Текст книги "Школа суперменов"

4

Мезенцев вернулся за столик к Лене и сообщил, что Тема Боксер сможет приехать примерно часа через полтора. За это время они могут отвлечься от проблем и, скажем, пообедать.

– Я не голодна, – прохладно ответила Лена, доставая еще одну сигарету.

– Могу показать город, – предложил Мезенцев.

– На черта мне сдался ваш город?! – внезапно прорвалось через сдержанную деловитость немецкой калибровки. – Я сюда не на экскурсию приехала, я приехала по делу! Мне нужны два-три верных мужика, которые хотят отомстить за смерть своего командира!

– Тихо, – сказал Мезенцев.

– Громко! – с вызовом ответила она. – Вы тут тоже, оказывается, все заплыли жиром, залегли на диванах, засели в кабаках за кассовыми аппаратами...

– Ну да, – согласился Мезенцев, неприятно удивленный точностью фразы про «залегли на диванах». – А как же. Или ты думала, что у нас тут край непуганых Рэмбо или заповедник самоубийц? Мы нормальные люди, мы люди верные, преданные, это все так, но до разумных пределов. Ты предлагаешь искать убийц твоего отца – но я-то не сыщик! А если, допустим, ты найдешь этих убийц и узнаешь, допустим, что его убрали люди из ФСБ – что, пойдешь Лубянку штурмовать?!

– Тихо, – теперь это уже говорила Лена, посматривая на рассаживающихся банковских клерков.

– Да это ты виновата, завела такие разговоры! – в сердцах бросил Мезенцев и вытащил из пачки «Парламента» сигарету.

– Когда приедет Синегубов...

– То что?

– Я буду говорить с ним наедине. Без вас.

– Ради бога! У Темы своя голова на плечах, и она у него тоже худо-бедно варит...

– Посмотрим, – с какой-то странной интонацией произнесла Лена. Мезенцев задумался, что бы это могло означать...

– Кстати, – спросил он, перебрав все возможные предположения. – В этой книге... В дополненных мемуарах... Что там про Тему написано? У тебя же распечатано на листочке, да?

– Может быть, – с ним разговаривала прежняя расчетливая стипендиатка бизнес-колледжа. – Но это к вам не имеет никакого отношения.

– Значит, так?

– Так. И принесите мне счет, чтобы потом не было претензий...

– Да пошла ты, – в сердцах сказал Мезенцев, вылезая из-за стола. Он поймал Веру, настрого запретил ей брать деньги с блондинки, а потом пошел в свой кабинет и сел на телефон. Он обзвонил всех знакомых приднестровских ветеранов, знавших Генерала, и обрисовал им ситуацию. Все пятеро согласились с Мезенцевым, что девчонка тронулась умом и надо ее остановить, пока глупостей не наделала.

Под «остановить» они имели в виду – не соглашаться на ее предложение.

Мезенцев же после несколько раз повторенной фразы вдруг сообразил, что в его положении «остановить ее» имело бы иное – и при том совершенно логичное – значение. Вот смеху было бы, договорись Лена с Темой Боксером и выясни они в конце концов, кто убил Генерала. Вот было бы смеху.

И все же «останавливать» Лену более грубым способом не было смысла – она не должна была договориться с Темой, а после звонков Мезенцева она не должна была договориться в Ростове вообще ни с кем. А даже и договорись она – ну и куда бы зашло их расследование? Шерлоки Холмсы недоделанные... В номере были двое – Мезенцев и Генерал. В смысле, двое живых. Потом остался один. И этот один никогда не будет давать никаких показаний.

Когда Мезенцев разделался с телефонными звонками и вернулся в обеденный зал, грузный Тема втискивался за столик Лены Стригалевой. Мезенцев сделал Теме знак рукой и вернулся к себе. Минут через двадцать в дверь кабинета постучали.

– Здоров, – проговорил Тема. – Ну вот, все вышло, как ты и сказал...

