехать в Берлин, грызть гранит науки.

– А диссертация? – спросил Андрей. – Если тебе это неинтересно, то…

– Ты мне не поверишь, – улыбнулся Томас, – но я написал ее за две недели. На этом Богом забытом острове столько информации… я даже особенно не напрягался, просто последовательно изложил все, что здесь увидел.

– Ты приуменьшаешь, – сказал Андрей и убрал со стола пустой пластиковый ящик. – Я же читал твою диссертацию. Там есть очень много интересных мыслей. Я думаю, тебе стоит продолжить работу над выбранной темой. Если ты подробнее остановишься на тех вопросах, которые задел вскользь – кандидатская без труда станет докторской. Андрей пододвинул к Томасу кресло и сел в него.

– Думаешь, это нужно? – спросил Томас.

– Совершенно однозначно, – уверенно сказал Андрей. – После этого ты можешь заниматься чем угодно, но не закончить научный труд ты просто не имеешь права. Так уж получилось, что ты можешь дать ответы на некоторые вопросы… Даже если тебе неинтересно этим заниматься, ради науки, ради человечества ты должен это сделать.

– Возможно, ты и права, – вздохнув, сказал Томас, поднялся из кресла и пошел к двери. – Только плевал я на науку и все человечество. Превратить в ад такое прекрасное место… Так испоганить души…

– О чем ты? – спросил Андрей.

По песчаной дороге, ведущей ко второй лаборатории, неторопливо шел Мишель.

– Ты слишком долго был на природе, – не оборачиваясь сказал Томас. – Ты слишком давно не был в городе.

– Тебе не хочется отсюда уезжать? – спросил Андрей и, поднявшись из кресла, подошел к загрустившему орнитологу. – Я тоже привык к этим пальмам. Но пора вернуться к цивилизации. Не горюй. Через пару лет ООН начнет финансирование новой программы, и ты сможешь вернуться на этот остров.

– А ты? Ты не думаешь вернуться?

– Нет. Мне сорок лет. Пора иметь свой дом. Вернусь в родной город, буду преподавать в университете, заведем с Динакой детишек.

– Кстати, – Томас обернулся. – А почему у вас с Динакой до сих пор нет детей?

– Я хочу, чтобы мои дети росли у меня на глазах, а не в пансионате за десять тысяч километров.

– Это правильно, – согласился Томас. – Глупо надеяться, что чужой человек лучше тебя сможет объяснить твоему ребенку, что такое хорошо и что такое плохо.

– А почему ты не женат? До сих пор любишь Саманту? Или у тебя есть невеста?

– Есть, – ответил Томас. – Только она как клещ вцепилась в свою юридическую фирму и представить себе не может, что проживет жизнь, не сделав карьеры. Вот вернусь… Может что-то и получится.

– Мне было проще, – улыбнулся Андрей и, похлопав Томаса по плечу, вышел из хижины. – Пошли. Нужно закончить с консервацией второй лаборатории.

Томас вернулся к столу, забрал “четверку”, повертел ее в руках. Чип памяти кажется не поврежден.

Солнце стояло в зените, на небе по-прежнему не было ни облачка. Порывы ветра шелестели широкими листьями высоких пальм. Андрей и Томас неспешно пошли в сторону шести каменных зданий международной научной станции.

– Приедете с Динакой на мое тридцатилетие? – спросил Томас. – Я думаю, это не выглядит подхалимажем. Ты мой начальник, но через два дня перестанешь им быть.

Андрей снова улыбнулся. Ему нравился этот молодой, честолюбивый немец. Прагматичный, не делающий практически ничего иррационального и при этом смелый до геройства. – Конечно, Томас. Мы обязательно приедем. Динака была так уверена в твоем приглашении, что даже придумала, что тебе подарить.

– Спасибо, – улыбнувшись, сказал Томас, но, как показалось Андрею, снова грустно. – Если бы ты отказался… мне было бы не с кем напиться в этот знаменательный день.

– Ты преувеличиваешь, – сказал Андрей. – Был бы повод и тот, кто все оплатит, а желающие напиться найдутся.

