Текст книги "Корса. Дорогой вора"

Голова была еще мутная. Тело болело. Особенно ныл шрам от ножа чернобородого, только недавно начавший рубцеваться. Умиротворяюще плескалась вода, накатываясь на берег. Пахло тиной и гнилой рыбой.

Пролежав полчаса, я со вздохом поднялся, отгоняя головную боль старой присказкой, что голова – это кость и поэтому болеть не может.

Снова умывшись, встряхнулся всем телом. Состояние организма еще было далеко от нормы, но больше времени у меня нет. Найти нападавших нужно сегодня. Закинув мешок с вещами за спину и сунув нож за голенище, я взмахнул пару раз кистенем, привыкая к оружию, и вскарабкался на пирс.

Напавших на меня поденщиков нашел на удивление быстро. Они сидели под самым дальним пирсом, варя в котелке на небольшом костре мою рыбу. Вся тройка была весела и, смеясь, переговаривалась. Сердце забилось быстрее. Меня начало охватывать бешенство. Почему бы им не веселиться? Ужин и бабки на халяву. День у них явно выдался лучше моего. Сделав глубокий вдох, я перехватил поудобнее кистень, конец которого был обмотан вокруг правой ладони. «Лишь бы не убить», – промелькнула мысль. Злобно оскалившись, я прыгнул с края пирса, приземлившись прямо перед костром.

Тройка удивленно уставилась на человека, появившегося перед ними. Не тратя ни секунды, я нанес кистенем удар по голове парню, который собирал монеты. Противник потерял сознание и разлегся на земле, раскинув руки. Повернувшись к щербатому, попытался повторить удар, но мужик успел уклониться, и удар шара, набитого камнями и песком, пришелся по ключице. Взвыв от боли, он перекатился подальше, а я, не отвлекаясь на него, повернулся к третьему. Удар пяткой в грудь пресек его попытку подняться. Подскочив вплотную к стонущему противнику, ударил что было силы ногой в живот. Удар кистенем по голове добавил еще одно бессознательное тело возле костра.

Поворачиваясь в ту сторону, где был щербатый, я смог заметить движение и отскочить, но нож все равно успел задеть левое плечо. Песок оросила брызнувшая кровь. Противник ощерился и что-то лающе прорычал.

– Кто кого поборет, гнида! – оскалился я в ответ, теряя последние капли самообладания и развел руки, предлагая сделать первый ход.

Щербатого не нужно было долго упрашивать. Он сделал шаг вперед, держа нож перед собой, а я, подцепив мыском горстку песка, швырнул его в лицо противнику. Рефлекторно отшатнувшись, Щербатый пропустил удар кистенем по челюсти. Неловко отступив назад, пытаясь не потерять равновесие, он не заметил нового удара, пришедшегося прямо в голову. Упав на землю, щербатый скрючился от боли, что-то подвывая. Подступив ближе, я откинул ногой в сторону выроненный противником нож и ударил еще раз кистенем. После чего уронил кистень и, сев сверху на щербатого, начал от души вколачивать его голову в песок кулаками…

Еле взяв себя в руки, я остановился, с трудом успокаивая тяжелое дыхание. Щербатый находился уже в бессознательном состоянии. Лицо превратилось в одно сплошное кровавое месиво. Рядом валялось несколько зубов. Склонившись над ним, похлопал по щекам, приводя противника в сознание. Через минуту на меня уставился практически адекватный взгляд. Прижав за горло щербатого к земле, я оскалился и, чеканя каждое слово, проговорил, более чем уверенный в том, что хоть слов он не поймет, но общий смысл уловит точно:

– Слушай сюда, тварь: еще раз встречу вас у себя на дороге, отправлю на корм рыбам. Понял? – Щербатый смотрел на меня, ожидая продолжения. Жестко усмехнувшись, я отпустил его горло и сильно ударил по щеке. – Понял, спрашиваю? – До мужика, похоже, дошло, что от него требуется какая-то реакция. Испуганно издав что-то невразумительное, он кивнул. – Вот и умничка, – проговорил я, похлопав его по щеке. – А теперь спи, родной, – с этими словами я нанес сильный удар в левый глаз, от которого щербатый вновь потерял сознание.

