Текст книги "Ядерный будильник"

6

Миша не учёл только одного – он так проникся своим планом, он настолько озаботился свалившимся на него счастьем в виде чемодана с деньгами, что все обуревавшие его чувства и идеи немедленно отражались у него на физиономии. Алексею нужно было просто смотреть и читать.

Он смотрел и не понимал – неужели так действительно может быть? Неужели вот этот вполне нормальный парень – не алкаш, не наркоман, не псих – может так стремительно измениться? Ещё вчера не было никаких симптомов – они с Мишей нормально сидели, разговаривали, выпивали, смотрели телевизор. Когда Алексею было негде ночевать, Миша приютил его (Алексею даже не пришла в голову мысль о том, что Миша обязан ему жизнью – тогда, на пустыре, для Миши всё могло бы кончиться совсем иначе). Короче говоря, это был вполне нормальный парень. Алексей был готов даже допустить, что Миша умнее, потому что старше на пару лет. А ещё в Алексее сидело с детских лет уважение к творческим людям – уважение заочное, потому что до приезда в Москву никаких артистов или художников он в глаза не видел. И видимо потому, что в обычной жизни Алексею они не попадались, казались они ему людьми совершенно особенными и замечательными. И Миша в том числе, потому что он умел делать то, чего сам Алексей делать не умел и никогда не смог бы научиться. Бог не дал. А Мише дал. А раз уж бог тебе дал талант, то какого же хера ты тут машешь стволом у меня перед носом?!

Именно эти мысли и останавливали Алексея от того, чтобы быстро и надёжно вырубить Мишу.

Эти мысли – и ещё пистолет в пальцах взбудораженного, нервного и не совсем отдающего себе отчёт в происходящем человека. Нельзя было предугадать его действия. И Алексей терпеливо ждал, либо пока Миша успокоится, либо пока подставится.

– …позвонить Карине и предложить ей денег.

– Точно, – сказал Миша. – Звони, пусть приезжает сюда.

– Нет, – Алексей покачал головой. – Пораскинь мозгами – четыре часа ночи. Куда это она поедет в такое время? Да ещё если позвонит малознакомый человек – это я про себя.

Лучше позвони ей сам и договорись о встрече на утро. Мы к ней подъедем и отдадим ей деньги.

Миша посмотрел на пистолет в своей руке и задумался – ненадолго. Секунды на три.

– Поедем к ней сейчас, – решительно сказал он. – Нечего время тянуть. Сразу все решим. Все проблемы.

– Хорошо, – Алексей не стал спорить. – Как хочешь. У меня только один вопрос.

– Что за вопрос?

– Может быть, ты положишь пистолет на место?

– Не положу.

– А зачем он тебе?

– Так мне безопаснее.

– Я не собираюсь ничего такого делать. Ты же знаешь, что мне нужно. Мне нужны деньги, но я не собираюсь тебя бить или убивать из-за денег. Ты понимаешь меня?

«Может, это он меня так боится, – подумал Алексей. – Может, это все со страху? Зря я тогда ему брякнул, что в Чечне был. Он теперь про меня вообще невесть что думает».

– Мне так спокойнее, – сказал Миша.

– Ладно, – примирительно кивнул Алексей. – Как скажешь. Так, значит, ты забрал у водителя деньги? Круто.

– Ясное дело, – самодовольно оскалился Миша. – Пока ты там бегал…

– Много денег-то? Тысяч пять есть?

– Больше, – сказал Миша, чувствуя себя если не королём мира, то кем-то весьма приближённым к престолу – кем-то очень сильным, крутым, удачливым и так далее и тому подобное. – Намного больше.

– То есть никаких проблем с Кариной не будет.

– То есть? – возвращённый вопросом Алексея на землю, Миша непонимающе уставился на Белова. – Как это?

– Раз денег много, то мы сможем предложить ей солидную сумму за молчание.

– Ну да, – выдавил из себя Миша после некоторого напряжённого молчания. – Я ей предложу солидную сумму, – он уже не мог даже притворно сказать про деньги «мы», «наши». Это было выше его сил. Он твёрдо знал, что это его деньги, он их заслужил и он убьёт каждого, кто встанет между ним и этими деньгами. Кто хотя бы попытается встать.

7

В дверях Алексей обернулся и сказал:

– Ты кое-что забыл.

Миша, который все последние десять минут совершенно случайно держал пистолет дулом в сторону Белова, нахмурился:

– Что я забыл?

