Текст книги "Ядерный будильник"

Глава 10
Бондарев: плохие новости

1

Дюк сидел на синем пластиковом стуле под навесом летнего кафе и как бы читал газету. Когда Бондарев поравнялся с ним, Дюк сказал поверх газеты:

– У меня две новости, и обе плохие.

Бондарев сонно посмотрел на коллегу и прошёл мимо. Полминуты спустя Бондарев с чашкой кофе занял место за соседним столиком. Дюк заинтересованно следил за коллегой.

– Нельзя начинать день с плохих новостей, – сказал Бондарев, помешивая ложечкой кофе. – Так ведь и настроение недолго испортить. – Он отхлебнул из чашки.

– Вот-вот, – Дюк удовлетворённо захихикал, следя за меняющимся выражением лица Бондарева. – Кофе – это третья плохая новость, я уж не стал тебе говорить…

Бондарев ещё некоторое время приходил в себя после жуткого пойла в чашке с логотипом гостиницы, а Дюк охотно комментировал:

– Они тебе сказали, что сами варят кофе, но это не так, на самом деле тебе всучили растворимый американский кофе в пакетиках, который был доставлен в Европу для нужд американской армии во время войны в Персидском заливе. Но американская армия отказалась пить эту гадость, и тогда вся партия была переоформлена как гуманитарная помощь молодой российской демократии. На таможне груз по привычке своровали, но потом поняли, что дали маху, потому что продать товар оказалось практически невозможно. Владелец гостиницы – как раз тот бедняга, который в девяносто втором году украл два самолёта гуманитарной помощи. По моим подсчётам, этого кофе ему хватит ещё на восемь лет при умеренном потреблении.

– Напомни потом, чтобы я убил этого подонка, – пробормотал Бондарев. – Нельзя так издеваться над людьми. А как тут вообще? Оперативная обстановка?

– Лето, – жизнерадостно сообщил Дюк. – Днём плюс двадцать шесть. Вчера вышел на местный Бродвей, а там девочки, лет по шестнадцать-семнадцать, в джинсиках, шортиках, все в обтяжку… Ещё такие маечки коротенькие, просто праздник какой-то…

– Да ну, – буркнул Бондарев, косясь на Дюка. В девять утра тот был облачён в лёгкие бежевые брюки, явно недешёвые светло-серые туфли, белоснежную рубашку с расстёгнутым воротом и изящного покроя пиджак, цвет которого Бондарев определить затруднялся. Он мог лишь с уверенностью сказать, что пиджак дьявольски шёл Дюку и что точно такой же пиджак он видел месяц назад на ведущем итальянского телешоу.

– Но есть проблемы, – озабоченно сообщил Дюк. – Представь себе весь этот местный цветник – и тут появляюсь я. Не в этом барахле, конечно, в нормальном костюме… Не спеша прогуливаюсь, как всегда, смертельно обаятелен…

– Большая очередь к тебе выстроилась?

– Я же говорю – есть проблемы. Эти дуры смотрят на меня как на идиота и продолжают ходить под ручку со своими стрижеными дебилами в спортивных штанах. Купит ей такой дебил мороженое и бутылку пива – все, в глазах уже любовь до гроба.

– А ты тоже купи себе спортивные штаны от Армани, ящик пива под мышку и гуляй, гуляй…

– Пошёл ты. В конце концов знакомлюсь с двумя первокурсницами – такие девочки… У тебя таких никогда не будет. Это я к слову.

– Спасибо.

– Веду их в ресторан, очаровываю по полной программе…

– А они лесби.

– Придурок, здесь ещё и слов таких не знают. Они мне потом говорят: «Большое спасибо, всё было очень хорошо, но нам пора домой, а то мама будет ругаться». Я им – девочки, а как же наслаждения юности? Когда, если не сейчас? Тем более – зрелый привлекательный мужчина, который так многому вас может научить!

– Там ещё какой-то мужчина появился?

– Это я про себя.

– А-а-а…

– Короче, провинциальная дикость. Это тебе не Европа.

– Я заметил, – Бондарев посмотрел на чашку с кофе и поёжился.

– Тебя за что сюда сослали? – поинтересовался Дюк.