– Хм, – сказал Томас. – Твоя беда в том, что ты слишком давно не был дома.

– Давно, – вздохнул Андрей. – Больше двенадцати лет. Последний раз я навещал брата, когда после урагана Да Винчи ездил в Евросовет выбивать деньги на восстановление станции.

– Я слышал, что вы начинали чуть ли не с палаток.

– Палаток конечно не было, но в хижинах жили. Кстати, в тот год я вернулся на остров с Динакой. Она закончила Учебу и искала работу. А нашла меня.

* * *

Самолет уверенно начал снижение. Казалось, он пытается догнать солнце, ползущее за горизонт. Андрей с интересом и легким волнением смотрел в иллюминатор. Он почему-то был уверен, что когда облака расступятся, его взору откроется удивительная картина. И не только от аэродрома, от города… от всего мира Андрей ждал иного облика, чем тот, что он оставил двенадцать лет назад. За время, что он провел на острове, технология шагнула далеко вперед. Ученые сделали тысячи открытий. Сотни из них инженеры воплотили в жизнь. Из редких газет, что попадали на остров, из научных журналов Андрей знал, что новые идеи, новые решения старых задач переполнили мир. Казалось, человечество стоит у порога новой научно-технической революции, если уже не перешагнуло его…

Но в аэропорту ничего особенного Андрею увидеть не удалось. Ученые не придумали роботов для выполнения тяжелого и монотонного труда, архитекторы не построили зданий, забранных в футуристические формы. Уже стоя в очереди на таможенный контроль, Андрей почувствовал себя обманутым ребенком. Как будто и не уезжал из города… Постные улыбки персонала, огромные стеклянные стены, взлетное поле, гул от самолетов, монотонное движение пассажиров по залу ожидания, быстрые шаги сотрудников аэропорта.

– Ты чем-то расстроен? – нежно улыбнувшись, тихо спросила Динака, выше локтя обняла Андрея за руку и прижалась к ней щекой.

– Нет, – стараясь улыбнуться как можно нежнее, тихо ответил Андрей и свел брови. – Устал просто. Одиннадцать часов в кресле… Отвык.

– Я рада, что мы уехали с острова.

– Почему? – искренне удивился Андрей.

– Ты перерос эту экспедицию. Тебе стало тесно на острове. Ты столько узнал за пятнадцать лет… Тебе просто необходимо рассказать об этом.

– Ты не права… – сказал Андрей и замолчал как будто на полуслове.

– Не права? – на лице Динаки отобразилось удивление.

Андрей посмотрел в ее глубокие зеленые глаза и понял, что юлить бесполезно.

– Сдаюсь. Я действительно давно хотел вернуться в Европу. Последние два года я думал, что не доживу до окончания контракта. Но теперь все позади. Получим деньги, проценты за пятнадцать лет… Я посчитал, можно купить хороший дом в долине. Нарожаем детишек…

– И много? – как будто настороженно спросила Динака.

– Четыре сыночка и лапочка дочка.

Динака засмеялась и уткнулась лицом Андрею в бок. Он обнял ее за плечи, поцеловал в маковку и вдохнул запах ее волос. Теперь все будет хорошо. Он построит настоящий каменный дом. Обязательно белый, с большими окнами. А за домом будет огромный сад. Вечерами они будут сидеть под яблонями и, слушая Чайковского, радоваться виду играющих детей. Время от времени к ним будет приходить старший брат. Как в далеком детстве, они будут играть в шахматы…

– Как-то странно все на нас смотрят, – почти прошептала Динака.

Андрей оторвался от своих размышлений и, не понимая до конца смысла слов жены, осмотрелся, по привычке пытаясь найти ответ в окружающем мире. Да нет, каждый был занять своим делом и не обращал никакого внимания на ближнего.

– Тебе показалось. Просто ты отвыкла от такого количества людей вокруг тебя.

– Я чувствую их взгляды, – сказала Динака. – Когда мне исполнилось пять лет, Лунный гость научил меня этому. Они смотрят на нас и… мы им неприятны.

– Лунный гость… это ваш колдун, который научил тебя понимать язык деревьев? – спросил Андрей Динаку, не имея желания спорить. Тем более, что она действительно понимала язык деревьев и зверей.