– Деньги, которые мы хотим предложить Карине за молчание.

– Ах, это… Я их взял, не волнуйся.

– Точно?

– Точно-точно. Вот они, в кармане, – Миша хлопнул себя свободной ладонью по ляжке. Алексей вздохнул.

– Ты уверен? – переспросил он ещё раз, потому что все ещё не хотел верить собственным глазам и ушам.

– Да, – не колеблясь, соврал Миша, не понимая, что ответил он сейчас совсем на другой вопрос, не на тот, что был задан Беловым вслух. А тот, другой вопрос Белов задавал себе раз за разом и не мог поверить в очевидный ответ.

Белов спрашивал себя – неужели этот парень действительно готов обмануть его из-за денег? Неужели этот парень готов убить его из-за денег? Его и ту девушку, Карину? Неужели всё обстоит именно так?

– Да, – не колеблясь, ответил Миша и ободряюще улыбнулся, предлагая Алексею выйти на улицу. «Наверное, там было очень много денег, – решил Алексей. – Хотя сколько должно там быть денег, чтобы парень спятил за считанные часы? Миллион долларов? Или он всегда был таким, а я просто не замечал? Тогда это мой прокол. Ещё один».

– Ну ты идёшь? – спросил Миша, глядя снизу вверх.

– Иду, – кивнул Алексей. – Если ты взял деньги, то я иду. Хотя… Хотя деньги – это ещё не все.

Миша шагнул было вперёд, но тут остановился и напрягся:

– Что ты имеешь в виду?

– Что деньги – это ещё не все.

– Я тебя не понимаю, – сказал Миша и был как никогда прав. Потом он хотел сказать что-то ещё, но осёкся и поспешно убрал руку с пистолетом за спину. Он смотрел на что-то, находящееся за спиной Алексея.

Алексей не стал оборачиваться – не было смысла. Он узнал запах.

– Привет ещё раз, – сказал он.

Карина не ответила. Она была явно не в настроении.

8

– А что это у вас тут происходит? – раздражённо спросила Карина, входя в мастерскую. Проходя мимо Алексея, она попутно одарила его неприязненным взглядом. – И что вы сегодня делали в казино?! Я спрашиваю, что это вы сегодня в казино устроили?! Вы хоть понимаете, что…

– Ну вот видишь, – Миша улыбнулся Алексею. – Я же говорил…

– Что ты говорил?! – Карина была очень усталой и очень сердитой. – Вы, два идиота, объясните мне, что вы сегодня устроили в казино! И не думайте врать! Иначе будет хуже!

– Никто тебе врать не будет, – пообещал Миша. – Ты проходи, не стой в дверях… Леха, ты тоже спускайся. Мы же теперь никуда не едем. Мы остаёмся.

Карина, стуча каблуками по ступеням, спустилась вниз, в сердцах швырнула сумочку на диван, скрестила руки на груди и пронизывающим взглядом уставилась на Мишу:

– Я всегда знала, что ты с прибабахом, но не до такой же степени! Ты не подумал, чем это все для меня может кончиться?! Они же подумают, что это я навела вас, что я с вами была заодно!

– Помолчи, пожалуйста, – сказал Миша и вытащил пистолет из-за спины. – А то привыкла думать, что ты – супер-пупер, а я идиот и неудачник. Помолчи.

– О господи, – сказала Карина. – Да ты совсем спятил.

– Совсем наоборот.

– Думаешь, с пистолетом ты стал умнее? Ни черта подобного! – это было сказано немного нервно, но в целом Карина держала себя в руках, и это бесило Мишу. Не такого эффекта он ждал. Ему хотелось слез, страха и подчинения.

И, чтобы усилить впечатление, он приблизил дуло пистолета к лицу Карины.

– Так лучше? Так понятнее?

Карина промолчала.

– А так? – он ткнул стволом в щеку. – Так нравится?

Карина побледнела – то ли от злости, то ли от страха.

– Ты же никогда не принимала меня всерьёз! – выкрикнул Миша. – Это было неправильно! Это было ошибкой! Пойми это хотя бы сейчас!

– Кажется, ты хотел предложить ей денег, – негромко напомнил Алексей.

– Это ты хотел ей предложить денег, а я хотел совсем другого!

Алексей вздохнул. Ему хотелось лечь на диван и уснуть. Мешал чрезмерно возбудившийся от денег Миша. И ещё мешало то обстоятельство, что Карина стояла в двух шагах от разошедшегося художника, и дуло пистолета нервно плясало у неё перед глазами. Алексею не нравилась эта диспозиция.