– Послал ее?

– Типа того. Знаешь, я бы и без твоих уговоров ее послал.

– Что так?

– Такое серьезное дело мутит, а денег предлагает – с кошкин хер.

Мезенцев поморщился и хотел сказать, что не в деньгах дело, но Тема продолжал жаловаться:

– И еще бумажку эту притащила...

– Что за бумажку?

– Говорит, что это Генерал про меня написал в своей книжке... Может, врет.

– И что там он про тебя написал?

– Да фигню всякую. Понимаешь, сначала она меня этим дерьмом поливает, а потом хочет, чтобы я ей помогал... Ну не дура ли?!

– Да что за дерьмо-то?

– Неважно, – отмахнулся Тема. – Или она дура, или Генерал на старости лет сдурел... Или оба они хороши.

Мезенцев вышел в зал, но столик Лены был уже пуст, только под пепельницей лежала сотенная купюра.

– Вот стерва, – обиженно буркнул Мезенцев. Но при виде сотенной и пустого столика из сердца наконец исчезла смутная тревога, поселившаяся после взгляда в спину незнакомой блондинке.

Тревога ушла, и вскоре все вернулось на круги своя. Пришла какая-никакая, но зима, хотя на Новый год весь снег растаял.

А весной Мезенцев понял, что та тревога была просто детской игрой и что настоящие тревоги начинаются только теперь.

Глава 19
Когда стемнеет

1

Бондареву это очень не понравилось. Настолько не понравилось, что он проигнорировал вопрос стоявшего «на стреме» Алексея:

– Ну что там?

Бондарев молча изучал содержимое ниши для хозяйственного инвентаря, куда он прошлой ночью так лихо влепил пулю.

Внешняя пластиковая панель и сама дверца из ДСП были пробиты пулей. Но с внутренней стороны дверцы, как раз на уровне пулевого отверстия, висела металлическая табличка со списком инвентаря и инструкцией по технике безопасности. Пуля оставила в табличке сильную вмятину, однако все-таки не пробила ее.

Исходя из этого, пуля должна была либо застрять в табличке, либо упасть вниз, на пол. Но ни здесь, ни там ее не было. И Бондареву это не нравилось.

Он был готов смириться с тем, что пуля прошла мимо, то есть не нашла свою цель в нише для инвентаря. Бондарев понял это еще утром, когда вышел из номера и увидел, как уборщица спокойно вытаскивает пылесос из кладовки. Найди она в нише труп с пулей в голове, вряд ли она была бы столь спокойна.

И Бондарев готов был согласиться с версией, что именно уборщица, фанатичная сторонница идеальной чистоты, подобрала пулю с пола и отправила к прочему мусору.

Но что она же при этом залепила отверстия на внутренней и внешней сторонах двери подходящими по цвету комками жевательной резинки – в это верилось с трудом.

– Ладно, – сказал Бондарев и закрыл дверцу.

Алексей подобрал с пола инструменты, с помощью которых они взломали кладовку, и поспешил в бондаревский номер.

– Вывод номер один, – сказал Бондарев на ходу. – Надо сваливать из этой гостиницы. Вывод номер два – надо заткнуть этого помятого придурка, кто бы он ни был, просто псих или псих на задании...

– А бывают такие психи – на задании?

– Всякие бывают...

Бондарев встал на четвереньки и вытащил из-под кровати папку ксерокопированных листов. Там было много пометок, сделанных им в начале прошлой ночи, и все они теперь были бессмысленными.

– И точно! – Бондарев, не вставая с пола, хлопнул ладонью по одному из листов. – Вот она, Мироненко Анастасия... Список 3-го "Г" класса за 1991/92 учебный год. Под номером три Великанова Марина, под номером... вот черт. Под номером тринадцать – Мироненко Анастасия, – он снова зарылся в листы. – А это следующий учебный год... И она тоже есть. И в следующем... Вплоть до окончания школы.