– Контролировать действия одного зрелого привлекательного мужчины. Есть подозрения, что он чересчур отвлекается на обучение первокурсниц наслаждениям юности.

– Ой-ой-ой. Ну, если так, – Дюк поскучнел. – Как я уже говорил, имеются две плохие новости. Первая новость – здесь вам, товарищ Бондарев, совсем не Париж. Вторая плохая новость – у меня из номера вчера спёрли любимый галстук.

Впрочем, – Дюк неприязненно покосился на мятую рубашку Бондарева. – Тебе не понять всю горечь моей потери…

– Вы трепло, товарищ Дюк, – сказал Бондарев. – Убери к чёртовой матери свою газету и расскажи, что ты тут вообще делаешь, кроме развращения несовершеннолетних и дегустации худших мировых сортов кофе…

2

Дюк смахнул тополиную пушинку с пиджака, блеснул неотразимой улыбкой проходящей официантке и сказал:

– Как обычно – шантаж, подкуп, провокация. Обычная работа на благо Родины.

– Родина тебя не забывает. Ты ей снишься каждую ночь в кошмарных снах…

– Ты мне просто завидуешь. Так ты действительно не в курсе? Не отвечай, все понятно по лицу. Значит, так. Меня прислали по душу полковника Фоменко, есть тут такая милицейская шишка. Фоменко прикрывает транзит наркотиков через область, имеет с этого хорошие деньги. Я уж не знаю, какие у Директора планы насчёт самого Фоменко, но мне велели полковником не увлекаться и до самоубийства его не доводить. Мне поставили цель – узнать, кто прикрывает Фоменко и всю его компанию в Москве.

– А его кто-то прикрывает?

– Определённо. Так вот, я набираю три чемодана всякого компромата и собираюсь предъявить полковнику стандартный выбор – прошепчи мне на ушко имя человека в Москве, или все три чемодана крепко попортят тебе жизнь и на работе, и дома. Но тут начинается местная специфика. У полковника есть сын, балбес семнадцати лет от роду. И он то ли изнасиловал, то ли пытался изнасиловать какую-то местную девчонку. Полковник его, само собой, отмазал, девчонке кинули пару копеек моральной компенсации. Вроде бы все нормально. Но тут приходит из армии брат этой девчонки. И ему хочется совсем другой компенсации.

– Денег, что ли?

– Каких ещё денег? Я же говорю – из армии пришёл, вроде бы даже из десанта. А какие они сейчас все оттуда приходят? Со сдвигом по фазе. Есть ещё фильм такой, там главный герой приходит из армии и начинает всех мочить почём зря. А когда не мочит, то стихи про родину читает. Очень жизненный фильм…

– Ближе к делу.

– И этот её брат начинает прилюдно бить морду полковничьему сыну.

– Что значит – «начинает»?

– Это значит – начинает, потом продолжает, потом ещё раз продолжает. И ведь упрямый такой парень попался – это что-то. Полковник каких-то бандюганов нанял, чтобы они парня кончили, а вместо этого парень самих бандюганов откоммуниздил. Неуёмный такой юноша, этот Лёша.

– Лёша?

– Алексей Белов.

– Ну а ты здесь при чём?

– А я эту ситуацию развернул в свою сторону. Я полковнику пригрозил не тремя чемоданами компромата, а вот этим самым Лёшей Беловым пригрозил. Говори фамилию, а не то шизанутый Белов твоего сына на куски порежет.

– То есть ты прикинулся, будто бы Белов под твою дудку пляшет.

– Он не пляшет. Он такой, понимаешь ли, неугомонный мститель.

– Полковник напугался?

– Ну не сразу… Пришлось Белову помочь немножко.

– Это как?

– По-разному, – уклончиво ответил Дюк, решив, что поджог пансионата «Родник», телефонные лжеприказы и прочие мелкие диверсии не заслуживают широкой огласки. – Я просто довёл атмосферу до нужной кондиции. Важно, что полковник испугался и назвал фамилию.

– Не соврал?

– Сначала соврал, назвал человека, который просто возможностей не имеет такое прикрытие обеспечивать… А потом полковник раскололся. Назвал фамилию, рассказал, как они контакт поддерживают.