Тяжело дыша, я сел рядом с поверженным противником и устало посмотрел на казавшуюся в темноте черной воду. «М-да, насыщенный выдался сегодня день», – пронеслась отстраненная мысль. Скривившись, я потрогал неглубокую рану на плече, из которой продолжала сочиться кровь. Когда же наконец оставят мою тушку в покое и не будут пытаться проделать в ней новые дыры, не предусмотренные природой?..

Поборов усталость, я встал и проверил, живы ли первые два мужика, беспокоясь, не прибил ли их насмерть. Оба противника дышали. Облегченно переведя дух, я обшарил тела всех троих, после чего выпотрошил вещевые мешки и отобрал добычу.

К моим вещам прибавились две штопаные рубахи и одни штаны, принадлежавшие самому крупному из троицы, также в мой мешок перекочевала пара плащей, деревянная ложка и три ножа. Оставлять колюще-режущее этим придуркам не было никакого желания, выбрасывать же – душила жаба. Туда же отправилась одна дубинка. Две другие я выкинул в реку.

Нашел и съестные припасы, которым обрадовался, как ребенок – подарку на Новый год. Несколько лепешек, немного соленого мяса, какая-то крупа, небольшой мешочек с солью и полголовки козьего сыра. Оторвав сразу кусок лепешки и засунув его в рот, я подтянул к себе кошельки, снятые с бессознательных тел. Быстрый подсчет показал, что я обогатился на семьдесят медных монет, а у щербатого нашлась даже одна серебряная.

Весело улыбнувшись, ссыпал деньги в кошелек поновее и закинул их в мешок. Голодная смерть, похоже, отменяется. Завязав тесемки, я услышал стон парня, который первым потерял сознание. Встав и подойдя к нему, посмотрел в только что открывшиеся, еще мутные глаза.

– Выспался?

Парень что-то невразумительно промычал в ответ. Я ласково улыбнулся.

– Спи дальше, – с этими словами, наклонившись, нанес удар, вновь выбивший сознание из тела.

Осмотрев поле боя, я подошел к костру, на котором стоял чудом не тронутый в этой свалке котелок с ухой, и принюхался к содержимому. Обмотав ладонь кистенем, взял котелок за ручку и, стараясь не расплескать, выбрался наверх.

Через полчаса я уже сидел под одним из свободных дальних пирсов, объевшись ухой и с отличным настроением, смотря на луны, взошедшие на ночном небе. В ближайшую неделю я не сдохну. По крайней мере, не от голода точно. На этой оптимистичной мысли веки опустились, и пришел сон о родном мире.

Брин

Лампа на письменном столе уютно освещала кабинет. В небольшом камине потрескивали дрова. Старый маг откинулся в глубоком кресле и взял со столика бокал вина. Бумажная работа успела его изрядно измотать.

– Прекрасный букет, – сделав глоток и довольно сощурившись, произнес Брин.

Сеть Совета Домов была разгромлена практически полностью в большей части юго-запада континента. Из соседней комнаты донесся душераздирающий крик. Маг раздраженно поморщился. Им Вирханс был слишком строптив и неразговорчив. «Хотя вкус у него неплох», – подумал Брин, осматривая убранство кабинета, в котором он проработал весь день, разбираясь с донесениями отрядов.

Отдыхать старому магу пришлось недолго. Через десяток минут в дверь сначала вежливо постучали, а затем в кабинет вошел высокий темноволосый парень с тонкими чертами лица.

– Что-то важное, Марин? – отставив бокал с вином, спросил Брин.

– Да, учитель, – вежливо кивнул парень, оправляя черную мантию, – появились новые сведения. Из Кароссы в Палеро, по слухам, собираются направить последние разработки Совета для усиления гвардии Махти Третьего.