Он отбросил бумаги в сторону и уставился на Белова:

– Ты понимаешь что-нибудь?

– Ну кое-что понимаю... Нам теперь нужна не Великанова, а ее одноклассница.

– Ни хрена ты не понимаешь, – с грустью сказал Бондарев. – Я, правда, тоже. Потому что Малик сидел в двух метрах напротив меня и все мне рассказывал. У меня со слухом все в порядке, я не мог перепутать Марину Великанову с Настей Мироненко.

– Значит, Малик перепутал.

– Как так можно перепутать?! Пусть он ошибся, пусть память подвела, но он же назвал не абстрактную Дуню Сидорову, он назвал абсолютно реальную девушку, которая училась с Мироненко в одном классе. Он что, десять лет держал в памяти список всего класса? Откуда он вообще мог знать эту фамилию?!

– А он не мог ошибиться?

– То есть?

– Химик велел ему навестить Великанову, а Малик по ошибке вломился в дом к Мироненко, натворил там дел, потом понял, что лопухнулся...

– И что?

– И соврал Химику. А потом и вам соврал.

– А мне-то зачем?

– Не знаю.

– Вот я об этом и говорю... Ладно, – Бондарев встал с пола. – По крайней мере, работы нам все еще хватает. Начинаем все по новой, только теперь не про Великанову, а про Мироненко. Тебе – адресное бюро, а мне – архивы и все остальное...

– Адресное бюро не потребуется, потому что я спросил адрес Мироненко у Марины Великановой. Они же одноклассницы.

– Когда это ты успел? – проворчал Бондарев.

– Пока вы стояли возле лифта с таким выражением лица...

– С каким?

– Как будто в лотерею выиграли.

– Примерно так оно и есть... Ну что? – Бондарев изучающе посмотрел на листок с адресом. – Давай-ка съездим, пообщаемся...

– А как же выводы номер один и два? Свалить из гостиницы и замочить психа?

– Я не говорил – замочить. Надо его как-то успокоить. Хорошо и надолго. Но это позже. Когда стемнеет.

2

Бондарев еще раз посмотрел в бумажку с адресом, потом перевел взгляд на изогнувшееся буквой "П" многоэтажное строение из грязно-голубых панелей.

– Ты знаешь, – сказал он Белову. – Это совсем не похоже на маленький деревянный домик.

– Так это ведь когда было... Они переехали.

– Это тебе Великанова сказала, или это ты высказываешь свое предположение?

– Это мое предположение, и мне кажется...

– Сейчас проверим твое предположение.

Маленький вонючий лифт с исписанными стенами со скрипом втащил их на седьмой этаж. Бондарев пробрался мимо детских колясок, деревянных ящиков и картонных коробок к нужной двери и позвонил. Выждал паузу и позвонил еще.

– Никого, – сказал Белов.

– Я заметил.

– Может, все на работе?

– Может, – сказал Бондарев и снова нажал на кнопку звонка. Потом для верности постучал кулаком – и дверь открылась.

Правда, не та, в которую стучал Бондарев, а соседняя. В дверном проеме сначала появилось пузо в потрепанном зеленом халате, а потом все остальные части тела. Мужчина стряхнул за порог пепел сигареты и поинтересовался:

– Че барабаните, орлы? Тут люди после ночной уснуть пытаются...

– Мироненко здесь живут?

Мужчина отрицательно покачал головой.

– Как не здесь?

– А вот так.

– А кто здесь живет?

– Не Мироненко, – выдал логичный ответ мужчина и не без усилий почесал колено.

– Ну а где-то здесь вообще живут Мироненко? Может, в соседней квартире, на соседнем этаже?

– Не-а.

Бондарев выразительно посмотрел на Алексея. Тот сделал успокаивающий жест и обратился к мужчине в зеленом халате:

– А вы сами здесь давно живете?

– Как дом заселили в девяносто четвертом году, так и живу.