– Но если он сдал человека в Москве, то ты должен был взамен…

– Угомонить Белова.

– Сдать Белова полковнику, – уточнил Бондарев. – И ты его сдал?

– Видишь ли… Я как раз хотел с тобой это обсудить.

– Обсуждай.

– Не здесь. Поехали, я тебе кое-что покажу, – Дюк поднялся из-за стола.

– Местные достопримечательности?

– Угадал. Леса здесь особенно красивы.

3

Полчаса спустя Дюк со зверским выражением лица насиловал педали древнего «жигуленка», пытаясь выжать из машины что-то ещё, кроме пугаюше неровного рёва двигателя. Стильный пиджак лежал в багажнике, аккуратно упакованный, равно как и брюки с рубашкой. Ради выезда за город Дюк экипировался в спортивный костюм, явно недешёвый, но всё же не так бросающийся в глаза, как предыдущий его гардероб. А главное – более подходящий к обстоятельствам.

– Мы грибники, – сообщил Дюк Бондареву. – У меня в багажнике корзинка. И ещё палка такая, с ними грибники ходят. Хрен знает, зачем они с ней ходят, но если нас с этой палкой кто заметит, сразу поймёт – грибники.

– Может, они этой палкой от комаров отбиваются? – предположил Бондарев.

– От комаров у меня спрей имеется, – не отреагировал на шутку Дюк.

– Вообще-то для грибов ещё не сезон, – сказал Бондарев.

– Да? А мы не знали. Мы тупые городские жители, думали, что уже пора. Поэтому полезли в лес. Такая будет легенда, понятно?

Бондарев пожал плечами – если Дюку вздумалось играть в командира, пусть играет. Бондарев так часто сам исполнял эту роль, что иногда не прочь был побыть просто болванчиком, который просто куда-то едет в машине, не забивая голову стратегией. Бондарева в данном случае интересовало только одно – долго ли ещё ехать, и Дюк сказал, что минут пятнадцать. Бондарев решил, что успеет вздремнуть, но тут «жигуленок» свернул на просёлочную дорогу, и сон улетучился, а езда превратилась в тестовые испытания бондаревского зада на прочность.

– Эй, Шумахер, давай потише, – не выдержал наконец Бондарев. – Мы же никуда не опаздываем?

– Нет, – сказал Дюк, снижая скорость. – Опоздать мы не можем в принципе.

Бондарев как-то не вслушался тогда в последнюю фразу Дюка, он просто кивнул, а секунду спустя в голове у него уже сверкала идея, заставившая забыть обо всём остальном.

У Дюка была удивительно безразмерная голова – в том смысле, что туда влезало умопомрачительное количество всякой информации, полезной и бесполезной, фактов и сплетен, имён и цифр. Поэтому Бондарев ничуть не удивился, получив к утреннему кофе ещё и лекцию насчёт его происхождения. Теперь в этот склад сведений нужно было направить запрос поважнее.

– Никогда не слышат про Химика? – как бы между прочим спросил Бондарев. Дюк хмыкнул, дёрнул рычаг переключения скоростей, будто хотел завязать его в узел, и промолчал. Приступы молчания с Дюком случались довольно редко, и Бондарев понял, что попал.

– То есть не слышал? – равнодушно сказал Бондарев, как бы совершенно не удивляясь этому факту. – Ладно.

– Ладно? Ладно?! У меня вдруг появилось такое странное ощущение, товарищ Бондарев, что вы пытаетесь на халяву разжиться ценной информацией. Химик. Ну ничего себе спросил…

– Не знаешь так не знаешь, – продолжал бесстрастное издевательство Бондарев. – Не можешь же ты знать все на свете.

– А все на свете знать и не надо. Надо знать основные вещи.

– Химик – это основная вещь?

– Ты пытаешься на халяву разжиться ценной информацией.

– Разве мы трудимся не в одной организации? Это перемещение информации внутри замкнутой системы, не больше.

– Хы, – злорадно сказал Дюк. – Если это правда, то почему же ты не спросишь про Химика у Директора? Почему? Вот именно – он тебе ничего не скажет.

– А почему он мне ничего не скажет?

– Потому что он сам ничего не знает.

Бондарев засмеялся.