– Псы унюхали запах неприятностей, – задумчиво протянул старый маг, постучав пальцами по столу, – судя по донесениям, наши действия стали им известны, вот и решили подсуетиться. Хотя не ожидал, что они станут раскидываться своими разработками. Видимо, решили перестраховаться…

Старый маг замолчал и вновь взял бокал вина. Тихо потрескивали дрова в камине. Через небольшое витражное окно было видно, как ветер разогнал обрывки темных туч и показались сестры-луны. Высокий худой ученик не решался прервать размышления мастера.

– Подними все контакты. Мне нужно знать, как они будут доставлять груз и когда именно, – после недолгого молчания произнес Брин. – Как, кстати, обстоят наши дела в Палеро?

– Не особо хорошо, – помедлив, отрапортовал Марин, – ключевые фигуры под бдительной охраной. Ввести своих людей в малый круг владеющих Палеро пока не удалось. Единственные хорошие новости – удалось найти сочувствующих среди дворянства. Хотя головы у них забиты дичайшей архаикой, – усмехнулся парень. – Но там приходится действовать осторожно, так что сказать что-то наверняка пока не представляется возможным.

– Понятно, – кивнул Брин. – Как там младший Им Лакур?

– Занял место своего внезапно скончавшегося деда в малом круге Сьериса, – улыбнулся Марин, – его жена и дети переправлены в дом Комара, чтобы благородный Им Лакур не терял здравомыслия.

– Отлично, – словно в такт своим мыслям кивнул старый маг, – действуй по плану.

Глава 6
Будни начинающего уголовника

Максим

– Корса, ванна их марени… – Щербатый, гм… бывший щербатый, чья расщелина между передними зубами увеличилась еще на два отсутствующих, заискивающе заглядывал мне в глаза. В сочетании с лицом, похожим на отбитый кусок мяса, это выглядело довольно жутко.

Мы находились на площадке, где собирались поденщики. Я, как и вчера, сел на перевернутую корзину, слегка на отшибе от общей толпы. Передо мной стоял щербатый и что-то пытался втолковать. За спиной у него находились вчерашние напарники по драке и молча смотрели в землю. За этой колоритной картиной с возбужденным интересом наблюдали остальные поденщики, сидевшие неподалеку. Могу поспорить, что о вчерашнем избиении им уже известно, а последствия для нападавших были, гм, так сказать, налицо. Щербатый, кривляясь, пытался донести до меня какую-то мысль. Посмотрев на него усталым взглядом, я чуть не завыл. Как же ты меня достал! Ты мне всю конспирацию ломаешь! Не зря же я мычал весь вчерашний день каждому встречному. Выучи русский, потом уже обращайся!

– Отвали. – Произнесенное по-русски полушепотом, чтобы не услышали посторонние, слово было больше похоже на шипение.

Сопроводив его недвусмысленным жестом рукой и зло дернув щекой, оглянулся и немного успокоился. Вроде никто не услышал. Только толпы желающих пообщаться со странным иностранцем, ни бельмеса не понимающим в местном наречии, мне и не хватало для полного счастья.

– Ванн их, Корса, ванн их… – Щербатый коротко поклонился и поспешил уйти, скрывшись в ближайшем переулке вместе со своими дружками.

Я проводил его растерянным взглядом. «И какого черта было нужно?»

Деньги, доставшиеся мне вчера после общения с этой троицей, лежали в кошельке. Небольшое количество припасов, уменьшившееся после завтрака, также находилось при мне в вещевом мешке. Так что сегодня можно было бы и не выходить на работу, но я все-таки решил снова встать на стезю грузчика. На это было три причины.

Во-первых, того количества денег, что у меня есть, не хватит больше чем на две недели, и это при условии, что придется питаться по минимуму, а против диеты мой организм, и так истощенный до предела после путешествия по лесу и лихорадки, настойчиво протестовал.

Во-вторых, нужно было как-то вписываться в местное общество и показать, что мои попытки устроиться на работу в этом порту не охладели после небольшой стычки. Иначе в следующий раз может случиться аналогичная ситуация. Лучше сразу расставить все точки над «ё». Пусть привыкают.

