Текст книги "Школа суперменов"

3

Пятеро мужчин сидели в ярко освещенной комнате, и всем пятерым было немного не по себе.

– А может, – торопливо заговорил один. – Может, это чья-то шутка такая идиотская...

– Говорят тебе, никакая это не шутка, – перебили его. – Малахову из Таможенного комитета такая же пришла. Ты знал Малахова?

– Это который?..

– Да, это который в прошлом месяце поехал на охоту, а назад приехал в гробу.

– Так ведь это несчастный случай...

– Да какой там, на хрен, несчастный случай! Несчастный случай – полбашки снесло! Говорят тебе – ему пришла точно такая же штука. Белый конверт без обратного адреса и без всяких штемпелей, внутри открытка. С одной стороны абсолютно черная. С другой стороны написано, что так, мол, и так, вот вам две недели на сворачивание всех дел, иначе... Малахов тоже подумал – кто-то прикалывается. И все, нету больше Малахова. Соболевский, который по экономическим преступлениям, тоже в прошлом году получил. У него как раз большое дело разворачивалось, он послал всех...

– Соболевский? Ну, так он же просто исчез... Ничего же не доказано...

– Вот и ты просто исчезнешь! Вот и про тебя ничего не будет доказано! Тебе легче будет от этого? Будешь лежать на дне Москвы-реки весь упакованный в цемент, и ничего про тебя не будет доказано! Идиот ты, вот что...

– Мужики, – заговорил мужчина в черной кожанке. – Может, я чего не догоняю... Мне сдается, это чисто ваши внутренние ментовские разборы. Как это у вас там называется – чистые руки, чистые ноги, оборотни в погонах... Но я-то здесь при чем? Колян здесь при чем? – показал он на соседа слева, и тот согласно кивнул. – Мы-то не в вашей системе, мы сами по себе... Может, ваш министр нам еще выговоры будет объявлять? Без премии оставит?

– Людей, которые вот это рассылают, – мужчина потряс в воздухе вскрытым белым конвертом. – Их мало волнует, в какой ты системе. Они хотят, чтобы ты завязал со своими делами, а иначе они тебя уроют.

– Ну и че ты трясешься? – с деланым спокойствием проговорил мужчина в черной кожанке. – Уроют... Это мы еще посмотрим, кто кого уроет... Каждый дурак будет открытки рассылать, а я буду каждый раз на дно ложиться? Лично я не верю во всю эту туфту...

– Да? Не веришь? А что ж ты приехал сюда?! Что ж ты приехал, если ни во что не веришь и ничего не боишься? Сидел бы у себя в кабаке и дальше не боялся.

– Да я вас успокоить хотел...

– Слушайте, – встрял в разговор еще один мужчина. – Но это же несерьезно: свернуть дела за две недели. Это же нереально... Допустим, я захочу сделать такой перерыв... Не то чтобы я напугался... Но захотел отдохнуть... Я же сначала должен все завершить, со всеми рассчитаться, со всех получить... Двух недель не хватит.

– Если они Соболевского с Малаховым сделали, и ничего им за это не было...

– То что?

– Это плохо.

– А можно договориться как-то?

– Чтобы договариваться, надо знать, с кем договариваться. А у тебя – гребаная открытка на руках и две недели срока. Вот и все дела.

– А если все-таки попробовать?

– Что – попробовать?

– Ну как будто никакой открытки не было... Все как раньше... Типа, на почте потеряли...

– Идиот. Я даже и не думал, что ты такой идиот.

– Да пошел ты...

– Короче, если хотите ставить эксперименты, ставьте над собой. Лично я рисковать не собираюсь.

...В течение недели после этого разговора произошло вот что. Два полковника московского ГУВД неожиданно для сослуживцев подали рапорта об отставке. Известный подольский бизнесмен с криминальным прошлым Николай Дробышев по кличке Баян так же неожиданно стал распродавать недвижимость и прочее имущество. Не дожидаясь окончания этой процедуры, он спешно уехал в Канаду, где, по слухам, купил дом в сельской местности и стал вести уединенный образ жизни.