Ему в данный момент не нравилось многое – многословный и жадный Миша, раздражённая Карина, которая, того гляди, попытается отобрать у Миши оружие, а тот сдуру нажмёт на спуск… Но больше всего Алексей злился на самого себя, потому что он позволил такой ситуации сложиться. С чего он взял, что на Мишу можно положиться? С чего он приравнял Мишу к армейским друзьям? Что он знал о Мише, о его прошлом и настоящем, о его мыслях и мечтах? Алексей знал явно недостаточно, чтобы поворачиваться к нему спиной, предварительно положив пистолет на видное место. Алексей ошибся и был зол на себя, потому что ошибки такого рода могут быть смертельными.

Но не на этот раз.

– Убей её, – сказал Миша. – Давай, тебе не привыкать. Иначе она нас сдаст.

Карина молча переводила взгляд с Миши на Алексея и обратно. И тот, и другой теперь казались ей персонажами страшного сна, выпрыгнуть из которого не представлялось возможным.

– Ладно, – сказал Алексей. – Дай-ка мне ствол.

– Обойдёшься. Руки тебе на что?

– Руки?

Карина взвизгнула и попятилась назад. Алексей мрачно посмотрел на неё и двинулся было всем телом в её сторону – Карина ещё отступила назад, споткнулась и упала на диван.

Миша ухмыльнулся. Наконец-то во взгляде девушки появилась и паника, и беспомощность, и даже что-то похожее на слезы…

Ему нравилось это видеть. Ему нравилось смотреть сверху вниз. К сожалению, все это продолжалось недолго.

Что-то быстрое и невидимое ударило его в висок. Миша так и не понял, что это было, но затем воздух вокруг стал жёстким и давящим. Миша стоял и не мог пошевелиться. Он ничего не смог сделать, когда подошёл Алексей и осторожно вынул пистолет из Мишиных пальцев. Потом стены резко перевернулись, и потолок ушёл куда-то назад. Ему надо было срочно отдохнуть. Ему надо было срочно уснуть. Дела – потом. Потом…

Алексей треснул Карину по руке, и мобильник упал на пол.

– Не надо, – сказал Алексей.

– Я буду орать, – пообещала Карина, но как-то обречённо.

– А смысл? – пожал плечами Алексей. – У него тут где-то был растворимый кофе… Ты будешь? Я буду, потому что спать хочу. Устал. Ты не устала?

– А какое тебе дело?

– Просто спросил. Не хочешь, не отвечай, – Алексей сообразил, что девушку, должно быть, напрягает пистолет, и убрал оружие. – Только скажи, если не сложно… Вот он, – Алексей кивнул в сторону Миши. – Он что, действительно художник?

Карина подобрала с пола телефон, подумала и убрала обратно в сумочку.

– Нет, – сказала она, подумав. – Он просто немного умел рисовать. Но по-настоящему художником он никогда не был.

– Ну тогда всё ясно, – облегчённо вздохнул Алексей. – Тогда всё ясно.

– Да? – озадаченно посмотрела на него Карина. – А мне вот ничего не ясно. Но я… – посмотрела она на тело Миши. – Я не настаиваю.

9

Он выпил две чашки кофе и попутно рассказал Карине то, что можно было рассказать. Она слушала молча, только пальцы слегка подрагивали. Кажется, у девушки всё ещё были сомнения – сможет она выйти из мастерской или нет.

– У тебя действительно могут быть неприятности из-за этого? – спросил Алексей.

– А ты как думаешь? Все видели, что ты сначала подошёл ко мне, а потом уже устроил скандал. Все решат, что я тебя знаю. А значит, и про деньги в машине я рассказала.

– Это ещё доказать нужно.

– Никто ничего не будет доказывать. Начальник от злости на стенку лезет. Ему надо на ком-то сорвать злость. Вот на мне и сорвут – уволят без выходного пособия.

– М-м… Дать тебе денег? – предложил Алексей и по гримасе Карины понял, что идея не из лучших.

– Лучше не надо, – сказала она. – Лучше я поеду домой и попробую уснуть. Хотя вряд ли это у меня получится.

– Всего хорошего, – сказал Алексей. Карина недоверчиво посмотрела на него:

– Что, я могу идти?

– Конечно.

Она поспешно вскочила и бросилась к выходу. Потом остановилась, обернулась и твёрдо проговорила:

– Я никому ничего не скажу. Честное слово.