И в-третьих, мне нужно было учить язык. После вчерашней работы я уже начал составлять в памяти небольшой словарь. Значение около полутора десятка слов уже было понятно. Еще в двух десятках я не был уверен. Была и третья категория слов. Самая крупная. Смысла я пока не понимал, но то, что они относятся к местной ненормативной лексике, знал точно. Порт есть порт. Высокоумные разговоры о философии или искусстве здесь вряд ли услышишь, зато мата сколько угодно.

На последней мысли я хмыкнул себе под нос. Учить язык без учителя или хоть какого-нибудь учебника или словаря… Раньше мне такая мысль никогда бы не пришла в голову. С иностранными языками у меня всегда были большие проблемы. Сейчас же, в ситуации, когда я являюсь единственным носителем родного языка, наверное, во всей этой Солнечной системе, и не зная местного наречия, не могу даже купить себе поесть, язык начинал усваиваться ударными темпами. Возможно, через год я смогу вполне нормально на нем разговаривать.

Тело пробила дрожь. Через год. Год! Черт! Я не хочу здесь прожить год! Год… Горькая усмешка наползла на лицо. Год – это только изучение языка, а как вернуться из этого махрового средневековья обратно в родной мир, в цивилизацию, черт возьми, – пока нет даже ни одной идеи, и что самое паршивое, я сильно сомневаюсь, что она появится через год. Непроизвольно вырвался тоскливый смешок, больше похожий на всхлип. Если удастся вернуться, счет за оставленную включенной лампочку в туалете набежит к тому времени, наверное, немаленький.

«Ладно, Северов, – я встряхнулся, – не строй планов, не смеши бога или богов или как тут дела обстоят с пантеоном. Раскисать уже поздно. Дохнуть нужно было еще в лесу. Сейчас же ты среди людей, так что необходимо разбираться с ситуацией, пока есть хоть какие-то шансы. Тем более незачем облегчать жизнь местному населению, представители которого с завидным постоянством пытаются в тебе проделать лишние отверстия. Чисто из врожденной вредности нужно еще потрепыхаться и усложнить им жизнь. Пусть мучаются, не одному же тебе страдать…»

Из раздумий меня вырвал голос очередного нанимателя, махавшего мне рукой. Наняли, так же как и вчера, четверкой. Среди моих коллег обнаружилось знакомое лицо. Парень лет девятнадцати-двадцати по имени Сафар, с которым мы работали вчера. Весело улыбнувшись, он хлопнул меня по плечу.

– Корса, мали сора дун!

Постаравшись не скривиться от боли в раненом во вчерашней потасовке плече, я улыбнулся в ответ и, невразумительно промычав, направился вслед за нанимателем. Разгружали мы набитое винными бочками небольшое судно до полудня, перетаскивая их в подъезжающие телеги. Обед я встретил сидя, скрестив ноги, на пирсе и жуя бутерброд из лепешки и козьего сыра, недалеко от остальных парней, с которыми работал. Организм чувствовал себя довольно паршиво. После путешествия по лесу, где пришлось находиться на скудной диете, и перенесенной болезни, тело настойчиво требовало передышки. Нужна была пара дней, чтобы отлежаться и прийти хоть во что-то отдаленно напоминающее норму. В идеале бы еще неплохо обработать чем-нибудь все раны, но это уже совсем из разряда фантастики и несбыточной мечты.

Но, увы и ах, вариантов отлежаться в спокойном месте не было. Можно, конечно, попробовать снять комнату на каком-нибудь постоялом дворе, но меня терзали смутные сомнения, что смогу оплатить хотя бы дня три проживания. Про такие мелочи, как доходчиво объяснить в местной гостинице, что именно мне требуется, я даже не вспоминал…

От размышлений меня отвлек старик, сидевший неподалеку и голодными глазами смотрящий, как я ем. Чуть не поперхнувшись от такого взгляда, я даже перестал жевать. Минуту помедлив, встал и, подойдя к нему, сел рядом. Порывшись в своем мешке, вытащил пару лепешек и незаметно, чтобы не увидели посторонние, протянул их старику.