– Он многому меня научил. – А чем мы им неприятны?

– Тем, что обнимаетесь у всех на виду, – послышался за спиной тихий низкий голос. – Вам хорошо, и вы не скрываете свое счастье от окружающих.

Андрей и Динака обернулись и увидели невысокого, немного толстоватого человека, одетого в черный костюм-тройку, с круглым лицом и маленькими пижонскими усиками. В руках зонт-трость, на голове – шляпа.

– Тем, что обнимаемся?.. – удивился Андрей.

– Простите, я невольно подслушал ваш разговор и понял, что вы слишком долго не были дома, – сказал незнакомец.

– У нас и дома-то никакого нет… – вздохнул Андрей и невольно вернулся к своим мечтам.

– Вы, наверное, просто не знаете, что теперь не принято целоваться в общественном месте.

– Почему? – спросила Динака. – Я надеюсь, Европа еще свободная страна и в ней каждый имеет право делать то, что захочет.

– Вне всяких сомнений, – улыбнулся незнакомец. – Именно поэтому и не стоит целоваться на людях.

– Вы знаете, мы действительно очень давно не были в Европе, – сказал Андрей, надеясь, что этот странный разговор отвлечет его от накатившей грусти. – И что же случилось за время нашего отсутствия?

– У каждого есть право на выбор, – сказал незнакомец. – И никто не имеет право навязывать другому свои взгляды…

– Извините, – перебила незнакомца Динака. – Метрах в тридцати от нас целуются два господина. Это не навязывание своих взглядов?

– Нет, – улыбнулся незнакомец. – Это их право, выбирать с кем целоваться.

– Минуточку, – сказал Андрей. – Я действительно не понимаю. Если я в общественном месте поцелую свою жену, это будет насилие над общественным мнением и моралью. А если один педик в зале ожидания начнет сосать язык у другого педика, это будет реализация их конституционного права на свободный выбор полового партнера. Я правильно вас понимаю?

– Совершенно верно, – подтвердил незнакомец.

– Тогда я ничего не понимаю, – сказал Андрей.

– Сейчас я все объясню, – с готовностью сказал незнакомец. – Два с половиной года назад сексуальные меньшинства… простите, я неправильно выразился, – поспешил поправиться незнакомец, – однополые отношения и браки получили равные права с разнополыми.

– Да нет, это случилось гораздо раньше, – сказал Андрей. – Я еще в университете учился, когда в Голландии священники благословляли первые однополые браки.

– Но сейчас, чтобы заключить однополый брак, – продолжил незнакомец, – не нужно искать провинцию, где бы это было разрешено. Это можно сделать в любом месте единой Европы. Однополые браки имеют ровно такие же права, как и разнополые. От страховки до усыновления детей.

– Я очень терпимо отношусь к однополым связям, – усмехнулся Андрей. – По крайней мере до тех пор, пока не пристраиваются к моей заднице. Но усыновление детей…

– Вы считаете, что однополая семья даст воспитание хуже, чем разнополая? – спросил незнакомец.

– Нет. Я так не считаю. Но… если ребенок будет воспитываться в однополой семье, то, пусть подспудно, он будет склоняться к подобным отношениям в будущем. То есть мальчика, у которого и мама и папа носят усы, вряд ли в будущем заинтересуют девочки.

– Вы хотите сказать, что однополые родители постараются насильно изменить сексуальные взгляды ребенка? Степень виновности определяет суд. Зачем судить людей за то, что они еще не сделали. В разнополых семьях очень часто отцы насиловали своих детей. Как девочек, так и мальчиков.

– Это ужасно… – сказала Динака. – Не спрашивая разрешения у ребенка, его передают в однополую семью.

– В однополых браках сейчас редко кто усыновляет детей, – сказал незнакомец. – Да и в разнополых редко кто рожает сам.

– Почему? – в один голос спросили Андрей и Динака.

– Во-первых, это больно. Во-вторых, это ужасно неудобно для женщины. Ведь она на несколько месяцев выпадает из общественной жизни. К тому же женщина после родов очень часто полнеет, после вскармливания отвисает грудь.