В течение следующей недели ничего выдающегося не произошло. А по прошествии еще недели к другому подольскому бизнесмену с криминальным прошлым среди бела дня подъехали какие-то люди и усадили в машину. Больше его никто и никогда не видел.

Последний из пяти участников того разговора, подполковник МВД Цыганов, последнее время передвигался по городу лишь в сопровождении охраны. Это дает ему чувство защищенности. Он считал дни, он не выходил из квартиры двое суток после истечения двухнедельного срока, он не отдергивал шторы, не отвечал на звонки.

Потом Цыганов понимает, что это глупо. Он серьезный человек, у него куча дел, которые он не может бросить. У него, в конце концов, есть охрана. Он возвращается к делам.

Через месяц к нему обращаются двое коммерсантов, которым нужно «завалить» конкурентов. Цыганов обещал рассмотреть обстоятельства и по возможности помочь. Он говорит коммерсантам свою цену, и те не возражают.

Цыганов в благодушном настроении возвращается домой. С ним в джипе двое охранников, хотя Цыганов уже и не вспоминал о глупых открытках и откровенно издевался над коллегами, которые струсили и написали рапорта.

Джип Цыганова проезжает на заправку вне очереди. К машине подошел мужчина в форменном комбинезоне, в руке у него пистолет – но не для заправки машины, а для того, чтобы приставить его через приспущенное стекло к щеке Цыганова и нажать на спуск. Пока охранники выходят из состояния шока, выхватывают свое оружие и выбираются из джипа, стрелявшего уже нет.

Точнее, он есть, но он уже скинул комбинезон работника автозаправки, выбросил использованный пистолет и вернулся за руль своей машины, которая стоит в очереди на заправку.

Мужчина, застреливший подполковника Цыганова, не поедет на юго-запад Москвы и не войдет в серое высотное здание с маловразумительной табличкой. Он поедет в аэропорт Домодедово и отправится в краткую служебную командировку, поскольку белые конверты со странными вида открытками рассылаются не только по Московскому региону.

А вот когда он вернется, то поедет на юго-запад, войдет в серое высотное здание и поднимется в кабинет человека, которого принято называть Директор...

Там он увидит Лапшина, Дюка и Алексея Белова. Они пожмут друг другу руки, а Директор, раскачиваясь в плетеном кресле, скажет:

– Все, закончили эти телячьи нежности. Бондарев, расскажи им про Химика. Давайте займемся настоящим делом.

Глава 2
Генерал на привале

1

«Я бы мог это сделать, – подумал Мезенцев. – Без балды, я бы смог. Быстро и хорошо». Солнце бликовало на идеально гладком черепе Генерала, а Мезенцев ничего не мог с собой поделать – он повторял про себя, что смог бы это сделать. Просто какой-то профессиональный психоз.

– Хохма, – жизнерадостно сказал Генерал, залез в нагрудный карман песочного цвета рубашки и вытащил две фотографии. – Угадай – кто есть кто?

Мезенцев взял снимки и увидел два миловидных женских лица, словно сошедших со страниц каталога модельного агентства или с рекламного плаката косметической фирмы. Одна была блондинкой, другая шатенкой. Блондинка смотрела прямо в объектив камеры широко раскрытыми глазами, пытаясь выглядеть роковой соблазнительницей. Озабоченный взгляд шатенки был направлен куда-то в сторону, что, впрочем, не делало ее лицо менее совершенным.

– Ну? – ухмыльнулся Генерал.

– Эта. – Мезенцев ткнул пальцем в блондинку.

– Опа! – по-мальчишески непосредственно обрадовался Генерал. – Мимо! Пальцем в небо! Это ж не Ленка, это ж моя жена! Представляешь, Ленке, дочери, девятнадцать, а жене – девятнадцать с половиной! Ну и кто я после этого, если не старый развратник!