Старик что-то благодарно забормотал и вцепился редкими зубами в лепешку. Я продолжил доедать свою, косо поглядывая на нищего. Мужик был еще вполне жилистым, лет пятидесяти с небольшим. Выглядел, правда, на первый взгляд намного старше, но это, наверное, издержки либо местной медицины, либо образа жизни, а скорее всего, и того и другого. Одет он был в лохмотья грязно-серого цвета, в очертаниях которых определить изначальный цвет и фасон вещей было решительно невозможно. Засунув последний кусок лепешки в рот, я кивнул старику и, встав, направился к своей бригаде, жуя на ходу. Впереди ждал разгрузки еще один корабль.

– Корса, сата нави ка? – Сафар, подошедший ко мне после того как мы закончили с работой и получили расчет, чего-то хотел.

– Корса, сата нави ка? – повторил он, я же в ответ лишь развел руками, всем своим видом показывая, что не понимаю.

Расплывшись в улыбке, Сафар поднял перед собой руки, изображая стаканы, чокнулся ими друг о друга и сделал вид, что пьет из одного, а второй протягивает мне. Хмыкнув, я мимолетно удивился, что и тут есть традиция чокаться. Суть фразы была ясна, и перевести ее можно было как: «Третьим будешь?»

Пить с незнакомыми людьми я не любил, но знакомых в этом мире у меня не было, да и в своем мире я это правило не раз нарушал. И если быть до конца честным, выпить хотелось. Давно хотелось… даже не выпить, хотелось нажраться до поросячьего визга. Все эти перемещения между мирами на трезвую голову в сознании не хотели укладываться совершенно, а если вспомнить, сколько раз уже чуть не умер, становилось совсем тоскливо. Про дом и перспективы возвращения вообще лучше не думать. Короче, нужно идти, вникать в местную жизнь просто необходимо, но позволить себе напиться нельзя. Ночевать в порту неизвестного мира в пьяном состоянии… я еще не настолько сошел с ума.

Кивнув в ответ ожидающему от меня реакции Сафару, я подобрал вещмешок и, хлопнув парня по спине, двинулся вместе со всеми в ближайшую таверну.

За видавшим виды деревянным столом в углу зала, на грубо сколоченных лавках нас сидело четверо. Все, кто вместе сегодня работали. Небогатый стол, представляющий из себя тарелки с гречневой кашей с требухой и салом, а также несколько кувшинов какой-то браги, жутко напоминающей по вкусу портвейн «Три семерки», перемешанный с забродившим виноградным жмыхом, обошелся всего по семь медных монет с носа. Похоже, здесь собирались все рабочие порта. Дешево, сердито, и солома на полу не слишком воняет.

За столом неподалеку с удивлением разглядел Аласта. Сидевший рядом с ним собеседник, пожилой мужчина, неплохо одетый по меркам этого заведения, курил трубку и, выпуская кольца сизого дыма к потолку, что-то говорил моему вчерашнему нанимателю.

При виде табачного дыма жутко захотелось курить… пытаясь хоть как-то заглушить проснувшуюся зависимость, я сделал большой глоток бормотухи. Отставив пустой стакан и переведя дыхание, я вновь бросил взгляд на стол Аласта и, встретившись глазами со своим нанимателем, кивнул в знак приветствия. Аласт, ухмыльнувшись, ответил коротким кивком.

– Корса, васа сажен! – В очередной раз стукнув меня по раненому плечу, Сафар гордо обвел рукой зал заведения.

В ответ я лишь хмыкнул. За кого меня принимают? За туземца, вчера из леса вышедшего? Хотя не так уж и далеко от истины. Из леса я и правда вышел только вчера. И что за дурацкое прозвище приклеилось, Корса? Найти бы переводчика с местного на русский, а то не знаешь, то ли обижаться, то ли гордиться…

Встряхнув головой, я поднял свой стакан, предлагая выпить. Предложение было горячо поддержано.

Успевший уже зарубцеваться шрам, оставленный ножом чернобородого, заныл, напоминая о себе. Меня начало охватывать бешенство. Мы сидели в таверне уже часа полтора. За окном давно успело стемнеть. Принесли новые кувшины, и тут я наткнулся взглядом на него. Чернобородый! Сидит и пьет как ни в чем не бывало с неизвестными мне личностями, еще и ржет как конь.