– Хорошо, – кивнул Алексей.

– Хорошо, – автоматически повторила Карина. – Ты… Ты какой-то странный для бандита.

– Какой есть, – сказал Алексей. – Я постараюсь исправиться. Я же недавно в Москве. Ещё не акклиматизировался.

10

Десять часов спустя Алексей вошёл в кабинет Харкевича, положил на стол чемодан и стал выкладывать пачки денег.

Харкевич тщательно все пересчитал и нахмурился:

– Здесь нет пятидесяти тысяч.

– Правильно, – согласился Алексей. – Здесь сорок две тысячи.

– Но тебе было сказано – пятьдесят.

– Я думаю, что сорок две тысячи – это тоже хорошие деньги.

– Да? – Харкевич усмехнулся. – Вообще-то ты прав… Пятьдесят или сорок две – это почти одно и то же. Не в этом главное.

– Я тоже так думаю.

– А ты знаешь, в чём главное?

Алексей пожал плечами:

– Вы – начальник, вам виднее.

– Тоже правильно, – засмеялся Харкевич. – Ты сообразительный парень, как я погляжу.

Алексей не стал возражать, а Харкевич тем временем распахнул дверь своего кабинета и крикнул в коридор:

– Мамонт! Иди сюда…

Появился Мамонт, и в кабинете сразу стало несколько тесновато.

– Что главное? – с усмешкой спросил Мамонта Харкевич. – Как ты думаешь, Мамонт?

– Режим дня, – сказал Мамонт. – И правильное питание. Только вот с вашей работой нет у меня ни режима, ни правильного питания.

– А что у тебя есть? – спросил Харкевич, чем усилил зародившееся у Алексея впечатление, что перед ним разыгрывают какой-то заранее подготовленный спектакль. Мамонт вытащил из внутреннего кармана незапечатанный конверт и вручил Харкевичу. Тот подержал конверт в руке, не заглядывая внутрь, а потом передал Алексею.

– Посмотри.

Алексей открыл конверт и вытащил тонкую пачку фотоснимков.

– Видишь здесь кого-нибудь знакомого?

Алексей кивнул. Остановившиеся глаза Миши смотрели прямо в объектив.

Глава 24
Бондарев: головная боль

1

– Так. Это что ещё за херня? – негромко произнёс Лапшин, запустив обе руки внутрь кейса. – Это что ещё за…

В этот момент машину сильно тряхнуло, и Лапшин вместо ответа на свой вопрос получил ценное и своевременное указание от Бондарева:

– Ложись!

Лапшин моментально подчинился, упал на сиденье, а потом даже скатился для верности на пол, так что автоматная очередь прошла над ним и разнесла боковые стекла, пролившиеся на Лапшина неприятным дождём из прозрачной мелкой крошки. Бондарев завернул «Тойоту» резко вправо, уходя из сектора обстрела, свободной рукой перекинул Лапшину «беретту» и коротко сказал:

– Оформи.

Лапшин схватил оружие, приподнялся и выглянул в разбитое окно. «Мерседес-340» с тонированными стёклами шёл на сближение с упорством и безжалостностью торпеды, направленной в борт круизному лайнеру. Из правого окна «мерса» торчал ствол «узи», готовый снова засыпать «Тойоту» пулями. Лапшин, сожалея, что под рукой нет гранатомёта, нацелил «беретту» на «мерс» и для начала парой выстрелов припугнул невидимого стрелка, а потом шарахнул по лобовому стеклу. Озабоченный водитель «мерса» вильнул влево, и Лапшин поприветствовал этот манёвр обстрелом покрышек. В ответ «узи» огрызнулся короткой очередью, едва задевшей зад «Тойоты».

– Готово? – поинтересовался Бондарев.

– Не совсем…

– Это плохо, – сказал Бондарев. – Это называется много шума из ничего. Мы дело делаем или кино снимаем?

– Э-э, – замялся с ответом Лапшин, наблюдая за тем, как «Мерседес» снова подбирается ближе.

2

Сойдя с парома в Чивитавеккье, Селим немедленно взял такси, долго морочил водителю голову мудрёными указаниями, не сводя при этом глаз с зеркала заднего вида, потом вылез у большого рынка, плутал между лотками, до ломоты выворачивая шею в попытках обнаружить «хвост». Потом он слегка успокоился, поехал в банк и заявил о потере кредитных карточек, назвав отель на Сардинии, но соврав о своём нынешнем местопребывании. Сразу после этого он сел на поезд до Рима, и только примерно на третьем часу пути окончательно поверил, что для него вся эта история с похищением закончилась благополучно.