– Тогда, наверное, знаете, про кого это написано.

Мужчина в халате и Бондарев оба вытянули шеи, разглядывая то место на коридорной стене, куда ткнул пальцем Белов.

– "Нас-тя плюс Ди-ма..." – по складам прочитал мужчина. – Ну и что?

– Кто такие Настя и Дима?

– Черт его знает, кто такой Дима. Мало ли что всякие козлы на стенках пишут... А Настя... – он на миг задумался, а потом с выражением внезапного просветления посмотрел на Белова с Бондаревым. – А! Это же Настя... Вот из этой квартиры Настя...

– Слава богу, – выдохнул Белов.

– Только у них не Мироненко фамилия. У них Афанасьевы фамилия.

– Опять двадцать пять!

– Стоп, – теперь вперед выступил Бондарев. – А у нее отец случайно не в милиции работает?

– Работает, – подтвердил сосед.

– А он ей случайно не отчим?

Вопрос поставил соседа в тупик. Он сосредоточенно затянулся, не менее сосредоточенно выдохнул дым и помотал головой:

– Не, точно не знаю, а врать не буду.

– Отец в милиции работает, а мать?

– А матери у них нет. Умерла мать, Светланой ее звали. Убили ее года три назад. Вот на этой самой лестнице, двумя этажами ниже. Какие-то сволочи, – с чувством сказал сосед. – Мужу, наверное, мстили...

– Ясно, – сказал Бондарев. – Все ясно, кроме одного: Настю давно видели в последний раз?

Сосед снова погрузился в раздумья, сопровождаемые сигаретным дымом, а потом, как бы сам себе удивляясь, произнес:

– Давно... В этом году, наверное, и не видел. Может, уехала куда?

– Спасибо за информацию, – Бондарев развернулся в сторону лифта: – И всего хорошего...

– Пожалуйста, – сказал сосед и вдруг спохватился: – А вы вообще-то кто? И откуда?

– Хороший вопрос, – сказал Алексей, проходя в лифт.

– Хороший, но запоздалый, – сказал Бондарев и нажал на кнопку первого этажа.

3

В начале пятого Алексей застегнул последнюю «молнию» на дорожной сумке Бондарева, еще раз осмотрел номер, заглянул в ящики стола и в ванную комнату, чтобы убедиться – ничего не забыто. Процедуру переезда из гостиницы Бондарев поручил Алексею, а сам поехал в милицейский архив, ковать железо, как он выразился. После утреннего разговора с Мариной Великановой из Бондарева не уходило ощущение горячего следа, и он спешил использовать это ощущение как топливо для собственных мозговых клеток.

У Алексея было немного иное ощущение – теперь он не верил в быстрое окончание дела. Оно вытягивалось вверх и вширь, в пространстве и во времени. И как бы ни был горяч с виду след, он мог быть всего лишь первым знаком на дороге из тысячи подобных знаков.

Поэтому делового энтузиазма у Алексея сейчас было немного. Его энтузиазм имел другое направление.

Он сел на кровать, снял трубку телефона, посмотрел на привинченную памятку: «Выход на междугороднюю связь»...

Если писем писать нельзя, тогда придется позвонить Карине. О звонке Бондарев не узнает, потому что расплачиваться за номер будет он, Алексей.

Белов некоторое время сидел и слушал долгие гудки в трубке, а потом положил ее на рычаг. Конечно же, никакого вреда от этого звонка не будет, просто спрошу, как дела и все такое... Алексей вдруг понял, что простого вопроса «как дела?» ему будет мало. Он понял, что ему хочется долгого, обстоятельного разговора, когда Карина бы рассказала все про себя, а он рассказал бы ей все или почти все, или... Нет. Получалось, что рассказать он ей не может ничего. Или же надо заранее сочинить сто килотонн вранья, а уже потом обрушить их на Карину. Обычные же «как дела?» не имели смысла и не могли насытить потребность Алексея выговориться.