– Стоп-стоп-стоп, – быстро проговорил Андрей. – А откуда сейчас берутся дети?

– Генная инженерия, – ответил незнакомец. – Идете в центр репродукции человека и получаете ребенка. Причем абсолютно здорового. Вы можете заранее выбрать какой у него будет цвет глаз и волос. Какой будет рост. К чему у него будет предрасположенность. К творческой деятельности или к научной.

– Это ужасно, – прошептала Динака.

– Это конституция, – сказал незнакомец. – Церковь сначала сопротивлялась, но позже согласилась на эту поправку. Да и благословение церкви сейчас совсем необязательно. Человек сам решает, что ему делать. Право людей жить так, как им хочется. И не мешать другим жить так, как хочется им. В рамках существующего закона, разумеется. Ваша очередь.

Андрей обернулся и увидел лицо таможенника с добродушнейшей улыбкой. После всего услышанного Андрея чуть не передернуло от этой улыбки.

– Здравствуйте, – сказал рыжий таможенник. – Ваши паспорта, пожалуйста.

Динака передала Андрею свой паспорт, и он отдал документы таможеннику. Таможенник раскрыл сразу оба паспорта, что-то занес в компьютер и через несколько секунд снова посмотрел на Андрея и Динаку.

– С возвращением.

– Спасибо, – неровным хором ответили Андрей и Динака.

– Жить будете у брата?

– Да-а, – немного растерявшись, ответил Андрей, а сам неожиданно для себя подумал: “Не твое собачье дело, где я буду жить”.

Эта мысль была для него самого настолько внезапной, что он даже испугался: не произнес ли он эти слова вслух? Андрей посмотрел на жену. Динака равнодушно смотрела на таможенника. “Наверное, только подумал”, – с облегчением решил Андрей, а вслух сказал:

– По крайней мере первое время.

– Это естественно, – согласился таможенник, продолжая что-то набирать на клавиатуре. – Вас столько лет не было в стране. Хорошо, когда тебя кто-нибудь ждет. Правда?

– Д-да… – неуверенно сказал Андрей.

– Вы знаете, что вас встречают?

– Мы на это сильно надеялись.

– Когда получите багаж, – возвращая паспорта, сказал таможенник, – пройдите в синий зал по тридцать второму коридору. Подойдите к девятнадцатому окошку. Назовете фамилию, вам все объяснят. Желаю удачи на родной земле.

Поблагодарив таможенника, Андрей и Динака попрощались с незнакомцем, рассказавшим им странные вещи, и пошли получать багаж. Багажа у них было немного. Два чемодана, две спортивные сумки… Контейнер с научными образцами и подарки семьи Динаки для родственников Андрея еще неделю назад отправили по морю.

В синем зале было немноголюдно. Пока Динака покупала бутылку газированной воды, в девятнадцатом окошке Андрею сообщили, что их встречает такси. Его номер объявили по радио и тут же с диванчика поднялась стройная хрупкая девушка лет двадцати пяти. В спортивном костюме, с длинными волосами, завязанными на затылке в тугой узел.

Мимолетный дождь давно закончился и лишь редкие капли по краям боковых стекол автомобиля напоминали о нем. Андрей и Динака сидели на заднем сидении. Ехали молча. Минут через десять Динака положила голову на плечо мужа и закрыла глаза. Вечерний город вспыхнул океаном желтых огней, разводами неоновой рекламы, наполнился ревом музыки, лившейся из дверей ночных клубов… Андрей, обняв жену, бесцельно смотрел в окно, чувствуя все тот же приступ тоски, нахлынувший на него еще в аэропорту. Неужели он Действительно настолько привык к острову и отвык от цивилизации, что не прошло и двадцати часов, как он затосковал о нем?

Не доехав пяти километров, таксистка позвонила заказчику и предупредила о прибытии. Андрей с Динакой переглянулись. Этот новый обычай им понравился.

Еще издали Андрей заметил Виктора и его жену Эльзу. Машина плавно остановилась.