«От твоего ножа, падаль, я чуть не загнулся», – почувствовав, что начинаю закипать, сдвинулся в самый темный угол стола и надвинул поглубже шапку.

Из всей тройки первых встреченных мной в этом мире людей больше всего претензий у меня было именно к нему. Именно из-за нанесенного им ранения я почти неделю провалялся в лихорадке, беспомощный, как младенец, и так же, как младенец, ходя в собственные штаны.

Изрядно захмелевшие собутыльники не заметили моего странного поведения, но зато я поймал на себе заинтересованный взгляд Аласта, отвлекшегося от нового собеседника, севшего за его стол. Вчерашний работодатель с интересом посмотрел сначала на меня, потом на чернобородого. Сделав вид, что ничего не заметил, я слил бормотуху из своего стакана обратно в кувшин и налил воды. Сегодня у меня еще есть дела.

Ждать, пока чернобородый закончит наливаться местным пойлом и соберется уходить, пришлось еще час. Все это время я поднимал свой бокал вместе с коллегами и пил разбавленную водой бормотуху, стараясь большую часть сливать в стоявший возле ноги кувшин. В голове уже начинало шуметь. Хотя градус у этого пойла был низкий и пил я намного меньше, чем мои новые знакомые, но выпитое количество давало о себе знать. Уже начиная скучать, я увидел, как чернобородый, пошатываясь, встал из-за стола и, попрощавшись с собутыльниками, пошел к двери. Подобравшись и стряхнув с себя следы дурмана, я достал из кошеля еще три медных монеты и, хлопнув уже клевавшего носом Сафара по спине, кинул их перед ним, а затем, встав из-за стола, тоже направился к выходу.

Покачивающаяся спина чернобородого маячила метрах в десяти. Легкий ночной ветерок приятно холодил разгоряченное лицо. Мы шли по плохо освещенной улице с редко встречающимися масляными фонарями. Окна окружающих домов смотрели на редких прохожих пустыми черными глазницами. С нетерпением сжимая намотанный на правую руку кистень, я ждал подходящего момента, когда попадется самый темный и безлюдный переулок, чтобы нанести удар. Оглушающую тишину ночного средневекового города разгоняли только редкие крики пьяных матросов и грузчиков, гулявших в соседних тавернах, и мое тихое бормотание:

– Гоп-стоп, мы подошли из-за угла. Гоп-стоп…

Аласт

Аласт с интересом проводил взглядом выходящего из трактира странного полукровку, поднявшегося сразу после того, как ушел какой-то мужик с лопатообразной черной бородой, за которым тот исподтишка следил уже около часа. Заинтересованный странным поведением необычного поденщика, Аласт положил на стол деньги, и спешно распрощавшись с очередным клиентом, сделавшим хороший заказ на редкие контрабандные товары, которые он помогал доставать, вышел из трактира и в отдалении последовал за Половиной.

Полукровка долго шел за покачивающимся чернобородым, что-то неразборчиво напевая себе под нос и периодически сбиваясь на неровный шаг, подражая пьяному, когда на него оглядывался объект преследования. Весь этот затянувшийся спектакль резко закончился, когда мужчина свернул в темный переулок. Половина подобрался, из рукава выпало что-то похожее на кистень, и, быстрым шагом преодолев разделяющее их расстояние, он нанес своим оружием удар по голове зазевавшейся жертве. Не делая перерыва, последовало несколько сильных ударов ногами в живот, после чего он наклонился и, схватив мужика за ворот, затащил слабо сопротивляющегося человека глубже в темноту переулка, скрывшись с глаз.

«Все интереснее и интереснее», – подумал Аласт, направляясь за ними.

Прислонившись плечом к стене дома, парень с усмешкой наблюдал, как не замечающий его полукровка, находящийся буквально в пяти шагах, самозабвенно наносит удары кулаком по лицу чернобородого, приподняв его для удобства за ворот куртки левой рукой.