Больше того, если сейчас все сделать правильно, то это похищение изменит жизнь Селима к лучшему. Даст ему наконец такие возможности, о которых он мог лишь мечтать в последние годы. Собственная яхта, мягко покачивающаяся на изумрудных волнах, станет реальностью. Так может быть. Так может случиться, если все сделать правильно.

В Риме была солидная турецкая диаспора, где у Селима имелись хорошие знакомые. Он наконец принял душ, переоделся, хорошо и спокойно поел, потом покурил, собрался с мыслями и позвонил по телефону, который никогда не записывал ни в какие записные книжки. Селим представился и попросил передать господину Акмалю, что по ряду причин ему пришлось срочно уехать с Сардинии. Это были очень серьёзные причины, и в их серьёзности господин Акмаль сможет убедиться, если встретится с Селимом в Риме. Господин Акмаль не пожалеет, что потратил время.

Селима выслушали и холодно пообещали передать информацию по назначению. Селим вежливо попрощался, повесил трубку и мысленно выругался. Он никогда не забывал, что Акмаль младше его на четыре года, однако старшим в их отношениях всегда выступал именно Акмаль – как будто высокопоставленные и богатые родственники могли сделать его умнее! С годами эта разница становилась все ощутимее, и Селим все более свыкался и смирялся с нею, однако недовольство, словно осадок на дне бутылки с вином, никуда не исчезло, хотя и не бросалось в глаза.

Сейчас все могло измениться – по крайней мере то, что услышал Селим, сидя в смежной комнате и ожидая отправки в Россию, должно было заинтересовать Акмаля. Аллах свидетель, это могло заинтересовать кого угодно – ЦРУ, Моссад, МИ-6, Усаму, Саддама, палестинцев или северных корейцев. Да, так и нужно будет сказать: «Акмаль, я мог бы пойти с этой информацией к кому угодно, и я получил бы деньги, и я получил бы уважение. Но я пошёл к тебе. Потому что я помню о наших с тобой старых делах, я доверяю тебе и верю, что ты оценишь мой вклад по достоинству. Вот так. Что-то в этом духе надо будет произнести. Самое главное – правильно себя преподать».

Через три дня Селим получил в банке новые карточки, а ночью в комнату, где он спал, вошли люди. Один зажал Селиму рот рукой и приставил пистолет к виску, второй быстро обыскал комнату. Когда он закончил обыск и сказал третьему: «Все чисто», Селим – насколько это было возможно в данных обстоятельствах – расслабился. Сказано было по-турецки.

Третий молча кивнул, склонился над Селимом, внимательно посмотрел ему в глаза, а потом резко ударил кулаком в висок.

3

«Мерседес» снова подбирался поближе, угрожающе сверкая на солнце.

– И не жалко же людям такую машину гробить, – посетовал вслух Лапшин, вставляя новую обойму.

– Это их проблемы, – буркнул Бондарев. – Меня больше интересует, есть у здешней полиции вертолёты или нет.

Лапшин вспомнил местных полицейских, развращённых морем, солнцем и морепродуктами, презрительно хмыкнул и сказал, что вряд ли.

– Тогда у нас есть ещё пара минут, – сделал вывод Бондарев и резко свернул вправо, оказавшись на узкой улочке, изобиловавшей маленькими магазинчиками и многочисленными изгибами. Набрать здесь приличную скорость было невозможно, и Лапшин живо представил, чем всё это кончится – «мерс» упрётся им в зад и будет так же медленно ползти по этим закоулкам, медленно расстреливая их «Тойоту» из автомата. Всё это будет долго, шумно и бесперспективно.

Лапшин только собрался изложить свои соображения Бондареву, как тот предупреждающе рявкнул:

– Помолчи, Лапша!

– Ла… – начал было Лапшин, держа неотстающий «мерс» в поле зрения, но тут его вдруг подбросило под потолок, «мерс» куда-то пропал, что-то большое с грохотом обрушилось на «Тойоту», Бондарев зачем-то дважды просигналил, после чего грохот падающих предметов стал ещё оглушительнее. Лапшин свалился на пол, потом поднялся, свалился снова, опять поднялся, чувствуя лёгкое головокружение, и увидел, как на Бондарева накинулось нечто большое и белое.