Обнявшись с братом, крепко обнявшись, Андрей долго держал его за плечи и откровенно рассматривал. Виктор несильно изменился. Разве что поправился немного, да возле глаз появились морщины и на лбу… И во взгляде… во взгляде появилось… что-то неестественное. Ненастоящее. Андрей не мог понять, что именно, но он чувствовал это. Брат уже не тот, каким был двадцать, даже пятнадцать лет назад.

Виктор расплатился за такси. Андрей поцеловал Эльзу в пухлую щечку и вдруг испугался: а не наделал ли он снова глупостей? По еле уловимому замешательству родственников он понял, что задумался не зря.

Неловкая пауза.

– Здравствуй Андъюша, – прожурчал из-за правого плеча до боли знакомый голос.

Андрей обернулся. Рядом с ним стоял невысокий седой старичок в белых хлопковых штанах, белом пиджаке, белой рубашке и с черной ленточкой вместо галстука, завязанной бантиком. Па лице старика растянулась счастливая улыбка.

– Дядя Яша!.. – не веря глазам своим, воскликнул Андрей и пошел навстречу старичку. – Если бы ты знал, как я рад тебя видеть!

Андрей обнял Якова Моисеевича и поднял над землей словно пушинку. Динака, улыбаясь, смотрела на мужа, радовавшегося словно ребенок.

– Эту радость могут омрачить поминки, если ты сейчас же не поставишь дядю Яшу на землю.

Андрей тут же отпустил старика.

– Однако и хватка у тебя. Знал бы об этом паршивец Жуль, когда надрал тебе уши.

– Жаль, что тетя Ребекка не дожила до дня, когда я вернулся домой, – грустно сказал Андрей.

Яков Моисеевич опустил глаза на каменную дорожку, но тут же поднял их.

– Теперь она тоже дома, – сказал дядя Яша.

– Я не мог приехать на похороны, – словно извиняясь, сказал Андрей.

– Этого и не нужно было делать, – ответил дядя Яша. – Нас разъединяют расстояния, но объединяют мысли. Я стоял у гроба, вы с Динакой были на далеком острове. Но я знал, что вам так же больно, как и мне. И тетя Ребекка знала.

– Пойдемте в дом, – сказала Эльза и посмотрела на большой розовый коттедж, стоявший через дорогу. Виктор взял чемодан.

– Действительно, уже поздно, – сказал он. – Дядя Яша. Я думаю, чтобы умыться с дороги и прийти в себя часа им хватит. В половине десятого мы тебя ждем. Небольшой поздний ужин. Только свои. Андрей с Динакой, мы с Эльзой, дети и ты.

– Ты плохо думаешь за дядю Яшу, – улыбнулся тот. – Если бы ты забыл меня пригласить на этот банкет, я пришел бы понахалке. Кстати, Андъюша. Ты, наверное, уже забыл, что оставил у дяди Яши, когда улетал на свой остров. Я сохранил эту вещицу и захвачу ее с собой.

Как это прекрасно, волшебно, феерично – после одиннадцати часов в кресле самолета и почти часа на таможне забраться под прохладный душ и, подставив воде лицо, смыть с себя пот и усталость. Не опресненной водой из океана, а водопроводной, с легким, давно забытым, запахом хлора. Смеситель реагирует на голос. «Теплее, холоднее, еще холоднее…»

Тем временем пришли домой Жанет и Янош. Яношу было девятнадцать лет, а Жанет через месяц должна была отметить семнадцатилетие. Они сильно изменились, повзрослели. Три года назад Виктор высылал их фотографии. Тогда они были еще детьми. Сейчас же… может быть их лица еще не до конца утратили подростковые черты, но взрослая озабоченность и самоуверенность уже поселилась в них.

В дверь позвонили. Виктор нажал одну из кнопок на общем пульте дистанционного управления.

– Вещь, – сказал Андрей, развалившись в широком кожаном кресле в дальнем углу большой квадратной комнаты и потягивая из высокого тонкостенного стакана грейпфрутовый сок. Он посмотрел на жену. – Будем выбирать дом – интеллектуальная начинка в первую очередь.

– Пять лет назад на это еще следовало обратить внимание агента, – сказала Эльза, раскладывая рядом с тарелками столовые приборы. – Сейчас любой дом за сорок восемь часов оснастят любой электроникой.