Жертва давно прекратила попытки сопротивления и, похоже, потеряла сознание. После очередного удара раздался громкий хруст, и нос чернобородого свернулся набок. Резко отпустив свою жертву, полукровка, тяжело дыша, сел на землю рядом и прислонился спиной к стене дома, что-то бормоча на непонятном языке.

Через пару мгновений он устало оглянулся и встретился взглядом с Аластом, по-прежнему с усмешкой наблюдавшим за разыгравшейся сценой. Впав в ступор на несколько мгновений, потомок горных великанов резко вскочил на ноги. Бросил мимолетный взгляд на кистень, валяющийся в паре шагов, и, не раздумывая, выхватил нож, висевший на поясе, а затем застыл в ожидании. Нападать первым он, похоже, не собирался. В планы Аласта, впрочем, это тоже не входило. Померившись взглядами с полукровкой, с лица которого исчезло глупое улыбчивое выражение, Аласт приветливо махнул рукой.

– Привет, Половина! Развлекаешься? – Насмешливая ухмылка так и не сошла с лица.

Полукровка немного помедлил, видимо удивленный такой реакцией, но, опустив нож, успокоился и произнес в ответ с сильным незнакомым акцентом:

– Привет, Аласт.

– Надоело разгружать корабли, решил подзаработать по-другому? – Аласт подошел к громиле и стал с интересом рассматривать его валявшегося без сознания противника.

Половина помедлил пару мгновений, похоже пытаясь подобрать слова.

– Я. Нет. Говорить. – Тут он попытался изобразить выражением лица, насколько он может говорить, срываясь на непонятный язык, потом показал рукой на лежащего без сознания чернобородого, после чего, подняв свою рубаху, ткнул пальцем в грубый свежий шрам на левом боку, и снова указал на чернобородого.

– Понятно: твой знакомый. – Аласт жестко усмехнулся. – Будешь добивать?

Максим

– Олас, Корса! Сариам? – напротив меня стоял Аласт и насмешливо улыбался.

Впав в ступор, я напряженно пытался проанализировать ситуацию. Нападать желания не было никакого, да и парень пока тоже не проявляет враждебности, похоже от души забавляясь данной ситуацией и моей реакцией в частности.

– Олас, Аласт, – ответил я, опуская нож.

Начинала наваливаться усталость, вызванная выпитым пойлом и вспышкой адреналина.

Аласт подошел и что-то спросил, глядя на чернобородого. Слов понять не удалось, но вопросительную интонацию и общий смысл я, кажется, уловил. Похоже, его интересовало, чем данный представитель местного общества вызвал мое неудовольствие.

– Их. Дан. Саора, – выдал я, вспоминая весь свой небольшой словарный запас местного языка, в попытке объяснить, что ни черта не понимаю в местном наречии.

После чего показал на чернобородого и продемонстрировал шрам, оставленный мне на память его ножом, пытаясь донести мысль, что не накидываюсь просто так на всех подряд.

Аласт рассмеялся, после чего, выдав короткую фразу, кивнул в сторону лежащего без сознания человека со сломанным носом, и проиллюстрировал свои слова красноречивым жестом: провел большим пальцем себе по горлу, вопросительно подняв бровь. Посмотрев на чернобородого, я почувствовал, что меня слегка передернуло. Он, конечно, чуть не отправил меня на тот свет, но я еще не настолько здесь озверел, чтобы резать глотку человеку без сознания.

Засунув нож обратно в ножны и отрицательно мотнув головой, наклонился к чернобородому и снял с него куртку. Примерив ее, удовлетворенно хмыкнул. Обновка оказалась почти впору, лишь слегка жала в плечах, да рукава были немного коротковаты.

Застегнув на пуговицы темно-серую курткус глубоким капюшоном, сшитую из грубой ткани, и подтянув по привычке рукава до локтей, я также снял с чернобородого пояс с висевшими на нем кошелем и ножнами с большим ножом, которым он не так давно распорол мне бок. Осмотрев свою жертву, я пришел к выводу, что мне больше ни черта не надо (не штаны же с трусами с него снимать, в конце концов…), и, еще раз врезав от всей души по лицу моему несостоявшемуся убийце, я направился к выходу из переулка.