– То есть ты знаешь больше Директора? Не вообще, а конкретно про Химика? Это ты хочешь сказать?

– И ты над этим ржёшь. Ну что ж, твоё право, – вздохнул Дюк. – Те, кто знают меньше, всегда смеются над теми, кто…

– Кто такой Химик?

– Видишь ли, я принципиально против халявного распространения информации. Таким меня сделала работа – сам-то я за информацию либо плачу, либо добываю её менее изящным способом. Почему тебе я должен все выдавать бесплатно?

– Я куплю тебе мороженое.

– Нет. Ты мне поможешь иначе. Полковник довольно тяжёлый.

За время, которое потребовалось Бондареву на осмысление этой фразы, Дюк успел лихо завернуть машину в кусты и заглушить мотор.

– А теперь о грибах, – мрачно сказал он.

4

Дюк бросил корзину на землю, поудобнее ухватил палку и раздвинул ветки.

– Знакомьтесь, – сказал он Бондареву. – Полковник Фоменко собственной персоной.

Бондарев внимательно посмотрел вниз – у полковника был какой-то нездоровый цвет лица, а вместо левого глаза вообще чернела дыра.

– Он всегда такой неразговорчивый?

– А что тут разговаривать? – философски заметил Дюк.

– Допустим, к нему я вопросов не имею. А вот к тебе…

– Если ты думаешь, что это я устроил ему вентиляцию в черепе, отвечаю: ни фига.

– Я думаю, что ты утратил контроль над ситуацией. Или вышибить мозги полковнику Фоменко входило в твой хитроумный план?

Дюк подумал и ответил так:

– Химик – это полковник КГБ, который в конце восьмидесятых курировал спецпроект «Апостол». Можно и подробнее.

Бондарев некоторое время молча смотрел на Дюка, а тот взгляда не отводил, просто ждал, когда Бондарев дозреет до очевидной и простой мысли.

– Ты мне поможешь распутаться с этим полковником, а я тебе расскажу про Химика. Взаимовыгодный обмен внутри замкнутой информационной системы – так, кажется, ты выразился?

– И ещё ты расскажешь, как дошёл до жизни такой, – согласно кивнул Бондарев. Дюк печально вздохнул:

– Само собой. Тебе будет интересно это послушать…

– Вот уж не сомневаюсь, – сказал Бондарев, разглядывая слегка раздувшееся и потемневшее лицо полковника. По сравнению с этим лицом местные леса были невыразимо прекрасны – тут Дюк не соврал.

5

Дюк проследил взгляд Бондарева и на всякий случай ещё раз открестился от пробитого черепа полковника Фоменко.

– Чистая случайность, – сказал Дюк. – Хотя при том образе жизни, который вёл данный гражданин, нечто подобное ожидало его чуть раньше или чуть позже. И нас с тобой могли бы в следующем году отправить сюда, чтобы окончательно угомонить гражданина Фоменко. Считай, сэкономили кучу времени и денег.

– Про экономию времени и денег ты будешь Директору в Москве заливать, – отозвался Бондарев. – Ближе к делу.

– Я тебе уже говорил про непредвиденный фактор.

– Не помню.

– Алексей Белов. Брат этой самой…

– Это я помню. Я не помню, чтобы ты называл его непредвиденным фактором.

– По сути дела, он и есть этот самый фактор. Я решил его использовать, чтобы накрутить напряжённость…

– Ты уже это говорил. Что дальше?

– Ну… Я накручивал по двум фронтам. И полковника, и Белова. Чтобы…

– Чтобы полковнику совсем небо с овчинку показалось. Это я помню. Теперь поконкретнее.

– Я её докрутил до того, что полковник Фоменко арестовал мать и сестру Белова. Ну, то есть не он их арестовал, он не знал, что их арестовали, а вот Белов узнал.

– Ты подсуетился.

– Я помог. А когда Белов узнал про это, он дошёл до точки и взял в заложники полковничьего сына. Ну, то есть не он сам взял…

– Ты подсуетился.

– Я помог. То есть полковник Фоменко был плавно подведён к мысли, что Белову теперь терять нечего. И никто полковнику в этой ситуации не поможет, кроме неизвестного доброжелателя.

– То есть тебя.

– Именно. А я опять-таки помог – в обмен на информацию.