В комнату вошел дядя Яша. В руках у него была пузатая, трехлитровая глиняная бутыль “Бордо”. Специальная, юбилейная серия.

– Забыл об этом сосуде? – сказал дядя Яша, подходя к Андрею и постукивая ногтем по бутылке. – А ведь я предупреждал тебя. Он будет ждать твоего возвращения.

– А-а-а… – припоминая, улыбнулся Андрей, поставил стакан с недопитым соком на журнальный столик, стоявший справа от него, встал из кресла и принял из рук дяди Яши бутыль с вином. – Сколько же ему теперь лет?.. Пятнадцать лет на острове, а когда ты его купил… ты говорил… двадцать один?

– Тридцать шесть, – сказал дядя Яша. – Сейчас ему тридцать шесть лет. Этим нектаром мы запьем баранину и отметим твой первый штраф. Я не ошибся? На ужин жареный барашек?

– Какой штраф? – не понял Андрей и посмотрел сначала на Динаку, потом на Эльзу и Виктора.

– Дядя Яша… – наморщив лоб, простонал Виктор.

– А что дядя Яша? – удивился тот. – Пусть привыкает! Ему жить в этом городе. А пока не купит дом – в этом доме. И что же, он будет вас под неприятности подводить? И почему? Потому что не знает закона? Это несерьезно. – Он свел брови и покачал головой.

– Минуту, – Андрей поставил бутыль на пол. – О чем это вы здесь говорите?

– О невинных поцелуях в аэропорту, – улыбнулся дядя Яша.

– Бред какой-то, – хмыкнул Андрей. – Там действительно нам один старик рассказал, что на людях это делать не принято… – и замолчал на полуслове.

– Господи, за что же тут штрафовать? – не понимала Динака.

– Хорошо еще, что вы не получили деньги по контракту, – сказал дядя Яша. – Так что завтра оплатите в банке триста евро и впредь будете поаккуратней.

– Но когда вы об этом узнали? – спросила Динака.

– Я думаю, еще до того, как вы сели в такси, – ответил Виктор.

– Ну, довольно, садитесь за стол, – сказала Эльза и крикнула детей. – Жанет, Янош!

Дети словно ждали, когда мать позовет их к столу, и через секунду уже бежали по лестнице со второго этаже. Все сели за стол.

– Сейчас, сейчас… – бормотал под нос Виктор, взяв в руки большой нож и оценивая, что бы ему отрезать от барашка.

– А… если бы получили деньги? – спросил Андрей, уловив, как ему показалось, главное из слов дяди Яши.

– Содрали бы, как за новую “шкоду”, – ответил Виктор.

– Что-то я тоже не пойму, – сказал Динака. – Причем здесь наш контракт?

– Понимаете, все люди равны, – объяснял дядя Яша, разворачивая белоснежную салфетку. – И богатые, и бедные. Триста евро для электрика или дворника это не смертельные, но вполне ощутимые деньги. Для адвоката это – пустяк. Для фабриканта – укус комара. Именно поэтому штрафы налагаются в процентном отношении не от минимальной оплаты труда, а от годового дохода нарушившего закон. Твой доход на сегодняшний день – командировочные. Они регулярно поступают на счет. Компьютер вывел твой среднемесячный доход за последние двенадцать месяцев и рассчитал сумму штрафа. Квитанцию штрафа Виктору привезли через сорок минут после правонарушения, а деньги, из расчета тех сумм, что ты получил в течение года, завтра автоматически снимут с твоего счета. Вот если бы на твой счет уже упало все, что тебе причитается по контракту, то и проценты считали бы с другой суммы, со всего дохода за год.

– Хм… – удивился Андрей, не веря в реальность услышанного. – Абсурд.

– Высшая справедливость, – улыбнулся дядя Яша.

– А почему штраф вам привезли, – спросила Эльзу Динака, – а не вручили нам в аэропорту?

– Штрафуют полицейские, – ответила Эльза, предлагая Динаке плетенку с хлебом. – Вас заметили через систему видеонаблюдения, идентифицировали, место вашего проживания было признано достаточно достоверным. Сумма штрафа снимается банком автоматически, а квитанция отправляется по месту жительства.