Мезенцев согласился – если Генерал хотел чувствовать себя развратником, это было его право. Генералу было сильно за сорок, и нынешняя его пассия значилась в общем официальном реестре генеральских жен под инвентарным номером четыре. Интересно, знала ли голубоглазая блондинка, недоучившаяся журналистка, попавшая под брутальное обаяние Генерала во время интервью, о судьбе своих предшественниц? Эта информация могла быть для нее в высшей степени интересной, и не только в плане подготовки журналистского материала.

Первая жена Генерала родила ему ту самую дочь Лену и пережила с Генералом многие перипетии его армейской карьеры, но не пережила темной октябрьской ночи девяносто третьего года, когда четверо очевидцев независимо друг от друга сообщили ей, будто бы бойцы «Альфы» вывели Генерала из дымящегося Белого дома, поставили к стенке и пустили в расход. Пару дней спустя Генерал, изрядно потрепанный, но внутренне как всегда непобежденный, явился домой как раз к похоронам своей скончавшейся от сердечного приступа супруги.

Вторая жена скрашивала жизнь Генерала (это он так говорил, но был не прав, потому как скрашивать можно нечто скучное и серое, жизнь же Генерала такой ни в коем случае не была) на протяжении полутора лет, пока на подмосковном шоссе генеральский «БМВ» не влетел лоб в лоб с груженым «КамАЗом». Шансов выжить у нее не было. Шансов на случайность данного происшествия – учитывая тогдашние сложные взаимоотношения Генерала и с «солнцевскими», и с «Измайловскими» – тоже. «Это ж-ж-ж – неспроста!» – глубокомысленно повторял Генерал, принимая соболезнования по поводу безвременной утраты. «Хорошо, меня в машине не было», – добавлял он, проявляя свое неизменное простодушие, которое многие почему-то принимали за цинизм.

После столь горьких потерь третью жену, бывшую модель и несостоявшуюся поп-певицу, Генерал старался беречь, как «пробирку с сибирской язвой» (его собственное выражение). Он окружил ее охраной, но не учел, что при известной легкости характера жены это может привести к ее чрезмерной близости с некоторыми охранниками. После первого подтвержденного факта адюльтера Генерал просто уволил виновного хранителя тела (предварительно сломав ему нос), а после второго Генерал вздохнул и отправил супругу на горнолыжный курорт. Внезапно сошедшая лавина сделала Генерала вдовцом в третий раз.

И вот теперь у Генерала была четвертая жена, ровесница дочери от первого брака. Он гордился обеими, каждой по-своему – жену расхваливал как дорогую породистую лошадь, у которой от пальцев ног до зубов все – эксклюзив и экстракласс; про дочь говорил с неподдельным восхищением, словно не веря до конца в факт превращения орущего комочка розовой плоти в стипендиатку немецкого бизнес-колледжа.

– Нравится? – Генерал никак не мог успокоиться, все вертел в руках фотографии своих девушек.

– Нравится.

– Ну еще бы! Такова вот моя семейная жизнь... На данный момент времени. Ну а у тебя, я слышал...

– Да.

Два года назад Мезенцев развелся с женой, оставив ей квартиру, «Ниву» и одиннадцатилетнего сына. Генерал считал, что это круто, потому что «появилась свобода маневра». Мезенцев разделял это мнение частично. От старого барахла, конечно, надо было избавляться (он имел в виду «Ниву»), но сына было жаль – учитывая уникальные способности жены делать из людей неврастеников.

– Свобода, – продолжал между тем проповедовать Генерал. – Это то, ради чего стоит сражаться... Или разводиться. Что в принципе одно и то же. Пользуйся свободой. Женя, пользуйся, бегай за красивыми ножками, пока бегается...

Мезенцев криво усмехнулся, еще не избавившись от мыслей о бывшей жене, но Генерал понял усмешку по-своему:

– Это ты что, про меня? Думаешь – я уже все?! Напрасно! Проблема в том, что из баб тут одни медсестры, приходится их окучивать, но я не привередлив в этом вопросе! Я тут главный секс-террорист! – гордо объявил Генерал. – Пират, как они меня называют! Одноногий Сильвер! Не веришь? Ну, блин, смотри!