– Я все понимаю, я не понимаю, почему у него дыра в башке.

– Белов, – сказал Дюк и кашлянул. Если это был намёк, то Бондарев его не понял.

– Что – Белов? Давай напрямую, безо всяких там…

– Напрямую будет так. Я пока отслеживал всю эту ситуацию… Короче говоря, я подумал – а он ведь ничего, этот парень. Белов, я имею в виду.

– В каком смысле?

– В смысле – упёртый такой, настырный. Правильный парень. Подходящий.

– Куда это он подходящий?

– К нам.

Бондарев вздохнул. Ему захотелось немедленно поделиться с кем-нибудь своими соображениями насчёт Дюка, но полковник Фоменко явно не был настроен на беседу, а говорить самому Дюку о его ошибках было примерно то же самое, что кидать в стену каучуковые мячики – мало того, что отскочат, ещё и по лбу треснуть могут.

– Ты… Ты давно в отдел кадров записался? – спросил Бондарев. – Тебя сюда за этим прислали?

– Я знаю, зачем меня прислали, – отмахнулся Дюк. – И я всё сделал правильно. Вот если бы ещё этот придурок свой лоб не подставил под пулю…

– А что ж ты с пулей-то не договорился? Что ж ты с ней не согласовал? Что вообще твой полковник в лесу делал?

– Белов взял полковничьего сына в заложники. Я полковнику сдал его местонахождение. Полковник взял своих ребят и почесал на место, чтобы все окончательно урегулировать. Я все организовал, выбрал полянку в лесу, поставил туда машину с Беловым и полковничьим сыном. Все как положено. А потом думаю – парень-то ведь неплохой. Глупый, правда, но это по молодости, это пройдёт. А хватка есть, а удар держит, один против системы пошёл и ведь продержался… Жалко терять такого парня. Полковник ведь его непременно замочил бы.

– И что же ты сделал после этих замечательных рассуждений?

– Я решил – дам парню шанс. Если он действительно толковый, то использует его, прорвётся.

– Ага… То есть ты ему в благотворительных целях положил в машину автомат.

– Не угадал.

– Оружие. Пистолет, нож…

– Не угадал. Я ему положил…

– Да хоть шоколадный торт. Тебя не за этим сюда посылали. Не ради экспериментов – прорвётся не прорвётся… – Бондарев замолчал.

– Ну, – сказал Дюк. – Ну-у-у…

– Что это ты нукаешь?

– Ну, теперь спроси меня. У тебя на физиономии написано, что ты хочешь меня спросить – прорвался он или не прорвался.

– Больше у меня ничего не написано на физиономии? Не написано, что я вообще обо всём этом думаю?! – Бондарев покачал головой, но Дюка эта демонстрация недовольства не обманула. После нескольких мгновений сурового молчания Бондарев нехотя спросил: – Ладно. Сколько там было людей с этим полковником?

– Пятеро, он шестой.

– Что за люди?

– Его личный отряд.

– А у твоего Белова? Что там за подарок?

– Чисто символическая вещь, – ухмыльнулся Дюк. – Чисто символическая.

Глава 11
Алексей Белов: замкнутый круг

1

В эти минуты, вполне возможно последние в жизни Алексея, время текло как-то слишком быстро, а мысли, напротив, – слишком медленно. Алексей для ускорения мыслительного процесса дважды треснул себя ладонью по лбу, но родилось лишь предложение развязать Олега Фоменко и дать ему хорошего пинка под зад – пусть бежит в лес, отвлекает на себя внимание. Предложение было бы неплохим, если бы у Алексея имелось время. А сейчас уже было не успеть распутать все эти мастерски завязанные узлы. Вот именно – мастерски. Какой-то недобрых дел мастер сварганил эту ситуацию, и смысл её только самому мастеру, должно быть, и понятен.

Секунды утекали, а руки Алексея лихорадочно шарили вокруг, рылись в «бардачке», забирались под сиденья… Он и сам не знал, что именно ищет; он искал что-то. Какую-то вещь, которая спасёт его. Что-то типа волшебной палочки. Что-то типа…

– Михалыч! – громко сказал мужской голос. Это было уже совсем рядом. Это уже… Это уже конец. Алексей мгновенно соскользнул с сиденья на пол, съёжился. Олег Фоменко на заднем сиденье, наоборот, оживился и заёрзал.