Виктор, наконец, решился и вонзил нож в покрытый румяной корочкой бок барашка. Лучшие куски достались Динаке, Андрею и дяде Яше.

– Тебе отрезать? – с еле уловимой издевкой спросил Виктор сына, заметив, как тот косится на баранину.

– Есть животных – это варварство! – с презрением заявил Янош.

– Кушай морковку, – подняв брови, удовлетворенно сказал отец. – Смотри сколько мама овощных салатиков приготовила. Сплошные витамины. Только ешь молча. Хорошо?

– А почему я должен есть молча? – повысил голос Янош. – Что ты мне все время рот затыкаешь?

– О, господи, – вздохнул Виктор. – Да кому ты нужен, затыкать тебе рот? Только ты перепутал место для выступления. Здесь не митинг антиглобалистов, общества защиты животных или окружающей среды, я не президент, дядя Андрей, тетя Динака и дядя Яша не члены парламента, а мама не публика у экрана телевизора. Здесь семейный ужин!

Андрей и Динака с интересом и легкой иронией наблюдали за происходящим. Молодое поколение как всегда бунтовало. Было заметно, что Янош хотел сказать отцу что-то еще, но сдержался. Он демонстративно положил в свою тарелку две ложки винегрета, ложку салата из редьки, две ложки тушеной фасоли, две – тушеной капусты и еще какие-то тощие, длинные зеленые стебельки.

Вино разлили по бокалам, выпили за встречу.

– Ты не прав, папа, – тихо сказала Жанет. – Дело не в свободе выбора, а в том, что ты демонстративно предлагаешь всем сидящим за столом мясо, прекрасно зная, что я и Янош не едим его. Более того, для нас убийство животных точно такое же убийство живого организма, как и человека…

– Солнце мое, – спокойно сказал папа. – Нет, дело именно в выборе. У вас есть право на выбор, как и у каждого гражданина Европы. Только почему-то вы забываете про все права, которые не касаются ваших интересов. Нас за столом… – Виктор запнулся и посмотрел на брата с женой и дядю Яшу. – Здесь еще есть вегетарианцы?

Андрей и Динака снова переглянулись. Им обоим в голову пришла одна и та же мысль: не делают ли они снова что-то не то. Частота возвращения к одним и тем же опасениям начала Андрею надоедать.

– Да нет, – неуверенно сказал он. – Мы не травоядные.

– Я тоже не буду мясо, – тихо сказала Эльза. Динаке показалось, что она это сделала, чтобы поддержать дочь.

– Так вот, – продолжил Виктор. – Вас трое, нас четверо. Поэтому мясо останется на столе. Несогласные могут удалиться. И вообще. Я думаю, мы еще имеем право свободно выражать свои взгляды.

– Смешно, – сказал Янош, – Четверо против троих, и ты ставишь это превосходство в подавляющее большинство.

– Тем более папа, – добавила Жанет, – ты намеренно предлагал Яношу мясо, прекрасно зная, что он мясо не ест и твое предложение оскорбит его чувства.

– Хорошо еще не веру, – вздохнув сказал отец. – Ты права. Я сделал это намеренно. Прошу прощения. Но только впредь, когда вы будете выражать свои взгляды в моем присутствии, потрудитесь более тщательно выбирать слова и интонации. Меня оскорбляет то, что когда вы проповедуете свои идеи, вы считаете, что у вас перед оппонентами есть превосходство в знаниях, интеллекте и эволюционном развитии. И ваше снисхождение и жалось мне не нужны. Потому что я считаю, что вы просто глупы.

– Если тебя оскорбляет то, что твой сын понимает примитивные истины, составляющие ценности и мораль человечества, а ты нет – извини.

– Не смей говорить от имени человечества!

– Но ты мой отец, – как будто не слыша этого, продолжил Янош. – Хочется тебе этого или нет – я чувствую ответственность за тебя. Порой мне бывает очень стыдно и грустно, что мой отец до сих пор идет на поводу у диких инстинктов…