Мезенцев махнул рукой, что означало «верю, верю», но Генерала было не остановить – он отстегнул протез и взмыл из своего кресла вверх как аппарат вертикального взлета, толкнувшись мускулистыми руками и закусив губу, что свидетельствовало о серьезности его намерений. Охранники встрепенулись с трехсекундным опозданием, и им оставалось лишь наблюдать, как Генерал совершает отчаянные прыжки по лужайке, приземляясь на здоровую левую ногу и со зверским выражением лица выкрикивая: «Ну?! Ну?!»

Таким способом Генерал сначала преодолел лужайку, а затем вступил на асфальтовую дорожку, которая убегала прочь и терялась где-то между корпусами санатория. Передвигался Генерал на удивление проворно, так что охране пришлось слегка пробежаться за ним, чтобы уговорить разошедшегося подопечного вернуться назад.

«А я бы смог это сделать, – снова подумал Мезенцев. – И это было бы легко».

2

– Я так километр запросто могу отпрыгать, – заявил Генерал, валясь в кресло и вытирая краем бейсболки пот со лба. Солнце блеснуло на его выбритом черепе – приднестровская война стоила ему нескольких седых волос, и с тех пор Генерал упорно брился наголо, не давая седине ни единого шанса. – Километр или больше. Я каждый день тренируюсь.

– Круто, – произнес Мезенцев то слово, на которое упрямо напрашивался Генерал.

– Я знаю, – радостно согласился Генерал и надел бейсболку.

На самом деле он никогда не был генералом – со службы его уволили в звании подполковника. Но не в этом было дело. Генерал с феноменальной легкостью управлял любым количеством людей любых национальностей и любого социального положения. Он одинаково умело и быстро мог взвинтить душевный настрой человека до невероятных высот, а мог столь же эффективно смешать его с дерьмом. Мезенцев помнил, как по приказу Генерала одиночки с «калашом» преграждали путь автоколонне, помнил он и двухметрового молдаванина, бандитского авторитета, которого Генерал сначала довел до позорных слез, а затем посоветовал пустить пулю в висок. Что было сделано немедленно и беспрекословно.

Мезенцеву было хорошо и спокойно от осознания факта, что они с Генералом как бы друзья. Не то чтобы ровня, это было просто невозможно, но старые добрые знакомые, которых объединяют ко всему прочему старые шрамы, запах пороха, знание вкуса близкой смерти и снисходительное отношение к людям, которые всего этого не изведали. Мезенцеву нравилось быть с Генералом. И в этом он был чертовски не одинок. Мезенцев помнил, как блестели глаза у небритых мужчин, которых Генерал поднимал в бой под Бендерами, и мог представить, что происходило вокруг Генерала в прочих горячих местах, которые были пройдены Генералом без единой царапины. Он словно бы прошел этот путь по тонкой проволоке над бездной, не совершив ни одного неверного движения.

«Мой ангел-хранитель свое дело знает, – любил тогда говорить Генерал. – Парень четко работает...» Судьба отыгралась на женах Генерала, а самому подбросила сюрприз в виде противопехотной мины, дождавшейся Генерала в Чечне, куда он приехал уже не воевать, а делать какой-то бизнес. «Мой парень с крылышками раз в жизни пошел чаю попить, и вот вам...» – сокрушался Генерал на носилках.

Правой ноги до колена у него теперь не было, но, как убедился Мезенцев, это мало что изменило. Генерал по-прежнему мог водить людей в атаку, мог охмурять фотомоделей, мог ворочать огромными деньжищами... Короче говоря, мог наслаждаться жизнью на полную катушку. Именно наслаждение каждым мигом бытия было написано на лице Генерала, когда Мезенцев увидел его сидящим в кресле-каталке посреди изумрудного цвета лужайки, на фоне белоснежной усадьбы с колоннами, ставшей ныне подмосковной VIP-лечебницей для людей с VIP-доходами. Кресло-каталка было лишь атрибутом местного пейзажа, не более, а Генерал был на сто процентов живым и настоящим.