– Ты засёк кого-нибудь?

– Никого.

Это голоса с противоположных сторон поляны. Это кольцо. Кольцо – это замкнутая линия. Замкнутая. То есть не имеющая выхода. По-русски это ещё называется «кранты». И много ещё есть других хороших русских слов для обозначения такой ситуации.

– Я сейчас выйду, не шмальни в меня случаем…

– Ага.

Алексей машинально отметил, что эти говорят «шмальнуть», а у Алексея во взводе говорили про то же самое «засадить» или «херачить». Вот, оказывается, в чём разница. Когда ты стреляешь, то херачишь. Если в тебя, то шмаляют. Отлично.

Сейчас эти ребята вылезут из кустов, подойдут к машине и уж тогда так шмальнут, чтобы наверняка. Гады. Гады. Гады.

Он изо всех сил вжимался в пол, чувствуя рёбрами педали, рычаг… И ещё какую-то постороннюю вещь, которая не была предусмотрена конструкторами «ВАЗа».

Алексей быстро протиснул руку, схватил небольшой цилиндр, подтащил к себе. Это была та самая волшебная палочка, которую он так отчаянно искал. На этот раз она приняла форму и свойства дымовой шашки, но у Алексея не было претензий по этому поводу.

Кто-то из полковничьих людей, то ли Михалыч, то ли Петрович, выбрался в этот миг на поляну и направился к машине.

А потом пошёл дым, и стрелок пропал в дыму. Для Алексея это не было удивительным, для стрелка – было.

– Ах ты ж, мля! – прочувствованно сказал стрелок, прежде чем закашлялся и отступил назад. В следующую секунду что-то тяжёлое и тоже кашляющее ударило ему в грудь и повалило наземь. Палец стрелка на спусковом крючке судорожно дёрнулся, короткая очередь ушла в небо, но это было лишь начало.

Потому что затем все остальные стволы принялись палить наугад и без передышки, боясь упустить в дыму свою мишень. Полковник Фоменко яростно жал на спуск «Макарова», приняв участие в коллективном стрелковом безумии, и в какой-то момент ему вдруг показалось, что он различает в дыму человеческий силуэт. У Фоменко появилась твёрдая уверенность, что вот сейчас он влепит гадёнышу свинцовую оплеуху в башку, только надо чуть-чуть поближе подобраться… Фоменко, выставив пистолет перед собой и пристально вглядываясь в тёмную пелену возле машины, шагнул, потом ещё, а потом вдруг споткнулся, упал и больше не двигался. Никто этого и не заметил, потому что каждый был занят своим делом: стрелки лихорадочно расходовали боезапас, Олег Фоменко лежал на полу «десятки» и орал от ужаса, а Алексей спасал свою шкуру.

Алексей Белов пробежал в трех метрах от тела полковника Фоменко и не заметил его. Сейчас Алексея больше заботили две другие вещи – скорость и пули. Он бежал так быстро, как только мог, а пули… Пули ломали ветки и сбивали листья, с чавканьем входили в кору деревьев или просто проносились мимо с голодным свистом. Пуль было много, но они были глупы, и с каждым шагом Алексей все больше верил, что сумеет уйти. Вот ещё пять метров, вот ещё… И все эти пули, все эти крики – они постепенно оставались позади. Так ему казалось.

Пока вдруг голоса не раздались совсем близко. Слева, а потом оттуда прилетела и пуля, расцарапав Алексею плечо. Он стиснул зубы и резко свернул вправо, ещё больше согнувшись и ещё больше петляя, насколько позволяли ему деревья и кусты.

В какой-то момент он практически бежал на четвереньках, толкаясь руками от земли; а потом зацепился ногой за корень и покатился кубарем куда-то вниз, расцарапав лицо.

Алексей долго лежал абсолютно неподвижным и беззвучным предметом – не было ни чувств, ни мыслей, одна лишь усталость, камнем придавившая его к земле.

Где-то слышались голоса, но уже далеко, слов было не разобрать. Потом стало совсем тихо, но Алексей не торопился подавать признаки жизни.