Лапшин машинально ткнул ствол «беретты» в это «нечто» и нажал на спуск. Воздух со свистом вырвался из разрыва в подушке безопасности, подняв дыбом волосы на голове Лапшина.

– Хватит играться, – недовольно проговорил Бондарев, вываливаясь из машины. Только теперь Лапшин сообразил, что «Тойота» стоит посреди небольшого одёжного магазина, почти упёршись в дальнюю его стену. Позади «Тойоты» остались остатки высаженной стеклянной витрины, сбитые и покорёженные металлические стойки, изуродованные манекены и очень много сваленной на пол одежды. Где-то посреди этого хаоса вопили благим матом продавцы. Лапшин мог бы ещё долго и заворожённо наблюдать за картиной конца света в одном отдельно взятом магазине, но Бондарев схватил его за плечо и поволок в задние комнаты магазина, откуда маленькая железная дверь выводила во двор. Лапшину в это время казалось, что мозги его раскачиваются внутри черепа, как люстра под потолком при землетрясении. Потом землетрясение стихло, Лапшин вспомнил про кейс и про «беретту». И про преследующий их «мерс».

Его осенило.

– Мы сейчас подкараулим их здесь и всех убьём, – понял Лапшин замечательный замысел Бондарева.

– Нет, – покачал головой тот.

– Я сейчас выйду через другой двор на улицу, зайду им со спины и всех убью, – предложил Лапшин ещё более замечательный вариант.

– Нет, – сказал Бондарев, настойчиво подталкивая Лапшина вперёд.

– А как же тогда мы их всех убьём?

– Мы не будем их всех убивать. У нас другая задача.

– Правда, что ли? – удивился Лапшин, который совершенно точно помнил, что в последние полчаса он преимущественно убивал и калечил людей.

– Ты должен был просто записать разговоры в номере Акмаля, – напомнил ему Бондарев.

– Точно-точно, – спохватился Лапшин. – Почему же я тогда?..

«Потому что ты идиот, – в сердцах подумал Бондарев. – Которого хлебом не корми, дай пострелять. И поэтому за тобой нужен глаз да глаз». Вслух он этого не произнёс, и Лапшин, так и не сумевший самостоятельно родить ответа на свой вопрос, болезненно поморщился. Он любил, чтобы всё было просто и понятно, теперь же в голове у него крутилось явное логическое несоответствие. А рациональная часть Лапшина, и без того не слишком сильная, ещё не пришла в себя после проезда по магазину.

В результате все то время, пока они лёгким бегом перебирались из одного двора в другой, чтобы затем наконец выскочить на заполненный туристами торговый ряд, на лице Лапшина сохранялось сосредоточенное и задумчивое выражение.

Только в автобусе, на пути в аэропорт, это выражение с его лица исчезло, а взгляд окончательно прояснился. Лапшин обиженно посмотрел на Бондарева и сказал:

– Знаешь что? Я вспомнил. Ты меня назвал Лапшой.

– В первый раз, что ли? – передразнил его Бондарев.

– Я не люблю, когда ты меня так называешь.

– А я не люблю, когда ты устраиваешь боевые действия в городской черте, – сказал Бондарев, прикидываясь, что в миланском аэропорту действовал какой-то совсем другой человек.

– Я не специально.

– Вот и я тоже.

Лапшин замолчал, машинально сжимая кейс с двух сторон.

– Ты хотел мне что-то показать, – напомнил ему Бондарев.

– Диск? Чего на него смотреть?

– Нет, не диск. Ты сказал: «Это что ещё за херня?»

– Я так сказал?

– Вот именно.

– Давай посмотрим, – Лапшин пожал плечами и осторожно открыл кейс. Он посмотрел на лежащий сверху лист бумаги и вздрогнул. – Это что ещё за…

Бондарев выдернул лист из кейса. Почти вся страница была испещрена турецким текстом. Почти вся – за исключением левого верхнего угла. Там была не очень качественная чёрно-белая фотография мужчины. Снимок был сделан сверху под каким-то странным углом, мужчина находился в движении, и Бондарев предположил, что это распечатка материалов видеокамеры слежения.

Он вытащил из кейса вторую страницу – на ней был снимок того же самого мужчины, уже в цвете и с гораздо лучшим качеством. На этот раз мужчина смотрел прямо в объектив. И это был снимок, от которого у Бондарева в желудке возник холодный парализующий ком.

Потому что на обоих снимках Бондарев видел Воробья. И второй снимок, по всей видимости, запечатлел Воробья за несколько секунд до смерти.