Мезенцев лишь иногда мог сказать такое про себя.

3

– Ростов – хороший город, – одобрительно сказал Генерал.

– Там тепло. Я люблю, когда тепло.

– В Москву не собираешься?

– Не-а. Тесно там. И напряжно.

– Вот и я тоже... Ушел в леса. Здоровьем занялся. А что? Всех денег не заработаешь. Надо остановиться, передохнуть.

– Правильно.

– Ребят наших видишь? Встречаетесь?

– В мае. Встреча была как обычно, в мае.

– Народу много было?

– Мало. Человек пятнадцать.

– Посидели хорошо?

– Нормально. Как обычно.

– Как обычно, – задумчиво повторил Генерал. – Путевки покупаешь?

Его глаза смотрели из-под козырька бейсболки вроде бы с прежним добродушием, однако от заданного вопроса Мезенцева бросило в холодный пот. Генерал ни разу не бывал на встречах ветеранов приднестровского конфликта, так откуда же ему было известно про путевки?! Хотя, какая разница – откуда. Знает, и все. Донесли, проинформировали, сообщили, настучали, довели до сведения.

– Увлекаешься путевками, Женя?

– Нет, не увлекаюсь.

– Хм.

– Я не увлекаюсь путевками.

Вероятно, это началось со второй или третьей встречи ветеранов, просто тогда Мезенцев в горько-размашистом загуле не заметил молчаливого человека в дальнем углу банкетного зала. А потом ему показали. Показал Мезенцеву странно-молчаливого человека Тема Боксер, и Мезенцев сразу удивился – как попал в банкетный зал этот явно чужой человек, если кабак был снят целиком, и на двери красовалась гордая табличка «Закрыто на обслуживание»?

Позже Мезенцеву стало понятно, что тот человек не был чужим, он имел к ветеранам самое непосредственное отношение. Он продавал путевки.

– Что это за явление природы? – изумился слегка поддатый Мезенцев, таращась в сторону средних лет мужчины, который выглядел как банковский клерк – аккуратный, сосредоточенный, тихий. На столе перед ним лежала папка с ресторанным меню, рядом – наполненная рюмка, к которой мужчина не притрагивался. На полу, возле его ног, стоял небольшой портфель. Со стороны портфель был практически не виден, но он там был. В этом Мезенцев позже убедился на собственном опыте.

– Женя, – сказал Тема Боксер. – Это очень нужный человек.

– На хера он нужен?

– Он продает путевки.

– Чего? Какие путевки?

– Очень выгодные. Специально для таких людей, как мы с тобой.

– Да? – Мезенцев непонимающе уставился на приятеля. Алкоголь все еще бушевал в крови, тормозя осознание происходящего. – А какие мы с тобой люди?

– Опытные, – сказал Тема. – У нас есть опыт, у него есть бабки. Если тебе нужны бабки, подходишь к нему и продаешь свой опыт.

– А при чем здесь путевки? – упорствовал Мезенцев.

– Это и называется «путевка», Женя. Он дает тебе конверт, там аванс, описание работы, полная наводка, адрес и прочая хренотень.

Мезенцев встряхнул головой и пристально посмотрел на Тему. Этот взгляд должен был означать – ты имеешь в виду именно это? То, о чем я сейчас подумал?

Тема понял этот взгляд по-своему.

– Если тебе этого мало, можешь поехать в круиз.

– Это что еще...

– Африка. Балканы. Ближний Восток. Как минимум на два года.

Мезенцев почесал в затылке. Ресторанный загул неожиданно превратился в демонстрацию того факта, что у мира имеется двойное дно и оно специфически пахнет кровью и деньгами.

– А ты сам-то... Сам-то ездил по этим путевкам?