Мошки липли к его кровоточащим царапинам – на лице, на ноге, на кулаках, разбитых об спецназовца в том отчаянном прыжке. Алексей нехотя их стряхивал с себя, но мошки не успокаивались, как не успокаивалась боль в его теле. Он стянул майку с плеча, осмотрел отметину от пули – ничего серьёзного. Можно было вставать и идти дальше. Только вот куда? И зачем? Если сутки назад у Алексея было довольно чёткое представление насчёт куда и зачем, то сейчас этого не было и в помине. Вся чёткость, вся уверенность испарилась, исчезла, как будто сон. И когда Алексей попытался вспомнить, когда же это исчезновение имело место, память со скрипом выдала ему лишь вечер возле дачи полковника Фоменко. Лесное шоссе. Свет фонарей. Необычная тишина. Глубокая, как колодец. Внезапный лязг открывшейся калитки.

И все, обрыв. Будто перегородка в памяти мешала заглянуть дальше.

Но что-то тогда случилось. Какое-то важное и странное событие, после которого всё было уже совсем по-другому.

Настолько по-другому, что Алексей уже не понимал – куда и зачем, кто и почему…

Он поднялся на ноги, все ещё не уверенный в своём избавлении от пуль, только что суматошно носившихся по лесу, словно рой обезумевших пчёл. Только что? Или час назад? Или два часа назад? Или день? Теперь уверенности не было ни в чём.

Стоя посреди леса и слыша лишь обычные его звуки, можно было подумать, что все недавние события были ночным кошмаром. А на самом деле он, Алексей Белов, вчера вернулся из армии, крепко отметил это событие, перебрал домашней настойки, забрёл в рощу, что неподалёку от дома, и уснул. Очень даже может быть.

А если это та самая ближняя роща, то нужно идти вон туда, и минут через пять выйдешь к огородам, а за огородами будет пруд, а там и улица, на которой вырос, там и дом. И когда увидишь улицу, увидишь дом, когда откроешь его дверь, увидишь мать и сестру, то поймёшь, что всё было лишь плохим сном.

И тогда надо будет улыбнуться. Сесть за стол, выпить чаю и непременно рассказать этот сон матери, потому что плохие сны обязательно нужно рассказывать. А если их не рассказывать, то…

Алексей все быстрее передвигал усталые ноги и с каждым движением все больше убеждал себя – да, так оно и будет. Сейчас, ещё немного, роща кончится, а оттуда уже видна и телевизионная антенна на крыше Виталикова дома. Ещё немного, и кончатся деревья. Ещё немного, и кончится кошмар.

А потом деревья действительно как-то быстро разбежались в стороны, расчистили путь.

Алексей оказался на поляне. Посреди поляны застыла продырявленная пулями «десятка». На капоте «десятки» сидел плотный круглолицый мужчина, при виде которого Алексей ощутил странный холодок в позвоночнике. Будто бы кто-то отвесил Алексею невидимый подзатыльник, леденящие волны от которого разошлись по всему телу. От этого подзатыльника ржавые шестерёнки в голове сдвинулись наконец с места, и звук открывшейся калитки в доме на Лесном шоссе получил смутное продолжение.

– Вы… – сказал Алексей, ища слова, адекватные вскипевшей в нём ярости, и понимая, что нет таких слов, есть только свирепый удар в солнечное сплетение и немедленный бонус коленом в пах. Вот кто все испортил. Вот кто украл смысл. – Вор, – сказал Алексей, все ещё не решаясь шагнугь к самой машине, потому что человек на капоте вполне мог оказаться персонажем сна, который по рассеянности забыл сгинуть с первыми лучами солнца. Или вместо солнечных лучей нужен был удар в солнечное сплетение?! Ну так за мной не заржавеет.

Алексей рванулся вперёд, походя смахнув с ноги шмеля. И понял, что это не шмель. Что-то очень маленькое торчало из ноги чуть выше колена, и Алексей вспомнил, что во сне с ним такое уже случалось.

«Он опять меня убил», – была последняя отчётливая мысль, прежде чем Алексей упал лицом вниз в паре шагов от «десятки».

Вот что бывает с нерассказанными плохими снами – они становятся реальностью.