Алексей повесил на плечо бондаревскую сумку, а в руку взял полиэтиленовый пакет, набитый листами из отдела народного образования. У двери номера он остановился, чтобы отпереть замок.

Вот тогда это и случилось.

Алексей затылком почувствовал движение воздуха – будто приоткрылась форточка или качнулась на петлях дверь.

А потом входная дверь неожиданно бросилась ему в лицо, а в номере стало фантастически быстро темнеть. Алексей прижался щекой к двери и сполз вниз, последними всплесками сознания фиксируя, как у него почему-то немеет шея и раскалывается на куски голова...

Потом звук и изображение выключились совсем. Через некоторое время тьма стала рассеиваться, и Алексей понял, что находится все в том же гостиничном номере Бондарева. Только все предметы в ней стали выше. Или сам Алексей стал ниже.

* * *

Человек, который смотрел на Алексея, тоже был очень высоким. Белову пришлось задрать подбородок, а это было больно, потому что вся голова была гудящим металлическим шаром.

– Эй, – сказал человек, и слова его мучительно-громким эхом отозвались в голове Алексея, будто она находилась внутри огромного чугунного колокола, в который именно сейчас стали звонить к обедне. – Эй... Хочешь жвачку?

Где-то Алексей уже это слышал. Но сейчас его ресурсы памяти были временно недоступны, и он мог лишь тупо смотреть снизу вверх на человека, который держал под мышкой пачку ксерокопированных листов, а через плечо на нем висела сумка Бондарева. Наверное, надо было сказать, что чужое брать нехорошо, но и это было сейчас не в силах Алексея.

– Не хочешь, как хочешь, – сказали сверху. – Твое дело. Сладенькое тебе не помешало бы сейчас. Сладенькое никому не помешает.

Сказав эти замечательные слова, человек протянул руку и сделал что-то, отчего дверь, подпиравшая спину Алексея, куда-то ушла, а потом вернулась и больно ударила его в позвоночник. Но Белов этого даже не заметил, потому что неожиданная и резкая боль вспыхнула вдруг в правой руке, затмив прочие неприятности.

Рука горела, но, что самое странное, Алексей никак не мог найти эту руку. Наконец он сообразил, что она почему-то находится где-то вверху, вытянутая в направлении потолка. Белов попробовал опустить ее, но немедленно получил новый взрыв боли.

Понемногу он приходил в себя, и, когда мысли в разбитой голове стали носиться с более-менее приличной скоростью, Алексей понял три вещи:

– все вещи и бумаги Бондарева украдены;

– сделал это тот помятый тип, которого Бондарев назвал «то ли просто псих, то ли псих на задании»;

– и этот же любитель жевательной резинки, разбив Алексею голову, вдобавок прибил его кисть к двери номера чем-то похожим на металлическую спицу;

– он же заклеил Алексею рот скотчем.

Белов попробовал привстать, чтобы левой рукой дотянуться до спицы и вытащить ее, но сразу же завыл от боли и замер на полусогнутых ногах. На лбу выступил пот, к горлу подкатил комок тошноты.

Поднимался он минут пятнадцать – каждое его движение увеличивало давление на прибитую кисть. Белов мычал, кусал до крови губы и медленно выпрямлял ноги, выворачивая правую руку.

Потом он наконец сел на корточки – спиной к двери, с пульсирующей болью рукой. Алексей стал тянуться левой рукой к спице, кое-как ухватился за нее, но потная ладонь соскользнула, а металл плотно сидел в дереве.

Алексей сделал передышку, и тут ему в голову пришла простая мысль: а если помятый мужчина собирается вернуться? Если он просто «наживил» Алексея, а потом, пристроив украденные вещи, собирается вернуться и довести дело до конца?

Белов вцепился в спицу, но пальцы снова соскользнули. Алексей лихорадочно вытер ладонь о брюки и снова взялся за дело. Как только он чуть пошевелил спицу, боль вспыхнула оранжевым цветком в мозгу, и Алексей зажмурился.