Остановившись на углу дома, бросил взгляд на Аласта, все еще стоявшего над бессознательным телом.

– Решил оказать ему первую помощь? – С саркастической усмешкой я вопросительно приподнял бровь.

Аласт оглянулся на меня, после чего склонился над чернобородым и стал стаскивать с него сапоги. Данное действие сопровождало мое тихое бормотание.

– Чертовы фетишисты. Что у вас за любовь такая нездоровая к обуви? Мир извращенцев, вашу мать…

С трудом скинув с плеча очередной тюк, набитый чем-то железным, в подъехавшую телегу, я с наслаждением потянулся всем телом, подставляя лицо под лучи летнего солнца. Осталось немного. Скоро корабль будет полностью пуст, что, впрочем, не слишком радует, так как разгрузки ожидает еще один. Проходящий мимо высокий, добротно одетый парень брезгливо зажал нос, я лишь хмыкнул про себя. Неудивительно. Мыла мое тело не видело уже давно, а запахи рыбы и пота, казалось, въелись уже в саму кожу, и прохладная речная вода никак не помогала в исправлении этой ситуации. Проводив взглядом неженку и почесав подбородок, заросший короткой бородкой, я с чувством обреченности двинулся в сторону корабля. Тюки сами себя не погрузят… а вообще интересный тип.

Сегодня удалось увидеть целых трех человек выше метра семидесяти. Причем это были не клыкастые иссиня-чернокожие парни, к виду которых мне до сих пор не удалось привыкнуть, а самые что ни на есть нормальные люди. Одним из них был вот этот парень лет двадцати пяти, одетый во что-то по фасону напоминающее военную форму, что, впрочем, неудивительно, так как корабли пришли с грузом для гарнизона, находящегося к востоку от города. За спиной у него был короткий синий треугольный плащ с красной полосой по длинной стороне, а на правом боку висела медная труба, заканчивающаяся кристаллом, грубо обработанным в форме пирамиды, которую после недолгих раздумий я списал в разряд бутафории или символа отличия, так как она напоминала что угодно, только не боевое оружие.

Были и еще двое. Один – прибывший на корабле мужчина лет тридцати пяти, судя по выправке и висящему на поясе мечу с богато украшенным эфесом, – кто-то из военных шишек, и второй – начальник местного гарнизона, решивший лично встретить гостей и проконтролировать прием груза. Ломал голову я над этим фактом недолго. Вообще, сложно чем-то заморачиваться, перетаскивая тяжести.

– Привет, Старый! Как жизнь молодая? – Я весело оскалился, упав пятой точкой на свободный кусок мешка, на котором сидел нищий старик.

Привыкший уже к моим выходкам, дед пропустил сказанную по-русски фразу мимо ушей и ожидающе посмотрел на меня. Хмыкнув, я извлек из своего заплечного мешка пару лепешек, полголовки козьего сыра и протянул старику, после чего, сделав себе бутерброд из таких же лепешек с сыром, приступил к обеду.

– Скучно с тобой, Старый, даже доброго дня не пожелаешь, – высказал я свое мнение, прожевав кусок бутерброда и переведя взгляд со старика на охваченный суетой порт.

Откусив очередной кусок, я блаженно прикрыл глаза. Солнце припекало. Лицо обдавали прохладой порывы освежающего ветра. Даже запахи от гниющей рыбы и открытых стоков для нечистот уже не казались настолько раздражающими, как в самом начале, когда я только вошел в город. Начинало казаться, что этот порт и моя работа грузчиком были всегда и ничего до этого больше не было. Не было родного мира. Не существовало техники и вечного информационного потока. Не было другой жизни. Только этот порт и этот безумный город. Все становилось привычным и обыденным. Окружающий средневековый пейзаж уже переставал казаться чем-то иррациональным и нереальным. Похоже, я стал полностью привыкать к царившей вокруг обстановке.

Улыбнувшись, я открыл глаза. Ветер гнал по светло-голубому небу белые перистые облака, унося их прочь, куда-то на юг.