– Как тебе сказать, – Тема почему-то уставился в пол. – Мне просто бабки были очень нужны. В бабках все дело. Кайфа я от этого не имею, честное слово.

Это было году в девяносто шестом. Два года спустя деньги понадобились Мезенцеву.

Или же он убедил себя, что деньги нужны ему до такой степени.

Мезенцев предпочитал не вдаваться в детали.

– Я не увлекаюсь путевками, – сказал он Генералу. – Зачем мне это? Меня мой бизнес кормит, а всех денег не зашибешь, ты сам только что сказал...

– Но могут быть и другие причины, – мягко сказал Генерал. – Не денежные.

Мезенцев почесал правую бровь. Кажется, это по-прежнему был разговор старых знакомых, а стало быть, продолжать скользкую тему путевок и мотивов, по которым люди ими увлекаются, было совершенно необязательно. Можно было легкомысленно рассмеяться и свернуть к другой теме. Но, зная Генерала, Мезенцев решил, что так делать не стоит. Надо расставить точки над "и".

И не брякнуть при этом ничего лишнего.

– Не знаю, – сказал Мезенцев. – Не понимаю, какие еще могут быть причины, кроме денег. Я и тогда, на войне, боялся, что с ума сойду, стану каким-нибудь психом. Зачем теперь снова в это лезть? Я уже не мальчик, мне все эти игры... – Мезенцев поморщился.

– Да, – кивнул Генерал. – Я понимаю. Меня тоже тянет писать мемуары и совсем не тянет ввязываться в какие-нибудь авантюры. Наверное, это называется «старость».

– Или мудрость, – подлез с комплиментом Мезенцев, довольный, что они все же соскочили с опасной темы. Генерал засмеялся и сказал, что когда двое мужиков начинают говорить не о бабах, не о машинах и не о деньгах, а о смысле жизни, то они или до чертиков нажрались, либо им пора на свалку...

Мезенцев тоже засмеялся. «Я мог бы это сделать...» – снова подумал он, но теперь уже совершенно точно знал, что мысль, зудевшая в его черепе все это время, так и останется неозвученной, невысказанной. Она останется с Мезенцевым.

А сказать он хотел вот что:

«Хреновая у тебя тут охрана».

И еще он хотел сказать:

«У тебя настолько хреновая охрана, что я бы смог это сделать. Я бы смог легко это сделать. А ведь есть люди и поспособнее меня».

Мезенцев мог навскидку назвать пяток маршрутов, которыми можно было незаметно пробраться на территорию санатория, мог назвать с пяток выгодных позиций, где можно было залечь, отдышаться, а потом влепить Генералу пламенный привет из снайперской винтовки на пару сантиметров ниже козырька бейсболки.

А пожелай какой-нибудь оголтелый глоткорез поквитаться с Генералом вручную, глаза в глаза – и это было реально, потому что два генеральских мордоворота могли лишь лениво нарезать круги по лужайке. Обстановку они совсем не держали.

Наверное, стоило сказать об этом Генералу, а Генералу стоило прислушаться, потому что даже Мезенцев, не слишком осведомленный в тонкостях генеральских дел, знал, что в трех странах выписаны ордера на арест Генерала, в одной он заочно приговорен к пожизненному заключению, а примерно дюжина государств никогда не выдаст ему въездной визы. Несколько заслуженных деятелей преступного мира уже давно грозились пустить Генералу кровь.

Поэтому в интересах Генерала, ей-богу, стоило выпустить мезенцевскую мысль наружу, но только делать этого Мезенцев не стал, и виной всему был сам Генерал, так некстати заведший речь о путевках.

Из таких речей, да из предупреждений о хреновой охране у Генерала могло сложиться впечатление, будто Мезенцев его пугает, а пугать Генерала было занятием неблагодарным и опасным для здоровья.

И Мезенцев промолчал, мысленно успокоив себя рассуждением, что раз Генерал жив до сих пор, то и впредь с ним ничего не случится. Он сам позаботится о себе, и получится это у него лучше, чем у большинства людей. На то он и Генерал.