Чтобы вытащить спицу из двери, ее нужно было расшатать. Иначе говоря, Алексей должен был своей рукой дергать торчащее в ране оружие вправо-влево и вверх-вниз. Вспышки боли шли одна за другой, и, откликаясь на них обессиленным мычанием, Алексей едва не прослушал шаги в коридоре.

Они были быстрыми, но осторожными.

4

После разговора с соседом Насти Мироненко у Бондарева было такое ощущение, что оно вот-вот свалится ему в руки, что оно где-то неправдоподобно близко... Словно в воздухе перед глазами пляшут разрозненные буквы, и надо их по очереди осторожно взять в ладонь и сложить искомое слово.

И Бондарев торопился в архив, чтобы ухватить последнюю или предпоследнюю из этих букв. В такси, рассекавшем грязные лужи под блатняк из радиоприемника, Бондарев неожиданно отчетливо вспомнил папку из архива с фамилией Мироненко на титульном листе. То ли эта папка и вправду прошла через его руки, то ли это было ложное воспоминание, но Бондарев явственно, будто это было секунду назад, ощутил на кончиках пальцев серый шершавый картон, пожелтевшие протокольные листы, черно-белые фотографии...

Когда он вошел в архив, то ему казалось, будто он с порога видит те несколько нужных ему папок в общей кипе. Он ошибся.

Ошибся, и это дало ему повод успокоиться. Еще ничего не было решено. Пляшущие в воздухе буквы могли оказаться миражом. Или же из них могла получиться исключительная глупость. «Еще ничего не решено», – сказал он себе, обстоятельно усаживаясь за стол, будто собираясь провести здесь вечность. Непонятно кого обманывая, он стал нарочито медленно перекладывать папки, скользя взглядом по титульным листам, как делал все предыдущие дни, как будто бы и сегодня он ни на что особенно не надеялся...

Через три минуты он вытащил первую папку нужного дела. Всего в деле были три толстые папки. Номер, заведено такого-то января девяносто второго года... По факту гибели Мироненко Евдокии Семеновны, 1921 года рождения... Тело обнаружено... Многочисленные телесные повреждения... Резаные раны... Заключения патологоанатома...

Бондарев был как будто подросток, дорвавшийся до долгожданного продолжения любимой приключенческой книжки.

Он не заметил, как со спины к нему подошли.

– Зачем вам это?

Бондарев вздрогнул от неожиданности, обернулся:

– Как – зачем? – Он быстро восстановил в памяти подзабытую в последние секунды легенду: московский автор бестселлеров, серийный убийца и так далее...

– Как – зачем? Это моя работа...

– Зачем вы это смотрите? – повторил майор свой вопрос. Бондарев не сразу сообразил, что голос у него сейчас был какой-то особенно сухой, буквально скрипящий в воздухе.

– Это как раз тот случай, про который мне надо...

Бондарев замолчал, потому что майор изменился в лице.

– Значит, его все-таки поймали, – сказал майор.

– Кого?

– Убийцу. Вы же сказали, что двадцать пятая жертва была подставой и его взяли.

– А-а... Да, его взяли.

– Мне бы надо обрадоваться, но мне почему-то все равно.

Висящие в воздухе буквы вдруг вспыхнули, сами поменялись местами, заняли нужную позицию и влетели в мозг Бондареву.

Он отложил папки, встал из-за стола и ошарашенно уставился на майора:

– Ваша фамилия Афанасьев?

– Да, – сказал майор.

– И у вас есть приемная дочь Настя. Вы женились на ее матери. Светлане Мироненко.

– Да, – сказал майор, абсолютно не удивляясь познаниям Бондарева. – Только одно «но». У меня была приемная дочь. И ее звали Настя.

– Расскажите мне, – сказал Бондарев. – Расскажите мне о Насте.